Антон нервно кусал губы, потирал запястья и мял ладони, слыша частое сердцебиение. Сказывалось волнение и ломка. Несколько дней в его организме не было ни грамма наркотика. Он стоял перед зеркалом в уборной, видя в своих безжизненных глазах каплю надежды. За все годы писателя Шастун не мог представить, что будет однажды вот так волноваться перед встречей с детьми. Онкобольными людьми. Вот-вот на него будут смотреть десятки детских глаз, в которых можно будет увидеть надежду — яркую и отчаянную.
— Ты сможешь, — прошептал и выдохнул, прикрыв глаза. Звук открывающейся двери заставил перевести взор и испугаться. На пороге появился Серёжа, чей взгляд был свиреп.
— Нормально? Тебя там все ждут, а ты на себя пялишься, — оказался рядом он и схватил Антона за руку, уводя отсюда прочь. Тот поддался, как кукла.
В зале Антона Шастуна ждали главные слушатели, которые с огромным интересом глазели на своего любимого писателя. А сам кумир боялся. Боялся, что не справиться, что подведёт всех и вся. Когда он ступил в зал, где на него тут же обернулись дети, то сердце ушло в пятки. Сглотнул, выдохнул и натянул улыбку. Детские глаза сразу загорелись, а губы растянулись в широкой улыбке. Несмотря на заболевание и тому, что их внешний вид открыто говорил о диагнозе, эти люди хотели жить и быть здоровыми.
Поздоровавшись со всеми и представившись, Шастун принялся отвечать на вопросы, которые сыпались один за другим. Он рассказывал о том, как вообще пришёл к писательству, как создавал истории, как смог подняться на пьедестал, хотя пару лет назад это было лишь мечтой. Окунаясь в прошлое, Антон невольно улыбался и вспоминал свой путь. Даже несмотря на пережившую боль и выплаканные слёзы, сейчас он был горд собой. Детишки с удовольствием слушали его, подняв руку, задавали вопросы, и с замиранием сердца слушали всё новые и новые истории.
Дима наблюдал за другом и видел, как тот сдерживал себя, поскольку нервно перебирал пальцы. Ломка одолевала его, но Антон отчаянно сопротивлялся. Он ведь обещал, что ломка не повторится. Зачем сам над собой издевается, если так влюблён в наркотики? Возможно, частичка его сознания требовала того, чтобы Антон, наконец, бросил наркоманию и попытался зажить нормальной жизнью. И он поддавался этому.
Общаясь с детьми, Шастун не заметил, как прошёл час или полтора. На некоторое время он даже забыл о зависимости, проблемах и иных факторах, которые верно душили почти всё время. Его глаза были наполнены счастьем, поскольку маленькие создания забирали весь ужас, кошмар и страх. И дарили тепло и любовь. Задумавшись на секунду, что болезнь всё равно заберёт их, стало больно, ведь дети не заслужили такой жизни. Если Антон выбрал такой путь, то тот или иной ребёнок не виновен в своём диагнозе. Ни ему, ни онкобольным детям никто и ничто не поможет. Рано или поздно их короткая жизнь закончится, так и не испытав счастье в полной мере.
Юноша почувствовал головокружение, уход земли из-под ног и тошноту. Кинул взгляд мольбы на Диму, показывая, что больше не может. Тот, в свою очередь, быстро сориентировался: отвлёк детей и позволил Антону тихо уйти. Парень направился в уборную, где, найдя силы, умылся холодной водой и принял наркотик, который взял на такой случай. Потихоньку отпускало, поэтому он опёрся спиной о стену, задрав голову и прикрыв глаза. Дышать стало легче и руки больше не тряслись. Нельзя ему отказываться от наркотиков.
Нельзя потому, что без них он умрёт.
Эйфория накрывала, но и спасала. Антон выпрямился, сжал ладони в кулаки и сделал глубокий вдох. Он обязан был сдерживаться, так как здесь много детей, которые видели в нём подающего надежды писателя. Потому оставалось мечтать об окончании встречи.
Выйдя из уборной, и подняв глаза на незнакомых людей, которые наблюдали за тем, как дети оживлённо общались с гостями, среди мужских фигур он узнал
того самого. Может, галлюцинации? Перебрал с дозировкой? Или наоборот — нужно больше дозы, чтобы никто не мерещился? Шастун протёр ладонями глаза, проморгал, но видение не исчезло. Это был настоящий Арсений. В деловом костюме, с серьёзным выражением лица и размеренным дыханием. А вот лёгкие Антона перестали работать, от того кислород не поступал в организм, и он начал задыхаться. В каких-то пятнадцати шагов от него был тот, кто бессовестно оставил его одного, тот, кого он не мог простить до сих пор.
Разомкнув губы, парень начал совершать медленные шаги назад, чтобы его никто не увидел, но оказалось поздно. Пара голубых глаз уже пронзала его насквозь. От охватившего страха Антон хватался за что-нибудь, но рядом были лишь стены, у которых нет опоры. Чуть не потеряв равновесие, он смог удержаться на ногах и развернуться, чтобы побежать. Ему не хотелось встречаться с Арсением, видеть эти океаны и слышать приятный баритон. Антон был бы рад, если бы он и Арсений больше никогда не пересекались.
Взлетев по лестнице на последний этаж, он остановился на пару секунд, дёрнул ручку двери, — и та поддалась. Через мгновение уже ступил на бетонную крышу, где воздух был другой. Накрапывал дождь, — это Антон почувствовал, когда несколько капель упали на кожу лица. Встав в центре, он пытался собрать мысли воедино. Мало того, что ломка всё испортила, так ещё и Арсений окончательно разрушил сегодняшний день. Юноша достал сигарету из пачки, поджёг с помощью зажигалки и затянулся. Выдохнув, он закрыл глаза и позволил себе успокоиться. Даже если Арсений его увидел, не факт, что побежит за ним. Он ведь не совсем идиот?
Куря и делая медленные шаги к краю, в голове крутились слова мужчины, которые отдавались эхом. Тот самый шёпот у уха, серьёзный голос, нежный тон и красивый баритон. Когда-то они заснули вместе, а наутро парень проснулся один. Когда-то они целовались, а после парнишка остался один. Будто бы всё это было ещё вчера, но уже прошли недели, в течение которых Арсений посещал беспокойные сны Антона. И в каждом из них дарил свою бесконечную любовь, невзирая на наркозависимость.
Шастун встал у края, пульнул бычок вниз и сжал губы в полоску. Дождь усиливался, но причин возвращаться не было. Дима справиться сам, а Антону сейчас нужно одиночество. Но и то разрушили.
— Антон… — послышался сзади до боли знакомый голос. Сердце замерло. Шастун осторожно обернулся, боясь увидеть того, кого ненавидел. Опасения не были напрасны. Там действительно стоял Арсений в синем костюме и с глазами цвета Атлантики.
— Нахрен ты пошёл за мной? — огрызнулся парень, развернувшись лицом к собеседнику. Последний сделал несколько шагов вперёд, но тот его остановил, выставив ладонь. — Не приближайся.
Казалось, у мужчины не находилось слов, а ведь он так много хотел сказать этому парню. Но сейчас, когда перед ним стоял человек из бесконечных снов, голос пропал. Антон выглядел иным — усталые глаза, бледный цвет кожи. Арсений мог только рассматривать потерявшее чудо, корить себя и винить во всем. Ведь он мог бы попытаться отыскать мальчишку, но решил, что им обоим друг без друга будет лучше.
— Молчишь теперь? — повысил голос юноша, сделав короткий шаг навстречу мужчине. — Если говорить нечего, то не трать моё время.
Шастун прошёл мимо, но Арсений схватил его за запястье. Тот смотрел с недоумением, предприняв попытку высвободиться, но брюнет только сильнее сжал его руку.
— Выслушай, — начал Арсений, — я бы не пошёл за тобой, будь ты мне безразличен, — развернул парня к себе, взяв его ладони в свои. — Всё не так просто, как думаешь. И если ты только позволишь, то я сделаю всё, чтобы ты был счастлив. Помогу, поддержу, буду рядом и обниму. Но лишь с твоего разрешения.
Слова его звучали без капли лжи, — и это Шастун уловил. Дождь усиливался, но не мешал разглядеть в голубых глазах искренность и честность. Какой-то частью себя Антон чувствовал, что Арсений действительно может его осчастливить, несмотря на известное и неизвестное ему прошлое. Находясь под прицелом океанов, стоило принять незамедлительное решение, ибо выстрел должен быть воспроизведён. Но с чьей стороны?
Антон сглотнул, набрал в лёгкие побольше воздуха и высказался:
— Пока мы были порознь, я понял, что вполне справляюсь сам, что мне ни он, ни ты не нужны. А твоя помощь — знаю какая — мне тоже не нужна. Чтобы ты знал, я скоро улетаю. Навсегда.
Сказанное больно ударило под дых. Но мужчина не отпускал юношу, крепко держал и не желал терять. Если Антон уедет, то Арсений уже не сможет быть рядом, ведь у него работа, которой он нужен. Но и позволить уехать самому Антону он тоже не мог.
— Отпусти, — брыкался парень, но тот, кажется, пропустил просьбу мимо ушей.
— В таком случае, — короткий выдох, — я не имею права держать тебя около себя насильно.
Арсений было расслабился, но как только ладони Шастуна начали выскальзывать, то быстро прижал парнишку к себе и впился в алые губы. Начался настоящий ливень с грозой и молнией. Будто бы сама погода была проекцией души мужчины. Он целовал Антона так, словно отпускает навсегда и они больше никогда не увидятся. Прижимал к себе, держа за талию и молился, чтобы этот момент не заканчивался. Дождь бил по любым поверхностям, соприкасался с кожей и стекал по ней же. Через уголки их губ проникала природная вода, отчего поцелуй превращался в болезненный. Потому что было больно осознавать, что возлюбленный не хочет видеть около себя.
— Я буду тебя помнить, — прошептал в губы Арсений, оперевшись лбом о его. Всего несколько секунд они простояли в безмолвном молчании, дав погоде говорить всё за них. Небо часто сверкало, а гром гремел громче, как дождь набирал обороты. Арсений слышал своё сердцебиение, несмотря на заглушающую абсолютно всё грозу. Возможно, потому не мог долго отпустить юношу. Долго — значит, бесконечные минуты.
Антон высвободился и медленно ступил назад, смотря на промокшего насквозь мужчину. Уходя, он сам оставлял на крыше больницы того, кто мог бы подарить ему новую жизнь без всякой эмиграции. Сквозь стену дождя, парень видел подавленного человека, чья душа только что сломалась. Но ничего с собой он поделать не мог. Антон просто ушёл, пусть и в скором времени возненавидел себя за этот разговор и такой идиотский поступок.
***
Антон сорвался. Стал принимать больше и чаще после того, как наконец дописал книгу и отдал издательству, выполнив план. Теперь его квартира напоминала пристанище наркомана. О писательстве и речи быть не могло. Он летал в эйфории, не спал как нормальный человек, закидывался таблетками и терял счёт времени изо дня в день. Антон хотел забыть человека с пронзающими насквозь глазами. Хотел навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Но он вычёркивал только себя самого из собственной же жизни.
Запой продолжался больше недели, отчего было удивительно, что парень до сих пор жив. Жильё было в беспорядке: затхлый запах и сигарет с наркотиками, одежда валялась на полу и на мебели, осколки посуды украшали кафель на кухне, разорванные книги и черновики разбросаны по всем комнатам. Антон сделал всё это, когда вернулся из больницы в тот день. Его раздражала обстановка, напоминания об Арсении, мысли о нём и голос в голове.
Когда злость достигла пика, посуда, которая аккуратно лежала в подвесном ящике, полетела в стену напротив с такой силой, что с лёгкостью разбивалась на десятки осколков. Затем он принялся за книги одного хорошо известного ему писателя. С остервенением Антон рвал обложки, отрывал корешки и вырывал страницы. В тот момент он возненавидел своё призвание и жизнь в целом. Рома, которого он когда-то любил, на самом деле не уважал ни Антона самого, ни его творчество.
Причиной гнева стал не только Арсений, но и все люди и факторы, повлиявшие на его состояние и действия. Но всё-таки больше всего он не ненавидел Арсения. Да, Антон помнил их последний поцелуй во время грозы, но он ничего не менял. Ведь не мог один поцелуй стереть прошлое, изменить настоящее и повлиять на будущее. Конечно, Антон скучал по этом человеку когда действие наркотика слабело. Потому он тут же принимал ещё, и лишние мысли вновь покидали голову.
Шастун спал, когда на пороге спальни появилась Оксана. Её серьёзно беспокоило состояние Антона, поэтому она здесь. Поджав губы и поняв, что не добьётся от парня сейчас ничего, она прошла в гостиную, а после на кухню. Царил хаос. Подушки дивана валялись где-то на полу, три пустые пачки сигарет и заполненная пепельница на журнальном столике, пустые бутылки из-под коньяка. Слой пыли на полках и шкафах можно было увидеть невооружённым глазом. Она видела также разорванную литературу и разбитый телефон, который Антон, видимо, швырнул об стену в порыве злости. На кухне было всё ещё хуже: разбитая посуда, кухонные принадлежности, которые валялись на полу. Неужели всё гораздо сложнее, чем Оксана могла себе представить?
***
Казалось, он потерял всё. Потому что его всё звалось лишь одним именем. Только теперь и этот человек от него отказался. Выбросил, вычеркнул из жизни, оставил и ушёл. Так, а в чём тогда смысл настоящего? Да, на работе Арсений отвлекался, с головой уходил в бизнес, но ведь ночью не скроешься от себя. Ночью он убивал себя мыслями и вопросами, что он мог бы остановить Антона, прижать к себе и забрать с собой. Но не сделал. Поскольку счастье любимого человека важнее. Не факт, что парнишка полюбил его так же, как и сам Арсений.
Сегодня, шестого мая, боль пробирала до дрожи. Сегодня годовщина смерти дяди Славы. Этот человек заменил отца, а его жена — мать. Попов воспитывался роднёй, которая смогла подарить ему любовь, но в первую очередь — была в силах сделать мальчика настоящим мужчиной. Живя с дядей и тётей, Арсений чётко знал, что расслабляться никогда нельзя и полагаться надо только на себя. Никто тебя не спасёт, если сам не попытаешься вынырнуть из омута. И никто не узнает тебя настоящего, пока ты сам не покажешь ему это.
Арсений успел навестить Ольгу, жену дяди Славы. Успел выслушать благодарности, что выкроил время для неё, учитывая его занятой график. И успел окунуться в прошлое, когда дядя был ещё жив. А сейчас он стоял на его могиле, на холмике лежали две красные гвоздики и венки с фотографией. Дядя женился в первый раз, когда Арсению было двадцать три. Но Ольгу тот любил сильно и по-настоящему, посему Попов часто видел эти особенные взгляды со стороны Славы. И видел такие же от его жены. Не сказать, что брюнет её любил, но уважал. Близко не подпускал, но и не отвергал.
Шестого мая светило тёплое солнце, лишь несколько облаков украшали небо, но спокойнее на душе не становилось. Арсений помнил единственно родного человека будто видел вчера. А ещё помнил своё детство, которое было наполнено строгостью и любовью. Дядя любил его, несмотря на редкий холод и наказания. И мальчик видел эту любовь. Она выражалась не только в материальных благах, но и в элементарных взглядах. Слава смотрел порой с такой отцовской любовью в глазах, что казалось, что он — его настоящий отец. И Слава смог заменить его, воспитать настоящим мужчиной, дать всё, что тому было необходимо. Арсений его любил и продолжает любить.
Он привёл могилку в порядок: сорвал кустики на самом холмике и территории, убрал лишний мусор и полил растения, посаженные в течение прошедшего времени. Теперь мужчина смотрел на фото родного человека, безмолвно разговаривая с ним. А при жизни Арсений мог рассказать ему всё, что захочется, получив совет наставника. После его смерти ничего не изменилось. Он так же говорит с дядей, изливая душу. Вот только как бы отреагировал усопший, расскажи ему о сумасшедшей влюблённости в парня? Арсений предполагал, что Слава для начала серьёзно, но спокойно бы поговорил с ним, а затем ушёл в тишину в своём кабинете. Или всё-таки отправил на лечение в психиатрию? Этого брюнет уже не узнает.
— Но думаю, ты бы вытряс из меня это, — вполголоса проговорил он, усмехнувшись. Но на самом деле «это» уже не покинет Арсения. «Это» будет жить в нём до конца его дней, даже если у них с Антоном ничего не выйдет.
