Чужак

      Грязнокровке крайне повезло сегодняшним днём. Ей посчастливилось продержаться всю репетицию целой и невредимой, после того что эта маглорожденная выскочка позволила себе сказать в адрес Блэка. Это было, почти что, сродни прилюдному унижению. И Уоррен должна благодарить Мерлина за то, что не удостоилась вырванного языка, который явно развязался за последнее время. Гриффиндорка перешла все допустимые границы, и этот факт не мог оставаться без должной отдачи.       Он мог бы догнать её после занятий.       После двухчасовой эмоциональной мясорубки, в которой Регулусу приходилось мириться с пожирающей двойственностью и растерянностью, именовавшейся мучением, он пытался концентрироваться на движениях, на ритме и теле партнерши. Лолита двигалась восхитительно, природа не обделила шармбатонку грацией и чувством такта. Её длинные изящные ладони скользили от изгиба плеча к предплечью парня, а ноги меняли своё положение в зависимости от нужной позы.       Блэк вел их пару через течение мелодии, лившейся из проигрывателя. Удерживая Лолиту в своих сильных руках, он сжимал осиную талию, чувствуя мягкость тонкой блузы. Глаза француженки ни на секунду не отрывались от своего партнера, изучая каждую деталь в мрачном и серьезном лице.       Но Блэк ни разу не взглянул на шармбатонку; их зрительный контакт — прямые, коим не суждено пересечься.       Он двигался в вальсе чисто интуитивно, пользуясь тактильной памятью и воспоминаниями об уроках, преподаваемых гувернантками в раннем детстве. Чистокровные волшебники были обязаны обучаться искусству танца наравне с другими дисциплинами, чтобы не упасть в грязь лицом на светских приёмах.       Вальбурга с усердием вкладывала в своих сыновей тягу к вещам, которые способны вышколить в них достойных людей. По мнению матери, достойного человека определяют его танцевальный талант и умение вести беседы с дочерьми влиятельных магов.       Регулус блестяще овладел каждым из важных умений. Иногда он переусердствовал, когда гостьи на званых ужинах слишком увлекались его высокодуховными речами, прося продолжить диалог в спальне слизеринца.       Возможно, Лолита думала о том же, когда её наточенные ногти случайно цеплялись за оголенную шею Блэка, пытаясь спровоцировать его на ответную реакцию. Ему нравилось, когда девичья экспрессия околдовывала его всецело, расходясь отметинами по телу.       Но только не тогда, когда серебристые радужки пачкались кровью из-за лопнувших сосудов. Злость вибрировала в мужском теле, доводя безрассудство до максимума. Он чувствовал, как нужда застревала на подкорке сознания. Как непрошеные мысли вытесняли из черепной коробки всё то, что было когда-то важным для слизеринца. Он мог только смотреть в сторону, ища в сменяющихся телах до боли знакомое.       Идеально изученное. Падкое на развязные слова.       Откликающееся жаром на каждое прикосновение. Гладкое, словно шёлковое полотно, сшитое самой талантливой швеей.       Чарующее, словно самый сокровенный секрет, хранившийся на границе миров. Недосягаемое, будто россыпь звезд, покрывающая небеса глубокой ночью.       Регулус пытался справиться с желанием вырвать Уоррен из цепких лап дурмстранговца. Он всячески смирялся с видом, открывавшимся всего в нескольких дюймах. То, как она сжимала мужское тело, изгибая в ответ своё в танце. Позволяла себе быть ведомой, слепо следуя за тем, куда её вёл Григоров в ритме вальса.       Изумрудные глаза блестели на закате солнца, оранжевые лучи которого проникали сквозь пыльные рамы, усугубляя губительную красоту гриффиндорки. Девичьи волосы развивались плавными движениями, ниспадая алыми волнами по идеально ровной спине.       Слизеринец впервые видел маглорожденную ведьму такой свободной. Хрупкое тело грациозно следовало указаниям преподавателей, но Блэк был уверен, что Уоррен могла бы прекрасно справиться и без их советов. Она знала все азы, манипулируя собственными знаниями в угоду импровизации. Гриффиндорка полностью отдавала себя во власть музыки, смакуя момент вольности от всего того, что угнетало девчонку в остальное время.       Но гнёт собственных мыслей Регулус пересилить не мог. И как бы он ни пытался заострить каждый мускул на прикосновениях Лолиты, внушая себе, вот — та, кто достойна его внимания, — Блэк возвращался глазами к Уоррен.       И свою тягу к гриффиндорке он обуславливал не её объективной привлекательностью. Нет. Прежде всего, слизеринец хотел выпутать из её гнилого рта объяснения. Почему она позволила себе сорваться при всех. В её действиях был иной смысл, кроме возможности отстоять честь своего ручного зверька. Другой подтекст. Блэк видел, как пылали её глаза, и аристократ мог поклясться, что в этом пламени было что-то личное. Что-то помимо их общепризнанного противостояния.       Однако, Регулус не смог добраться до гриффиндорки. Не смог перехватить её раньше, чем Григоров увёл свою спутницу из класса, продолжая лапать девичье тело так, словно оно ему принадлежало. Конечно, блять, нет.       То, чем однажды завладел Блэк, уже не могло принадлежать кому-то другому.       И совсем неважно, что грязнокровка являлась для него не более чем объектом. Цель, которую стоило завоевать прежде, чем Волдеморт снесет голову с аристократичной шеи. Регулусу стоило придерживаться плана и попытаться не спугнуть гриффиндорку. Даже, если ему придется жертвовать собственной гордостью.       Блэку нужно было держать свои эмоции в узде, если он не собирается разорвать в клочья расписанный сценарий, и без того подвергавшийся многочисленным переписям.       После того, что Блэк пережил на гребаной репетиции, единственное, чего желала его неспокойная душа, - принять ледяной душ и забыться на долгие сутки, утопая в сонном забвении. К сожалению, он мог довольствоваться исключительно благами слизеринской душевой, смывая с себя остатки пройденного дня.       Въедливые воспоминания о случившемся в классе, проникали под саму кожу, забиваясь в каждую пору.       Регулус провёл около часа в уединении, позволяя хлесткому напору ударяться о тело. Вода смывала с собой мужской пот, запах чужих духов и перманентную злость, приводя аристократа в чувства. В подобие расслабленного состояния, в котором ему не хотелось крушить все, что попадалось под руку.       Но о том, чтобы свалиться на подушку не шло и речи. Как бы ни мечтал Блэк, ему пришлось оставить своё желание заснуть как можно раньше. День уже постепенно подходил к концу, однако, у слизеринца оставалось одно незаконченное дело.       Накануне Слизнорт потребовал от своего ученика несданное эссе, о котором Регулус благополучно забыл. Впервые за всё время обучения в школе Блэк вычеркнул из головы то, что касалось его успеваемости. Гораций позволил своему любимчику сдать работу вне срока, но взамен нагрузил его дополнительными часами занятий.       И сегодняшний вечер Регулус должен провести в душных стенах класса. Не то чтобы это вводило слизеринца в отчаяние, совсем нет. Блэк разбирался в Зельях на должном уровне, посему лишние часы в компании профессора не смогут омрачить и без того никчемный день. К тому же, Лестрейндж сегодня занимался подготовкой к Святочному балу с остальными старостами. Их традиция рискует быть не соблюденной в угоду студенческим обязанностям.       Блэк остановился возле высокой дубовой двери, поправляя и без того безупречные рукава на своей тёмно-синей водолазке. Он занёс ладонь над древесной поверхностью, а после постучал три раза. Слизеринец прекрасно знал, что Слизнорт ждал его, но соблюдение этических норм всегда играли аристократу на руку. Выждав несколько секунд, Регулус ухватился за латунную ручку и потянул на себя.       Когда слизеринец пересёк порог класса, не дожидаясь приглашения, он ожидал увидеть в центре класса профессора. Но помещение пустело. На первый взгляд. Стоило Блэку сделать несколько уверенных шагов вперед, как он заметил в дальнем углу кабинета фигуру. Приглушенный свет, сходящий со свечей на канделябрах и настенных факелах, игрался с тенями, откидывая очертания силуэта на ближайшую каменную стену.       То, что увидел Блэк, повергло его в шок. Почти ребячий восторг. Ведь ему не могло так крупно повезти. Могло. Могло, твою мать. Чёртов джек-пот расположился на стуле за длинным столом, внимая раскрытой книге.       Грязнокровка была так сильно увлечена чтением, даже не заметив, как посторонний вошёл в класс. Тишина, царившая в стенах кабинета Зелий, не могла перебить гул девичьих мыслей. Она судорожно перелистывала страницы, а после записывала отрывки в свою тетрадь. Девчонка была полностью отдана процессу, не позволяя себе отвлекаться на звуки извне.       Уоррен сидела, чуть сгорбившись, разрушая тот дневной образ, что она внушала каждому, кто видел её в репетиционном классе. От былой идеальной осанки не осталось ни следа, а безупречно уложенные волосы были собраны в высокий хвост, дабы передние локоны не спадали на лоб и не мешали читать. Непривыкшая к низкой температуре подземелий, гриффиндорка была одета слишком тепло по сравнению с той одеждой, что выбрал Регулус. Свитер из толстой вязки скрывал её хрупкие плечи и небольшого размера грудь. Короткая юбка сменилась бежевыми брюками, плотно прилегавшими к телу.       Замедлив дыхание, Регулус прокрался к столу, за которым сидела гриффиндорка. Он ступал осторожно, выдерживая паузы между шагами. Выжидал момента, когда Уоррен наконец-то вернётся в реальность и заметит Блэка. И всё же, этого не произошло. Возможно, она думала о том, что вернулся Слизнорт, и не придала шаркающим звукам никакого значения.       Блэк остановился прямо за девичьей спиной, созерцая то, с каким рвением ведьма исписывала страницы пергамента, оставаясь отрешенной. Её тело загораживало обзор на строки, которые она выписывала себе. Слизеринец встал на носочки, выглядывая из-за плеча Уоррен. Анатомическая магия. Пособие для начинающих. Он изогнул бровь в изумлении, опустив взгляд ниже. Изменение размеров органов дыхания.       Неужели гриффиндорка задумала колдовать при помощи анатомической магии для того, чтобы выиграть второе испытание? Идиотка.       Уоррен не была глупой и в некоторых дисциплинах являлась одной из лучших, но подобное волшебство требует скрупулезного подхода и высокой квалификации. Такому учатся годами, а не пытаются подчинить теоретические знания вспышкой энтузиазма. Такими темпами Уоррен сама сведет себя в могилу, и Блэку даже не потребуется влюблять грязнокровку в себя. Звучало слишком заманчиво, чтобы отвлекать её.       — А ты не привыкла останавливаться на достигнутом, — прошептал Блэк, приблизившись к девичьей макушке.       Гриффиндорка вздрогнула всем телом, ахнув от неожиданности. Её пальцы потянулись к корешку книги, чтобы захлопнуть и отодвинуть подальше от любопытных глаз змеи. Уоррен себе не изменяла.       — Что ты здесь забыл? — голос, словно лезвие, способное рассечь чужую тягу в мгновение ока. Грязнокровка выровняла спину, но не удосужилась повернуться. Каждый её жест говорил о том, что она не настроена на диалог. Но разве Регулуса волновали чужие протесты?       — Пришёл отрабатывать свои пропуски, — честно признался Блэк, обойдя девчонку. Он облокотился о край стола, встав так, чтобы Уоррен смотрела на него, а не в пустую даль кабинета. Однако девичьи глаза вперились в закрытую книгу, испытывая ту собственным взглядом. Лицо гриффиндорки было напряжено, каждый мускул натягивался на кость, выражая неприязнь.       — Ты превратила класс Зелий в свою личную библиотеку?       — Я занимаюсь у профессора Слизнорта уже несколько месяцев, — сквозь зубы произнесла Уоррен, подняв голову на слизеринца.       Регулус кинул насмешливый взгляд на книгу с названием, носивший совершенно иной характер. Литература грязнокровки никоим образом не касалась изготовления зелий.       — Это для моих личных изучений, — добавила ведьма, насупившись. — Котёл с зельем остывает вон там, — она кивнула за спину слизеринцу, и он обернулся, осведомляясь в правдивости девичьих слов. — Можешь попробовать на вкус, я как раз сварила снотворное. Надеюсь, после него ты перестанешь маячить перед моим лицом, — Уоррен помахала тонкой ладонью, имитируя надоедливость слизеринца.       — Твой способ сработал, — мастерски перевёл тему Блэк, наслаждаясь тем, как нотка заинтересованности просквозила на лице ведьмы. Её брови взмыли вверх, а глаза расширились. Салазар, Уоррен, тебя так легко впутать в свои сети. Регулусу было необходимо задержаться с ней как можно дольше, искушая гриффиндорку своим присутствием. Она должна захотеть быть с ним. Нуждаться в нём.       — Какой ещё способ? — равнодушно спросила волшебница, скрестив ладони на груди. Но искусственное бесстрастие расщеплялось под исходящими флюидами нетерпения. Ей было любопытно.       — Эти твари и вправду становятся болтливыми, если их окунуть в тёплую воду, — размышлял Регулус, вспоминая то, что ему удалось расслышать в чистом бассейне. Он до сих пор помнил пленительные голоса существ, певших о том, что они утащат на дно то, что по-настоящему дорого аристократу. — Что они напели тебе?       — Ты серьезно думаешь, что я стану рассказывать о чём-то подобном тебе? — грязнокровка презрительно фыркнула, исказив лицо в насмешке. — Не трать моё время, Блэк.       — Да, ты права, — резко кивнул слизеринец, вжав кулак в стол; прямо возле того места, где покоилась девичья ладонь. — Не будем тратить время на гребаную светскую беседу и перейдём к самому важному, — он по-волчьи улыбнулся, шинкуя взглядом неуверенность Уоррен. Она с сомнением огляделась по сторонам, пытаясь придумать, как ей поскорее вырваться из границ мужского влияния. Но Блэк не позволит этому случиться. — Я требую извинений.       — Извинений? — не веря собственным ушам, вторила гриффиндорка. Она раскатисто рассмеялась, словно фраза Регулуса являлась чем-то фантасмагоричным в их устоявшихся реалиях. — С каких пор я должна вымаливать твоего прощения?       — С тех самых, когда позволила себе прилюдно разговаривать со мной в непотребном тоне, — он говорил твердо, а каждое слово знаменовало собой предупреждение. Один неверный шаг девчонки и самообладание Блэка раскрошится до атомов. Ему требовалось немало усилий, чтобы сдерживаться и не спугнуть Уоррен. В иных обстоятельствах он бы обязательно применил к ней метафоричный кнут, показывая наглядно то, как ей следовало вести себя в обществе чистокровных. Грязь должна подчиняться. — Я уже говорил что последует за твоими сучьими повадками, Уоррен.       — Я не стану извиняться за то, что ты повёл себя, как подонок, — гриффиндорка не уступала слизеринцу в упрямстве и настаивала на своём. — Никто не виноват в твоих садистских склонностях, кроме тебя самого, — Уоррен выставила указательный палец, вставая и подаваясь всем телом вперед. Она уперлась низом живота в край стола, нависая над разбросанными ученическими принадлежностями.       — Тебе следовало держать своего пса на поводке, — Регулус безо всякой силы хлопнул по пальцу девчонки. Воспоминания о том, как Григоров прижимался к ней в танце, сжимая талию, гремели в сознании. — Я указал болгарину на его никчемное место, не более, — Блэк учащенно задышал, приблизившись к гриффиндорке.       Это было следствием импульсивного желания вдолбить в мозг этой идиотки, что она не права. Разумеется, не потому что Блэк так сильно хотел прикоснуться к ней. Утолить голод, царапавшийся изнутри.       — Мерлин, ты невыносим! — Уоррен обессилено ударила по столу. Несколько прядей выбилось из хвоста, обрамляя лицо бледно-молочного оттенка. Рука Блэка потянулась к девичьей скуле, но гриффиндорка яростно отпихнула от себя мужскую ладонь. — Не прикасайся ко мне.       — Решила сыграть в недотрогу? — издевательски спросил Блэк, скалясь в ответ на порыв грязнокровки. Он чувствовал, как вокруг неё витает сплошная ложь. Уоррен делала вид, что ступила на путь правильной девочки. Но Регулус знал, что тьма поселилась в её душе вечным спутником. Мрак разрастался внутри грязнокровки, склоняя ту подчиниться выработанным инстинктам. — Неубедительно для той, кто буквально умоляла меня не останавливаться, — слизеринец приблизился на полдюйма, чувствуя кожей дыхание волшебницы. — Не ты ли шептала о том, как сильно хочешь меня?       — Не смей вспоминать об этом, — ведьма захлопала длинными ресницами, пытаясь согнать с себя воспоминания о той самой ночи. По девичьим щекам расползалась алая нить, расширяясь пунцовой смущенностью.       — Брюзга, — глумился Регулус, играясь с достоинством Уоррен.       — Придурок.       — Заносчивая стерва.       — О, это ранит твои чувства? — с фальшивым сожалением спросила гриффиндорка, прислонив ладонь к сердцу. Блэк непонимающе уставился на представление волшебницы, нахмурив брови. — Неужели я лишилась права оказаться в твоём списке?       — В каком ещё списке? — ебаные намеки вновь сорвались с уст Уоррен, и эти игрища уже порядком надоели Регулусу. Он догадывался, о чём болтает грязнокровка. Припоминал, что именно могло значить гребаное обвинение.       — Не делай вид, что не понимаешь, о чём я, — гриффиндорка с силой сжала древесную поверхность стола, упираясь взглядом в серебристые радужки слизеринца. Она пыталась выглядеть спокойной, говорить ровно. Но язык тела вопил о том, что Уоррен злилась. Ненависть оставляла вкрапления на изумрудных глазах, транслируя всю подноготную. — Ну же, Блэк, расскажи, какое теперь место я занимаю среди девушек, с которыми ты спал, — девичий голос сломался на последнем слове, а губы непроизвольно затряслись. Боль и отчаяние сменили ненависть, а слезная пелена добавила тусклости яркому взгляду. — Может, моя доверчивость добавит лишних очков, и ты впишешь меня в первую двадцатку?       — Ты и вправду доверчивая дура, — Блэк покачал головой, наконец, осознавая, к чему клонила гриффиндорка. Теперь всё встало на свои места. Мужские губы расширились в улыбке, а сам слизеринец упивался девичьей ревностью. Уоррен всячески демонстрировала то, насколько глубоко капкан впился в её сердце. Оказывается, не только Регулус был склонен к чувству собственничества.        — Я никогда не вёл этот гребаный список.       — Можешь не оправдываться, меня не интересуют твои похождения.       Уоррен попыталась отстраниться, расширяя границы между молодыми людьми, но Блэк успел схватить её за подбородок, возвращая гриффиндорку обратно к себе. Ведьма запротестовала, вцепившись ладонями в мужские пальцы, сжимавшие девичью плоть. Однако Регулус не подчинялся её немым просьбам, внушая одним только взглядом, что пора научиться перестать останавливать его.       — Нет, ты выслушаешь меня, — твердо произнёс слизеринец, едва касаясь устами ведьминских губ. От неё все также пахло розами, но теперь запах смешивался с нотками гвоздики и корицы. Блэк пытался совладать с желанием распробовать на вкус новшества, перекатывая по языку пряность. — Всем этим занимались Крауч и Розье, когда приезжали ко мне на летние каникулы, — Регулус говорил правду. Если он хотел подчинить себе грязнокровку, ему приходилось делиться с ней частью себя настоящего. Ведать ей то, что могло склонить девчонку к выбору аристократа. Только таким путём он мог овладеть её сердцем. — Они рассказывали о своих похождениях, а я лишь указывал им на тех, с кем мне повезло повстречаться раньше.       — Это не отменяет того факта, что вы — мерзкие животные, — гриффиндорка дёрнула головой, пытаясь вырваться. Но хватка была слишком сильна, а напор слизеринца непоколебим. Уоррен оказалась в ловушке без шанса на капитуляцию.       — Мне нет никакого дела до твоих моральных ценностей, — слова лились концентрированным ядом, обжигая своей принципиальностью. Блэк вжал пальцы в девичий подбородок ещё сильнее, оставляя заметные отметины на её коже. Он пытался перебить навязчивое желание завершить диалог простым маневром. Опустись слизеринец на крошечный дюйм, и гриффиндорка позабудет то, о чём болело её сердце. Регулус сотрет их недопонимание поцелуем, ставя точку. Но сейчас это казалось почти невозможным. Между ними пропасть —бесконечное многоточие. — Ты хотела правды — давись ею, Уоррен. И мне не нужно твоё блядское одобрение.       Мужские пальцы разомкнулись, позволив грязнокровке выдохнуть. Облегчение вырвалось из лёгких полушепотом. Гриффиндорка принялась растирать то место, где секунду назад её лицо соприкасалось с ладонями Регулуса. Всем своим видом она пыталась показать, как омерзительно ей было чувствовать тепло слизеринских рук. Уоррен выглядела так, будто пыталась отодрать с верхним слоем эпидермиса чужие отпечатки.       Невидимое клеймо.       — Неважно, — прохрипела гриффиндорка, поправив выбившиеся локоны за ухо. — Нужно быть последней идиоткой, чтобы верить тебе, — сказано так, словно заученные наизусть слова. Вышколенная фраза, засевшая в мозгу паразитом. Регулус прекрасно понимал, кто именно мог внушить грязнокровке подобную мысль. Не то чтобы Уоррен раньше могла всецело доверять Блэку, но такая формулировка — штрих единой крови. Почерк родственника.       — Никогда не суди о том, чего не знаешь, — Регулус сел на край стола, рефлекторно прокручивая на пальце фамильный перстень.       Ведьма все ещё стояла возле своего стула, вжимаясь пальцами в стол, словно он был единственной вещью, что могла удержать Уоррен на плаву.       — Но я вижу, — девчонка отвела взгляд в сторону, пытаясь скрыть подступающие слёзы. Голос дрожал. Её невыраженные мысли превращались в комок. Внутренняя сила ведьмы постепенно иссякала, оставляя вместо жгучей энергии пустой сосуд. — Этого достаточно, чтобы составить о тебе нескромное мнение.       — Я тоже вижу тебя с Григоровым, — слизеринец подался в сторону, пытаясь взглянуть в лицо девчонки. — Но всякий раз, когда я начинаю выражать своё нескромное мнение, ты говоришь, что всё с точностью наоборот.       Блэк ступил на опасную тропу диалога, который обычно заканчивался настоящей бойней. Дурмстранговец являлся для них своеобразным яблоком раздора, превращающим их шаткие взаимоотношения в настоящий хаос. Казалось, эта тема давно избита и в ней более не было никакого смысла, но Регулус привык танцевать на костях похороненных обсуждений.       — Тебе не кажется, что ты живёшь двойными стандартами? — он глухо рассмеялся, ожидая очередные оправдания от гриффиндорки. Блэк уже прокручивал в голове то, с каким оскорбленным видом Уоррен начнёт рукоплескать, говоря о том, что он ошибается.       Но этого не случилось. Во всем арсенале эмоций не нашлось и капли того, что зовётся оправданием. Ни единой попытки защититься от клеветы. Уоррен продолжала молчать, уставившись в стену. Тишина давила на черепную коробку, просачиваясь сквозь барабанные перепонки. Она вилась уздечкой вокруг яремной вены, нажимая как можно сильнее, чтобы размозжить мужскую уверенность.       Паника охватывала постепенно, начиная с тремора рук, заканчиваясь там, где когда-то было слишком пусто для такого многообразия ощущений. Сердце клокотало в грудной клетке от нетерпения узнать всё то, о чём думала Уоррен.       Блэк чувствовал нутром, как сдвигаются шестеренки в её чертовом мозге. Изумрудные радужки все ещё оставались нечитаемыми для него, несмотря на хаотичный бег по предметам в классе. Он был на грани того, чтобы ворваться в её размышления, купаясь в бешеном потоке того, что, кажется, пугало девчонку до дрожи. Регулус был в шаге от того, чтобы применить к грязнокровке легилименцию.       — Никаких двойных стандартов, — произнесла Уоррен слишком тихо, чтобы Блэк не сразу понял, что это не махинации его воображения. — Больше нет.       — Что значит «больше нет»? — Блэк прочистил горло, сохраняя невозмутимое выражение лица. Маска бессердечия продержалась ничтожно мало, расколовшись в тот миг, когда девичьи глаза устремились в его.       — Думаю, ты и сам в состоянии понять, что это значит, — гриффиндорка отстранилась от стола, призвав с помощью волшебной палочки сумку. Она поспешила собрать все свои вещи, наспех заталкивая талмуд и тетрадь на дно аксессуара.       — Скажи мне, — блять, каким же жалким он сейчас выглядел. Буквально трясся перед этой сукой, выпрашивая у неё ебаную правду. Он перехватил девичье предплечье, останавливая ведьму от поспешных сборов. — Наберись смелости признаться, Уоррен.       Кончай с этим, Блэк. Ты же прекрасно понял, о чём она говорит. Грязнокровка выбрала не тебя. Псевдотраха в ванной не хватило, чтобы перетянуть её на свою сторону. Слишком мелочно для такой фигуры.       — Владислав предложил мне стать его девушкой.       Для той, кто прикидывается невинной овечкой, у гриффиндорки огромный потенциал прослыть самым настоящим волком. Её умению хладнокровно расставлять приоритеты можно только позавидовать. То, с каким бесстрастием она обрывала мосты в их отношениях с Блэком… блять.       — Я согласилась, — Уоррен взглянула в змеиные глаза, метая ножи прямо в цель. В саму душу Блэка. Он застыл на месте, прислушиваясь к каждому слову, рубившему мужское эго на мелкие кусочки. Его пальцы вжимались в девичье предплечье, вербально моля ведьму о том, чтобы гриффиндорка не уходила. Не оставляла его наедине с собственными мыслями. Регулус уверен: если она уйдет — он нежилец. — Не думаю, что это событие хоть как-то способно повлиять на твою привычную жизнь, — горькая улыбка растянула девичьи губы, украшая очаровательные черты лица. — То, что случилось… мне было хорошо, но…       — Я не нуждаюсь в твоём одобрении, — оскалился Блэк, резко отняв ладонь.       Просто немыслимо. Невозможно для такой, как она. Грязнокровка играла по крупному, ставя на кон абсолютно всё. Включая гордость Регулуса —растоптанный сгусток достоинства.       — Ладно, — снисходительно произнесла Уоррен, накинув ремешок от сумки на плечо. — Надеюсь, ты не опустишься до уровня своих дружков и не станешь распускать слухи о нас, — гриффиндорка обошла стол, встав по правую сторону от сидящего Блэка. Он пытался не дышать тем ароматом, что источала ведьма. Лепестки оккупировали его легкие, прокалывая органы острыми шипами. Цветочный шлейф ощущался последними секундами перед взмахом палача.       — Нет никаких нас, грязнокровка, — Блэк спрыгнул со стола, встав за девичью спину. — Я не стану позориться, болтая о случившемся недоразумении, — слизеринец опустился чуть ниже, щекоча дыханием затылок ведьмы.       — Я рада, что ты не изменяешь своим принципам, — он слышал, как вибрировал её голос, а тело содрогалось от каждой произнесенной фразы.       Уоррен давилась собственным дружелюбием, не имевшим ничего общего с тем, что именно испытывала волшебница на самом деле. Пыталась быть хорошей девочкой. Старалась не ранить чувства слизеринца.       Гребаная дура.       Вряд ли она догадывалась о том, что никаких чувств не было. Только холодный расчёт. Столь же беспощадный, как и вся слизеринская суть. Блэк ничего не испытывал к Уоррен. Она была безразлична ему, как девушка. При других обстоятельствах он даже бы не взглянул на такую, как она. Волшебница просто в очередной раз испортила планы аристократа.       — Иди к чёрту, Уоррен.       Всего лишь поломанная стратегия, фундамент которой так и не успел прижиться.       И дело было отнюдь не в грязнокровке. Не в её правильных взглядах касательно выбора партнера. Не в том, что она предпочла Регулусу Владислава. Конечно, нет.       Но каждый из этих аргументов обращался прахом, стоило гриффиндорке покинуть кабинет Зелий. Блэк понимал, что потерял не просто цель. Не просто фишку, способную привести его к долгожданному финалу миссии.       В мгновение, когда тело изнывало так, словно от него отделили часть, Регулус осознал, что потерял кое-что важное. То, что заставляло его сердце замирать. То, что убаюкивало его внутренних демонов, насыщая самобытностью.       Слизеринец впервые почувствовал. Ему пришлось потерять Уоррен, чтобы понять, что именно он обрёл рядом с ней.       Покой.

***

      Декабрь окрашивал собой каждый дюйм в белоснежный оттенок, укрывая морозом тела студентов, сновавших по улицам Хогсмида. Воскресный день в преддверии Рождества чувствовался настоящим праздником, хрустящим на языке марципаном и приторной посыпкой от шоколадного печенья. Вылазка в соседнюю деревню совпала с первым снегом, падавшим крупными хлопьями с пышных тёмно-серых облаков.       Снежники припорашивали вывески торговых лавок и скрывали названия пабов, декорируя безликие фасады торжественным почерком. Здания были украшены длинными гирляндами, простилающимися на целые кварталы вдоль домов. Многие волшебники успели украсить входные двери венками из ели, вдевая вдоль ветвей яркие ленты и золотые колокольчики. Если взглянуть в окна местных жителей, можно было заметить, что над камином уже висели подарочные мешочки.       Несмотря на низкую температуру и завывающий ветер, в воздухе витал аромат волшебства, шептавшего на уши каждому, что совсем скоро наступит праздничная ночь.       Изабель относилась к Рождеству слишком особенно. Гриффиндорка по-особенному не любила этот праздник, старательно игнорируя все эти обычая из года в год. Девушка не отмечала декабрьскую дату, из-за чего постоянно ловила на себе рассерженный взгляд Тесс. Они часто спорили с бабушкой по поводу праздничного ужина, а также из-за ненадобности дарить подарки в ночь, когда пропали родители волшебницы.       Гриффиндорка всячески пыталась доказать миссис Уоррен, что имитация праздника не облегчит ту ношу, что пыталась нести её семья. Или то, что от неё осталось. Детская травма обратилась кремневым принципом. Ведьма считала, что соблюдать традиции Рождества приравнивалось к торжеству в честь пропажи мамы и папы. Настоящее кощунство распивать вино и поедать паэлью в день, когда жизнь волшебницы разделилась на «до» и «после».       Уоррен с благоговением ждала зимний праздник до тех пор, пока ей не исполнилось три года. Последний подарок, оставленный отцом перед поездкой в Германию, все ещё хранился в спальне девушки. Прошло тринадцать лет, но Изабель оберегала единственную вещь, оставшуюся у неё в напоминании о родителях. Музыкальная шкатулка в виде движущейся карусели. При каждом обороте заводного ключа из неё доносился звук, имитирующий мотив воспевающего хора.       После того, как родители девушки пропали не проходило ни дня, чтобы она не засыпала в собственном доме без заведенной шкатулки. Мелодия напоминала ей о раннем детстве, в котором Люк и Маргарет брали дочь в свои путешествия по Европе. Мать волшебницы была набожной и посещала каждую церковь, встречавшуюся у них на пути.       Словно пение ангелов, знакомые мотивы убаюкивали растерзанную душу подростка, залечивая раны спасительным клиросом.       Ступая по улицам Хогсмида, Уоррен не чувствовала ни капли того ажиотажа, коим были пропитаны все остальные жители деревни и её посетители. Праздник ощущался горечью, царапавшей гортань изнутри. В рождественской ночи не было ничего светлого. Только ассоциативная боль и очередная пощечина от судьбы.       Абстрагироваться от всеобщего веселья в этом году было проще. Почти все мысли девушки были заняты Турниром и всем вытекающим из этой всеобъемлющей проблемы. Помимо приближавшегося второго испытания, гриффиндорка пыталась не свихнуться от дополнительной нагрузки. Сдача промежуточных зачётов, танцевальные репетиции, индивидуальные занятия у Слизнорта.       Если учебные дела решались безо всяких эксцессов, то с обязанностями чемпионки всё было куда сложнее. И вся суть проблемы заключалась отнюдь не в бальных танцах. У гриффиндорки не было особых сложностей в разучивании движений. Катастрофа имела скрытый характер.       Она таилась в стенах класса, настигая Изабель в моменты, когда приходилось делать вид, что ничего не произошло.       Уоррен существовала в лживой реальности, выстроенной собственными руками и длинным языком, последние несколько недель. И, честно признаться, ей было невыносимо играть двойную роль, не чувствуя при этом, как сердце рвалось на лоскуты, а девичьи глаза пытались рефлекторно ухватиться за знакомый силуэт.       И нет, этим таинственным образом был не Владислав.       К сожалению Изабель, это всегда был другой человек.       — Ты уверена, что сможешь продержаться под водой так долго? — звонкий голос Мэри вывел гриффиндорку из противоречивых размышлений.       Уоррен неспешно повернула голову в сторону мулатки, замечая, с какой очаровательной притягательностью контрастирует девичья кожа на фоне заснеженной улицы. Теплые оттенки, которыми была окутана Макдональд, идеально подчеркивали красоту гриффиндорки. Длинные сплетенные косы ниспадали по плечам, частично скрываясь под желтым беретом. Клетчатое пальто горчичного цвета достигало колен, низы ткани граничили с высотой кожаных ботфортов. Лицо волшебницы обыденно сияло, на щеках можно было увидеть легкий контур румян, а глаза цвета кофейной гущи были подведены карандашом золотистого оттенка.       Мэри была неравнодушна к предпраздничной суете, и каждый день в преддверии Рождества она старалась выглядеть так, словно в любой момент наступит секунда, требовавшая загаданного желания. Девушка старалась соответствовать царившей повсюду атмосфере. Однако, Изабель была уверена, что никому не удастся переплюнуть Макдональд в её сногсшибательности. Мэри была лучшей в своём роде.       — Почему нет? — Уоррен отсыпала себе в ладонь горсть хрустящих шоколадных шариков и передала упаковку подруге.       Макдональд обхватила ладонью крафтовую бумагу, а другой рукой придерживала Изабель за локоть. Тротуарная дорога на главной улице была покрыта льдом, а длинные шпильки, на которых старалась передвигаться мулатка, не предназначены для подобной погоды.       — Ты хоть раз применяла на себе анатомическую магию? — с опасением задала вопрос Мэри, смакуя любимый десерт девушек. — Или на ком-либо ещё?       Когда Уоррен рассказала друзьям о том, что ей удалось узнать в ванной старост, она даже не предполагала, что эта новость вызовет в них такое буйство противоречий. Ремус сетовал на то, что распорядители — по его мнению — мудаки. Он не сразу успокоился, когда узнал, что именно под собой подразумевает второе испытание. Гриффиндорец пытался придумать иную трактовку. Думал, что это, возможно, успокоит Изабель, и она поверит в то, что всё может быть намного проще.       На самом деле, волшебница и сама не до конца была уверена в том, что ей и вправду придётся искупаться в водоёме. В феврале. Мерлин. Но если верить тварям, ласкавшим слух на глубине бассейна, то всё становится очевидным. Следующая проверка чемпионов на прочность совершенно точно связана с тем, о чём болтали существа из драконьего яйца.       И если Уоррен придётся погрузиться на дно озера или чего похуже, то ей необходимо найти способ, который поможет продержаться там больше, чем позволят органы дыхания.       До сегодняшнего дня Мэри не высказывала своего мнения касательно планов гриффиндорки. Изабель видела, с каким усердием она боролась, чтобы не наговорить глупостей. Макдональд прекрасно понимала, что Уоррен ни за что не отступит от тропы, протоптанной чужими ногами. Она просто сделает все возможное, что завершит путь того, кто посмел подставить её.       Иного выхода нет — об этом заявил сам Дамблдор.       Нужно просто смириться и снова попытаться не умереть.       — Нет, но всё возможно, если правильно изучить некоторые разделы и подойти к этому вопросу основательно, — с присущим спокойствием ответила Изабель, разглядывая витрины торговых лавок. Мэри предложила волшебнице очередную порцию сладостей, но Уоррен покачала головой, отказавшись.       Честно признаться, гриффиндорка и сама не до конца верила в собственные силы и в надежность придуманного плана. Но вариант с увеличением лёгких — единственное, что пришло в голову Изабель. Возможно, существовали и другие, менее опасные варианты, о которых она пока не догадывалась.       — Фактически, многие из её разделов запрещены в нашей стране, — Мэри журила тёмными глазами, а длинные ногти неприятно впивались в вельветовую куртку, согревающую предплечье Уоррен. Она прекрасно узнавала этот тон — нравоучительный, не терпящий пререканий. — Последствия некоторых заклинаний не изучены до конца, — мулатка судорожно выдохнула, смешивая недовольство с легким паром изо рта. — Не думаю, что Бэгмен и Крауч-старший отнесутся с пониманием к твоим экспериментам.       — Я не собираюсь препарировать живого человека и делать из его внутренностей ожерелье, — цокнула Изабель, не разделяя параноидальных мыслей подруги.       — Меня сейчас стошнит!       — Я просто хочу научиться самому безобидному, чтобы пройти это чёртово испытание, — девичий голос стал мягче, а изумрудный взгляд коснулся обеспокоенного лица Мэри. — К тому же, Макгонагалл учит нас похожей магии.       Мулатка даже не думала о том, чтобы поддержать рисковую авантюру чемпионки.       — Мегера учит нас увеличивать насекомых и мелких грызунов! — Макдональд резко остановилась посреди дороги, сбрасывая свою ладонь с локтя Уоррен и, выбрасывая упаковку сладостей в ближайшую урну. — Она не принуждает нас к самоубийству!       Но рано или поздно ей придётся это сделать. Не рискует только трус. Изабель необходимо взглянуть в глаза страху, чтобы перебороть собственную слабость и дойти до финала. Она уже сделала это однажды, когда пыталась усмирить Хвосторогу.       — На каникулах я подробно изучу всю имеющуюся литературу и попробую увеличить лёгкие без угрозы для жизни, — Изабель с нежностью прикоснулась к ладоням Мэри. Девушка крепко сжимала запястья подруги, проводя пальцами по её гладкой коже. Уоррен никогда не была сторонницей тактильного проявления чувств, но она прекрасно знала, насколько это было важно для Макдональд. Только прикосновения могли успокоить её. — Всё будет в порядке, хорошо?       Уоррен широко улыбнулась, поймав упавшую снежинку на щеке мулатки. Та снисходительно покачала головой в знак возможного соглашения. Но никто не отменял того факта, что им рано или поздно придётся вернуться к этому вопросу. Если у Изабель ничего не получится, им придётся искать новые способы, чтобы пройти испытание.       И, возможно, анатомическая магия будет меньшим из всех зол.       Мэри обернулась к вывеске магазина, находившегося прямо за её спиной. Это была лавка, торгующая всевозможными тканями на любой вкус. От простых и незатейливых до окутанных волшебством, способных изменять цвет, форму и предназначение наряда. Макдональд проводила последние дни за проектировкой вечерних платьев для Святочного бала, и ей не терпелось скупить недостающие материалы, чтобы, наконец, приступить к самому любимому занятию в жизни гриффиндорки — шитью.       Макдональд двинулась в сторону входа, таща за собой Изабель. Вздохнув, гриффиндорка прошагала вслед, минуя наледь.       Уоррен никогда не была сторонницей подобных походов лишь потому, что ничего не смыслила в том, как нужно правильно выбирать ткань, чтобы одеяние подчеркивало фигуру и природную красоту. Но Мэри подходила к этому вопросу со всей строгостью, тщательно избирая из модного многообразия только самое лучшее.       — И ты ещё называла Блэка садистом, — припомнила мулатка, как только они вошли внутрь магазина.       Изабель могло показаться, о ком говорила Мэри. Быть может, это промыслы искалеченного морального состояния и душевных терзаний. Возможно, воображение Уоррен просто игралось с ней, пытаясь в очередной раз добраться до человека, оккупировавшего девичье подсознание.       Гриффиндорка остановилась в дверях, подозрительно косясь на подругу. Но та не придала никакого значения заторможенной реакции Изабель. Мэри прошла дальше, осматриваясь по сторонам в поисках консультанта. Уоррен пошла за мулаткой, надеясь, что она объяснит своё внезапное заявление.       — Что ты имела в виду? — чересчур резко спросила гриффиндорка, встав между стойками с вешалками, на которых висели платья, сшитые на заказ. Мэри непонимающе взглянула на ведьму, а затем продолжила изучать ассортимент магазина. Изабель прочистила горло, попытавшись говорить как можно ровнее. — Причём здесь он?       — Без обид, Изабель, но ты становишься такой же чокнутой, как он, — сердито заявила Мэри, не удостоив подругу взглядом. Странно, но Уоррен не почувствовала себя оскорбленной. Сравнение со змеей не отозвалось в её сердце жгучим непринятием. Скорее, очевидностью. Она и сама понимала, что последствия их близости не могли не остаться незамеченными. — Вместо того чтобы отправиться со мной во Францию на все каникулы, ты хочешь запереться в своём доме и калечить себя тёмной магией, — Макдональд несдержанно передвинула очередную вешалку, из-за чего стойка чуть не упала. — Это садизм по отношение к самой себе.       — Не всё в анатомической магии работает за счёт тёмных сил, Мэри, — парировала Изабель, уводя суть диалога подальше от Блэка.       — Неважно, — Макдональд взмахнула ладонями. — Я просто не понимаю, почему ты не хочешь хотя бы раз провести время в удовольствие и отметить Рождество, как полагается.       — Мы уже это обсуждали, — категорически произнесла Уоррен.       Проблеск осознания отразился на лице Макдональд. Её губы сжались в тонкую полоску, а глубокая впадинка на лбу знаменовала сожаление. Мулатка не сразу поняла, почему не стоит затрагивать столь щепетильную тему.       — Рад приветствовать Вас, милые дамы, — из-за соседнего стенда показался взрослый мужчина. Он был одет в модернизированную мантию — симбиоз делового костюма и привычного для волшебников дресс-кода. Его волосы покрывала густая седина, а морщинистое лицо говорило о прожитых годах и накопленном опыте. — Чем могу помочь?       — Добрый день, — Мэри присмотрелась к бейджу, — Коннелл. — Мулатка широко улыбнулась, чувствуя себя, как рыба в воде посреди привычной обстановки. Изабель лишь кротко улыбнулась, кивнув мужчине в знак приветствия. — Мне нужны самые лучшие ткани, которыми вы здесь торгуете, — заговорщически произнесла Макдональд, направляясь в центр помещения, слегка виляя бедрами.       — Вас интересует что-то конкретное? — Коннел был заворожен прыткостью и острым взглядом гриффиндорки, сканирующей каждый представленный пример.       — Разумеется, — она кивнула. — Несколько метров мягчайшего атласа будут как нельзя кстати.       — Уверяю, вы даже не почувствуете его на своей коже, — Коннел улыбнулся в ответ, встав поодаль от Мэри. Она скептично осмотрела его, поверив на слово качеству предлагаемого товара. — Какие металлические нити вас интересуют — медь, никель или олово?       — Олово идеально подойдёт, — Макдональд загадочно посмотрела на Изабель, а после вернулась к указаниям для Коннела. — И, будьте так любезны, отрежьте ещё несколько метров органзы небесного цвета.       Консультант поклонился, а после удалился из торгового зала. Уоррен не до конца понимала, что именно задумала Мэри, но всецело доверяла её вкусу.       — Владислав останется в Хогвартсе? — произнесла гриффиндорка, стоило им с Изабель остаться наедине.       — Почему ты спрашиваешь? — Уоррен подошла ближе, не отнимая взгляда от манекена, одетого в роскошное чёрное платье с плотным корсажем поверх тонкой ткани и струящейся юбкой, расползавшейся волной до самого пола.       — Я думала, раз вы встречаетесь, то, может быть, ты захочешь познакомить его с Тесс, — игриво произнесла Мэри, мечтательно хлопая ресницами. — Она славная, и ей бы точно понравился твой горячий болгарин.       Твой.       Слово резало слух, подобно рассекающей катане. Девичья ладонь замерла на дорогом платье, а взгляд рассеянно потерялся в единой точке перед собой.       Она до сих пор не привыкла к тому, что Владислав был её, а она — его. По сей день ведьма не могла смириться с мыслью о том, что состояла в отношениях с самым популярным иностранным студентом Хогвартса. Прошёл месяц с тех пор, как она ответила Григорову взаимностью после первой репетиции. Всё произошло так быстро, что гриффиндорка не сразу поняла, в какую западню она завела себя и человека, даже не подозревавшего, что именно переживала Уоррен.       В их отношениях не было ничего запредельного. Они не заходили дальше неловких объятий, недолгих прогулок или посиделок в библиотеке. Уоррен усердно занималась, а Григоров молча наблюдал за ней. Иногда он встречал девушку после вечерних занятий у Слизнорта и провожал волшебницу до гриффиндорской башни.       Однажды Владислав попытался поцеловать Изабель после очередной встречи, но гриффиндорка пресекла попытку сблизиться, оправдываясь тем, что не готова. Конечно.       Волшебница пыталась успеть за настоящим, привыкая к новой жизни, но темп неумолимо гнал подобно поезду, следующему по рельсам прямиком в обрыв. Все менялось слишком стремительно.       Мэри всегда говорила, что рядом с правильным человеком всё остальное кажется ничтожным. Всё остальное просто теряет смысл, когда чувства охватывают с головой, а после топят, пока ты не издашь последний возглас, наполненный безграничным счастьем.       Но что если Изабель чувствовала целое ничего рядом с правильным человеком?       Что если всё многообразие ощущений осталось позади, кармически срастаясь с тем, кто априори не подходил под идеалы гриффиндорки?       Уоррен прекрасно помнила, как задыхалась от наслаждения, умоляя просить больше. Доводила себя до исступления, теряясь в мыслях и приятных касаниях. Бесчувствие испарялось в тот миг, когда слишком требовательные ладони касались девственных участков девичьего тела. Изабель забывала о том, каково это, — быть равнодушной. Потому что таковой она больше не была. И вряд ли когда-то станет.       Иногда Уоррен жалела, что поступила правильно. Дала шанс объективно хорошему парню, отстраняясь от общепризнанного мерзавца. Возможно, в будущем она скажет себе «спасибо» за такую проницательность и выдержку. До той поры, пока её тёмная сторона не вырвется на первый план, выплясывая под дудку несбыточных желаний.       Но сейчас… разочарование охватывало гриффиндорку с каждым днём всё больше. Она была бы рада вернуться в прошлое и не делать поспешных выводов с этим чертовым списком, вынудившим ведьму сгоряча согласиться на предложение Григорова. Изабель хотела мести — она получила её.       Возмездие чувствовалось не бережным касанием, а яростной оплеухой. Перед глазами витали искры — подобные тем, что разжигались в теле от глубоких поцелуев Регулуса.       Однако, теперь они носили другое название и ощущались горькими слезами.       — Леона ты тоже решила познакомить со своей семьей? — наконец промолвила гриффиндорка, сосредотачиваясь на настоящем. Не было никакого смысла терзать себя сослагательным наклонением, когда всё уже решено.       — Ещё чего, — лениво протянула Мэри, сморщив нос из-за абсурдного вопроса. — Мы с Леоном просто приятно проводим время. Нет никакого смысла обременять наши встречи чем-то серьезным, — высокопарно добавила волшебница.       — Так вот как это называется, когда ты днями напролёт пропадаешь с Дювернуа, — Изабель усмехнулась, в последний раз проведя пальцами по невесомой ткани платья, — приятное времяпровождение.       — Именно, детка, именно, — мулатка закинула руку на плечо Уоррен. Благодаря внушительному каблуку Макдональд достигала высокого роста подруги. — Официально мы не состоим ни в каких отношениях, но нам нравится проводить время вместе, — она игриво изогнула правую бровь. — Я не претендую на роль его девушки, а он не станет расстраиваться, если я вдруг запримечу другого парня.       — И такие свободные отношения кажутся тебе… нормальными? — с любопытством спросила Изабель. Подлинный интерес был вызван скорее личным плачевным опытом и её душевным смятением.       — Заниматься сексом, получать комплименты и купаться в лучах внимания самого привлекательного парня в школе? — Мэри поочередно загнула пальцы на каждом пункте, а после продолжила: — Вряд ли это можно причислить к чему-то запретному.       — А если у тебя возникнут чувства к Леону? — гриффиндорка закусила внутреннюю сторону щеки, подавляя желание рассказать Мэри, что именно гложет девушку последние месяцы. Изабель консультировалась в аспектах личной жизни путём скрытых смыслов, вшитых в слегка навязчивые вопросы. — Что ты будешь делать, когда наступит момент, в котором тебе захочется стать для него чем-то большим, чем подружкой для приятных встреч?       — Тогда я просто переключусь на кого-нибудь, кто не будет вызывать во мне такого желания, — логично заключила Мэри, направляя проницательный взгляд на задумчивое лицо Изабель. — И почему ты спрашиваешь о таком? Владислав хочет расширить ваш дуэт и создать трио? — ехидно произнесла мулатка, забавляясь абсурдным предположением. Конечно, Григоров никогда бы не позволил себе того, что выходило за рамки консервативности. — Или тебе понравился кто-то ещё?       — Не говори глупостей, Мэри, — Изабель высвободилась из объятий подруги, сделав шаг вперед. Ей было необходимо личное пространство и глоток свежего воздуха.       Встав к Мэри спиной, гриффиндорка рьяно искусывала собственные губы, пытаясь справиться с наплывом эмоций. Физический дискомфорт вытеснял ментальные раны. Уоррен пыталась дышать ровнее, размышляя четче, но ничего не выходило. Она вновь осознавала, как тяжело ей давалась аналитика в моменты, когда разговор затрагивал Блэка. Было почти невыносимо пытаться делать вид, что всё в порядке. Ничего не произошло. Воспоминания ощущались кувалдой, пробивавшей выстроенный щит псевдо бесстрастия.       Изабель слишком долго просуществовала в отрешении, подавляя в себе настоящие чувства. Похороненные лживыми улыбками и симуляцией счастья.       — Значит, я права, — догадалась Макдональд. Тело Уоррен напряглось, а в тёплой одежде вдруг стало слишком холодно для того, чтобы побороть дрожь. — В этом нет ничего запретного, Изабель, — ведьма ощутила, как мягкие ладони вновь обвили её плечи со спины. Уоррен прикусила язык, борясь с прихотью рассказать обо всём Макдональд. Десна окропились кровью, а боль помогла справиться с навязчивым желанием раскрыть все карты. — Ты всегда можешь отказать Владиславу и попытаться построить отношения с тем, кого желаешь больше, — Мэри положила голову на плечо Уоррен, прижавшись своей щекой к девичьей. — Это твоя жизнь и только ты вправе выбирать, с кем тебе будет лучше.       — А что если все вокруг станут твердить о том, что этот человек мне не походит? — с содроганием вторила Изабель, глотая металлический привкус сомнения.       — Плевать на всех остальных, — решительно заявила мулатка. — Если ты чувствуешь к этому загадочному незнакомцу то, что никогда ни к кому не испытывала, значит, он и есть тот, кто тебе нужен, — Мэри прижалась крепче, выражая всю свою поддержку. Изабель почувствовала, как приторный аромат духов щекотал носовые пазухи. Шоколадные ноты с вкраплением мёда обволакивали тело ведьмы, даруя теплоту и выравнивая пошатанное состояние. — Иногда следует слушать своё сердце и забыть о настойчивом голосе разума.       Если бы Мэри только знала, кому посвящает оды сердце Изабель. Тогда она забрала бы свои слова назад, советуя прислушаться к более рациональным мыслям.       Но самое страшное заключалось в том, что не только сердце было повержено опасной и стремительной болезнью. Уоррен считала, что ужасный диагноз уже расползся по каждой клеточке её организма.       Пройдёт ещё немного времени и тогда она уже вряд ли сможет дышать без спасительного антидота, ставшего личным проклятьем.