Чужак

      — Драконы? — удивленный писк вырвался из девичьих уст, прервав нагнетающую тишину.       Одно-единственное слово повисло в воздухе тонкой нитью, подвешивая за шаткое спокойствие каждого сидящего в гостиной. Миражное успокоение растворялось в разогретом помещении, дотлевая в камине вместе с разложенными поленьями.       — Мэри, если бы мы хотели, чтобы об этом узнала вся школа, мы бы обязательно доложили о нашей находке в «Пророк», — фыркнул Ремус, взбивая подушку, о которую впоследствии опёрся локтем. Второй ладонью он бережно смахнул косички, обрамлявшие лицо мулатки, чтобы она могла как можно точнее увидеть неодобрительность в его глазах.       — Простите, — неловко промычала Макдональд, отправляя в рот очередную порцию зефира, купленного в лавке сладостей Косого переулка.       Всякий раз, когда гриффиндорка переживала стресс, или была близка к тому, чтобы нервные клетки разрушались подобно карточному домику, девушка заедала неумолимые эмоции тонной сладкого. На сей раз выбор пал на упаковку заколдованного зефира, окрашивающего нёбо и язык в концентрированную палитру, представленную на образце с обратной стороны упаковки. Мэри натянула рукав пижамной кофты на кулак, вытирая губы от следов синего красителя.       Голоса друзей маячили на заднем фоне, пока сама Изабель утопала в собственных переживаниях и беспрерывных рассуждениях с голосом разума, ведшим беспрерывную борьбу с девичьим нутром.       Девушка расположилась на полу напротив Ремуса и Мэри, которые в данную минуту отошли от насущной проблемы, перебегая к препиранию по поводу вреда сладкого для организма. Люпин заявлял, что зефир, продававшийся в подобных лавках, плохо влияет за счёт волшебных концентратов, а Макдональд возражала, говоря о том, что занудство друзей убьёт её быстрее, чем сахар в крови.       Уоррен поочередно вытянула ноги вперед под кофейным столиком, замечая, что остаточный эффект адреналина все ещё покоился в мышцах, не до конца рассосавшись в крови. Волшебница сжимала пальцами ковровый ворс, пытаясь отвлечься от тревоги, сновавшей по внутренностям. Обветшалое спокойствие трещало по швам, позволяя голосу паранойи прорваться сквозь выбитые трещины.       Гриффиндорка старалась навесить на лицо маску бесстрастия. На протяжении часа она прятала глаза в подвешенных к потолку флагах; засматривалась на масштабное движущееся полотно триптиха, изображавшего могущественных древних волшебников. Пока Мэри и Ремус продолжали перебрасываться по-дружески едкими фразами, Изабель подсчитывала в уме все разложенные томики на высоких полочных шкафах. Остановившись на ста двадцати пяти, она уткнулась глазами в искрящееся углубление камина, изображая видимость того, что она была чем-то увлечена. На самом деле, каждая секунда, проведенная в родной башне, возвращала девушку обратно.       В Запретный лес.       Холод до сих пор сновал по плечам, норовя забраться под тонкую ткань ситцевой рубашки. Разорвать к чертям плоть, разрубая ледяными касаниями ветра. И даже утепленная мантия, накинутая наспех, не спасала Изабель от ощущения, что каждый пройденный шаг приближал девчонку к видению чего-то опасного, несовместимого с понятием сохранности жизни.       Было наивно полагать, что Люпин предложил Уоррен прогуляться, дабы показать ей прекрасные виды, открывавшиеся с перекрестной дороги, ведущей в неизведанную лощину. Каждый дюйм, что они проходили, ступая исключительно на следы, вытоптанные, естественно, гриффиндорцем и его шайкой мародёров, давался тяжело. Несмотря на то, что погода была сухая и дождь не посещал их края последние несколько недель, отметины на земле разъедались из-за повышенной влажности, характерной для этой мглистой, лишенной просвета, местности. Изабель повезло, что по правый бок с ней шагал оборотень, и Ремус мог без труда учуять правильное направление, заданное рефлексами.       Уоррен не унималась всю дорогу. Она неустанно засыпывала друга вопросами о причине столь неожиданной вылазки за пределы школьного замка. Люпин не отвечал прямо, тем самым увиливая и приговаривая, что она сама обо всём узнает, стоит только подождать и прийти в нужное место. Это жутко злило.       Гриффиндорка ненавидела моменты, вынуждавшие её контроль расползаться по швам, обнажая незнание и замешательство. Волшебница строила множество теорий и догадок по поводу их вечерних гуляний, аккуратно перешагивая очередное обвалившееся дерево. Толстые корни обвивали землю, имитируя паутинный узор над почвой. С каждым разом природные ловушки становились все более труднопроходимыми, а острый край свалившейся коры неприятно оцарапала штанину, разрывая ткань с хрустом.       Антуражности походу добавляли неизведанные звуки, издаваемые из глубины леса. Было ли это чьим-то предсмертным криком о помощи, разрывавшим барабанные перепонки ужасом, или звериным воплем удовольствия, Изабель не знала. Не хотела даже гадать, выдвигая очередное предположение.       Как и было обещано Люпином — ответ нашёлся.       Парень зарекался о зрелище, и, к девичьему сожалению, он не обманул.       Перед тем, как они ступили на действительно запретную территорию, гриффиндорец попросил её наложить на себя Силенцио, потому что увиденное могло шокировать до импульсивного, неконтролируемого крика.       Уоррен была премного благодарна за столь щедрый и нужный совет.       То, что ждало молодых людей, пробирало до костей, выжигая на кальциевом корсете ужасающие обелиски. Девичьи уста застыли в немом крике, искажая лицевые мышцы в гримасе изумления, но никакого звука не последовало. Безмолвное олицетворение подлинных ощущений. Ни с чем не сравнимых.       Изабель чувствовала, как с каждым мигом кровь остывала в жилах, переставая циркулировать вовсе. Ладони замерзали не из-за низкой температуры в конце октября. Конечности немели из-за жуткого осознания, что все было реальным. Это подтвердилось одним лишь взглядом на Ремуса, стоявшего в нескольких дюймах от гриффиндорки. Люпин не выглядел ошеломленным, но в его лице можно было распознать тень поражения. Он медленно вытянул руку, обхватив девичью ладонь, однако Уоррен едва почувствовала фантомное прикосновение.       Она продолжала взирать перед собой, ловко скрываясь в лозах ветвей. Безлистным деревьям удалось скрыть гриффиндорцев, хотя у Изабель было стойкое ощущение, что её сердцебиение слышит каждый в округе.       Стоило лишь узреть в правильном направлении, как можно было заметить хрупкую фигуру, обтянутую разорванной одеждой.       На поляне виднелись высокие загоны, достигавшие несколько десятков метров в ширину и длину. Крепкие брусья ограждали значительного вида клетки, усиливая охрану для мифических существ. Скорее реальных. Потому что Изабель не могло показаться — она и вправду видела картину, от которой леденели внутренности.       Помимо очевидной степени защиты, можно было заметить мерцающее свечение вокруг территории, напоминавший купол. Магическая оболочка не позволяла посторонним пересекать границы лагеря, а также могла увеличивать уровень безопасности для прилегающих территорий от риска возможного побега огнедышащих тварей.       Драконы ходили по периметру, оставляя следы двух задних лап на почве. Их тела извивались, пытаясь ужиться и привыкнуть к новой местности, доселе неизведанной их породам. Существа внимательно осматривались по сторонам, водя длинной шеей из стороны в сторону. Глаза рептилий светились пламенем, позволяя им безо всякого труда ориентироваться даже в темноте.       Настроены они были крайне враждебно, учитывая тот факт, что загоны осматривались целой группой волшебников. Драконоведы внимательно следили за поведением существ, и в случае полного неповиновения, чешуйчатые тела соприкасались с зубьями, оставляя небольшие царапины на толстой плоти. Подобное наказание лишь дрессировало драконов, не подвергая их жизнь опасности.       Однако, своенравные и свободолюбивые существа принимали данный жест за вызов, отвечая на это пронзающим громоподобным рыком. Клыкастые пасти расширялись, выдувая в звездное небо языки пламени. Но огонь не мог постичь манящую высоту и пресекался на верхней точке купола, съеживаясь в мелкие искры.       Ритмичная дрожь органа крошила ребра, усиливая импульс головной боли. Тошнота подкрадывалась к горлу, и Уоррен была благодарна себе за то, что не поужинала накануне. Пустой желудок переваривал собственный сок, а эндокринная система гнала по организму неутешительный выброс гормонов.       Изабель понадобилось несколько минут, чтобы понять — она больше не хотела здесь находиться. Видеть в мельчайших подробностях, на что способны огнедышащие твари, было выше её сил. Воображение уже одаривало её сюжетами, где вместо ограждений будет зиять пустота, а мясистые лапы разорвут отнюдь не сухую ветку, а её хрупкое тело.       Гриффиндорка сорвалась с места, желая поскорее оказаться посреди непроглядной тьмы, чтобы лицо больше не жарилось от высокой температуры, а по позвоночнику больше не стекал ледяной град. Противоречивые ощущения забирались под плоть, царапая солнечное сплетение изнутри.       Оказавшись на тропе, ведущей прямиком к замку, девушка применила контрзаклятье, снявшее с уст безмолвие. Изо рта вырвался сдавленный крик, перемешавшийся во рту с оскоминной горечью. Специфичный привкус разрезал нёбо, разливаясь удушением по носоглотке.       Изабель припала к стволу дерева, царапаясь ногтями о брус. Гриффиндорка вжималась ладонью, пытаясь переварить шок от увиденного зрелища, но мозг всячески отторгал приливавшую информацию. Ноги подкашивались, позволяя свинцу разлиться по мышцам вместо молочной кислоты. Уоррен прикоснулась к солнечному сплетению, сгорбившись над сморщенными травяными ростками, выплевав собственное волнение вместе с желчью. Рвотный позыв не утихал, провоцируя мышцы живота сокращаться в новом приступе тошноты.       Ощутив, что желудок теперь точно пуст, девушка попыталась выпрямиться, выхватывая ртом свежий воздух. Головокружение усилилось, а мигрень отпечатывалась на роговице глаза дезориентирующими узорчатыми огоньками. Гребаное пекло.       Уоррен вновь скользнула по размазанной смоле ладонью, оперевшись о дерево, чтобы встать. Ботинки на высокой подошве черпали сухие листья при ходьбе, замедляя шаг.       Всё это время Люпин покорно шёл сзади, не тревожа девичье, и без того, расшатанное спокойствие. Гриффиндорец молчаливо следил за ней, оставаясь на несколько десятков шагов позади. Изабель чувствовала его присутствие, но не могла вымолвить и слова, чтобы обсудить то, чему они стали свидетелями десять минут назад. Она прекрасно знала, что все обсуждения впереди, и Ремус просто даёт ей время, чтобы пережить и переварить свалившуюся информацию.       Когда гриффиндорцы достигли входной двери, Изабель промолвила единственный вопрос, не дававший ей покоя.       Как он набрел на местный драконий заповедник?       Ответ её ничуть не удивил, стоило догадаться сразу же. Ремус объяснил, что остаточный эффект полнолуния провоцирует его выбираться в лес, исследуя и вынюхивая то, что зарыто от глаз остальных. Сущность, жившая внутри мужского тела, никогда не дремала, даже с убыванием луны. И в один из таких дней, то есть сегодня, гриффиндорец нашёл то, что не никогда не видел за все годы обучения.       Уоррен знала, что это было не просто совпадение. Прохождение Турнира и неизвестно откуда взявшееся колониальное поселение драконов и их дрессировщиков означало одно.       Они прибыли сюда к первому испытанию.       И святая уверенность в собственной правоте ничуть не ослабляла жгуты тревожности. Они плелись восьмеркой, перекрывая доступ к кислороду и рациональности.       И что ты теперь на это скажешь, Изабель? Поможет ли теперь твой незаурядный ум, а не груда мышц в борьбе против огнедышащих чудовищ?       Мерлин. Конечно, нет.       Идея созвать полноценный дружеский совет пришла к гриффиндорке в тот момент, когда молодые люди опасливо озираясь, переходили по безлюдным коридорам. Прокрадываясь к башне, Люпин и Уоррен пришли к общему соглашению, что им необходимо поделиться всеми новостями с Мэри, которая, вероятно, скучала в одиночестве, готовясь ко сну.       Изабель застала подругу в спальне. Остальные девочки игнорировали появление гриффиндорки, что сыграло на руку Уоррен. Ей вовсе не хотелось объяснять, почему в её волосах застряли засохшие листья и комки паутины, а штанина брюк разорвалась на щиколотке. Стоило Макдональд увидеть внешний вид подруги, как та без лишних вопросов последовала за Изабель, бросая на сожительниц предостерегающий взгляд.       Можно было шутить с кем угодно и над кем угодно, но только не над Мэри и её друзьями.       На нижнем этаже башни их ждал Ремус. Гриффиндорец уселся на пол, внимательно разглядывая вид из окна. Гостиная пустовала, потому что все ученики, в том числе и старшекурсники, разбрелись по своим комнатам, оставляя львиной троице место для конфиденциального разговора. Изабель разожгла камин в качестве единственного источника света и расстелила поверх персидского ковра покрывало, стащенное со своей кровати.       Люпин и Уоррен долго переглядывались, сидя подле дивана на мягкой ткани. Мэри опасливо озиралась по сторонам, кидая скептический взгляд на штанину Изабель, но та всячески делала вид, что не замечает в глазах подруги подозрений.       Рассказывать о чудовищах, заточенных в загонах, было непросто.       Услышать вполне очевидный испуг в ответ на предположение, зачем их привезли в Хогвартс, — ещё сложнее.       — Вы уверены, что всё правильно поняли? — голос подруги вернул Уоррен в стены гостиной и гриффиндорка отвлеклась от созерцания настенного портрета с засыпающим лакеем. Мэри устремила взор на Изабель, понизив голос. — Что, если драконы привезены в Хогвартс не для Турнира.       — А для чего, по-твоему, их привезли? — Уоррен въелась прищуром в побледневшее лицо Макдональд, удивляясь наивности мулатки. — Сомневаюсь, что Бэгмена потянуло на экзотику и он решил обзавестись домашними питомцами.       — Но подпускать студентов к драконам на первом испытании — это ужасно! — гриффиндорка прикрыла рот ладонью, выражая всю степень ужаса, сновавшего по дрожащим плечам. — Кто вообще способен одолеть этих тварей?       — Дамблдор предупреждал, что будет непросто, — ничуть не обнадежила Изабель, удивляясь собственной жесткости.       — А ещё он сказал, что этот турнир будет отличаться от предыдущих, — Люпин поддержал настроение гриффиндорки, усмехаясь абсурдности ситуации, в которую молодые люди попали по чистой случайности. Чьей-то варварской шутке. Или непостижимому замыслу. — Боюсь представить, через что проходили другие чемпионы.       — Может, обратимся к Дамблдору? — жалобно вопросила Макдональд, игнорируя бесстрастность друзей. Мулатка не могла поверить, что они так просто сдавались, не попробовав возразить судьбе. — Он точно поможет.       — И что мы ему скажем? — сердито задал вопрос Люпин. — Извините, директор, мы увидели драконов в лесу, в котором вы, между прочим, запретили нам гулять, а потом подумали, что не особо-то и хочется с ними сражаться.       — Не паясничай, Ремус, — вспылила Мэри в ответ, махнув ладонью. — Я, как и ты, всего лишь пытаюсь найти выход из ситуации.       — Дамблдор считает, что я обманом получила право на участие, — раздраженно ответила Изабель, осушая бутылку воды одним глотком. Во рту все ещё присутствовал вязкий привкус, а тошнота отдавалась спазмом в желудке. — Вряд ли он вообще захочет меня слушать, учитывая наш последний разговор.       — Тогда давай наколдуем тебе уродливые фурункулы, — Макдональд отложила пачку с зефиром, и чуть придвинулась к гриффиндорке. Девушка протянула ладони к лицу Уоррен, и ткнула кончиком указательного пальца в лоб, щеки и подбородок. — Вот здесь, — Изабель отмахнулась от прикосновений, кидая на мулатку строгий взгляд. Та разочарованно отсела назад к Люпину. — Тебя отправят в Лазарет и снимут кандидатуру с участия.       — Ты ещё драконью оспу предложи, — снисходительно произнёс Ремус, за что получил свою личную порцию я-убью-тебя взгляда от Уоррен.       При одном лишь схожем упоминании о драконах по телу гриффиндорки пробежал ряд мурашек, заставив её почувствовать себя неудобно. Девушка стащила через голову испачканную мантию, оставшись в тонкой рубашке. Несмотря на то, что гостиная сейчас не отапливалась чарами, а единственным источником тепла являлся камин, волшебница ощущала, словно варится в закипающем котле.       — А это идея! — радостно воскликнула Макдональд, хлопнув в ладоши. — Конечно, тебе придётся несладко, Изабель, — девичьи чёрные глаза потускнели, а лицо скривилось в омерзении. Чудесно. — Твоё прелестное личико покроется гниющими тёмно-зелеными налетами, а ещё от тебя будет пахнуть, как от живого мертвеца. Но лучше уж микстура от Помфри, чем смерть на арене.       Уоррен снисходительно покачала головой, бросая насмешливый взгляд в сторону Мэри. Девушка начала активно жестикулировать, вновь споря с Люпином о том, что от драконьей оспы ещё никто не умирал.       Изабель понимала, что подруга пыталась ей помочь. Уберечь от злого рока, нависшего над макушками молодых людей густым облаком, предвещающим неизбежный смерч. Гриффиндорка нервно сглотнула, прокручивая в руках пустую стеклянную бутылку из-под воды. Она ощущала себя в ловушке, из которой невозможно было выбраться, не сведя счёты с жизнью. Словно одинокая капля, лавирующая по стенкам сосуда без возможности прорваться через крышку.       — Изабель не сможет отказаться от испытаний, — неутешительно сказал Ремус, устремляя взор на подругу. — Её кандидатуру ни за что не снимут с участия.       Мэри нахмурила брови, перебрасывая взгляд с Люпина на Уоррен, молчаливо заставляя тех объясниться.       — Когда студент бросает своё имя в кубок, он автоматически подписывает себе приговор, — ответила Изабель, замечая, как рассеивается замешательство на лице мулатки и на замену этим эмоциям приходит волнение, ставшее уже привычным за этот вечер. — Соглашается на условия негласного контракта, обязывающего чемпиона на участие, — гриффиндорка пожала плечами, чувствуя на них давящую тяжесть неизбежности. — И что-то мне подсказывает, что схватка с драконами покажется детской шалостью по сравнению с тем, что меня ожидает в случае отказа от прохождения испытаний.       — Тогда нам нужно срочно придумать, как ты справишься с первым испытанием, — высокопарно заявила Макдональд, поднимаясь на ноги.       — Мне нужно придумать, — с грустью хмыкнула Уоррен, растягиваясь на мягком одеяле. Усталость от пережитого дня клонила в сон, разливаясь по организму убаюкивающей негой.       — Ты всерьез думаешь, что мы позволим тебе в одиночку справляться с игрищами распорядителей? — с долей насмешки спросила Мэри, усаживаясь на колени подле Изабель. Мулатка обхватила своей рукой хрупкую ладонь, сжав её до неприятного хруста. — У каждого чемпиона должна быть своя группа поддержки. Даже не думай, что мы оставим тебя. Ремус, скажи ей!       — Мэри права, — согласился Люпин, пододвигаясь ближе к девушкам. Он сел по другую сторону. Гриффиндорец взмахнул палочкой, прошептав Репаро, и дыра на брючной штанине затянулась стежками, возвращая себе первозданный вид. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.       Разговоры друзей отвлекали от надвигающихся неутешительных мыслей и постоянного анализа. В отапливаемых стенах башни на миг можно было почувствовать себя вполне спокойно, лишенной учащённого пульса, разрывавшего кожу на запястьях. Изабель могла обособиться от гнёта тревоги, клокотавшей на уровне горла. Упадочнический синдром почти не убаюкивал нарастающим ожиданием. Личностный декаданс уступал фантазиям, в которых гриффиндорка переживала исключительно из-за учебной нагрузки, или о том, что тот самый парень не ответил взаимностью. О чём угодно.       Только не о возможной смерти.       Волшебнице хотелось застыть в этом моменте, чтобы полночь не принесла новый день.       Не приблизила девчонку к злосчастной дате.       К моменту, когда Уоррен всё-таки придётся сразиться с тем исчадием ада, что встретило её на лесной поляне.

***

      Дождевые капли сливались ручьем по водостоку, отбивая монотонные ритмы на металлических карнизах. Небосвод был плотно затянут тёмно-серым покрывалом, забирая под дымчатый венец скалистые горы, видневшиеся где-то вдалеке. Из густых облаков, кишевших тьмой и беспроглядностью, вырывались ослепительные молнии, сопровождающиеся пронзительным рёвом грома. Шквалистый ветер обрушивал на замок ливневую стену, пропуская каждый дюйм монументального строения через природную своенравность.       Блэк наблюдал за тем, как очередная вспышка разрезала воздушную материю, деля ту пополам, а после соединяла вновь. Внушительный гул раздался совсем близко, спровоцировав трескучую вибрацию оконных стекол. Шум передавался даже через закрытые рамы, а сквозь щели проникал озоновый шлейф. Петрикор обволакивал носовые пазухи, провоцируя очередной вздох, наполнявшийся отголосками приятной влажности.       Слизеринец сидел на подоконнике в одном из бесконечно тянущихся коридоров. Послеобеденное время унесло с собой студентов по разным уголкам школы, вычищая лестничные пролеты и одинокие проходы от маячащей толпы.       Блэку нравилось проводить время в одиночестве, скрываясь от массы учеников в непроглядных укромных уголках, наслаждаясь тишиной. Успокаивающей. Действующей подобно лидокаину в моменты, когда сознание переполнялось и начинало загнивать от надоедливого скрежетания общества.       Чёрная макушка слизеринца была прижата к витражному окну, застилая беспорядочно-убранной прической кусочек орнамента, изображающего цветущее дерево вишни. Регулус задержал взгляд на угасающей природе, сливавшейся в один неприметный узор из-за застывшего в воздухе тумана.       Серебристые радужки проходились по полю для квиддича, и парень вдруг почувствовал внутри неприятное давление, словно сердце впервые ощутило на себе хоть какой-то гнёт извне. Обыденно полумертвый орган не подавал признаков жизни, следуя рефлекторной задаче качать кристально-чистую кровь. Чернильные внутренности аристократа были просто непригодны для чего-то более существенного, чем банальная физиологическая потребность.       Но сейчас всё было как-то иначе. Может, всему виной меланхоличное веяние погоды, сопровождающееся слезным рёвом климата, а, может, слизеринец просто заскучал. Почувствовал внутри себя недостающую деталь, без которой ему, как оказалось, не так уж и просто жилось.       Он продолжал созерцать место, без которого раньше не проходил ни один его день.       Начиная с детства, Блэк упорно шёл к своей мечте стать ловцом, пренебрегая желаниями матери сделать из него человека серьезного, лишенного духа авантюризма. Вальбурга настаивала на своём, запрещая младшему сыну впутываться в спортивную стезю, говоря о том, что квиддич — крайне опасный вид спорта. Мать ставила запреты отнюдь не из-за своего скверного характера и порывов перечеркнуть любовь сына к столь противоречивому хобби. Нет. Миссис Блэк всегда желала для младшего отпрыска всего самого лучшего, и ей ничуть не хотелось ограничивать мальчика в его целях. Но жажда уберечь потенциального наследника от опасности и смертельных трюков провоцировала Вальбургу становиться все более принципиальной и менее снисходительной, дабы не потакать рисковому нраву Регулуса.       Однако, никакие условия и безапелляционные доводы не смогли уберечь Блэка от собственной мечты. Он твёрдо стоял на своём, подговаривая Кикимера стащить из семейной коллекции метлу, чтобы обуздать летательный инструмент на заднем дворе поместья, в котором Блэки гостили на летних каникулах.       Когда Вальбурга заметила своего девятилетнего мальчика, рассекавшего на десятиметровой высоте, её чуть не схватил удар. Женщина выбежала во двор, открывавший вид на засаженный сад; Вальбурга заставила мальчика вернуться на землю одним лёгким движением руки. С помощью магии она вырвала сына из оков пленительной свободы, возвращая Регулуса в безопасное место. Женский яростный вопль был слышен повсюду, а её ревущий тон разрывал барабанные перепонки надрывным фальцетом. Последующие несколько дней Вальбурга даже не смотрела в сторону сына, заставляя его прочувствовать на себе полное безразличие.       Больше всего досталось домовику. Как бы Регулус ни старался защитить эльфа, подставляя себя под мучительно-алые лучи Круцио, Кикимеру пришлось нелегко. Все его мелкое тело было покрыто порезами от пронзающей сферы, рассекавшей плоть. Несколько реберных костей были сломаны. Также была повреждена крошечная лодыжка; будучи ослабленным, Кикимер еле передвигал ногами и попросту запутался при ходьбе, когда покидал подвал летнего поместья.       Слизеринец сторожил эльфа возле его коморки, принося домовику объедки со стола и порцию десерта в качестве извинения. Когда Кикимер все-таки смог выползти из своего обжитого уголка, слизеринец залечил его раны, несмотря на протесты и мольбу оставить его в покое, чтобы не разгневать миссис Блэк. Но домовику всё же пришлось подчиниться, когда до непомерно огромных свисающих ушей донесся приказ истинного хозяина.       После этого случая Блэк больше ни разу не взмывал в воздух на метле. Все изменилось с прибытием в Хогвартс. На втором курсе Регулус, следуя своему инстинкту доводить всё до победного конца, решил попробовать себя на отборочном туре. Он сыграл несколько матчей за вратаря, охотника и загонщика.       Но лучше всего он показал себя в качестве ловца, забирая в свою детскую ладонь долгожданный снитч. Золотистый мерзавец напоминал самого Блэка. Непокорный, жаждущий увинтить от рук злопыхателей. Регулус никогда не мирился с запретами, стараясь улететь подальше, чтобы ни одна душа не смогла найти его.       С тех пор прошло уже несколько лет, и теперь о спортивных достижениях младшего Блэка ходили легенды. Мать горделиво кичилась его победами перед своими друзьями на светских вечерах, ни разу не вспоминая о том дне, когда она практически перерубила тягу слизеринца к опасному виду спорта. Отныне для Вальбурги это было дело особой важности — продвигать сына по карьерной лестнице. Делать всё, чтобы он был лучше. Сильнее. Могущественнее. Даже, если придётся рисковать его жизнью.       Слизеринец сжал свой блокнот в серебристой обложке покрепче, кидая взгляд на раскрытые страницы. Лившийся с мрачного неба тусклый свет слегка подчеркивал содержимое, выписанное на пергаментном листе. Шесть букв въедались чернью и грязью в поверхность, выедая собой все остальное. Шесть ебаных букв не давали покоя Блэку, стоило ему мысленно вернуться в настоящее.       Уоррен.       Он проводил по её выписанной фамилии тонким острием пера, подсознательно расцарапывая бумагу, неумышленно разрывая. Напоминавшую ему о грязнокровке. Гриффиндорка была целью Блэка вот уже целый месяц, но слизеринцу показалось это время вечностью. Он обвел в круг ненавистную фамилию, заставляя окружность жиреть с каждым взмахом пера.       Снова и снова Регулус хаотично и настойчиво проводил по пергаменту, насыщаясь отголосками удовольствия. Осталось вытерпеть её каких-то жалких несколько дней. Возможно, недель. Тогда на одну маглорожденную станет меньше. Волдеморт расценит жест Блэка, как дань уважения. Самый ценный подарок. Жертву, принесенную во имя величия всех чистокровных.       Слизеринец вспомнил её глаза, на которые он наткнулся сегодняшним утром. Разумеется, ведя разговоры с собственным эго, он оправдывался, говоря о том, что совершенно не хотел поднимать взгляд в сторону красно-золотых придурков. Конечно, Блэк не желал наблюдать за тем, как резонировали её яркие тёмно-бордовые волосы в этой массе однообразности. Регулус сравнивал её локоны с пылающим огнём, разъедающим роговицу из-за жажды соприкоснуться с противоестественным желанием.       Он смотрел урывками, делая вид, что занят беседой с Рабастаном. Что ему говорил Лестрейндж? Встретиться в библиотеке после занятий?       Да, блять, конечно, только не отвлекай.       Регулус отчетливо созерцал, как на девичьем лбу проступает небольшая морщинка, стоило ей нахмурить брови из-за очередной идиотской фразы, брошенной Люпином. Как выразительный цвет её радужек темнел в задумчивости, а изумрудный перелив приобретал глубокий, почти чёрный оттенок. Её губы выглядели красочнее. Не то чтобы Блэк мог вспомнить, как они выглядели до этого, но… помада бронзового цвета подчеркивала уста, делая их чуть полнее, чем обычно.       Несмотря на понурый вид и ссутуленные плечи, укрытые бежевой блузкой, грязнокровка лучилась свежим видом. И это раздражало. Её спокойствие. Полное отрешение от наваждения, скрываемого от глаз посторонних. Тот факт, что маглорожденная дрянь всячески делала вид, словно её ничуть не волновал тот факт, что в скором времени ей придется распрощаться с собственной жизнью.       А чего ты ожидал, Блэк? Выплаканные лужи слёз и прошения исправить что-то? Да, хотя бы этого.       Но Уоррен даже не знает, кто бросил её имя в кубок. Она не знает, что именно слизеринец стал причиной этого нарочитого безразличия и полной пустоты в глазах, скрываемой от внимательности друзей.       А Регулус видел.       Смаковал этот момент, подобно самому роскошному блюду, подаваемому, как полагалось, с низкой температурой. Лёд, заточенный в его взоре, созерцал то, с каким усилием гриффиндорка пережевывала собственную ничтожность, заведомо зная о том, что ей не по силам дойти до финала.       Замечательно, Регулус. Ты на правильном пути. Ты выбрал идеальную марионетку для своего замысла. Стоит только правильно дёрнуть за ниточку, чтобы кукла поддалась.       Слизеринец взглянул на часы, отмечая, что время близилось к четырем. Он помнил про своё обещание Рабастану встретиться, и друг точно не из тех, кто был снисходителен к нарушению пунктуальности. Регулус сполз с подоконника, убирая перо, чернила и блокнот в сумку, предварительно наложив на него Маскирующие чары, на всякий случай. Он не хотел, чтобы кто-то случайно заметил серебристый переплет и прочитал обо всех планах аристократа.       Блэк почти подошёл к лестнице, ведущей на первый этаж, как вдруг заметил в коридоре до боли знакомую женщину.       Высокий рост, сымитированный туфлями на не менее внушительной подошве. Длинные ноги, скрываемые за бархатным платьем, чей подол касался пола. Изящные плечи укрывало болеро из меха животных, вылавливаемых для изготовления лучших нарядов. Густые чёрные локоны, так отчетливо напоминавшие волосы самого Регулуса, были убраны острой заколкой, усеянной драгоценными камнями, переливавшимися сапфировыми бликами на тусклом свету. Острые черты лица замаскированы вжатой посмертно ухмылкой, не имевшей ничего общего с акульим взглядом, сновавшим за слизеринцем по пятам.       — Мама?       Женщина улыбнулась ещё шире, подчеркнув тем самым точеные скулы и острый нос. Блэк был копией Вальбурги — так говорили многие. Он не принимал данное выражение за комплимент, размышляя о том, что их нрав и подход к делу во многом разнился. Всё, что он принял от матери — это выразительная внешность и мрачный взор.       Регулус затянул потуже ремешок от сумки, запрокидывая ту на плечо. Мама никогда не разделяла магловские привычки, поэтому данный жест сразу же спровоцировал недовольную ужимку на лице матери. Блэк поблагодарил погоду за то, что не удалось покурить — за такую выходку он бы точно не отделался молчаливым укором.       — Что ты здесь делаешь? — спросил слизеринец, подойдя к женщине ближе.       — И я тоже рада видеть тебя, сынок, — мать прикоснулась привычно-холодной ладонью к щеке слизеринца. Он даже не вздрогнул, позволяя Вальбурге нежное прикосновение. Только она могла вести себя с ним так, не получая тонну впивающихся игл отторжения в ответ. — Твоё воспитание и манеры оставляют желать лучшего.       — Я не ожидал твоего появления посреди учебного года. Манеры и воспитание здесь ни при чём, — процедил Регулус, отметая материнское предположение о том, что его подпортило нахождение с грязнокровками в одной школе. Он отстранился и женская рука повисла в воздухе, но мать быстро ретировалась, скрестив ладони на груди.       — Я прибыла от имени попечительского совета, — величаво начала Вальбурга, продолжая говорить монотонно с присущим властным отголоском. — Наша семья спонсирует Турнир, а школьная администрация и министерство, как всем известно, никогда не гнушались на щедрые подаяния, — многозначительно отметила волшебница, сверкнув тёмным взглядом.       — Не знал, что министерство и Хогвартс нуждаются в подачках, — беспечно бросил слизеринец, засунув ладони в карманы брюк.       — Деньги всегда прельщали людей, — промолвила волшебница, поправляя и без того идеальный пробор. — Особенно тех, кто в них и вовсе не нуждается.       За окном раздался очередной треск молнии, заглушая собой голос матери. Позади Вальбурги показалась ещё одна знакомая фигура.       Девичье платье лазурного оттенка развивалось при быстром шаге, а каштановые волосы струились идеальной укладкой, ниспадая по плечам. Миловидное лицо появилось на горизонте, а жадные глаза француженки наткнулись на Блэка. Он не видел Лолиту с того дня, когда покинул её обнаженное тело посреди класса Трансфигурации. Возможно, всё дело было в том, что он её избегал, но плевать. Шармбатонка больше не вызывала у него никакого интереса.       Лолита замедлила шаг, стоило ей заметить чету чистокровных волшебников, до ослепления похожих. Гротескно выточенные, словно статуи, они излучали готичный лоск.       Девушка бросила любопытный взгляд на Вальбургу, поздоровавшись с матерью того, кто втоптал её в грязь собственным безразличием. Женщина кивнула, ответив коротким приветствием. По тонким устам скользнула притворная холодная улыбка, коей женщина одаривала каждого, кто не вызывал в ней никаких эмоций, кроме привычной снисходительно-презрительной усмешки.       Шармбатонка перевела взгляд на Регулуса. Он видел, как глаза, напоминавшие вейл, топили в себе отражение слизеринца. Осязал, как мазки чужой боли отпечатываются на дорогом пиджаке. Но было так чертовски приятно не чувствовать ничего в ответ. Регулус отвернулся, смотря в лицо матери. Он продолжал ощущать, как под кожу впивается раскаленный нож обиды и невзаимных чувств. Хорошо, что его чешуйчатая броня не пропускала ничего лишнего.       — Это твоя подруга? — настороженно спросила Вальбурга, провожая убегающую Лолиту взглядом. — Хорошенькая.       — Всего лишь знакомая, — безразлично ответил Регулус. — Ничего особенного.       Он ожидал, что мать начнёт расспрашивать его об учебе. О том, как проходят его дни вне времени, когда слизеринец должен корпеть над серебристой обложкой, расчерчивая пергамент многопунктовыми записями.       Возможно, Вальбурга спросит его о том, как ему спалось сегодня. Не мучают ли его кошмары или угрызения совести из-за того, что он постепенно подводит к смертному одру грязнокровку?       Блэк был готов услышать слова о брате. Возможно, её заинтересует участь бывшего родственника, чей портрет был с позором выжжен на семейном древе.       Регулус жаждал любого проявления заботы и интереса.       На самом деле, парень ждал этого как никогда, до сегодняшнего дня. Ещё одна ебаная западня, высасывающая сердце по слоям, выдергивающая окровавленный чистейшей магмой орган из грудной клетки. Слизеринец чувствовал, что ему не хватало обычных разговоров. Вопросов о том, как ему жилось эти два месяца в школе. В полном оцеплении от нормальной жизни, лишенной обыденного распорядка и привычного графика.       В голове набатом стучали мысли о более великих вещах, от которых Блэк даже не думал отказываться. Регулус был верен своим идеалам. Своей вычерченной дороге, обязывающей пройти тернистый путь. Он должен сделать это. Во что бы то ни стало, аристократ обязан выгрызть этот шанс стать приспешником Лорда. Его правой рукой. Блэк обязательно сотрёт ноги в кровь, но дойдёт до финала. Только вместо привычной награды в тысячу галлеонов, он получит Метку и право на существование в лучшем мире.       Но внутри что-то неприятно покалывало. Необычное ощущение. Несравнимое с тем, что окружало слизеринца. Оно крошилось о кости, стачивая уверенность. Выстраивая по кирпичикам хроническую усталость, вызывавшую желание отстраниться от задуманного Тёмным Покровителем хотя бы на мгновение. В нём зарождалось желание почувствовать себя обычным подростком, а не машиной для убийств и свержения режима.       Херня, Блэк. Всё это такая херня. Забудь о слабостях, сопляк.       Помни, зачем ты живешь.       Для чего существуешь.       И он помнил. Конечно, помнил.       Всегда. Каждую гребаную минуту, проведенную в Хогвартсе, Регулус знал, для чего просыпался и вёл двойную игру, живя не своей жизнью. Существуя моделью чужих проекций. Идейного замысла тех, кто орудовал среди студентов его руками, пока ещё невыпачканных кровью.       Мать взирала на него стеклянным взглядом, вшивая аккуратными стежками непроницаемую маску поверх острых черт лица. Блэк смотрел на Вальбургу, с ужасом осознавая, насколько же они были похожи. Как две чудовищно-неживые капли воды. Он смотрел на мать, но видел в ней своё отражение.       Сколько же всё-таки он перенял от тёмноволосой волшебницы, отражавшей его чернильное нутро так явно, что становилось не по себе. Начиная от идентичного перелива жидкого серебра, заточенного в радужках. Заканчивая таинственным оттиском, сопровождавшим каждый жест.       — Белла передавала тебе привет, — слизеринец молчаливо выслушивал мать, догадываясь, о чём пойдёт речь. Вальбурга сделала небольшую паузу, осведомившись, что за ними никто не следит. Ещё одна пугающая схожесть. — Кузина интересовалась твоим внеурочным заданием, — мать хищно улыбнулась, обнажив зубы. — Ты ведь всё делаешь по плану?       — Девчонка ни о чём не догадывается, — огрызнулся Блэк слишком громко, устав от шифровки меж слогов. — Белла может спать спокойно.       Регулус почувствовал, как возле его лица затрещал воздух, развивая шлейф материнских духов. Острые ноты шипра касались носовых пазух, вызывая сущность слизеринца к ассоциациям, ведущим к детству.       Его хрупкое тело возвышалось на метле, но властность, скрывавшаяся в голосовых связках матери, требовательно вернула мальчишку на землю. Он помнил, как искрился аромат на её коже, стоило ей приблизиться к младшему Блэку, чтобы взглянуть в его серые глаза. Акулий взгляд вырывал из его груди любую надежду на прощение, размозжив детскую наивность под прессом морозных чар.       Блэк ощущал нечто подобное и сейчас, стоя в нескольких дюймах от Вальбурги. Мрачный вид добавлял ей антуражности, провоцируя лёгкий тремор. Слизеринец сжал руки в кулаки, заставляя себя взглянуть на вздымавшуюся ладонь, которая удерживала перчатку из драконьей кожи. Ткань почти коснулась его полумёртвой плоти, застывая на крошечном расстоянии от профиля Регулуса. Ему почти удалось сдержаться, чтобы не моргнуть. Не выдавить из себя тот щенячий страх, что жил в нём по сей день в глубине души, застрявшим осколочным ранением. Та крупица человеческой сущности, оставшаяся в напоминание о беззаботном времени.       Её тёмные радужки источали чернильную злость, разливавшуюся по каждой мышце лица, застывшего в неказистой злобе. Вальбурга виновато опустила предплечье ниже, скрывая ладонь в складках бархатного платья. Продолжала высверливать взглядом покаяние сына. Но Блэк лишь слегка вздернул подбородок, обнажая в дневном полусумраке своё нетронутое лицо.       Блэк догадывался, что могло остановить мать от пощёчины. Если бы она пожелала расправиться с сыном путём рукоприкладства, вероятно, Вальбурга закончила бы начатое. Но она не продолжила. Словно меж её костей разливался разрушительный экстракт, заглушавший каждое её действие.       Блэк знал, кого она не могла ослушаться. Кто действовал на мать подобно наркотическому веществу, заглушающему своенравные попытки сделать всё по-своему.       Против воли высшей силы.       Против воли Хозяина.       Тёмный Лорд наложил вето на юного Блэка. Пожелал сделать своё оружие неприкосновенным даже для родной матери.       — Кем ты себя возомнил? — она злостно сверкнула взглядом, провоцируя на лице аристократа бездушное отрешение. — Не забывайся, — Вальбурга понизила голос, и её шепот стал подобен змеиному шипению. — Если тебе удалось подчинить себе кубок, это ещё ничего не значит, — в женских глазах блеснула жадная надежда. — Тебе ещё многое предстоит сделать для нашего общего блага.       — Я и так делаю достаточно, мама, — елейно протянул Блэк, чувствуя, как злость впивается в каждый позвонок. — Может, ты хотя бы подскажешь, что мне делать дальше, вместо того чтобы передавать привет от кузины? Знаешь, в этом хотя бы будет какой-то толк.       Внезапно лицо матери чуть расслабилось, пронося сквозь лицевые мышцы легкую улыбку. Взгляд сменился со злобного на заговорщический, рассекая радужки таинственностью. Женщина ухватилась за ремешок своей дамской сумочки, выстроченной в цвет наряду, и призвала к себе небольшой конверт. Она протянула его сыну, и Блэк, замешкавшись на несколько секунд, обхватил пергамент пальцами.       С виду ничего необычного. Склеенная по краям желтая бумага, перевязанная джутовой нитью. На полях, выделенных для заполнения отправителя и адресата, — предсказуемо пусто.       — Что это? — бесстрастно спросил Регулус, ощущая, как бессилие преумножается под плотью, разрывая жгуты спокойствия. Он продолжал с интересом разглядывать застывшую печать, выполненную в форме взмывающего в воздух ворона.       — То, что послужит тебе подсказкой, — мать продолжала следовать чёткому подтексту, сновавшему меж её фраз. — Прочти внимательно всё, что написано в этом послании, мой мальчик.       Женщина опустила голову вперед, приближаясь к застывшему лицу Регулуса. Вальбурга прильнула губами к щеке; все ещё девственно-белую, лишенную последствий от материнского удара. Тёмная помада оставила след на коже, провоцируя Блэка на рефлекс — стереть позорный отпечаток с точеной скулы.       Лицо Регулуса оставалось непроницаемым, в то время как под плотью бушевал шторм недоумения, раскачивая волнами непоколебимое спокойствие, что так долго и упорно вытачивалось слизеринцем. Он не понимал подсказок матери и не мог даже предположить, что за чертовщина скрывалась в импровизированном письме. Блэк лишь ждал, когда его собственное тело обмякнет, повиснув на костях, от чрезмерно нежного жеста Вальбурги.       Женщина отклонилась назад и аристократ заметил, как тонкая полоска морщинки взыграла возле уголков губ. Волшебница взглянула в глаза отпрыска в последний раз, прежде чем развернуться на каблуках и уйти прочь из безлюдного коридора.       Ни слов напутствий, ни слов прощаний. Миссис Блэк уходила, как полагалось, по-английски. Оставляла после себя множество вопросов без единого шанса на логичный ответ.       Когда полуденная тьма, вызванная грозой, почти забрала её статный образ, оставляя вдалеке лишь призму чужого присутствия, женщина вновь заговорила:       — Помни, чему я учила тебя всю жизнь, Реджи. Читай между строк и тогда истина откроется тебе.

***

      — Ты уверен, что твоя мать не ошиблась посланием?       Рабастан сидел за столом, примыкающим к проходу в Запретную секцию. Он вычитывал очередную строчку из пыльного талмуда, из-за чего глаза его слезились. Лоб покрывался испариной из-за отапливаемых чар, повышавших температуру до невыносимого градуса.       Лестрейндж поочередно призывал к себе книги, нагромождая стол стопками макулатуры. Скудное наличие возможных расшифровок, хранившихся в школьном арсенале учебников на всевозможные темы, буквально пригвоздили слизеринца к стулу, не давая шанса вырваться в прохладные подземелья.       Слизеринец забросил ноги на стол, пристально следя, чтобы на горизонте не появилась мадам Пинс. Библиотекарь не поскупилась бы на выговор с последующим снятием очков со змеиного факультета. Несмотря на то, что Рабастан являлся старостой, его должность ничего не значила в священном храме многовековых писаний. Его бы вышвырнули с позором, как и остальных, кто не желал прибегать к следованию правил Пинс.       — Мать уверена в том, что эта чушь, — Регулус потряс над головой конвертом, даже не взглянув на друга, — Поможет мне в первом испытании, — полушепотом ответил Блэк, на долю секунду отвлекшись от чтения своего книжного экземпляра. Он осмотрелся по сторонам, наблюдая за тем, чтобы никто поблизости его не подслушивал. — Не знаю, что в её понимании означает «подсказка», но она бы точно не стала отдавать это письмо, если бы в нём не было ничего важного, — продолжил слизеринец, наконец, повернув голову в сторону Рабастана.       — Может, она просто взяла не тот конверт, а мы ищем то, чего и в помине нет, — парировал Лестрейндж, заламывая краешек страницы.       Его голова была вздернута наверх, примыкая затылком к спинке стула. Мантия слизеринца была уложена на другой край стола, а сам Рабастан восседал в непривычно неформальном виде. Его однотонный коричневый свитер плотно прилегал к телу, раздражая кожу неприятно согревающей тканью. Прямые брюки были чуть задраны из-за позы, а на запястье болтались золотые часы.       — Вальбурга никогда бы не позволила себе такую глупость, — Регулус принялся оправдывать женщину. Он взъерошил ладонью непослушные волосы, обрамлявшие лицо. В глазах слизеринца читалось раздумье. Перепутье, заставлявшее обдумать собственные мысли, прежде чем сказать следующее: — Только идиот мог бы подумать, что она прибыла в школу просто так, из благотворительных побуждений, — серые радужки, заточенные в глазах, походили на разлитый бензин. Возгорающиеся блики переливались при каждом взмахе ресниц, словно топились опасностью в лучах солнца. — Мать исполняла задание Сам-знаешь-кого. Он приказал ей передать именно этот конверт, а под каким предлогом — значения не имеет, — Блэк в очередной раз ухватился за пергамент, чувствуя пальцами разорвавшийся сургуч. — Взгляни. Написано его почерком.       — Ты думаешь, Вальбурга была под Империусом? — лицо Лестрейнджа посуровело, а небесно-голубые глаза перестали источать беспечность. Он напрягся, будто сам находился под влиянием Непростительных чар.       Слизеринец взял конверт, достав оттуда послание. Он прошёлся взглядом по знакомым строчкам, и губы сжались. Что бы это ни значило, письмо заставило мужской дух заледенеть в голубом взгляде Рабастана.       — В этом не было необходимости, — с уверенностью заявил Регулус, выхватывая злосчастное письмо обратно. — Мать пошла на это добровольно. Она сделает всё что угодно, лишь бы доказать свою преданность ему.       Лестрейндж снисходительно кивнул, принимая версию товарища. Он поднялся со своего места, отойдя обратно к стеллажам. Слизеринец внимательно изучал полки, пытаясь выискать в открытых зонах то, что могло разлить хотя бы толику света на зашифрованные мысли Реддла. Он был прирожденным шпионом, этого у него не отнять. Кто бы ни взялся за этот проклятый листок, в жизни бы не догадался, о чём шла речь. По крайней мере, ни Регулус, ни Рабастан не могли подобрать ключ к головоломке Волдеморта.       За последние часы, проведенные молодыми людьми за почти беспрерывным чтением, библиотека слегка опустела. Послеобеденные часы уже давно прошли, а время постепенно приближалось к глубокому вечеру. Бушующий ветер за окном стих, стоило последней дождевой капле опуститься на металлический карниз. Тучи рассеялись, оставляя после себя повышенную влажность, чувствовавшуюся свежестью в носовых пазухах. На шотландские края опустился розовый закат, отпечатавшийся сочностью на небосводе.       Слизеринцы пропустили вечерний пир, посылая к чертям восполнение физиологических потребностей. Блэк не чувствовал голода. Он не ощущал потребность в пище. Всё, на чём выживал его организм последние сутки, — сигареты и кофеин, блуждавший по венам остаточным эффектом. Всё, чего желал Регулус, было зашифровано меж строк, пробелы которых следовало изучать, если верить Вальбурге. Аристократ жаждал добраться до истины всеми силами, чего бы это ни стоило. И ужин — меньшее из зол.       Регулус безотрывно наблюдал за тем, с какой отдачей Рабастан пытался найти для друга расшифровку к прохождению первого испытания. Блэк не знал, в чём была личная выгода Лестрейнджа. Он не был заявленным чемпионом, а группа поддержки у каждого участника неофициальная, и никаких почестей не предусматривалось.       Блэк не просил у него помощи. Слизеринец просто переступил порог библиотеки, где его уже ждал Рабастан. Лестрейндж всегда приходил вовремя, а за опоздание он выжирал в других совестливые извинения, даже если совесть эта спала крепким сном. Регулус не позволял себе опозданий, следуя высеченному на подкорке сознания образу — педантичному и пунктуальному.       Встреча с матерью заставила его вынужденно задержаться на пятнадцать минут. Лестрейндж уже был готов к словесной атаке. Однако, заметив на лице друга тень растерянности, семикурсник поубавил пыл, молча забрав письмо из длинных мужских ладоней. Позже Рабастан получил свой короткий экскурс в ситуацию и больше ничего. Ни единого слова, перекликавшегося по смыслу с просьбой. Ничего из того, что могло побудить слизеринца броситься на помощь.       Но молчание сказало больше, чем совокупность вымаливающих фраз.       Лестрейнджу понадобилось лишь единожды выслушать Регулуса, чтобы понять, что он вряд ли справится в одиночку. Даже при наличии незаурядного ума и прирожденного магического таланта, Блэк не должен оставаться один.       В этом и скрывалась их дружеская аксиома. Подставлять своё плечо, чтобы двигаться вровень навстречу препятствиям.       Блэк перевёл взгляд на раскрытый блокнот в серебристой обложке, замечая перед собой пустующие страницы. Они завораживали нетронутыми строчками, от чего внутри зарождался гнев бессилия. Регулус сжал в руках краешек переплета, заставляя себя успокоиться.       Разгадка близко, успокаивал он себя.       Аристократ выжигал глазами проклятья на белых полях, желая, чтобы в его личных записях наметился прогресс. Слизеринец обязательно доберется до ответов, даже если придётся перевернуть здесь всё к чертям собачьим.       Регулус отложил блокнот в сторону. Дотронулся до переносицы двумя пальцами, разминая кожу, чтобы избавиться от сквозящей по вискам головной боли. Она разливалась тяжестью по сосудам, выдавливая силы из тела. Блэк чувствовал, как усталость садилась на его плечи, свешивая свои омерзительно-позорные конечности. Слизеринцу следовало собраться. Сжать волю в кулак, раздавливая её в крошево. В ебаную пыльцу, сновавшую меж строк. Меж строк.       Блэк воспрянул от задумчивого транса, высвобождая свой разум из лап падкой слабости. Парень раскрыл пергамент, исписанный почерком Лорда. Напряг зрение, устремляя рептильные радужки на вившийся крючковатый почерк.

Мой дорогой Регулус! Моё материнское сердце продолжает болеть за тебя. Жду не дождусь твоих новостей по поводу первого испытания. Не проходит ни дня без моей веры в твои силы. Я уверена, ты обойдёшь всех своих соперников, ведь тебе нет равных среди своих сверстников...

      Слизеринец в очередной раз усмехнулся неправдоподобности, сновавшей по строчкам. В начале этого лже-письма не было ничего необычного. За исключением того, что Вальбурга никогда бы не стала писать столь фанфарные речи, ограничиваясь скупым набором односложных фраз.

…Опережая твой вопрос о том, как мы с отцом поживаем, позволь мне рассказать тебе о постановке, о которой я писала тебе несколько недель назад. Режиссёр, ответственный за сиё представление, посетил на днях Площадь Гриммо. Мистер Игнис поделился некоторыми подробностями сюжета, а также рассказал о том, что министерство заставило его пересмотреть ход повествования, вырезав из пьесы то, что может шокировать зрителя. Однако, он остается непреклонным, и я прекрасно его понимаю…

Блэк выписал в блокнот фамилию режиссёра и переписал строчки о министерстве. Таящееся чувство внутри нашептывало аристократу, что никакого Игниса и вовсе не существовало.

…Тяжело отказываться от своей идеи, когда потрачено столько времени и сил. Игнис несколько месяцев жил в Румынии среди волшебников, специализирующихся на особом виде магических существ. Он вдохновлялся местным фольклором, приобщаясь к юго-восточной культуре. Конечно, для английского зрителя его замысел может показаться несколько… своеобразным. Но я уверена, публика встретит его жаркими овациями.

      — Лестрейндж! — озарение ошпарило голосовые связки, отчего голос Регулуса практически истончился до крика.       — Что там у тебя? — Рабастан отвлекся от изучения полок, возвратившись к столу, на котором царил беспорядок. Сбросив очередной набор тонких книжек, он оперся о стол костяшками.       — Я был почти уверен, что мне показалось. Не может же быть всё настолько просто, — твёрдо констатировал Блэк, наспех перелистывая сборник заклинаний на латыни.       Указательный палец перебирался по колоннам текста, прощупывая каждое слово на достоверность. Контрзаклятья, которые они должны были проходить только в следующем семестре, хранились в конце учебника по Защите от Тёмных Искусств. Регулус знал их почти наизусть. Беллатриса обучала его данным практикам на летних каникулах, сразу же после того как Блэк узнал о том, что Лорд в нём заинтересован. Сейчас он благодарил кузину за те бесконечные дни, проведенные в гостиной на площади Гриммо за внеклассными занятиями вместо положенного отдыха.       Как только серебристые радужки выискали нужный перевод, внутри разлилась приятная нёга, трактовавшаяся удовлетворением. Получилось. Первая часть пазла собрана.       — Никакого Игниса нет, он его выдумал, — Регулус перевернул талмуд лицом к Лестрейнджу. — В переводе с латинского языка слово Игнис означает огонь.       — Не хочу тебя обнадеживать, но это нихрена не помогло, знаешь ли, — скептично бросил Рабастан, задумчиво взглянув на потолок.       Блэк почти поверил в то, что друг прав. Почувствовав лёгкое разочарование, слизеринец положил талмуд перед собой. Он монотонно проговаривал про себя контрзаклятье, ставшее, по мнению Лорда, главенствующим звеном в разгадке.       Услышав шорох страниц, Регулус поднял голову. Он наблюдал за тем, как Рабастан ринулся с места, по ходу выискивая в настольном хаосе новую ветвь подсказки. Он бормотал что-то себе под нос, в хаотичном порядке осматривая обложки. Всё, что не подходило под какой-то странный алгоритм слизеринца, он отбрасывал в сторону. Наконец, Лестрейндж нашёл то, к чему взывало его любопытство.       — Прочти последний абзац послания, — потребовал Рабастан. Блэк удивленно хлопал глазами, не до конца понимая смысла дружеской просьбы. — Последний. Абзац. Блэк.       — Игнис несколько месяцев жил в Румынии среди волшебников, специализирующихся на особом виде магических существ. Он вдохновлялся местным фольклором, приобщаясь…       — К юго-восточной культуре, — закончил Лестрейндж. — Игнис, оказавшийся плодом воображения Сам-знаешь-кого, жил несколько месяцев в Румынии.       — Здесь так и написано, — раздраженно фыркнул Регулус, впечатывая указательный палец в засохшие чернила.       — Нам следовало читать не между строк, — отрешенно произнёс Рабастан, кладя подле слизеринца раскрытый перед ним учебник. Блэк уловил в глазах друга толику смятения, покрывавшегося слоем чего-то инородного. Не присущего вечно-расслабленному Лестрейнджу.       Слизеринец медленно опустил глаза, ухватываясь потемневшими радужками за гравюру, изображающую на страницах невероятно огромных существ, извергавших огонь. Ignis anhelitus dracones. Широкая пасть раскрывалась в немом рёве, но Блэк мог поклясться, что слышал отголоски чудовищного рёва. Чешуйчатая шкура покрывала внушительного размера тело, а длинные когти могли разорвать собою не то чтобы учебник, а целую армию людей. Хорошо, что это был всего лишь эстамп.       — Нам нужно было всего лишь найти то, что подходит под скрытое описание. В послании говорится о существах, обитавших в Румынии. Весь смысл заключался не в ебаном спектакле, Блэк. Смысл подсказки заключался в тварях, извергающих огонь.