Отрывки

      Время уже близилось к рассвету, и, наконец, Феликс объявил последний на сегодня номер: музыкальное произведение.        − Вообще-то, этого в программе ещё вчера не было, − произнёс он, краем глаза заглядывая в планшет. – Но просящий был очень настойчив, и по старой дружбе я просто не смог ему отказать! Встречайте, глава Ковена, Альфред Клок!        − Ну вот, оставили напоследок, − пробурчал Виктор, устремляя на вампира ненавидящий взгляд.       Гитарист, собственно, сам не знал, когда его неприязнь к Фреду переросла в ненависть… Непонятно почему, но видя его на сцене, счастливого и улыбающегося, Смольский приходил в настоящее бешенство.       Клок тем временем заговорил:        − Эту композицию я закончил только сегодня перед началом блока выступлений. Быть может, искушённому слушателю она покажется несовершенной, но в ней – вся моя душа. И эту душу я хочу посвятить той, кого считаю прекраснейшей и достойнейшей девушкой этого мира. Той, перед кем склоняюсь, той, которую боготворю, той, которую… − здесь он на несколько мгновений запнулся, но быстро исправился, − безмерно уважаю. Принцесса Каулун, эта музыка – для Вас.       Толпа зааплодировала, а Фред сел за рояль, специально установленный на сцене несколькими минутами ранее.       Мелодия была безумно красива. Идеальна с музыкальной точки зрения, но от этого Смольскому ещё сильнее хотелось свернуть шею исполнявшему её вампиру. Обуреваемый столь сильным чувством, Виктор не заметил, как произведение закончилось. Очнулся он только тогда, когда Рей, сопровождаемая рёвом толпы, выбежала на сцену. В следующий момент она уже целовалась с Клоком взасос, а зрители аплодировали, подбрасывая вверх у кого что было в руках.       Остального гитарист уже не видел. Ненависть и желание мести заполонили его. Чувства были настолько сильными, что Виктору на секунду показалось, что в него вселился злой дух, однако эта мысль его только утешила.       Он сумеет отомстить.

***

      Увидеть Фреда во время выступлений Рей не удалось: постоянно что-то мешало. Найти вампира в переплетении чужих аур и мыслей за несколько секунд, случайно оказавшихся свободными, даже для такой телепатически сильной личности как Каулун было практически невозможно, а больше времени у нее просто не было. Отыграв последнее выступление, девушка удалилась за сцену, спокойно отключила и упаковала гитару и вздохнула с облегчением: наконец-то для неё все закончилось. Теперь можно было спуститься в зал, понаблюдать за представлением как зритель… Хотя, большую часть программы она и так видела на репетициях…       Когда Феликс объявил последнее незапланированное выступление, Рей очень удивилась: Клок никогда не говорил ей о своём сольном номере. Однако следующие его слова всё объяснили. Услышав, кому посвящается данное музыкальное произведение, девушка вдруг задрожала от внезапно переполнивших её чувств. Нежность к Фреду заполонила каждую клеточку её тела, сердце, Каулун это чувствовала, забилось быстрее.       Когда глава Ковена начал играть, весь окружающий мир, казалось, замер, наслаждаясь чувственными переливами мелодии, а Рей будто оказалась вдали от всего, следуя за ниточкой нежных звуков фортепиано. Замерев на месте, она не отводила взгляда от легко скользящих по клавишам рояля пальцам Клока. На губах девушки играла глупая улыбка, а покрасневшие щёки давно были мокрыми от слез.       Вампир же отдавался игре полностью. Закрыв глаза, он будто стал частью сочинённой им мелодии. То откидываясь назад, то припадая к клавишам рояля чуть ли не губами, он исполнял своё произведение с такой страстью, что вызвал восторг в душе практически каждого зрителя. Исключением был лишь Виктор: в нём в тот момент закипала жгучая злоба, переходящая в ненависть.       Окончание пьесы ознаменовали бурные овации. Фред смущенно раскланялся и предпринял попытку уйти за кулисы, но толпа принялась скандировать «бис!», поэтому главе Ковена пришлось ещё несколько раз поклониться.       Только придя в себя от удивления и радости, Рей вдруг ощутила потребность выйти к нему и поблагодарить прямо сейчас. Вскочив с места, она опрометью бросилась к лестнице. Где-то на половине пути и зрители заметили её и разразились громкими приветственными аплодисментами. Феликс тут же подсуетился, посигналив кому нужно, и фигурку девушки осветил луч цветного прожектора. Поднявшись на сцену, Каулун подбежала к замершему от неожиданности Клоку и порывисто обняла его, забыв на секунду все слова, что крутились у неё на языке.       Смутившийся Фред первые несколько мгновений не предпринимал ничего. Уже отошедшая от своего внезапного порыва вампирша на секунду похолодела от мысли, что он сейчас её оттолкнет, но моментом позже ощутила ледяную ладонь, крепко сжимающую талию.       Толпа продолжала реветь и аплодировать. Среди многих приветственных криков Рей вдруг различила один особенно громкий:        − Да целуйтесь вы наконец!        − Целуйтесь! Целуйтесь! – тут же подхватили остальные.       Фред, прекрасно понявший эти слова, чуть отстранился и взглянул Каулун в глаза, продолжая улыбаться той своей мягкой улыбкой, которая прекрасно скрывала все его эмоции.        − Они хотят, чтобы мы поцеловались… − прошептала девушка, краснея и пытаясь не отводить взгляда. Мысленно она несколько раз проговорила «И я тоже хочу», но сказать это вслух…       В следующий момент она вдруг ощутила холодное прикосновение в районе губ и как-то отстранённо отметила, что Клок всё-таки решился и сейчас целует её на глазах у всей толпы, гром которой, кстати, шумел сейчас будто в совершенно другом мире.       Это было приятно. Необычно и нежно, томительно и возбуждающе. Не осознавая собственных действий, Рей отвечала на поцелуи, обнимала Клока за шею, искренне наслаждалась моментом, совершенно забыв, где находится.       Когда они, наконец, отстранились друг от друга, крики и овации толпы будто усилились для Каулун в тысячу раз. И как она могла этого не замечать? Осознание произошедшего приходило медленно, девушка то краснела, то бледнела, не решаясь поднять на главу Ковена глаз, а тот и сам уже, видимо, раскаивался в собственной храбрости.       Ситуацию разрядил Феликс: рассмешив толпу очередной шуткой, он объявил финальную песню, и сцена быстро заполнилась многочисленными выступающими.       Затем они пели каждый по строчке, а припев хором, ту самую многовековую песню о семье и месте в этом мире. Рей и Фред не отпускали ладоней друг друга. Хоть ни он, ни она не осмеливались поднять глаз, оба чувствовали что-то неуловимо изменившееся в их отношениях.       Ничем себя сейчас не выдавала нависшая над ними опасность.