***
— У меня сейчас кровь из ушей польётся, — Крауч кричал на всю мужскую спальню, прижимая обе ладони к ушам. Он вскочил со своей кровати, принявшись носиться по всему периметру, умоляя о том, чтобы золотистое яйцо наконец-то захлопнулось. — Закрой его, блять! Закрой, иначе я выброшу эту чертову хрень! — Если ты будешь визжать, как ебаный нытик, я с радостью выброшу тебя в Чёрное озеро, недоумок, — Лестрейндж с трудом перекрикивал Барти и чудовищный крик, доносившийся прямиком из скорлупы. — Мы никогда не узнаем, что внутри, если ты не удосужишься себя контролировать. — Да, сосунок, может, ты просто свалишь из комнаты и оставишь взрослых заниматься их взрослыми делами? — Розье присоединился к разговору, ехидничая над слабовольным Барти. — Да пошёл ты, — ощетинился Крауч, отняв руки от ушей. Он молниеносно пересёк комнату, наставив волшебную палочку на Эвана. Слизеринец прошептал контрзаклятье, снимавшее установленные чары Розье. Светловолосый волшебник поморщился, и стыдливо притянул ладони к вискам, чувствуя, как каждый чудовищный возглас вбивается гвоздем меж черепных костей. — Ну что, умник? Каково теперь, когда твои гребаные заглушающие чары больше не работают? — Я выколю тебе глаза твоей же палочкой, кретин, — Розье резко поднялся с холодного пола, пытаясь ухватиться за волшебное древко Крауча, пока тот виртуозно изворачивался в попытках сохранить свою личную вещь в руках. — Смотрю, тебе мало досталось от дурмстранговцев, раз ты ищешь очередные приключения на свою мерзкую задницу. — Салазара ради, заткнитесь. В спальне повисла тишина. Полноценная. Лишённая склок, мужского гомона и верезга бесплотной твари, поселившейся внутри золотистой скорлупы. Блэк, удерживающий в своих ладонях драконье яйцо, захлопнул его. На лбу проступила испарина, несмотря на низкую температуру и сильную влажность, усугубляющую пронизывающий холод в стенах подземелий. Его крепкие руки дрожали, словно он провёл на тренировке по квиддичу несколько часов подряд, совершая в воздухе виртуозные трюки. Его серебристые глаза потемнели от концентрации, безотрывно глядя на загадочный предмет. Он пытался добраться до содержимого силой мысли, расшифровывая нечленораздельный вопль, но его попытки были безнадежны. Гладкая поверхность мерцала в полутьме, маня своей недосягаемостью упрямый нрав Регулуса. Слизеринец сжал челюсть почти до хруста, проклиная эту блядскую загадку. — Может, эту штуковину всё-таки не стоит брать в руки? — несмело задал вопрос Крауч, переминаясь с ноги на ногу. Лицо парня расслабилось от спасительного безмолвия, и он поспешил опуститься на пол поодаль от товарищей. — Кто знает, что ещё из неё может выпрыгнуть, учитывая этот дьявольский вопль. — Это ты себя имеешь в виду? — Розье широко улыбнулся, манерно зачёсывая чёлку назад. На щёках Барти заходили желваки, олицетворяя нарастающее раздражение. — Я поражаюсь, насколько всё-таки идиотскими могут быть твои предложения, — гаркнул Блэк, продолжив проходиться пальцами по идеально гладкой поверхности яйца. — Распорядители Турнира, в отличие от тебя, хотя бы иногда думают головой, — Эван засмеялся в голос, поддакнув другу полушепотом. — Если они заставили чемпионов сражаться за эту, как ты выражаешься, штуковину, значит, в ней есть своя важность. — Блэк прав, — согласился Лестрейндж, положив на колени увесистую книгу. Рабастан всегда отличался умением находить нужную информацию в стопке макулатуры, которая на первый взгляд не отличалась подходящим содержанием. Именно поэтому в их компании он главенствовал в делах, касающихся изучением школьной литературы. — Нутром чую, они не просто так подкинули чемпионам этот трофей, — Рабастан кивнул в сторону драконьего яйца. — Другой вопрос: как именно мы сможем расшифровать этот вой. — В этой книге ничего? — с ноткой надежды задал вопрос Регулус, заведомо зная, что именно ответит друг. То же, что и все десять вопросов назад. — Нет, — разочарованно произнёс слизеринец, пролистывая широкие страницы. — Даже близко ничего к тому, что мы ищем. Блэку уже стоило смириться с тем, что поиски ответов равнялись постоянному поражению. На протяжении двух недель слизеринцы собирались в мужской спальне, обосабливаясь от остального змеиного клубка, дабы в уединении разгадать то, что ему преподнесли гребаные распорядители. Барти и Эван находились здесь, скорее, из долга и ради дани уважения их давней дружбе, так как особой пользы от этих двоих не было. Иногда они отвлекали, например, как сейчас. Но ощущение сплоченности помогало Регулусу не сойти с ума. Он осознавал, что в одиночку ему бы вряд ли удалось бы справиться с этим. И дело было не в пронзительном инфразвуке, дробящем голову на тысячу частиц. Блэк давно привык к сковывающим ощущениям, приносящим дискомфорт и болезненные ощущения. Летние каникулы на Площади Гриммо в компании кузины сделали своё дело. Вышколили в юном аристократе стойкость к подобному безумию. Просто в последнее время на слизеринца навалилось слишком много личных тяготений. Перипетии становились преградой к достижению целей, утепляли хладнокровность, обесточивали устойчивое бесстрастие. Он чувствовал, как постепенно терял связь с собой прошлым, становясь лишь тенью. Бессвязной оболочкой, более не чувствовавшей под ногами путь истинной цели. Дорога к принципиальным идеалам размывалась некоторыми событиями. Становилась нечёткой. Потопляемой грязью. Под стать крови, текшей в теле одной из самых главных проблем. С того момента, как Уоррен должна была погибнуть прошло уже около месяца. Но гриффиндорка оставалась живой. Вполне себе чувствовавшей вкус жизни, любезно подаренной Блэком. Грязнокровка дышала спасительным воздухом, не догадываясь о том, что именно поставил на кон слизеринец, дабы она продолжала просыпаться каждый день и оставаться в игре. В новом сценарии, придуманном спонтанно. Он всё ещё не знал, что с ней делать. Задание Волдеморта оставалось невыполненным, но не гарантировало того, что все забудут про одну надоедливую мишень, оставшуюся целой и невредимой. Когда-нибудь судебное предназначение выстрелит прямо в яблочко и тогда Регулус впервые заснёт крепким и долгим сном. А пока… все было очень неопределенно. План Тёмного Лорда. Существование грязнокровки. Отношение Блэка ко всему происходящему. Регулус должен был пытаться всеми способами добиться уничтожения гриффиндорки, дабы та не являлась преградой к финалу. Блэк должен был не выпускать из рук свой блокнот, исписывая страницы новой стратегией, стиравшей Уоррен с лица земли. Однако слизеринец не сделал ничего из того, что следовало бы сделать уважающему себя чистокровному волшебнику. Он не чувствовал ни ненависти. Ни судорожного желания выбить лучом Авады дух из девичьего тела. Только абсолютная растерянность и пустота. До тех пор, пока ночь не опускалась на бескрайние шотландские края. Пока луна не вставала в полночном небе, освещая собой каждый дюйм. Даже самые тёмные уголки человечьей души, которая считалась уничтоженной ужасными событиями. Но нет. Сущность Блэка все ещё была при нём, материализуясь нестерпимым мучением под плотью. Он чувствовал, как разрывается солнечное сплетение от мук выбора, представшего перед ним. И только мужское сердце подсказывало то, к чему искренне тяготело. Искалеченный чернильный орган изнывал от невозможности досягнуть до девичьего образа. Та близость, что просквозила между ними, навсегда поселила мучительную надобность во взгляде, прикосновениях, голосе Уоррен. Блэк мог себе в этом признаться только ночью, когда бессонница кормилась загнанными демонами. Искаженное желание в её обществе загоняло Блэка в вырытую яму. Казалось бы, что такого в ней — грязнокровке? У слизеринца было множество девушек. Чистокровные. Дочери из знатных семей. Полукровки, с которыми ему хотелось чего-то необычного. Но ни одна из них не вызывала такого спектра эмоций. Её стойкость. Излишняя самоуверенность. Твердый нрав, скрывавшийся в хрупком — манящем — теле. То, как она смотрела на Регулуса, не могло сравниться с чем-то другим. Ни с чем, что он ранее испытывал. Два изумрудных камня вскрывали грудную клетку, украшая своей драгоценностью всё то, что давно прогнило. Она виртуозно обыгрывала слизеринца, оставляя почти ни с чем. Почти. Гриффиндорка всегда оставляла после себя удушающий аромат роз, которым хотелось давиться из раза в раз. Эксперимент оказался удачным, подтверждая то, что Блэка по-настоящему тянуло к гриффиндорке. Вопреки навязанным принципам. Наперекор наставлениям великого дома Блэков. Узнай Вальбурга о том, что её сын самолично потянулся к мерзкой грязнокровке в жажде испробовать губы Уоррен на вкус, вероятно, он бы лишился головы. Но Регулус был готов к казни, если бы это вновь позволило ему поцеловать гриффиндорку. И в этом поистине ужасном желании он мог признаться только лишь себе. Наедине с луной, освещавшей страшные тайны мужского сердца. Чистосердечное признание настигло слизеринца не сразу. Определенно, не в тот момент, когда их губы соединились в кротком поцелуе, чувствовавшемся затянувшейся петлей на шее. Разумеется, не тогда, когда судьба столкнула их в самом необычном месте на свете. Тогда Блэк все ещё успокаивал себя тем, что ему совершенно неинтересна Уоррен. Он был практически уверен, что зараза, поселившаяся в его организме после близости с грязнокровкой, изойдёт из него со временем. Очередная кукла с симпатичными глазками вряд ли могла бы зацепить его внимание. Но кукла оказалась прозорливее. Она с легкостью сбросила с себя нити марионетки, вставая по ту сторону власти. Гриффиндорка стала той, кто самостоятельно решает, каким правилам станут подчиняться окружающие. Они практически не виделись, и весь ноябрь пронёсся перед глазами Регулуса безликой дымкой. Изредка слизеринец замечал её в Большом зале. Серебристые радужки натыкались на гриффиндорский стол, опознавая в толпе серой массы копну тёмно-бордовых волос. Не специально, конечно же. Чистая случайность, отбивавшаяся судорожным клокотанием на уровне глотки. Стоило слизеринцу увидеть, как Григоров сжимает хрупкое плечо девчонки, как Блэк ощущал, как его обвивает нечто, называющееся чувством собственничества. Но это не могло быть оно. Какое ему дело до Уоррен и её блядских похождений? Пусть хоть затолкает свой язык в омерзительный рот тупоголового болгарина, Регулус даже не шелохнётся. Так и было. Внешне слизеринец никак не проявлял эмоции касательно прилюдных спектаклей гриффиндорки. Но внутри дисфория пожирала всё живое, что могло отвечать за эмпатию и реакцию на этот ебаный цирк. — Без обид, Блэк, но мы торчим здесь практически безвылазно несколько недель, — внезапно начал Розье, облокотившись спиной о полог кровати, на которой сидел Лестрейндж. — Может, нам пора отвлечься на что-то более приятное? — Блэк резко обернулся на друга, нахмурив брови. — Смена деятельности всегда идет на пользу. — Из-за твоего своевременного отдыха я рискую снова оказаться на втором месте, — хмуро ответил Регулус, отложив драконье яйцо на изумрудные простыни. — Я не хочу уступать грязнокровке и позорить свою школу уродливым клеймом маглорожденной, — сказать подобное не было сложно. Сложнее оказалось не подавиться собственным ядом, не имеющим ничего общего с истинным отношением к Уоррен. — Не будь таким наивным, Розье, — вмешался Барти, таская из пачки леденцы. — Наш Реджи обязательно отдохнёт, когда начнёт посещать репетиции танцев. Вот тебе и смена деятельности, — с набитым ртом паясничал Крауч, толкая локтём в плечо Эвана, чтобы тот поддержал его мысль. — Но я не стану сгнивать в подземельях в обнимку с книжками. Оставлю это для нашего старосты. — Не волнуйся, никто тебя не заставляет, — елейно начал Рабастан, не отвлекаясь от очередного талмуда. — Твоих мозгов едва хватает, чтобы прочитать обратную сторону на упаковке из-под конфет, а тут целая книга, — слизеринец помахал обложкой перед лицом друга, драматично схватившись за сердце свободной рукой. Барти ринулся вперед, но вовремя остановился, заметив на лице Лестрейнджа явное не одобрение. Рабастан изогнул бровь и выставил палец вперед, предостерегая товарища. Он никогда не поощрял излишнего панибратства и не позволял лишнего в свою сторону. Конечно, если это был кто-то, кроме Блэка. Насупившись, Крауч присел обратно на своё место возле Розье. Барти продолжал уминать сладкое с легким раздражением, поселившимся между легких морщин на лбу. — Зависть, Барти, плохое чувство, — добродушно произнёс Эван, взлохматив волосы товарища. — Регулус — наш чемпион, а чемпионам, как правило, достается всё самое лучшее. — Если кто-то в очередной раз начнёт перечислять всех девчонок, мечтающих пойти с Блэком на Святочный Бал, я выстрелю Авадой себе в висок, — пробубнил Крауч, съев последнюю конфету. — Не волнуйся, кто-нибудь достанется и тебе, — прокомментировал Лестрейндж, кидая насмешливый взгляд в сторону Крауча. — Главное, не повторяй прошлых ошибок, мой юный друг. — Откуда мне было знать, что у неё был парень? — воскликнул Барти, вспомнив опыт прошлого года, когда у него случился некий инцидент с однокурсницей на одной из вечеринок. — Я ни разу не видел эту полукровку в мужском обществе. — Зато ты надолго запомнил гематому на своём лице, когда её парень внезапно объявился, — усмехнулся Розье, закатив глаза. — Не все девушки любят выставлять напоказ свои отношения, — рассуждал светловолосый волшебник, мечтательно запрокинув голову на мягкий матрас. — В отличие от некоторых особей. — Например? — внезапно подал голос Блэк, ощущая некий подтекст в словах Эвана. Он определенно зашифровал конкретную личность в своей фразе. — М, дай-ка подумать, — парень приложил указательный палец к губе, делая вид, что размышляет. Но это был всего лишь фарс, дабы не выглядеть чересчур заинтересованным в том самом человеке. — Например, Уоррен. Грязнокровка так сильно вцепилась в Григорова, пытаясь занять хоть какую-нибудь нишу в высшем обществе. Она считает, что тем самым что-то значит для нас, чистокровных. Но на самом деле, маглорожденная дрянь служит очередным напоминанием о том, что все они — приспособленцы. Эван поднял голову, повернувшись в сторону Регулуса. На его лице взыграла хищная улыбка, обнажившая зубы. Так обычно выражают свою позицию змеи, ищущие поддержки в своём приближенном обществе. Удовольствие от унижения слабых и убогих расписывала мимику ядовитым почерком. Но Блэк не почувствовал ни капли того, что следовало бы ощутить. Ничего, что могло откликнуться внутри. Только нарастающую злость, вызванную ложью. Розье откровенно оклеветал Уоррен, посчитав гриффиндорку лишь дополнением к его великому дружку. Блэк знал, на что она была способна. И она явно не входила в число тех, кто добивается своих целей путём связи с более уважаемыми волшебниками. — Не думаю, что грязнокровка пытается протоптать себе дорожку к верхам, используя этого никчемного борова, — Блэк пытался говорить как можно равнодушнее, упрятывая эмоции за стены окклюменции. Его взгляд постепенно становился прозрачным, словно белоснежное полотно, а мысли чище. Его сердцебиение приходило в норму, а голос выравнивался с помощью специальной техники. — Иначе как можно объяснить то, что она победила ебаного дракона? Думаешь, это тоже заслуга болгарина? — Это всего лишь везение, — настаивал на своём Розье, кидая подозрительный взгляд в сторону Регулуса. Темноволосый слизеринец выглядел отрешенно, принимая зрительную дуэль с достоинством. Ему нечего скрывать. Почти нечего. — Совсем скоро её случайная слава сойдёт на «нет» и все поймут, что она — ничтожество. Судьба никогда не улыбается дважды. — Говоришь так, словно в тебя вселилась Ватис, — пробурчал Барти, который все время слушал диалог двух друзей с неприсущей ему внимательностью. — Не думал замещать её на Прорицаниях? — Ничего необычного. Всё слишком очевидно, — Эван пожал плечами, вновь приняв расслабленную позу. — Не спорю, чертовка хороша для маглорожденной. Если бы я не знал, что в её венах течёт грязь, прекрасно бы понял Григорова, — он выдержал паузу, продолжив. — Кто бы ни устоял перед её откровенным нарядом на Хэллоуин? Уверен, Владислав своего не упустил и на славу порезвился с ней тогда. Окклюменция не помогала. Блэк чувствовал, как глазницы наливаются кровью, а гнев разливался по жилам, стимулируя былую вспышку ярости. Он активно задышал, пытаясь сконцентрироваться на чём-нибудь, чтобы не впечатать свой кулак в ровный нос Розье. Уберегая себя от соблазна, Регулус спрятал ладонь в карман, скрывая под плотной тканью брюк побелевшие костяшки. Он не понимал, что с ним происходило. Какая неведомая сила вскрывала его запечатанную уязвимость, практически выставляя напоказ всю подноготную. Блэк не осознавал, как глупый комментарий Розье мог буквально выпотрошить внутренности слизеринца. Блудливое сердце вновь звучало набатом, отвечая на провокацию. Упоминание о связи Григорова и Уоррен вновь доказало, что Регулусу не плевать. Блять. Ему даже не хотелось задумываться о правдивости сказанного Эваном. Остаток вечера грязнокровка провела с Блэком, а потом она сбежала в свою башню. Она осталась в своей ебаной спальне до утра и, конечно, Уоррен не вернулась к дурмстранговцу. Конечно, нет. Но если Блэк узнает о том, что гриффиндорка вернулась к своему ненаглядному Григорову, то он лично вырвет её похотливый язык. Рабастан прочистил горло, привлекая к себе внимание слизеринца. Это помогло Блэку отвлечься, и тот мигом перевёл взгляд на друга. Лестрейндж слабо кивнул, посылая многозначительный взор в сторону Регулуса. Он жестом подозвал темноволосого волшебника к себе, и тот пересел на соседнюю кровать. Пока Розье и Крауч отвлеклись от темы, болтая о своём, Лестрейндж и Блэк молчаливо обменивались взглядами, а после одновременно принялись читать отрывок из главы. Ничего конкретного, прямо указывающего на специфику звучания, доносившегося из драконьего яйца. В книге говорилось о том, что звук мог оказаться обманчивым. Измененным заклинанием или самой природой, скрывавшей истинный смысл в несвойственной обстановке. В мужскую спальню постучали, привлекая к своим коротким ударам четыре пары глаз. Блэк снял с двери запирающие заклинание, впустив в комнату новоявленного гостя. Точнее, гостью. — Извините, что помешала, — тонкий голосок прорезался сквозь стены. Из-за двери показалась голова Лолиты и её любопытный взгляд. — Я могу войти? — Что-то срочное? — спокойно спросил Регулус, взглянув на шармбатонку усталым взглядом. — Ты пˈгосил найти тебя, если я узнаю кое-что о втоˈгом испытании, мой пˈгинц, — Регулус состроил гримасу при упоминании этого никчемного прозвища, но никак не отреагировал. Он заметил, как друзья непонимающе уставились на него, пытаясь понять, о чём говорила Лолита. Разумеется, отношения с француженкой строились не на чистом удовольствии. Секс — это, конечно, прекрасно. Трахаться с ней было слишком хорошо, чтобы отказываться от этого приятного бонуса. Но во всём должна быть своя выгода. Лолита прекрасно компенсировала свой статус бесполезной собеседницы тем, что она неплохо шпионила для своего слизеринского аристократа. Девчонка являлась кем-то вроде серого кардинала, узнавая всё, о чём её просил Блэк. Преданность и святая вера в его искренние чувства позволяли шармбатонке искусно выполнять указания Регулуса. — Здесь становится все интереснее и интереснее, — пропел Рабастан, откладывая книгу в сторону. Он подпер подбородок рукой, стоявшей на колене. Его светло-голубые глаза перебегали от Регулуса к Лолите в ожидании чего-то фееричного. — Заходи, — отозвался Блэк, игнорируя пристальный взгляд друга. Лолита кивнула, повинуясь. Лёгкой походкой она прошла в центр комнаты, лучезарно улыбаясь каждому сидящему слизеринцу. Розье и Крауч смотрели на неё с жадностью, изучая каждый дюйм тела француженки. Удивительно, но Блэк ничего не почувствовал от лицезрения вожделеющих взглядов двух придурков. Никакого намёка на ревность. Приятное бесчувствие обволакивало сознание слизеринца. Шармбатонка остановилась напротив Блэка, с нежностью прикоснувшись к его щеке в знак приветствия. Регулус не ответил ей взаимностью, лишь осматривал внешний вид Лолиты. Юбка карандаш идеально сидела по её фигуре. Полупрозрачная блуза бирюзового цвета подчеркивала формы, а тонкая ткань слегка просвечивала девичью грудь и торчащие соски. Её было холодно. Лолита до сих пор не привыкла к температуре, царившей в подземельях. — Что тебе удалось узнать? — он слегка запрокинул голову назад, дабы сместить обзор на девичье лицо. — Самую малость, — смущенно произнесла девушка, закусив нижнюю губу. — Леон немногословен. — Да? — воскликнул Рабастан, давясь смешком. — А по этому напыщенному пижону так и не скажешь. — Он не такой пгˈостой, как тебе кажется, Рабастан, — возразила шармбатонка, сузив тёмно-синие глаза. — Леон ни за что не станет делиться инфоˈгмацией с кем попало, если от этого будет зависеть его успех. Если потˈгебуется, он пойдёт по головам. — Да в пекло его целеустремленность, — отмахнулся Блэк, сгорая от нетерпения. Пришло поставить жирную точку в этой гребаной разгадке. — Что насчёт второго испытания? — Я подслушала разговоˈг Леона с его подˈгужкой. Как же её зовут… — Мэри, — напомнил Лестрейндж, произнеся имя гриффиндорки с какой-то странной ноткой в голосе. У Блэка не было возможности задуматься об этом, он был всецело поглощён подробностями рассказа Лолиты. — Да, точно, — шармбатонка щёлкнула пальцами в знак подтверждения. — Леон рассказал Мэˈги о том, что ему удалось разгадать, что за стˈганный вопль доносится из дˈгаконьего яйца, — загадочно произнесла Лолита, сохраняя интригу. — Он сказал, что разгадка скˈгывается в самом банальном, о чём думаешь в последнюю очеˈгедь. В детских сказках, повествующих о разных волшебных существах. — Что за бред? — возмутился Розье, кидая возмущённый взгляд на француженку. — Как глупые сказки могут помочь во втором испытании? По-твоему, распорядители совсем идиоты? — Бˈгед? — оскалилась Лолита, обернувшись на Эвана. Её лицо вдруг перестало излучать любезность. — Если бы это было бˈгедом, мадам Максим не стала бы отчитывать его за слишком длинный язык. — Тебе удалось подслушать, что конкретно она ему сказала? — спросил Блэк, обхватив своей рукой девичью ладонь. — Именно поэтому я здесь, — девичий взгляд просиял, стоило её повернуть голову к Регулусу. Голос её стал мягче, а мысли куда точнее. — Она сказала Леону, что стоит спеˈгва думать, пˈгежде чем рассказывать о своих успехах кому попало. Мадам Максим предостерегала его, говоря, что связь с подˈгужкой сопеˈгницы пагубно скажется на его участии в следующем туˈге. С таким же успехом он может публично бˈгосить свой тˈгофей в чан с водой, и тогда все вы — чемпионы — узнаете о теме второго испытания. Ладонь Блэка отдернулась от девичьего предплечья, а сам слизеринец резко потянулся за раскрытой книжкой, которую Лестрейндж отложил в сторону. Рабастан непонимающе уставился на друга, и его примеру последовал каждый, кто находился сейчас в спальне. Регулус не мог поверить своим ушам, а теперь и глазам. Пазл постепенно складывался в единую картину и перед ним наконец-то открылись новые горизонты. По крайней мере, Блэк хотел верить в то, что сказанное Лолитой — не очередное заблуждение. Он судорожно перелистнул несколько пожелтевших страниц, утыкаясь серебристыми радужками в строчки, некогда показавшиеся ему слишком бредовыми, чтобы воспринять всерьез.…Звук мог оказаться обманчивым. Измененным заклинанием или самой природой, скрывавшей истинный смысл в несвойственной обстановке…
Последние слова заставили слизеринца замереть. Его глаза переметнулись на широкие окна с видом на бескрайнее дно Чёрного озера, замечая с ужасом то, что находилось буквально перед его носом. Драконьему яйцу нужна вода, чтобы дрянь, находившаяся внутри, разболтала все ответы. Если мадам Максим действительно оберегала своего чемпиона от чужих любопытных ушей, то её миссия с треском провалилась.***
— Произнеси это заклинание шепотом в замочную скважину, а потом постучи несколько раз по дверной ручке, — с серьёзным видом произнёс Рабастан, написав короткую фразу на латыни. Он протянул клочок бумаги Регулусу, сохраняя невозмутимое выражение лица. Блэк, в свою очередь, выглядел, мягко говоря, растерянно. Слизеринец забрал кусок пожелтевшего пергамента, убирая заветный ключ к нужной комнате в карман. — Мне обязательно вести себя, как последний идиот, и шептать отпирающее заклинание в замочную скважину? — склонив голову, спросил Блэк, закурив сигарету. Очередной традиционный жест их с Лестрейнджем дружбы, который не требовал отлагательств. — Чувак, ну, конечно же, нет, — рассмеялся семикурсник, хлопнув друга по плечу. Рабастан опрокинул голову назад, все ещё пытаясь успокоиться от созерцания смущенного Регулуса. Такое зрелище вряд ли можно увидеть хоть в раз в жизни, но Лестрейнджу повезло. Засранцу всегда везло замечать в Блэке несвойственные ему эмоции. — Просто прочти это заклинание, и дверь сама откроется. — Там точно никого не будет в это время? — Блэк поправил манжет рубашки, посмотрев на свои наручные часы. Стрелки на циферблате приближались к одиннадцати вечера, а это означало, что практически каждый в этом замке уже занял своё спальное место. Однако, в Хогвартсе ни в чём нельзя быть уверенным на все «сто». — Старосты факультетов слишком чтят школьный устав, чтобы пренебрегать своими обязанностями, — слащаво протянул Лестрейндж, изображая блаженность остальных членов старостата. Рабастан кивнул на сигарету в руке Блэка, молчаливо прося о своей никотиновой дозе. — Мы с Клариссой обычно принимаем совместную ванну в дортуаре. — Обойдусь без подробностей, — скривился Блэк, передавая другу сигарету с ванильным привкусом. Лестрейндж ненавидел все эти концентраты, перебивающие истинный вкус сигареты. В его понимании никотин должен чувствоваться без примесей, чтобы насладиться каждой затяжкой. Рабастан самодовольно усмехнулся, пожав плечами. Он поджег сигарету с помощью беспалочковой магии, и поморщился от первого вдоха. Дым выходил из уст молодых людей вместе с паром, вызванным смешиванием холодной и тёплой температуры. Их тела согревались с помощью чар, но Астрономическая башня была безжалостной в своей высоте на открытом воздухе. Первые морозы наступили с уходом ноября, оставляя природу во владении особой магии — ледяной и жестокой. Зима подкрадывалась незаметно, пока лишь оставляя о себе лёгкое напоминание. Жгучий ветер, забиравшийся под саму кожу. Изморозь, покрывавшую собой каждый участок: от ветвей на деревьях до твердой почвы. — Твоя французская кошечка тоже идёт купаться? — игриво вопросил друг, облокотившись спиной о балюстраду. — Лолита добыла необходимую информацию, — ответил Регулус будничным тоном, выдыхая серый клуб дыма. — В остальном она несет в себе абсолютно никакой пользы. — И это говорит тот, из-за кого мне пришлось накладывать заглушающее на комнату, чтоб малолетки не сдохли от стыда, — Лестрейндж покачал головой, упиваясь собственной проницательностью. — Шармбатонка, может быть, и бесполезна в абсолютном понимании, но в твоей постели ей точно находится применение. Регулус не стал спорить. Лолита и вправду была той девушкой, которая знала, когда и как правильно ублажить. Ей стоило всего лишь взглянуть, наполняя тёмные радужки обелиском желания, и всё летело к чертям. Не по зову сердца, нет. Голос инстинкта вёл слизеринца за копной каштановых волос, побуждая проникаться девичьим телом так, как ни с кем и никогда. Но в их сексуальной близости всегда была одна деталь, которая не давала Блэку покоя в моменты, когда вожделение исходило из его тела с последней каплей. Регулус всегда чувствовал с Лолитой то же, что и со всеми. Всегда. И это раздражало. Выбивало из сил то уродливое осознание, снизошедшее до Блэка в последние недели. Раньше его не волновали ощущения в полной мере, ему всегда казалось, что так и должно быть. Но не сейчас. Почему-то до сумасшествия не сейчас. Ему хотелось больше. Он жаждал глотать ртом воздух, умирая от удушения ароматами чужого тела и недосягаемых губ. Потрахаться с француженкой после того как она выдала ему все секреты Дювернуа являлось чем-то вроде благодарности. Телесной платой за усердие и совестное выполнение чужой прихоти. Ничего из этого не откликалось в его сердце. Блэк ощущал себя пустым. Неискушенным. Нуждающимся в более оглушительных эмоциях. — Филч уже закончил обход, — Лестрейндж взглянул на свои часы, а после перевёл взгляд на друга. — Путь свободен, мой юный друг, — он сделал несколько шагов вперед, попутно измельчая окурок на мелкие частицы. — Надеюсь, моя помощь окажется для тебя полезной, и ты найдёшь все свои ответы, — Рабастан сжал плечо друга, произнеся подобие напутственной речи. Блэк уверенно кивнул, и молодые люди поспешили покинуть стены Астрономической башни. Лестрейндж скользнул в коридор первым, Регулус последовал за ним, выбрасывая недокуренную сигарету в воздух, а после уничтожил её взмахом палочки. Рабастан огляделся по сторонам, уходя в противоположную сторону, на этом месте их пути расходились. Друг отсалютовал ладонью от виска, вновь пробормотав что-то об удаче и о том, чтобы слизеринец поспешил, если вдруг школьный завхоз вздумает побродить по школе подольше. Ванна старост находилась на два этажа ниже. Блэк быстрым шагом направился к лестничному пролёту, игнорируя заинтересованные взгляды портретов, страдавших бессонницей. Слизеринец скалился всякий раз, когда очередной призрак, заточенный в позолоченных рамах, начинал вопить в ответ на льющуюся световую сферу из волшебной палочки. Ещё не хватало, чтобы на этот зов прибежал Филч и план Блэка с треском провалился. Но, к счастью Регулуса, коридоры школьного замка пустели и полностью безмолвствовали. Посреди каменных стен были слышны только шаги слизеринца, отдававшиеся стуком туфель. Ни души. Время будто застыло, укрываясь в плотную ночную вуаль. Блэк совершил ещё один круг по лестнице, прежде чем остановился прямо напротив долгожданной двери. Он достал из кармана свернутый клочок и, посветив волшебной палочкой, медленно и внятно прочитал заклинание. Прошла всего секунда, прежде чем дверной замок начал медленно отворяться, позволяя страннику проникнуть в комнату. Регулус посмотрел по сторонам, дабы удостовериться, что за ним не было слежки, а после проникнул в ванную старост. Ранее он здесь никогда не бывал. Рабастан рассказывал, что комната для избранных была больше, чем их скромная душевая в подземельях. Но Регулус никогда не думал, что масштабы будут настолько поразительными. Комната была просторной, выложенной из белого мрамора. Блэк сделал шаг вперед, прошептав Нокс. Дополнительное освещение здесь было ни к чему, каждый дюйм ванной озарялся громоздкой люстрой с горящими свечами. Посреди помещения был установлен глубокий круглый бассейн с чистейшей водой, а над ним свисали сотни золотых кранов. Регулус ощутил на себе пристальный взгляд, из-за чего ему пришлось перевести серебристые глаза на широкое витражное окно. Внутри драгоценного стекла была заточена русалка, игриво извивающаяся и помахивающая длинным хвостом. Но слизеринец мог поклясться, что разъедающую дыру в его груди образовывал отнюдь не проникновенный взор сирены. Некто другой, с глазами — идентичными мифическому существу — смотрел на него испуганно, не в силах промолвить ни слова своим чарующим хриплым голосом.