питер, чай, не франция

      «давай сходим на свидание».              даша получила это сообщение в самом конце сентября, сидя в учительской с коллегами. они пили чай, стараясь не пролить его на методички, обсуждали прошедший педсовет, выросшие цены на яйца и стряхивали крошки печенья с тетрадей.              «на нормальное. оденемся красиво, я тебя в ресторан отвезу, при свечах вина попьём».              «что думаешь?»              даша молча пялилась в экран, не зная, что ответить. она была сыта по горло попытками марка наладить их стремительно ухудшавшиеся отношения. свидание в кафе, на которое они ходили две недели назад, больше напоминало их обычный, лишённый романтики завтрак. марк копался в ноутбуке, хмыкая на редкие дашины реплики. она сама листала ленту новостей, мысленно думая, как можно брать восемьсот рублей за кофе с таким ужасным привкусом.              потом был вечер с кино и пиццей. пару дней после она не могла отделаться от ощущения тошноты, которое подступало каждый раз, когда муж касался её — нарочно или нет.              первые разы это пугало. потом начало злить. дашу раздражало всё, что марк делал. как он жевал, как иногда храпел, какой идеальной была его осанка, когда он работал за ноутбуком, как клацала клавиатура, как из его наушников постоянно доносились какие-то голоса во время митингов в зуме. как он царапал дно кружки, размешивая кофе, как он не слышал скребущуюся мышь, как игнорировал стирку и грязные полы.              в голове был один вопрос: муж всегда был таким, или дело в восприятии?              — даш, — сказал он как-то перед сном, посмотрев на неё через плечо. она чувствовала его тяжёлый взгляд затылком. — попробуй йогу. или медитации. или фенибута попей. жить с тобой невозможно.              и, как будто в отместку, марк укутался в одеяло, оставляя даше жалкий клочок.              следующим утром, по пути на работу, она зашла в аптеку и купила «ново-пассит».              — обживаетесь потихоньку? — спросила директриса, заглянувшая тогда во французскую подсобку, и кивнула на открытую упаковку успокоительного.              — это, как мы говорим, — махнула рукой лариса жановна, пившая рядом чай, — ещё bon. а вот в конце года уже далеко не «ново-пасситик» будет. тогда и начнётся натуральный bonbon.              ни йога, ни медитации, ни прогулки на свежем воздухе, ни сигареты, ни исповедь в церкви не помогли ей избавиться от отвращения к собственной жизни, гудевшей в ушах белым шумом. всё, что ей оставалось, — просто смириться.              поэтому она, взяв телефон, отправила «хорошо», и вернулась к обсуждению семиклассника, который на просьбу поделиться шуткой, чтобы все посмеялись, встал и громко ответил: «я просто лёве рассказывал про один прекрасный августовский вечер, который провёл под деревом в карпатах, после шашлыка. хотите послушать?»              — не знаю, какие силы уберегли меня от того, чтобы рассмеяться, — жаловалась коллега чуть старше даши. она тоже отрабатывала после универа. — как у вас сил хватает?              — опыт, — ответила старушка в кресле, преподававшая математику ещё, кажется, пифагору.              прозвенел звонок, даша поспешила в кабинет, по дороге выключая звук на телефоне. его было очень страшно проверять.              позднее пробуждение в день их свидания ощущалось, как удар ломом по голове. марк был удивительно бодрым, побрился, привёл себя в порядок, даже приготовил даше завтрак и поцеловал в макушку, ставя перед ней тарелку. она спросонья никак не могла разобрать, что он ей говорил, поэтому только согласно мычала и непонимающе улыбалась.              долго торчала в душе, долго выбирала, что надеть. по поводу одежды хотелось запариться, чтобы мужу было жаль его снимать вечером. может, это обтягивающее бордовое платье убережёт её от переработок, вызванных попыткой убежать от своей личной жизни?              — прекрасно выглядишь, — отметил марк и наклонился, чтобы поцеловать её в щёку. от него пахло дезодорантом и стиральным порошком. даша смиренно хмыкнула. — пойдём, я помогу тебе надеть пальто.              возле дома их ждала одолженная у кого-то из друзей машина, которая заглохла через пару кварталов, будто пытаясь предостеречь их семью от непоправимой ошибки. марк полез под капот, что-то дёргал и ковырял, пока даша, повинуясь позывам совести, светила ему фонариком, красивая, но замёрзшая. когда они доберутся до ресторана, она точно будет шмыгать носом.              им достался неплохой столик, такой, какие любила даша — в самом центре и обязательно под люстрой, чтобы хватало света. ей нравилось рассматривать интерьеры ресторанов, но у этого явно были проблемы. противная отделка под гранит совсем не сочеталась с позолоченными псевдоазиатскими львами. лампы свисали низко. в их отвратительном жёлто-красном цвете окружающие люди выглядели так, будто их жарили заживо на вертеле в ларьке с шавермой.              сначала марк с трудом подбирал слова. даша задавала наводящие вопросы. но разговаривала с ним не как с мужем, а как с учеником, плохо выучившим тему «ce que je veux devenir quand je serai grand». начали с пустяков — он сообщил, как долго им ещё работать над нынешним проектом, пожаловался на то, что и в этом месяце не получит премию, как дела у общих знакомых из универа и продолжил в том же духе.              вечер всё больше клонился к ночи, у марка всё больше разгорались глаза и всё живее он говорил. даша восторг разделять не спешила, и просто слушала, ковыряясь вилкой в заказанном салате. он говорил о работе так много, как будто не обсуждал её ни с кем.              — если в очередном обновлении java будет создана функция очищения программного мусора, — начал он своим шутливым тоном, — основная часть приложений java будут удалять себя сразу после установки.              даша не поняла и не посмеялась. марк объяснил, но она всё равно не поняла. и он, решив, что это неплохой повод поговорить ещё о работе, начал рассказывать, какие вообще есть языки программирования.              термины сыпались из его рта непрекращающейся пулемётной очередью. аджайл, апишка, бэкэнд, бэклог, джун, жаба, сабж, питон… в какой момент всё превратилось в телепередачу «в мире животных»? даша чувствовала, будто её забросили в коробку с кирпичными стенами, о которые можно было только биться головой. и даже так, оттенки красно-оранжевого казались ей сейчас интереснее и ярче, чем собственный муж.              её никогда не привлекало, что марк там тыкал на своей клавиатуре, но теперь желание разобраться умерло окончательно. она перевела взгляд на интерьер. раздражение начало кидать внутренности из стороны в сторону, а от одного слова «код» хотелось стянуть с себя кожу и съесть её.              аппетит так и не появился. даша не притронулась к еде, вместо этого всё время потягивая сладкое шампанское из фужера. видимо, с надеждой на то, что время пойдёт быстрее, если мозг заволочёт сахарная, липкая плёнка. или на то, что эта самая плёнка оградит её от мыслей о том, что что-то идёт не так.              что сложившийся в голове образ мужа трещал по швам, что штукатурка сыпалась со стен неприступной крепости, как перхоть с головы. что марк так ни разу и не посмотрел ей в глаза за вечер, что желудок ощущался чугунным, хоть она ничего и не съела.              надо было что-то сказать. надо было что-то сделать, чтобы он не догадался, как даша себя чувствует. надо было попытаться спасти их отношения.              — давай станцуем танго? — её голос слишком пропитался надеждой, слишком разбух, и звуки не проходили сквозь горло нормально, царапая стенки. прозвучало жалко и как-то болезненно.              — даш, — снисходительно улыбнулся он, смотря на неё, подперев щёку, — ну какое танго? ты много выпила. поехали покатаемся.              она вздрогнула и обернулась, чтобы посмотреть через плечо: показалось, будто кто-то щёлкнул сзади. поднялся гул, и даша поняла, что ей от обиды и разочарования заложило ухо. у неё так уже было.              это случилось на втором курсе, во время зимней сессии. вместо вопросов на практическом экзамене было сорок тем для устного высказывания, на которые даша даже не посмотрела. не видела смысла: зачем, если язык шарля де голля она впитала с молоком матери? зачем, если она изъяснялась по-французски лучше, чем по-русски? зачем, если случайно встреченный в петербурге француз принял её за парижанку?              — bon, mais médiocrement, — сказала экзаменаторка, поправляя очки. даша подумала, что ей послышалось. та продолжила, задрав подбородок и смотря свысока: — потенциал у вас есть, но знаний на пять явно не хватает. в следующий раз хотя бы удосужьтесь прочитать лекционные материалы.              и протянула зачётку с выставленной туда «4» за экзамен. первой четвёркой по французскому в дашиной жизни. впервые в её любимом предмете у неё что-то получилось не так.              и марк сейчас выглядел, как та женщина. так же сидел, так же смотрел, так же улыбался. как будто собирался отправить её на пересдачу по предмету «традиционная семейная жизнь в россии». стало тошно и даша кивнула, чтобы побыстрее выйти на улицу. обратно они ехали длинной дорогой, молча, слушая плейлист марка. мелькающие фонари раздражали глаза и их пришлось закрыть, чтобы не стало хуже. жаль, у неё не было с собой наушников. оставалось только терпеть. и надеяться, что в квартире они просто лягут спать.              в идеальном мире всё бы так и было. в дашином — надежду расстреляли ещё возле двери подъезда, когда марк прошептал на ухо, что нальёт им вина, пока даша умоется.              она не была фанаткой того, как сложились отношения у её родителей. не то, чтобы они развелись, просто всё детство казалось, что так быть не должно. что не должен отец выглядеть так, будто возвращался с каторги, когда выходил из их комнаты после разговора. и, уж тем более, мама не должна так злиться и кричать мужу вслед:              — если завалы на балконе не разберёшь, сам у себя будешь сосать!              и он не должен хлопать дверью и не появляться дома два дня. а потом всё равно возвращаться, вести всю семью в ресторан, но при этом сидеть весь вечер со страдальческим лицом.              даше такого очень не хотелось. но теперь она понимала, почему папа был таким. и она сейчас тоже предпочла бы свалить из этой проклятой квартиры на пару-тройку дней. посидеть у друзей, с которыми не виделась с выпуска, прогуляться в парке в наушниках, потратить два часа, чтобы приготовить синабоны, слушая музыку… посвятить время себе. не чувствуя, как в затылок упираются обязанности перед семьёй.              она закончила умываться, долго вытиралась и так же долго смотрела в зеркало, пытаясь понять, правильно ли она всё делает. можно было бы спросить у родителей, но их ответы она давно знала. у папы — «я тоже первый раз живу», у мамы — «делай, как делается».              что делать, если не делается никак, она, естественно, не уточняла.              вдаваться в подробности личной жизни тоже не хотелось. очередная скрепа гласила, что сор из избы не выносят, поэтому даша тщательно рассовывала его по углам и делала вид, что всё хорошо.              марк постучал в дверь, она через плечо бросила, что скоро будет, только смоет стрелки. он ушёл. она сегодня была без стрелок. интересно: муж заметил и смолчал, или даже не знал об этом?              даша последний раз посмотрела в зеркало, прямо себе в глаза тусклые, карие, в которых почти не просвечивался зелёный. помнится, в школе она очень гордилась их цветом. а что поменялось сейчас?              сложно поддерживать стремление жить, если погрязла в отвращении.              в гостиной они выпили по бокалу красного вина, марк заставил её съесть два кусочка бельгийского шоколада, который достал специально для этого вечера.              — правда, вкусно?              даша в ответ улыбнулась, напрягая живот в попытке удержать еду внутри. посмотрела на мужа ещё раз и подумала, что в её жизни настало время радикальных действий. на брачном фронте без перемен. а умирать ей было рановато.              они закончили вечер на балконе. выкурили по сигарете, сухо поцеловались. даже не поцеловались: марк прижался губами к дашиным, та не отреагировала, а когда он отстранился, затянулась дымом, безразлично смотря мужу в лицо. он понял, что сегодня ловить нечего, но всё равно, уже в постели, когда они лежали спинами друг к другу, повернулся и пожелал спокойной ночи.              даша сделала вид, что уже спит.              утром её растормошил марк, которого разбудил будильник. обычно это не было проблемой. даша просыпалась после первой вибрации и отключала сигнал до того, как начиналась мелодия. обычно, но не сегодня.              она не могла разобрать, что муж ей говорил, движения губ были слишком быстрыми и смазанными, а звуки склеились в один большой поток, который в какой-то момент просто оборвался. у марка не было ни шанса быть услышанным, даже если бы он засунул в уши жены громкоговоритель и начал в него орать.              потом на живот будто прыгнул бодибилдер в берцах, и дашу стошнило желчью прямо на подушку. кажется, отравилась.              — позвонить… в школу… — выдавила она из себя и отключилась.              проблемы кружились токсичными снежинками над головой, даша знала, что не стоило высовывать язык.       

***

            — ты, вообще, знала, что волгу ящеры выкопали? — спросил антон, пока они курили в ёлках у забора. — при советском союзе это было, они тогда уже три века в рабстве томились, и им свободу пообещали.              — а украинцы им помогали. по доброте душевной, — кивнула виолетта, сидевшая на корточках и старательно рисовавшая палкой на земле писюн.              — приятно поговорить с человеком сведущим в истории.              — ну-ну, — фыркнул руслан. прутья неприятно упирались в спину, и он всё время ёрзал. — а я тогда в ростове пел частушки.              — так реально же пел. я сама видела.              — что ты там видела? только самогонку пила на сеновале, да девок лапала!              — я и тебе предлагала! ты просто ханжа и душнила!              — ничего я не ханжа! мне потом за частушку в сарае дали.              — разве что пиздюлей, — хмыкнул антон и щелчком выкинул окурок в сторону.              — быдло, — сплюнул руслан и сунул бычок виолетте в карман. та лишь пожала плечами и, стряхнув со своего уголёк, тоже сунула его в карман.              — вонять же будет.              — не хуже, чем из твоего рта.              — да ладно тебе, рустик! тебе с этой вонью ещё целоваться! — антон закинул руку тому на плечо и притянул к себе, выставляя губы, чтобы чмокнуть в щёку.              — да пошёл ты нахуй, педик! и для тебя я руслан! — он вывернулся из хватки и отскочил, продолжая ругаться. виолетта наблюдала за ними снизу, закинув голову, и думала, почему большая перемена длится двадцать минут, а не двадцать пять.              небо сегодня было каким-то удивительно голубым, светило солнце, и парни казались фигурами из театра теней. как сказала мама утром перед работой, последний солнечный день в этом году. оставалось уповать на переменчивость питерской погоды и ошибки синоптиков. виолетте захотелось рыгнуть, и она собралась с силами. отрыжка получилась громкой и оставила на языке привкус газировки, которую они с русом распили на двоих перед школой. антон отшатнулся, руслан ткнул костяшками пальцев в лоб сестры, рыгнул громче и посмотрел, прищурив глаза. виолетта похлопала, признав поражение.              — ебать вы тиранозавры.              — это ты ещё не видел, каких газов она после пива пускает.              — типа ты чем-то лучше?!              антон взглянул на часы и поторопил их к воротам. ему ещё надо было успеть зайти к физруку. как бы они не спрашивали, он только усмехался и переводил тему на что-нибудь другое, и жутко беся обоих.              но даже так, виолетте он нравился. ей редко искренне нравились парни, (естественно, в качестве друзей, в качестве партнёров она их даже не рассматривала), но в антоне было что-то неожиданно родное и забавное.              во-первых, фамилия у него была чехов. и дома в гостиной висело ружьё.              во-вторых, антон обладал чувством юмора, удивительно похожим на сформированное долгими и упорными годами лазанья по интернету чувством юмора ви и руса. строилось оно в основном на килотоннах иронии, издёвок и бородатых анекдотах категории «б».              то, что дружба между ними возможна, виолетта поняла как-то раз на физре. их одиннадцатый «в» занимался с антоновым «а» в спортивном зале. руслан отрабатывал броски, пока физрук пытался уговорить его вернуться в баскетбол, а она шаталась без дела по залу, уклоняясь от летавших туда-сюда волейбольных мячей.              девушки слишком часто заглядывались на подтягивавшихся парней из параллели, отчего всё время пропускали подачи.              — йо! — поздоровалась виолетта, махая антону.              — what a surprise! you speak english? — тот посмотрел в ответ, широко улыбаясь. она кивнула. — how are you?              — ну… приятного аппетита.              он поморгал, прикидывая, всерьёз ли виолетта это сказала, почесал подбородок, а потом рассмеялся с такой силой, что у него подогнулись ноги, а сам он сложился пополам, держась за живот.              — чехов! французка! — окрикнул физрук. виолетта отошла на шаг, делая вид, что не при делах, и сдерживая улыбку. — хиханьки будете в постели разводить!              — а я тут хочу! — запротестовал антон, всё же выпрямляясь. на глазах выступили слёзы, а виском он чувствовал злобный взгляд руслана, но от этого было только веселее.              — хотеть будешь машку за ляшку и леночку за коленочку! а тут я закон! как сказал, так и делаешь! ты как служить собираешься с таким «облико морале»?!              — да я не собираюсь, — пожал он плечами, вызвав очередную порцию нравоучений. в большинстве своём они сводились к размышлениям о демографической ситуации в стране, долгу родине, пагубному западному влиянию, эпилепсии, вызванной аниме-мультиками, и гендерным ролям.              остальные парни, поняв, что это затянется надолго, понемногу слиняли к девчонкам в другой конец зала, чтобы хоть немного поиграть. но антон продолжал стоять, мужественно выдерживая перегар и нотации.              закончилось всё под конец урока. его согласились отпустить после шестидесяти отжиманий, которые антон сделал, даже бровью не поведя. по пути к раздевалкам виолетта, впечатлённая даже больше, чем когда руслан украл ей из зоопарка зайца, всё расспрашивала, как он так накачался.              — а ты же прям сильный! а под одеждой не видно вообще. в зал ходишь? или спортом каким-то занимаешься?              — да, — кивнул антон с таким выражением лица, как будто собирался открыть виолетте тайну мироздания. она даже остановилась и напрягла слух, чтобы ничего не пропустить. — я кмс по шахматам.              и он, гаденько хмыкнув, скрылся в раздевалке. сначала было немного обидно, но потом очень смешно. эту историю услышали все, даже мама, не сильно посвящавшаяся в повседневную жизнь дочери.              руслан бесился при одном только виде лысого черепа нового кореша виолетты, фыркал, сопел, как злобный ёж, а из ушей разве что пар не валил. антон его натуральнейшим образом раздражал. и сестра его тоже раздражала. а они, всё прекрасно понимая, только и делали, что дурачились ещё больше.              — у вас кости мокрые, — сказал как-то утром антон, когда они пересеклись в гардеробе. он уже оставил свой чёрный бомбер, украшенный нашивками и специально порванный на рукавах, и ждал их возле лавок.              — надеюсь, тебе крысы выгрызут глаза, — съязвил руслан, передёргивая плечами. от этого осознания хотелось вывернуться наизнанку. ему совсем необязательно было знать о таком в восемь утра в среду.              — а в римских прачечных стирали одежду человеческой мочой, — закатила глаза виолетта. у руса начинала кружиться голова.              — ну, этот не мерзкий.              — почему это?!              — нас-то он как касается? стирали и стирали. мы не при римской империи живём.              — а хотелось бы?              — да нахуя? что там такого крутого? уважение к частной собственности? к праву? к законодательству? ёбаные сандалии? так, куда ни плюнь — везде мужики в них.              они двигались к кабинету физики. несмотря на всё внешнее пренебрежение их компанией, антон то и дело крутился возле каждую перемену, отмахиваясь и от неровно дышащих к нему людей обоих полов (и потолков), и от учителей, которые хотели захомутать его для участия в олимпиаде, пока это не сделали другие, и даже от тех, с кем водился до этого.              руслан ходил напряжённый, не имея возможности сбежать даже в туалет. эти двое обязательно увязывались следом, аргументируя это тем, что банально не могут позволить такому замечательному человеку умереть на толчке. раз уж даже сын никаса сафронова не был в безопасности, что говорить о них, простых смертных. виолетта преданно ждала парней у двери, высматривая в проходящих мимо учителях дарью эдуардовну, а антон провожал его прямо до кабинки и опирался поясницей о подоконник напротив, продолжая болтать о своих глупостях. про кладовку под лестницей руслан рассказывать не спешил. вот и оставалось только терпеть.              как сказал бы ему отец, «терпи, казак, атаманом будешь». но говорить это приходилось самому себе.              зато виолетту всё вполне устраивало. антон, в отличие от руслана, понимал её случайно брошенные английские фразочки, потому что сам знал язык забугорной великобритании почти так же хорошо, как покойная королева. и учил его по такой же тупой причине, как и виолетта.              чета тушенцово-малышенок узнала её однажды, когда сопровождала скромную чеховскую персону к остановке. ему тогда было лет пять, если не меньше, и им в квартиру провели интернет. отец, не долго думая, показал ему, что такое гугл, чтобы маленький антон не доставал взрослых бесконечными вопросами из разряда «а почему небо голубое?», «какие на вкус черви?» и «что такое хуй?».              — ну, и естественно, когда батёк сделал себастьяна в гостиную, чтобы смотреть воскресный спас, я загуглил члены. листаю я эти писюны, а туда каким-то образом затесались аниме-картинки. и, типа, интересные, что пиздец. нашёл, прочитал всё, что было, а оно на середине битвы оборвалось. прикинь? полез искать дальше, забрёл на двач, где меня сначала говном полили, потом кинули ссылку на сайт с продолжением.              — …и оно было на английском, — щёлкнула пальцами виолетта. руслан похвалил её за сообразительность и пообещал десять очков факультету «вхуйнедую», к которому они все, определённо, принадлежали. — так если ты ученик, как ты можешь что-то там раздавать?              — а я просто в хуй лучше всех не дую. в отличие от некоторых. — он скосил глаза на антона.              — дорогуша, если ты настаиваешь… то снимай штаны.              после взаимных оскорблений и предложений прогуляться в лоно родной матери, антон закончил рассказ. читать мангу ему пришлось очень долго и с очень большим словарём. настолько большим, что им подпирали ножку стола, у которой до пола не хватало добрых сантиметров десять.              а ещё антон тоже испытывал тёплые чувства к каламбурам.              — зачем говорить «not funny»… — как-то спросил он, пока они ждали руслана. тот в очередной раз торчал у физрука пытаясь объяснить, что не может заниматься баскетболом из-за работы. — если можно сказать «hahan’t»?              — how high are you? — уточнила виолетта после того, как пять минут беспрерывно смеялась. к ним в коридор даже выглянул рус, чтобы проверить, всё ли в порядке.              — not sure… six and four inches, i think…              и виолетте стало ещё смешнее.              она как будто общалась с самой собой, за тем исключением, что у антона был член и он любил мужчин. а так, один-в-один. они, вероятнее всего, были настоящими родственными душами. homo cooperates.              — ага, конечно, — закатил глаза руслан, когда ви озвучила эту мысль. — вы на двоих разве что хомо дебилиус, вот он хомо, а ты дибилиус.              — неправда, — фыркнул антон, — у меня и с девчонками было вообще-то. одну как-то выебал. за кило картошки.              — одну-единственную?              — а что? ревнуешь? — губы растянулись в улыбке, удивительным образом сочетавшей самодовольство и откровенное издевательство.              — нет, просто хочу знать, сколько людей пострадало от твоего члена.              виолетту забавляли их препирания. для такого гомофоба, как её брат, было странно настолько много говорить о мужских половых органах. но, как ей казалось, такое общение шло ему на пользу. но, прежде, чем спускать всё на тормозах, она всё-таки решила уточнить у антона, почему тот так себя ведёт.              их знакомству было уже как пару дней.              — а чего ты его так задираешь? — спросила виолетта, шмыгая носом. время перевалило за три, шёл дождь, они с антоном стояли под козырьком подъезда напротив школы. руслан забыл в кабинете русского пачку сигарет.              — а ты чего?              — я-то понятно. мы же родственники! нам только подъёбами и общаться. со мной же ты нормальный. а с ним у тебя, — она помахала руками у висков, изображая сдвиги по фазе, — шарики за ролики заезжают.              — а я ебу? — антон сплюнул и сунул руки в карманы, посильнее кутаясь в олимпийку. виолетта сделала также, но ещё поправила съехавшую на затылок шапочку. — я бы рад ему «привет», там, нормально вкинуть, но как на лицо его посмотрю, так сразу охота сказать «слышь ты, чепуха ебаная, давай сосаться». хуй знает, что с этим делать…              — ты на него, типа, запал? — уточнила она на всякий случай.              — а ты, типа, дура? — передразнил он. вдалеке показалась движущаяся к ним фигурка руса. — нет, конечно. просто он гомофоб. а таких только и делать, что щемить надо. а как лучше всего? подкатами!              — ничего подобного! — вступилась ви за брата. — ну, дурачок он, ну, со взглядами глуповатыми. но как человек-то хороший.              — м-м-м, — понимающе протянул антон, но лицо его оставалось безразличным. — очень похуй, ставлю класс.              виолетта ответить не успела, но в целом ответом осталась довольна. вернулся руслан. и всё началось снова.              чехов не вписывался в привычное понимание жизни. выглядел он точь-в-точь как какой-нибудь поц из посёлка: такая же наглая рожа, лысая голова, грубый прокуренный голос, вечно сбитые костяшки пальцев, олимпийка адидас.              несмотря на внешнее сходство, таких, как он, ровные парни опасались. в основной своей массе их братаны были предсказуемы и понятны: ебашились дворами, пили пиво и играли на гитаре «слово пацана». антона было невозможно прочитать: он с одинаковой вероятностью мог отпиздить кого-нибудь поленом и занять первое место в олимпиаде по биологии.              в интернете писали, что неожиданности и слом привычных шаблонов развивают нейропластичность. а она, в свою очередь, уменьшает шанс развития альцгеймера. а если и зарабатывать что-то, связанное с «геймерами», то только ммр в доте. поэтому виолетта была не против такого человека рядом.              и всё же, кое-что для антона оставалось недосягаемым. доступ в гараж был для него закрыт на восемь замков.              иногда виолетте казалось, что ещё чуть-чуть, и ей тоже будет закрыт туда доступ. в день, когда заболела дарья эдуардовна, и урок французского объявили объединённым, тело покинула мотивация, до этого наполнявшая каждую его клеточку.              сорок пять минут тянулись бесконечно долго, слова ларисы жановны напоминали одну большую бесконечную скороговорку, руслан не поддавался на провокации и не шутил в ответ. оставалось только уткнуться в телефон и молиться, чтобы её не вызвали.              — виолетта игоревна, — прочитала учительница в журнале и осмотрела класс, — это кто?              пришлось поднять руку.              — s'il vous plaît, répondre à la troisième question après le texte d'accueil…              — э-э-э… — протянула виолетта, кося глазами на руслана.              — любимое животное! — шепнул он.              — le… requin? — получилось скомкано, неуверенно и с жутким английским акцентом. на мгновение показалось, что преподавательница цыкнула.              — êtes-vous incertain? pourquoi? — взгляд её был острым и каким-то презрительным. она как будто оценивала, достойна ли виолетта не то, что французский учить, а вообще произносить название языка.              — je… n’aime… pas… parler en public, — с ошибками и запинками выдала виолетта предложение, которое руслан наскоро нацарапал на клочке бумаги.              — surprenant. mais selon votre comportement à la pause, on ne peut pas le dire. asseyez-vous. votre marque d’aujourd’hui est deux.              рус дёрнул её за рукав, но и без перевода смысл был вполне очевиден. она надулась и просидела молча до конца урока, игнорируя все попытки брата хоть как-то её подбодрить. под конец дня настроение так и не появилось, наскоро распрощавшись с антоном у ворот, они направились в гараж.              навесной замок щёлкнул раз и заклинил. с ним часто такое случалось.              — богом клянусь, со следующей зарплаты куплю новый…              — ты так с июня божишься…              чиркнуло колёсико зажигалки, шуршание горящего кончика сигареты утонуло в гуле послеполуденного двора и стуке дождя по металлическим крышам. проходившая мимо мамочка осуждающе провела взглядом облако дыма, улетевшее в сторону. виолетту больше интересовали брелоки на рюкзаке второклассника.              скрипнула дверь.              чёрная лада встретила их открытым ртом-капотом. колёса аккуратной линией стояли вдоль стены, открученные почти сразу после поездки на дачу, потому что, как оказалось, левое колесо не тормозило. на верстаке стоял аккумулятор, от него по деревянной поверхности ползли бесконечные змеи проводов. прохудившийся диван был завален тряпками, которые руслан оперативно сбросил куда-то в угол.              — что будешь делать? — спросил он, переодеваясь. виолетта щёлкнула выключателем, лампочка проморгалась и залила помещение тусклым жёлтым светом, в котором было видно кружившуюся пыль.              — французский, — пожала она плечами. из-за зажатого носа голос получился гнусавым и как будто простуженным. но лучше так, чем чихать ещё пару дней. — а ты?              — да там, бля, колодки ебливые менять надо… — рус то и дело ходил из одного угла в другой, брал какие-то детали и инструменты, тряпки и бутылки, относил их к верстаку. ловким движением руки аккум и джунгли из проводей были сдвинуты к самому краю. — говорил отец, что надо немецкие ставить, а я сэкономить захотел…              «круто тебе, — подумала виолетта, — тебе отец советы давал, а не нравоучения».              брат продолжил что-то бубнить, она улеглась на диван, нацепила налобный фонарик и открыла старый учебник. от слишком резкого движения пальцем из него выпала одна из страниц. надо бы найти себе что-то поцелее и поновее.              в куче вещей рядом книг не было, зато была гипсовая нога, картонная коробка, доверху набитая чистящими средствами и просроченными порошками, перевязанная стопка старых журналов об автомобилях и электронике, два рулона фольги, собачий поводок, старая пара обуви, поломанная удочка…              — зачем тебе чучело хорька? — уточнила виолетта.              — а оно тебе мешает?              — не особо…              — так и не вникай! — он выглянул из-под днища, уже успевший вымазать нос. — стоит себе и стоит.              — а половина брюк зачем?              — ветошь! что-то конкретное ищешь? — руслан выцепил взглядом учебник в руках, страницу у ног и страдальческое выражение полного отчаяния на лице. — посмотри в тумбочке у входа. мама передавала тебе самоучитель. он поинтереснее будет.              и даже получив другую, (в сравнении с прошлой, так и вовсе — новую), книгу, виолетта всё равно никак не могла сосредоточиться на буквах. она читала вслух, запинаясь на каждом слове и выслушивая исправления руса, повторяла вновь и вновь одни и те же предложения, но суть происходящего не понимала от слова совсем. и поэтому продолжала лажать.              когда время перевалило за семь, а они только-только перешли ко второй странице, виолетта сдалась окончательно.              — я не хочу учить французский без дарьи эдуардовны, — надула она губы, смотря на руслана поверх открытой книги. — он совсем какой-то скучный.              тот стоял спиной, что-то выискивая на стеллаже, и был рад, что сестра не увидела, как он закатил глаза. но раздражения в голосе всё же сдержать не удалось:              — тогда лучше вообще ничего не учи. нахуя тратить время, если он тебе нужен только, чтобы под юбку к ней залезть? есть куча других способов.              рус открутил крышку у банки, нюхнул содержимое и тут же громко чихнул. воняло смесью краски, вэдэшки и отработавшего моторного масла. куда же он всунул тормозную жидкость? да и закругляться бы надо с ремонтами… скоро мама придёт, а он даже не начинал ужин готовить. и физрук его завтра опять зовёт. сколько ещё раз говорить ему «нет»? зарплату ему за соревнования платить будут?              — эй, — виолетта сунула руку в банку с окрурками, стоявшую на полу возле ножки дивана, и щелчком отправила один прямиком ему в голову. — хватит быть грубияном. вдруг у нас большая любовь?              — тогда тем более забей, — махнул он рукой на её переживания и на свои поиски. — если вам суждено быть вместе, нахуя стараться?              виолетта фыркнула и захлопнула учебник.              — я домой.              — ждать не будешь? — но она уже выходила за дверь.              в квартире было холодно и сыро: мама опять ушла, открыв окна. из-за этого совсем не хотелось переодеваться. виолетта накинула домашний свитер поверх школьной рубашки, которую стащила у руса ещё год назад, надела вязанные носки на свои, и побрела на кухню, по пути закрывая все окна.              на плите стояли макароны, но по маминому рецепту их можно было есть только сразу. потом они расползались, как старые медузы, и совсем не способствовали улучшению аппетита. к тому же, мама ломала спагетти. но в холодильнике ещё остались вчерашние котлеты, поэтому всё было не так уж и плохо.              кажется, где-то в полках у них были булочки для бургеров. и сыр точно был, она видела его за банкой варенья. можно ещё яйцо пожарить, и не самый дурной ужин будет…              виолетта зажгла газ и принялась за готовку. двигаться особо не хотелось и она, изменяя своему обычаю, даже не включила музыку, слушая как шуршит газ и шипит масло. вскоре зазвонил телефон.              — алло? — подняла она, не глядя на экран.              — привет, виолетта, — голос отца на том конце был смущённым. они не разговаривали после его предательства в июне. он прокашлялся. — как твои дела?              — нормально. твои?              — тоже нормально. как в школе? нравится?              — школа как школа. в москве такие же.              — понятно… мама говорила, тебя не в тот класс отправили? кажется, во французский?              виолетта напряглась, ожидая очередного полоскания мозга о том, как это может навредить её будущему. желание готовить пропало, она выключила плиту, так и оставив сковороду с недожаренным яйцом, и села на табуретку, не уверенная, что сможет достоять до конца разговора.              — да.              — справляешься? — уточнил он неожиданно ласково, как уточнял всегда, когда думал, что дочери нужна поддержка. в такие моменты он подходил к ней и накрывал своей большой рукой её голову, похлопывая. виолетту всегда это бесило. но сейчас она была не против.              — не совсем, — слова дались трудно, и она зажмурилась, чтобы не заплакать. папа ровно дышал в трубку и ждал, пока она соберётся с мыслями. — если честно, совсем не справляюсь. сегодня получила два.              — расстроилась?              — очень. и рус мне сказал, что мне бессмысленно французский учить… — некоторые детали разговора пришлось опустить. не хватало, чтобы её старика кондрашкой свалило.              — а ты сама как чувствуешь? есть смысл?              — мне-то есть, но вот…              — так и не бери до головы, — рассмеялся папа. виолетта хотела обидеться, но не смогла. поэтому откинулась, опираясь затылком о стену, посмотрела в потолок и позволила себе улыбнуться. — главное, чтобы тебе нравилось. остальное приложится.              — но рус…              — а что рус? думает, старше и выше, так может тебя жизни учить? вот ты знаешь, что с маленького дерева яблоки берут, а под большое ссать садятся!              — пап! — не выдержала виолетта и прыснула от смеха. — скажешь ты, конечно… тебе рус потом ни разу с машиной не поможет!              — а ты ему не говори… это я так, между нами, девочками.              — ладно-ладно. не скажу. спасибо, что позвонил. ты крутой, — она смутилась внезапной искренности и одной рукой потёрла лицо, чтобы унять жжение на щеках.              — спасибо, что ответила. спокойной ночи?              — спокойной.              пошли гудки. виолетта встала, размяла плечи, шмыгнула носом. включила музыку и плиту. вот сейчас она поест, а потом всем — и руслану, и маме, и учителям, и, самое главное, самой себе — докажет, что она этот французский выучит. костьми ляжет, но выучит.              у домашних бургеров был вкус революции.       

***

      виолетта ушла, и возвращаться домой в одиночестве было непривычно и паршиво. она бы плюнула в открытый люк, подтянулась на турнике, подала мальчуганам футбольный мяч и насыпала в кормушку какой-нибудь крупы. у неё всегда в правом кармане штанов было пшено.       возле подъезда его остановила соседка по этажу, спросила, слышал ли он низкий гудящий звук откуда-то сверху. он ответил, что нет, но пообещал прислушаться. он слишком часто начал что-то обещать.       поменять замок, послушать батареи, провести дашу и её девушку в клуб, купить сигарет десятиклассникам.       скрип входной двери поцарапал уши, он широко переступил порог, чтобы не задеть пьяного спящего отца, а потом вспомнил, что тот уже больше полугода мёртв. руслан присел и отогнул угол ворсового коврика. линолеум под ним всё ещё хранил въевшееся пятно сергеевой крови. ему тогда о голову разбили бутылку, мама вернулась домой после суток и вместо того, чтобы пойти спать, повезла мужа в травмпункт.       руслан поднялся, стянул кроссовки, засунул пропахшие гаражом вещи в стиралку, а сам полез в душ. все полчаса, пока стирала машина, стоял под обжигающе горячей водой и смотрел, как клубится пар. когда машина достирала, он сел и продолжил пялиться на пар. придя в себя, быстро помылся, натянул домашнюю футболку и треники, порванные в районе лодыжки, развесил одежду и пошёл на кухню.       на холодильнике висела записка от мамы. она попросила сделать рубленных котлет и запечь картошки. то, что руслан хотел готовить сейчас меньше всего. но ради мамы готов был потерпеть.       дело было совсем не в том, что ему не нравилась картошка, и даже не в том, что он как-то в детстве котлетами отравился. это было слишком просто. а простое не могло отвлечь его от ненужных мыслей.       они подобрались уже тогда, когда руслан мыл мясо.       может быть, он сегодня слегка перегнул палку. всё-таки не стоило виолетте такого говорить. как это сейчас называют? обесценивание? и, скорее всего, ему следовало бы извиниться. и перед бергер тоже. в прошлый раз в баре он сказал ей что-то тупое. не помнил, что именно, но, судя по тому, как сухо она отвечала на его сообщения, как мало присылала стикеров, и как много времени ей требовалось, чтобы прочитать то, что он ей отправил, она явно обижалась.       понять бы ещё, на что.       пиликнул телефон.       «ты дома? я буду у тебя минут через 10», — прислала бергер.       «дома. готовлю. дверь открыта».       через четыреста девяносто три секунды дверная ручка опустилась, пропуская девушку внутрь.       — привет! — крикнул руслан из кухни, уменьшая огонь на плите. — мой руки и проходи, я на кухне!       даша ничего не ответила, и он выглянул в коридор, вытирая руки полотенцем. выглядела она по меньшей мере жалко: заплаканная, растрёпанная, с потёкшей тушью, стояла, обнимая саму себя за плечи, опиралась виском о дверь и смотрела себе под ноги.       — ну, давай! — потребовала она, вытирая глаза рукавами. — вперёд. говори своё любимое «а я тебе говорил, что она сука». я даже обижаться не буду…       — тише, даш, тише, — руслан в три шага оказался рядом и обнял её, утыкая носом в плечо. — что случилось?       — да как обычно.       — измена или наркотики?       — два в одном.       руслан присвистнул.       — вот она блядота. хочешь, я ей дверь обоссу?       даша покачала головой, но усмехнулась.       — не хочу. можно у тебя переночевать?       — конечно. ты голодная?       двумя часами позже, когда бергер уснула, руслан долго ворочался, пытаясь поудобнее утроиться на диване в гостиной, но копошащиеся в голове мысли то и дело выдёргивали его из накатывавшей дрёмы, расползаясь иголками по телу. и ему бы правда хотелось, чтобы мозг прокручивал сценарии будущей совместной жизни с дашей. ему бы правда хотелось смотреть на домик у моря, два шезлонга и них, лежащих под одним зонтиком, потягивающих пиво из изящных бокалов для коктейлей.       но пока что он видел, как голова антона, отделившаяся от тела, скакала по комнате, гогоча «убогий».