Эстрохазард

      Гром. И молния.       Даже будильник не успел прозвенеть.       Лея отпрянула ото сна. Резко и тревожно. В груди непонятная тяжесть. Первая мысль — ворваться в спальню и удостовериться, что с Трэксом все в порядке.       Дверь с грохотом открылась.       Вирус круглыми, неподвижными от страха глазами смотрел в самый темный угол комнаты, сидя на полу.       — Трэкс! Трэкс! Очнись!       — А? Что?       Его словно вырвали из транса.       — Трэкс, ты в порядке?       — Ничего особенного. Просто кошмар привиделся. Пойдем кофе выпьем?       Он то и дело растирал свое лицо и бил себя по щекам, словно пытался прийти в чувство. Под глазами появились тяжелые тени, как если бы тот всю ночь бдел. Странно, Лея же отчетливо помнила, как спокойно Трэкс засыпал.       Клетка догадывалась, какие кошмары могли мешать ему жить — воспоминания об Институте. Тема, которую в этом доме предпочитали не поднимать. Она висела в воздухе, как незакрытый гештальт, и время от времени отравляла будни. Лее в меньшей степени, но все же сам факт неизвестности того, что с Трэксом там делали, вгонял в ужас. Одна догадка пугала сильнее предыдущей.       — Трэкс, с тобой точно все хорошо? Я могу чем-то помочь?       — Не переживай, детка, все в норме.       Очевидно, что он лгал. Это беспокоило. Кошки на душе скреблись от осознания, что не можешь помочь и даже не знаешь, как помочь. А та рана… Она затянулась, но остался уродливый шрам, который каждый раз напоминал о прошлом. Он не позволял забыть о горькой правде.       Зазвенел телефон.       Пришло сообщение. От мэра.       «Лея, прошу прощения за беспокойство в столь раннее утро. Сегодня состоится проверка в Институте Изучения Вирусов в селезенке. Мероприятие требует моего присутствия, но по ряду причин я не смогу явиться. Прошу Вас быть там от моего имени».       Нет.       Нет…       Нет! Нет! Нет!       Лея держалась из последних сил, чтобы не закричать. Ноги подкашивались. Земля уходила из-под ног. Ком в горле. Все ее существо сопротивлялось идее переступить порог тюрьмы, но работа обязывала.       — Трэкс, сделай мне кофе покрепче, пожалуйста.       — Что, понедельник обещает быть тяжелым?       «Ты даже не представляешь, насколько», — безмолвно подумала клетка.       — В таком случае, нужно вооружиться до зубов, детка.       Лея не любила, нет, терпеть не могла возвращаться к прошлому. К прошлому, где Трэкс не ее самый близкий друг, опора и поддержка, а злейший враг Фрэнка, чьи руки по горло в цитоплазме. Где он маньяк, террорист и… заключенный. В дрожь бросало, стоило вспомнить тот день, когда они встретились там, на заброшке. Он был пережеван и выплюнут. Уязвлен, унижен, уничтожен. Его перемешали с дерьмом и отдали на растерзание власть имущим. Больших усилий стоило протянуть ему руку, заслужить доверие и вернуть в состояние, хотя бы на немного близкое к норме.       Она подошла к нему со спины и обняла.       — Д-детка? Ты чего?       — Трэкс, я… Спасибо, что ты есть в моей жизни.       Он развернулся и неожиданно обнял ее в ответ.       — Ты ведь из-за меня переживаешь? У тебя на лице все написано.       А у самого выражение растерянное. В очередной раз вспоминал и понимал, что никто ни до, ни после так о нем не заботился, как Лея. Эта клетка была единственной, кто дал ему шанс. Ангел, которого он не заслуживал, но в котором нуждался, сам того не подозревая. Одной своей улыбкой она вызывала в груди тепло. Рядом с ней не могло быть плохо, сколько бы кошмаров за ночь не привиделось.       — Детка, дурные сны имеют свойство заканчиваться. Не позволяй им вешать нос. Однажды это пройдет.       — Да, наверное, ты прав.       Лея тонула в ворохе мыслей. Беспокойство ее не отпускало. Скверная погода только усиливала гнетущее чувство. И даже помада сочного винного цвета не поднимала настроения. Маленькое черное платье, белый пиджачок и собранные крабиком волосы. Этому образу не хватало подиумного выражения лица. Еще немного, и она бы расплакалась. По-хорошему бы поговорить с Трэксом, но к чему бередить старые раны? Зачем его травмировать лишний раз? Что даст этот разговор? Хотелось оградить его от этого злого, ненавидевшего его мира. Лея боялась, что все могло закончиться и вернуться к прежнему порядку вещей.       Утреннее сообщение мэра травило душу всю дорогу. Почему именно она? Почему именно сегодня? Почему именно туда? Вереница «почему» тянулась бесконечно долго. И все это — лишь агония перед лицом надвигавшейся катастрофы. Лея не верила, что мероприятие пройдет гладко и безболезненно. Недаром Институт Изучения Вирусов считался самой строгой тюрьмой Фрэнка. Многие вирусы умоляли о высшей мере наказания, лишь бы не отправляться в его застенки. Одним словом, клоака цивилизации.       На пороге брутального здания, что резало глаз своей стерильной белизной, Лею уже ждали начальник тюрьмы, шеф полиции и кучка журналистов. Щелчки камер не заставили себя долго ждать. Эстроген старалась держать лицо. Нельзя было допустить, чтобы хоть одна живая душа подумала о ее причастности в укрывательстве беглеца. Особенно шеф полиции. Джимми довольно тесно общался с Джонсом, и ему ничего не стоило намекнуть офицеру наведаться в квартиру своей несостоявшейся невесты. И тогда дело дрянь.       — Сэр Колоник просил принести официальное извинение за невозможность присутствовать лично, — заготовленная речь отскакивала от зубка.       Не сказать, что собравшиеся были расстроены. Напротив, им крайне импонировала компания очаровательной помощницы мэра. Строгая и стильная, словно с обложки журнала. Она следовала за начальником, задавая дежурные вопросы, но тот отвечал на них с таким радушием, что становилось понятно — ему нравилась его работа. Он хвастался вверенным ему детищем. Лея не разделяла этого восторга. Все эти рассказы про криминальных авторитетов, их зверства, опыты над ними и эксперименты не располагали, даже создавали лишнее напряжение.       Она словно не в тюрьму попала, а в гигантский охотничий особняк, где тут и там резали глаза «трофеи» — живые и не очень. При Институте была своя кунсткамера, что неудивительно. Журналисты тут же оживились. Такой шанс сделать уникальные, шокирующие кадры выдавался не каждый день. Начальник еще больше оживился. Он цинично шутил об «экспонатах» и их бывших владельцах. У Леи шли мурашки в самом плохом смысле. Все это казалось диким, жестоким и неправильным.       Начальник долго, с пристрастием расписывал содержимое каждой банки на полке, а журналисты заглядывали ему в рот и записывали каждую его историю. Все это — части тел вирусов и бактерий, отрезанных на живую, без анестезии и всякой жалости. Как заверили — во имя науки. Но что-то Лее подсказывало, что тут слукавили. Создавалось впечатление, что истинная причина — назидание остальным заключенным и плотоядное эго начальника. Его глаза пугали не меньше, чем взгляд какого-нибудь маньяка. Его энтузиазм ничего, кроме ужаса, не внушал.       — Мисс Эстроген, — обратился он к ней. — Эти два экземпляра должны вам понравиться. Узнаете?       Этого она и боялась.       Тело парализовало.       Челюсть не разжималась.       Глаза округлились       — Это, — продолжил начальник, обращаясь уже к журналистам, — коготь того самого Трэкса, который когда-то устроил катастрофу во Фрэнке. Мы вырезали этот коготь вместе с железой. Видите эти огонечки? Это — самый опасный из известных нам ядов. Один укол — бум! Клетка взрывается и распадается на атомы! А любой материал плавится, даже самое прочное и толстое железо! Не мудрено, что он смог проникнуть в гипоталамус и совершить ограбление века! Ох, а как он кричал, как мучился, когда мы эту красоту из него вырезáли! Это были самые сладкие крики на моей памяти. Согласитесь, нет ничего приятнее, чем заставлять страдать врагов народа?       У Леи внутренности тряслись от этих описаний.       — А что во второй банке? — спросила корреспондентка.       Начальник взорвался хохотом.       — А это! Это его репродуктивные органы!       — О, Фрэнк, какая гадость!       — Да, парень остался без яиц! Это была мера предосторожности, чтобы он не смог произвести на свет себе подобных.       Ложь.       Наглая ложь.       Это был акт унижения.       — Было сложно их вырезать, — не унимался он. — Знаете, какое у него строение было? Дырка! И представьте, что его член с яйцами там прятались, как улитка. Не мужик и не баба! Конечно же, подобная аномалия заинтересовала наш Институт, и мы принялись ее изучать.       Лея не выдержала. Побросав бумаги, она рванула со всех ног. Прочь. Подальше от этого кошмара. В груди клокотало. Больше ее разум не выдерживал. Эта жестокость. Эта дикость. Это безумие. Ничто не в силах было ее остановить. Ее сознание вопило, сопротивлялось всему услышанному и увиденному.       «Он не такой! Не такой!»       Выбежав из здания, она завернула к курилке. Ее вытошнило. Слезы полились рекой. Голова разрывалась от боли.       — Мисс Эстроген! О, Фрэнк, как Вы?       Это был Джимми. Он любезно протянул ей платок.       — С-спасибо.       — Надо было сказать Рою, чтобы он не увлекался. Сожалею, что так получилось. Я помню, как несладко Вам пришлось, когда вы оказались в заложниках у этого монстра.       Слух резануло. Дрожащими руками клетка потянулась к сумочке. Зажигалка. Сигарета. Глубокая, нервная затяжка. Перед глазами пелена слез и стена дождя.       — Вы не против, если я составлю компанию?       — А? Да, конечно.       Шеф пустил густые клубы дыма. Внушительных размеров сигара между его пальцами тлела, как маленький фонарик.       — Мисс, даю честное слово, я поговорю с мэром, чтобы он больше не отправлял Вас на подобные поручения. Я все прекрасно понимаю, воспоминания до сих пор Вас могут травмировать. Время беспощадно к лучшим из нас. Тяжело сталкиваться с каждодневными напоминаниями о пережитой катастрофе. Это убивает в тебе всякое желание жить. Кажется, что с тобой не должно было это произойти, что ты должен был погибнуть, остаться там, в прошлом…       От его слов становилось хуже, но Лее ничего не оставалось, как терпеливо делать вид, будто задушевный разговор ей помогал. Она не могла никому рассказать о Трэксе. Это угнетало. Все вокруг твердили, какой он плохой. Сложно их упрекнуть в неправоте. Не с кем поделиться переживаниями за друга.       Друга? Или больше, чем просто друга?