в понедельник было холодно, сыро и ветрено. виолетта даже не смогла нормально зажечь сигарету: пламя зажигалки то и дело сдувал мощный порыв. в конце концов она плюнула на эту затею, сунула сигарету за ухо, поправила шапку, шмыгнула носом и вернулась в подъезд.
руслан ещё не вышел, виолетта лишь в очередной раз зажала кнопку звонка, чтобы услышать мат и «как же ты мне дорога» с другой стороны двери. растрёпанная макушка брата наконец высунулась в подъезд.
— ты так в школу торопишься, как будто тебе учиться нравится.
на нём были чёрные джинсы, за которые явно можно было получить замечание от завуча, домашняя футболка, а на уголке губ всё ещё осталась пена от зубной пасты.
— я не в школу тороплюсь, — виолетта закатила глаза. она и сама толком не знала, почему поднялась так рано, оделась так быстро, и куда торопила брата. — просто… тебя пока дождёшься… все сиги скурить можно.
— значит, просыпайся позже, если так быстро собираешься! — возмутился он, за что получил резкий удар кулаком в живот.
восклицание «за что?!» осталось без ответа. виолетта протиснулась в квартиру, сбросила кеды и села на табуретку, зажатую между столом и холодильником. настроение было каким-то совершенно дурацким.
руслан покачал головой, потёр ушибленный пресс и пошёл ставить чайник. мысль о том, что он успел подраться, даже не выпив кофе, его просто ужасала.
завтракать никому не хотелось, но рус всё равно полез в ящики. вынул разделочную доску и ножи, батон, который мама вчера принесла с работы. одна из её коллег обзавелась хлебопечкой перед пенсией и угощала всех буханками. «за оставшийся срок я отточу мастерство, — говорила она, — и открою бизнес».
первые пару булок были твёрдыми, следующие — солёными, дальше — солоноватыми, последние — в самый раз.
руслан воевал с холодным сливочным маслом, которое совсем не хотело намазываться на куски, лишь норовило их порвать. виолетта смотрела на его напряжённую спину и пыталась понять, в желудке у неё застрял голод или злость.
— порежь мне вот здесь, — она ткнула пальцем в щёку, не особо понимая, что попросила. слова сегодня болтались перед лицом, привязанные к леске, а виолетта лишь, как рыба, выбирала понравившийся крючок, и цеплялась за него ртом. с единственным отличием, что из этого самого рта ещё и вываливались какие-то звуки.
руслан посмотрел на неё через плечо, как на умалишённую, приняв фразу за очередную шутку. но было в выражении её лица что-то такое, что заставило его отложить бутерброды, подойти ближе и потрепать ей волосы:
— ну ты и дура.
громкий свист порвал тишину, вскипела вода. к удивлению обоих, виолетта попросила чай.
— не знаю, — пожала плечами она. — что-то сегодня вообще не хочу кофе.
на столе пиликнул телефон.
— что там? — рус даже не обернулся, сосредоточенно следя за стрелкой наручных часов. бзик по завариванию чая передался ему от отца. «сто градусов, ровно сорок пять секунд, никакого сахара, — повторял сергей при любом удобном случае. — только такой пить можно».
— бергер зовёт гулять, — прочитала виолетта в шторке уведомлений. по просьбе, ловким движением разблокировав телефон, уточнила с кем. — с чикиной. и ещё парой знакомых.
руслан достал пакетик чая и особо агрессивно ударил им о стенку раковины, стряхивая капли.
— если не хочешь, не пойдём, — предложила виолетта. — один хер никакого желания гулять под дождём.
— сегодня солнце обещали.
— а я матери твоей, что позабочусь о тебе…
— мать не трогай, мать — святое, — прервал он.
— …но потом подумала, что лучше обменяю тебя в ближайшей хинкальне на просроченный хачапури.
рус развернулся, скрестив руки на груди, и нахмурился.
— тогда я бы тебе руку не протянул, если бы ты висела на краю лифтовой шахты на двадцатом этаже.
— а я бы тебя тушить не стала, если бы тебя бензином на заправке обрызгали и подожгли.
— а я бы… пошёл в церковь и начал молиться, чтобы у тебя началась бесконечная диарея.
— а я бы тогда приползла к тебе и насрала на голову.
— фу, ви! какой кошмар! — он замахал руками перед носом, отгоняя мнимый запах, и скорчился. виолетта рассмеялась. вместе со смехом из тела вылетела тяжесть, оставшаяся после вчерашнего. как мокрота, которую наконец получилось откашлять. — бога ради, сходи помой рот с мылом.
— ты первый начал!
— нет, ты!
они продолжили спорить и по пути в школу, и в ёлках у забора, докуривая сигареты. там же, коллективным обсуждением и подбрасыванием монетки, решили присоединиться к бергер и компании в вечернем променаде по петербургским дворам. первым доводом «за» стало скорое похолодание. гулять, когда на улице морось, приходится кутаться в шарфы и пальто, а в окне каждого второго дома под потолком болтаются покойники — сомнительное удовольствие. вторым доводом стал выпавший орёл.
— ты, кстати, к тесту готова? — уточнил руслан, когда они показывали дежурному, что в пакетах действительно сменка.
— какому тесту? — виолетта проскочила мимо и уже спускалась в гардероб, когда её окликнули.
— девушка! вы не показали обувь!
— смотрите! — крикнула она в ответ, поднимая ногу и демонстрируя чёрный кед с грязной подошвой. ответственный парень в сером блестящем костюме безуспешно попытался пробраться через толпу первоклашек, которые смотрели на него со смесью испуга и раздражения. одна особо бойкая девочка укусила его за руку.
поднялся визг, который виолетта слышала отдалённо, уже в подвале.
— дал бог сестру, мозгом обделил, — покачал головой руслан, оставляя пакет на крючке. менять точно такие же, как у виолетты, подранные кеды он не собирался. — по обществу тест будет.
— какой кретин даёт тест на первом уроке?! — она широко зевнула, прикрыв рот кулаком. перспектива тянуться на третий этаж с самого утра её совсем не прельщала. — чё он там спрашивать собрался? фио-возраст?
— скорее всего, что помним из десятого класса. социальные отношения там. институты всякие.
— ладно. плевать. знаешь, что я во всех таких тестах писала?
— боюсь представить.
— колбаса на хуй похожа, сигареты «прима» — тоже. рыбы воду обоссали, хлеб растили коммунисты, по картошке мент ходил. гаси чертей — спасай отчизну.
— и сколько тебе по обществу?
— пять! — она показала средний и указательный палец в виде буквы «v». — за активную гражданскую позицию.
руслан долго грузился, чтобы понять, как виолетта считает, раз два пальца у неё значат пять за год, но ни к чему не пришёл. звонок прозвенел аккурат тогда, когда учитель закрыл дверь. впрочем, такому человеку под стать было слово «преподаватель», если не «профессор».
он был немолодой, худощавый, носил чёрный английский костюм, опирался на трость, волосы зачёсывал назад, а в свете кабинетных ламп они блестели каким-то странным медным цветом, хотя и были полностью седыми. слухов о нём ходило в два раза больше, чем о всех остальных учителях, вместе взятых, поговорить на уроках о чём-либо, кроме дисциплины, было невозможно, а принципиальностью он мог переплюнуть и тельцов, и овнов, и козерогов.
как виолетта собиралась списать у
него тест, она пока не знала. надеялась, что по ходу пьесы разберётся.
когда увидела бланк, поняла, что нет.
вопрос «как по-другому называют социальные отношения?» был приемлемым. «какие виды социальных отношений выделяются согласно критерию формальности?» был терпимым. но когда третьим она увидела «в чём смысл жизни?» — ей оставалось лишь подумать матом и полезть в телефон.
но ответ не дал бы сам будда: чего ждать от простого гугла?
— девушка маргинальной внешности на задней парте! — окрикнул учитель, вставая из-за стола. виолетта фыркнула «глазастый хрыщ», спрятала телефон и посмотрела на подошедшего невинными глазами.
— да?
— я склонен думать, что вы пользовались устройством мобильной связи с доступом в интернет, что полностью противоречит озвученным мною правилам написания данного тестирования.
— но…
— попрошу, я не закончил! — он развернулся на пятках, и зашагал обратно к столу, взял ручку и, замерев, бросил на неё взгляд. — фамилия, имя, отчество, будьте добры.
— малышенко виолетта игоревна, — отчеканила она сквозь зубы, начиная злиться.
— что же, виолетта игоревна, — он быстрым размашистым движением написал что-то в журнале, что никак не могло быть «2» или даже «1». — в табеле вашей успеваемости я вынужден выставить вам «воровка». вы воруете у себя знания, и я не собираюсь игнорировать это вопиющее происшествие! сдайте тест и будьте свободны. на сегодня ваше знакомство с дисциплиной «обществознание» закончено.
— нет, подождите! — она встала, со скрежетом отодвинув стул. руслан, сидевший рядом, дёрнулся, попытался ей что-то сказать, но забил и вернулся к своему листку. он всё раздумывал, нормально ли написать «тульские пряники, чешская водка» в ответ на задание «приведите пример культурных ценностей». — разве вы не знакомы с презумпцией невиновности? лицо считается невиновным, пока его вина в совершённом преступлении не будет доказана в порядке, предусмотренном законом, и установлена вступившим в законную силу приговором суда. уголовно-процессуальный кодекс российской федерации, статья четырнадцатая.
он сдвинул очки на кончик носа, смотря на неё поверх.
— мы с вами не в зале суда, попрошу заметить.
— но всё ещё в пределах россии. и, попрошу заметить, в ситуации исключительно напоминающей судебный процесс. у нас было, — для большей убедительности она начала загибать пальцы, — во-первых, предполагаемое преступление, то есть списывание. во-вторых, обвинение. в-третьих, наказание, в виде выставленной в журнал надписи, что нельзя считать действительным, ведь подобной отметки нет в государственной системе оценивания успеваемости.
учитель молчал. и всё продолжал смотреть на неё бесцветными глазами, близко посаженными к шершавому носу.
— я не обязана доказывать свою невиновность. подобное бремя лежит на стороне обвинения, а все сомнения толкуются в пользу обвиняемого.
в какой-то момент виолетте показалось, что смотреть он начал в разные стороны, а зрачки вытянулись, как у змеи. это даже заставило запнуться и сбить темп речи.
— в конце концов… обвинительный приговор не может быть основан на предположениях! у вас нет доказательств!
они смотрели друг на друга ещё минуту. кабинет был наполнен звуком её тяжёлого дыхания и шорохом шариковых ручек о тетрадные листы. потом прозвенел звонок.
— остальные, сдавайте работы. вы, девушка, — он снова вернул ей этот холодный, безразличный, почти стеклянный взгляд, — подойдёте после всех.
виолетта хмыкнула и начала засовывать вещи в рюкзак. рус потёр лоб. к тульскому прянику и чешскому пиву он дописал «мексиканские маракасы» и понёс листок с неровным краем на сдачу.
— руслан сергеевич, — кивнул учитель, принимая работу. — надеюсь на ваши баскетбольные успехи и в этом году.
он в ответ хихикнул, потёр затылок и пробормотал что-то невнятное, развернулся, вжал голову в плечи, вышел.
— виолетта игоревна, — услышал он, закрывая дверь. — филипп альбертович, в прошлом профессор философии и социологии в мгу. приятно познакомиться…
ждать сестру у кабинета было невыносимо скучно и руслан решил, что надо заглянуть в столовую. следующей была физра и, рассудив, что романыч не будет на него обижаться, если узнает, что разминка была пропущена в угоду пирожка со сгущёнкой, зашагал на первый этаж.
там его радостно встретила буфетчица, спросившая, как дела у мамы, когда она заглянет в гости, и куда руслан собирается поступать после школы. он снова отшутился, попросил погреть пирожок и пошёл мыть руки. раковины были отделены от основного пространства помещения стеной, в которой прятались водопроводные трубы. когда открывалось больше одного крана, они начинали гудеть. мало кто знал об этом, потому что чаще всего гул труб перекрывался гулом школьников, пришедших на обед.
у раковин было темно, прохладно и кто-то целовался в углу. и русу было бы абсолютно и глубоко плевать но то, что какие-то школьники (думал он о них так, будто сам был умудрённым опытом стариком, а не таким же подростком) сосутся по тёмным закуткам. правда было бы. если бы эти двое не оказались парнями.
первым, что посетило голову, было настойчивое требование сбежать. но страх схватил его за загривок, лишая возможности двигаться. кровь хлынула в ноги, руслан почувствовал, как похолодели его руки, хотя, скорее, то было из-за выступившего на ладонях пота.
как загипнотизированный он продолжал смотреть, как высокий, коротко стриженный парень прижимал к себе другого за талию, как его пальцы мелко царапали кожу, а разбитые костяшки перекатывались
паренёк, явно девятиклассник, заметил, что руслан пялится, взвизгнул от испуга и смущения, вывернулся из объятий и скрылся в коридоре. другой недовольно хмыкнул, вытер губы тыльной стороной ладони и, надменно щурясь, уставился в ответ, смотря прямо в глаза.
он был выше на добрых сантиметров десять, но русу казалось, что разница у них не в полголовы, а в полтора километра.
— проблемы? — незнакомец заговорил первым. его голос был странным: грубым, приглушённым растянутым и вибрирующим. точно из-под толщи бензина. и мутило точно, как от его запаха.
— в аду гори, педик ёбаный, — выплюнул руслан, сжимая кулаки. и плевать на всю эту гомофобию, толерантность и прочие прелести либерализации общества. он в россии живёт. ненависть к ближнему — духовная скрепа. и он будет держаться за неё, даже если ему оторвут руки.
— на счёт «ёбаного» ты не прав. обломал мне всё, — пожал плечами он, подходя вплотную. руслану пришлось задрать голову, чтобы нормально видеть его лицо. что-то в нём невероятно раздражало, и он всё продолжал высматривать, что. — но ты всегда можешь это исправить.
его широкая ладонь опустилась на правую ягодицу руса. тот, действуя на каких-то внутренних инстинктах и рефлексах, ударил наотмашь, отгоняя парня от себя, что-то заорал, пугая буфетчиц и убежал, забывая про пирожок и голод. оставшееся на коже мнимое ощущение чужого прикосновение, заставляло его бежать в противоположный конец школы, в туалет на третьем этаже, как охотничий пёс заставляет бежать кролика, которому дорога жизнь.
виолетта, с которой они встретились у раздевалок, отметила, что на нём лица нет. руслан, пробормотал что-то в ответ и поспешил скрыться за дверью, выкрашенной в бирюзовый. этот липкий взгляд и ухмылка всё никак не могли оставить его в покое. в наказание за опоздание романыч отправил их бегать десять кругов.
— чё ты такой грустный? — спросила виолетта, стараясь уловить темп, при котором она не будет задыхаться, разговаривая.
— в столовке бутерброд невкусный, — съязвил рус, но, закатив глаза на укоризненный тычок в бок, уточнил: — да, блять, нарвался тут на одного…
— признавайся, «педиком» его хотел назвать?!
— он там с пацаном каким-то у раковин сосался, конечно, он педик!
— у меня от твоей гомофобности начинает болеть голова, — она немного его обогнала и развернулась, продолжая бежать теперь спиной вперёд. — не хочешь спросить, о чём я говорила с филиппом альбертовичем?
— не особо.
виолетта наклонила голову и посмотрела на руслана таким укоризненным взглядом, каким на него смотрела мама, когда он отказывался делать какую-нибудь нудятину в детстве.
— ладно. о чём вы говорили?
— так мило, что ты спросил!..
руслан делал вид, что слушает. что ему очень интересно, что виолетте понравился учитель, потому что он принципиальный, верит в то, во что верит и stands his ground. что виолетта знает столько о кодексах не только из-за матери, но и потому что у неё был какой-то знакомый по кличке правовед.
а сам возвращался к насмешке на губах и глубокому голосу, который всё продолжал звенеть в ушах. и всё же, русу почему-то казалось, что парень сделал это от бесконечно огромной скуки.
виолетта продолжала болтать над ухом, её звонкие восклицания и пародии на московских друзей заглушали бегавшие в голове мысли. если бы не она, был уверен руслан, его череп просто бы раскололся пополам.
— …я с ним знакома ещё с тех пор, как со скинами здания расписывала в химках…
— ты чё, со скинхедами двигалась?! — удивился он, выныривая из мыслей.
— о, ебать, защебетала роща! — они закончили бегать и, отдышавшись, направились в коморку к физруку. — а я думала, у тебя колпак окончательно потёк.
руслан хотел ответить, но их прервал романыч:
— малышенко, к девчонкам в волейбол. тушенцов, останься. у нас соревнования будут по баскетболу…
— я вам ещё в мае сказал: у меня времени нет на игры.
виолетта с удивлением посмотрела на брата. он бегал глазами по спортивному инвентарю, аккуратно разложенному на стеллажах у стен, и переминался с ноги на ногу, желая поскорее избавиться от направленных на него взглядов.
— так, ты, — ткнул в неё пальцем физрук, — пшла отсюда, нечего уши греть. а ты, руслан, сядь и поговори со мной, как мужчина с мужчиной…
после физкультуры не хотелось идти ни на математику, ни на русский, ни, уж тем более, на французский. и дело было вовсе не в учителях, не в несделанной домашней работе, не в учебной программе, и даже не в личном стремлении прогуливать уроки. просто после физры хотелось в душ, покурить и выпить кофе из какой-нибудь небольшой кофейни в полуподвальном помещении. а ничего из этого школа, ко всеобщему сожалению, предоставить не могла.
но, под хмурым взглядом руслана, который отказался прикрывать виолетту и сбегать вместе с ней, пришлось остаться.
— если мне откажет дарья эдуардовна в свидании, потому что я потная, я буду винить тебя, — заявила виолетта, пока они сидели на задней парте. бодрая женщина бальзаковского возраста муштровала у доски кристин, которые на двоих не вспомнили ни одной формулы синуса суммы. руслан, кед которого намертво прилип к ламинату, пытался отодрать обувь от пола, желательно с подошвой и без куска двп.
— она тебе откажет, потому что ты малолетка и у неё муж.
— дело поправимое.
— у тебя есть нож? — всё-таки сдался рус, выпрямляясь. — я сдаюсь.
его слова, неожиданно громкие на фоне остального шёпота, привлекли внимание класса и учительницы. она, лёгким движением руки отпустив несчастных девушек на место, вызвала руслана. он попытался оправдаться и отказаться от выхода под предлогом того, что у него кед приклеился к полу.
— я многое слышала за преподавательскую карьеру, — покачала головой женщина. — но такое, права, впервые.
— но это правда! сами посмотрите! — он попытался дёрнуть ногой, но оторвать её так и не смог.
— отличное актёрское мастерство, — она даже снизошла до лёгких аплодисментов. — в какое ещё оправдание мне поверить?
— я как-то не ходила в школу, потому что подхватила сальмонеллу, когда лизнула лягушку, которую нашла в болоте на даче, — вклинилась виолетта, вызывая смех у одноклассников и снисходительную улыбку женщины.
— хох-минутку провели, продолжительность жизни увеличили и хватит, — её лицо стало серьёзным и сосредоточенным. — выйдите к доске и запишите мне формулы, что мы брали в прошлом году. или я буду вынуждена поставить вам два.
руслан застонал, но, понимая безвыходность своего положения, расшнуровал кед, оставляя его под партой, и на одной ноге попрыгал к доске, вызывая истерический хохот. там, кое-как сохраняя баланс, он взял мел и крупно написал:
sin (a + b) = sin a * cos b + cos a * sin b;
cos (a + b) = cos a * cos b — sin a * sin b;
sin (a − b) = sin a * cos b — cos a * sin b;
cos (a − b) = cos a * cos b + sin a * sin b.
поставив точку, он, сообщив о намерении выйти и найти завхоза, чтобы он помог в решении этого неприятного конфуза, покинул помещение прыжками, под хохот одноклассников. математичке ничего не оставалось — только пожать плечами и похвалить его память.
— девушка с сальмонеллой с последней парты, ваша очередь! — воскликнула она, приглашая виолетту к доске. — покажете нам силу столичного образования.
та была вынуждена простоять у доски с глупым выражением лица до самого звонка, выслушать рассуждения о том, что москва годится только для зарабатывания и отмывания денег, и что раньше деревья были больше и трава зеленее.
эту самую траву, такого же цвета, что и пять-десять-двадцать лет назад, виолетта трогала, сидя на корточках у забора и потягивая сигарету. урок французского пошёл совершенно не по плану.
дарья эдуардовна казалась разбитой и уставшей, несмотря на улыбку на лице и пару шуток, сказанных на перемене. она просидела весь урок за столом, чаще вызывала к доске, чем говорила сама, почти не задавала вопросы и всё время крутила пальцами мельницу, бегая взглядом по небольшому классу. а под глазами у неё, скрытые тональным кремом, едва-едва просвечивались мешки.
потом настала очередь виолетты отвечать. и всё было плохо, если мягко выражаться. домашку за неё сделал руслан, но даже так, читала она с большим трудом, путая звуки и произнося знакомые слова на английский манер. девочки смеялись, руслан прятал лицо, дарья эдуардовна тяжело вздыхала.
после слово «piste» она прочитала неправильно, сделав его звучание слишком вульгарным и комичным (киньте камень в того, кто не рассмеялся бы с виолетты, сосредоточенно выдающей «сэ пизд» посреди урока). она даже улыбнулась, когда поняла, что смогла рассмешить всех девушек в классе, но взгляд дарьи эдуардовны, на который она наткнулась, заставил сжаться и пожелать лишь одного — провалиться под землю прямо тут.
она смотрела всего пару мгновений, уставше, грустно и как будто потрескавшимися зрачками. а по спине виолетты ползло ощущение, будто её облили тягучей жижей с ароматом говна и осуждения.
руслан стоял рядом, обувь, целая и почти невредимая, если не считать новых трещин, осталась при нём. смотрел в небо, злясь, что серые тяжёлые облака напоминали цвет глаз того парня из буфета.
— ну и хуета, — заключила виолетта, получая молчаливое согласие в виде двух коротких кивков. она встала, отряхнулась, затушила окурок о металлический прут забора и оставила его в одной из упаковок, висевшей на еловой лапе. руслан сделал так же. — поучи меня как-нибудь французскому.
— придётся въёбывать, — предупредил брат. виолетта не имела ничего против, и они скрепили всё обещанием на мизинцах. чтобы не откладывать дело в долгий ящик, сразу направились в гараж: русу надо было посмотреть что-то в приоре, что они не досмотрели с дедом, виолетта хотела быстрее что-нибудь выучить, пока в ней не потухла тяга к знаниям.
в гараже было тихо и спокойно, лада бампером упиралась в старые покрышки, грубо сколоченные стеллажи вдоль стен ломились от инструментов, коробочек, гаечек, болтиков, запчастей и просто обломков деталей. промятый диван, который они летом отбили у бездомных и обтянули новой тканью, был мягким и почти удобным.
руслан налил в чайник воды из бутылки и перед тем, как поставить его обратно на стопку книг, вытянул оттуда старый самоучитель по французскому языку. протянул виолетте. та, чихнув, смахнула пыль с коричневой обложки со стёртыми буквами.
— а ещё более старую чепуху мог мне дать? чтобы я от аллергии замертво свалилась.
— боже, да я был бы только рад.
— а я была бы рада, если бы ты чаем подавился.
руслан, уже переодевшийся в рабочую футболку, показал виолетте средний палец и полез проверять днище.
— вслух читай! — донеслось из-под машины. — с чувством и толком!
— да-да, — закатила виолетта глаза, открывая учебник. — с выражением и потом учить наизусть. хорошо, руслан сергеевич, заслуженный душнила российской федерации. во французском алфавите двадцать шесть букв…
первые разы у неё совсем не получалось произносить звуки так, как это делала дарья эдуардовна на уроке, или, в крайнем случае, руслан. у них это получалось мягко, аккуратно и как-то ласково, как будто говорили с маленькими детьми.
у неё получалось как-то грубо и очень по-английски. язык не ворочался, она как будто училась писать левой рукой. говорила, широко открывая рот и утрированно шевеля губами. непривычные звуки булькали в ушах, сливаясь в один непрерывный гул.
повторять одни и те же сочетания звуков было невыносимо скучно, но ещё невыносимее было спорить с русланом о целесообразности такого подхода к изучению иностранного языка. он оставался традиционалистом до мозга костей и каждое высказанное возмущение отрезал чётким и категоричным «нет, ты сама захотела».
мыслями она витала где-то далеко, в двадцати минутах ходьбы от гаража, на третьем этаже в тихом, тесном кабинете с видом на деревья и дома. там за учительским столом сидела бы дарья эдуардовна, заполняла бы журналы, шурша ручкой по бумаге. хмурилась, когда переписывала из методички особо сложный кусок. а виолетта сидела бы за первой партой, подпирала голову руками, и рассматривала, как дрожат ресницы учительницы.
и солнечный свет бы красиво лежал у неё на щеке, под глазами не залегли мешки, а голос был бы похож на песню, а не паутину и пыль, как это было сегодня. странно, что никто больше не заметил.
— ты будешь играть в баскетбол? — внезапно спросила виолетта, когда заметила в углу, заваленном остатками барахла, мяч. скрежет металла, доносившийся из-под машины, прекратился, руслан выглянул, хмуря брови.
— не знаю. маме помогать надо. если буду ходить на тренировки, не будет времени на работу.
— наработаешься ещё, — пожала плечами она. — в прошлом году это тебе не мешало.
— в прошлом году отец был жив. каким бы алкашом он не был, коммуналку оплачивал.
— а мне мама говорила…
— а вы о нашей семье меньше разговаривайте, — отрезал он и вернулся обратно, начав активнее и агрессивнее крутить гайки.
разошлись под вечер, чтобы привести себя в порядок и встретиться с бергер у турников. даша опаздывала, от нечего делать виолетта и руслан подтягивались, поспорив, кто сможет больше.
— а вам только дай! — послышалось сбоку, когда счёт уже перевалил за двадцать. — заканчивайте, я вас познакомлю.
виолетта показала русу язык и начала ещё активнее работать руками. он тоже хотел, но заметил в подошедшей компании знакомые серые глаза, цепко смотрящие прямо на него.
— а этот тут почему? — фыркнул он, спрыгивая на землю и отряхивая одежду.
— а мы с дашей подружки, — улыбаясь во все зубы, ответил парень, с которым они столкнулись в буфете, забрасывая руку бергер на плечи.
— ага, а брат мой героином не торговал, — отмахнулась от него девушка и, протянув руку, поправила руслану край футболки. — вы знакомы?
— ну… — он неопределённо пожал плечами. виолетта, сидевшая на перекладине, потрепала его по голове, чувствуя неуверенность брата. он показательно отмахнулся, вызывая улыбку. — бля, отъебись. можно так сказать: он у меня пирожок сегодня в столовке спиздил.
— не ври! — возмутился парень. — ты сам съебался. боже, подумаешь, за жопу тебя потрогал! всех трогаю.
за подобные слова его быстро одарили подзатыльниками все собравшиеся. подошедшая девушка бергер тоже ударила. за компанию.
— понял, понял уже! хватит меня бить. прости, виноват, — он протянул руку.
— ты меня тоже, — пробубнил руслан. быстро ответив на рукопожатие, он отвернулся и вытер ладонь о штаны, сделав вид, что поправляет их. — двинули уже, а? состаримся быстрее, чем хоть куда-то дойдём.
в экстренном порядке они перезнакомились: сероглазого любителя обжиматься звали антон, новоиспечённую девушку бергер — или маша, или саша, или вовсе женя. с чикиной они уже были знакомы, пусть и заочно, а двое её подруг ничем друг от друга не отличались, а виолетта не расслышала, как их зовут.
компания двинулась в сторону литейного моста. дошли до остановки, прыгнули в трамвай, крикнув извинения пьяному мужчине, которого случайно толкнули, пока бежали к подъехавшему транспорту.
они болтали о насущном, как и все школьники, жаловались на учителей и домашку, на скорые дни рождения, курсы подготовки к егэ, потерянность в жизни и стоящий ребром вопрос о поступлении. антон никак не отлипал от руслана, заваливая его вопросами, половина из которых терялась и оставалась без ответа.
виолетта была слишком увлечена беседой с девушкой бергер, чтобы обращать внимание на уставшие взгляды, что рус на них бросал. оказалось, где-то в прошлом у неё тоже была влюблённость в учительницу, чуть позже к ним присоединилась и чикина, тяжело вздыхавшая об оставшейся в школе химичке.
— чёрт его знает, что делать с этими училками, — вздохнула юля. — тебе с твоей дарьей кем-то там…
— эдуардовной.
— да-да. эдуардовной. повезло тебе, короче. у вас всего-то пять лет разницы.
— а у вас сколько было?
— восемь.
— двадцать, — призналась маша-саша-женя. виолетта была не в той кондиции, чтобы без стыда и стеснения уточнить, как её всё-таки зовут.
чикина присвистнула.
— у нас явный победитель.
— ты просто её не видела. в таких женщин только и делать, что влюбляться. она, как это? натуральная милфа.
они выпрыгнули из трамвая, прошлись ещё немного, и расползлись вдоль набережной.
— посвятим тебя, — сказала виолетте бергер, когда они немного отстали от остальных. — скоро будут мост разводить. ты же ещё не видела?
— не-а.
гудели машины, резвое такси спешило успеть проехать по мосту до прекращения движения транспорта, вокруг сновали туристы. виолетта стояла между русланом и антоном, уберегая первого от надоеданий последнего, описалась о бетонные перила, тянула сигарету и смотрела, как на идущей волнами глади воды играл жёлтый свет фонарей. остатки экскурсионных катеров плыли по середине невы, красный сигнал светофора мигал, раздражая периферическое зрение.
руслан заметил, что скоро ноябрь, и приезжих станет в разы меньше. антон отпустил пачку пошлых шуток о геях, получил подзатыльник, возмутился, обратился за поддержкой к бергер. но та была занята поцелуями со своей девушкой, имя которой никто так и не узнал, пока чикина, болтавшая с подругами, прикрывала их романтическое рандеву от любопытства посторонних глаз.
виолетта, чтобы не попасть под перекрёстный огонь возмущений, села на ограду, свесила ноги, сунула бычок в щель между плитами, к другим таким же, и закурила ещё. экскурсовод слева громким, поставленным голосом рассказывал про литейный мост. она слушала от скуки, о том, сколько у него пролётов, как строили, откуда произошло название. кто-то из толпы уточнил, не с него ли кидался лопоухов. они уныло заговорили про литературу, и виолетте пришлось искать нового вещателя. или даже собеседника.
— а ты знала, что мост хуёвый? — спросил антон, решивший, что приставания к руслану можно временно отложить. тот был этому несказанно рад, ретировался за крепкие спины девушек из их компании и продолжил ругаться уже оттуда. бергер упрекнула его в чём-то, рус присмирел, отряхнулся и вклинился в разговор про колледж.
— нет, не знала. а почему?
— на нём в десятом году, прямо перед разводом, огромный член нарисовали.
они смотрели друг на друга серьёзно и молчаливо, пока виолетта не сдалась первой, позволив себе смешок. антон подхватил, позволив себе два. и вот, они уже смеялись во всё горло, вынуждая экскурсовода с группой отступить на два шага в сторону. водная гладь рябила помехами, через пару минут должны были начать развод, накрапывал дождик.
— не местная? — спросил парень. он даже начинал виолетте нравится, хоть и выглядел, как сбежавший из посёлка поц. но всё же было в нём что-то достаточно интеллигентное, такое, что вполне позволяло представить его в каком-нибудь лувре или эрмитаже, разглядывающим шедевры изобразительного искусства. с банкой «балтики», спрятанной в кармане, естественно.
— москвичка, — кивнула она. — а ты как догадался? подслушивал.
— ты «яичница» через «ш» произносишь.
— руслан меня летом переучить пытался, но вышло только с «поребриком» и «лестницей». можешь меня палкой отпизить, но «парадная» — это вон там, — она ткнула себе за спину, где над пироговской набережной возвышалось бледное здание клиник военно-медицинской академии. — а у меня в доме, извините, «подъезд».
— имеет смысл, — хмыкнул он и уточнил: — а руслан петербуржец?
— как из меня француз: хуёвый, но старается.
рус из-за женских спин послал их обоих. крыло моста начало подниматься. они подождали, пока оно не встанет почти перпендикулярно, посвистели проплывающим мимо туристам, и двинулись за чикиной. та знала, где сегодня будет рейв, куда пускают без паспорта.
бар был тесным и полупустым, денег за вход не брали, гардероба не было, в середине два пацана устраивали стену смерти друг против друга. за их спинами девушки кричали что-то одобрительное, что нельзя было разобрать из-за шума и степени их опьянения.
виолетта потянула антона и руслана в слэм.
бит бил через уши прямо в мозг, вышибая из него жужжащие мысли. крупицы света погасли окончательно, погрузив танцпол в приятный полумрак, разрезаемый разноцветными лучами прожектора. они не танцевали — тела двигалось сами, подгоняемые музыкой. прыгали, махали руками мимо такта, бегали друг от друга и новых знакомых, смеялись и чувствовали мягкий туман в головах, как при алкогольном опьянении, только совсем без спирта.
незаметный диджей подал голос из-за стойки:
— а теперь самое время немного вспомнить о любви…
намечался медляк.
парни приглашали девушек, девушки — парней, антон терроризировал руслана своей настойчивостью и шутками, руслан всё пытался попасть ему локтями по рёбрам, да посильнее. его внутренняя неприязнь пала жертвой болтовни где-то на пересечении улиц комсомола и академика лебедева, оставив после себя только насторожённость и раздражение. бергер уже обжималась в туалете со своей девушкой.
а виолетте было всё равно.
она отмахивалась от предложений потанцевать, скрывалась в толпе от руслана, пряталась от назойливых взглядов знакомых и не очень людей, которые думали, что одинокую девушку непременно следует пригласить. ей и самой по себе было вполне хорошо.
единственный партнёр, против которого она не имела бы никаких возражений, сейчас был не здесь. скорее всего, дарья эдуардовна была дома. может, читала бы какую-нибудь книжку, или смотрела фильм, или проверяла тетради. а может, она прямо сейчас танцевала на кухне под этот самый трек. или проводила время с мужем.
влюбляться в учительницу было глупо, наивно и совершенно безнадёжно. они не знали друг о друге почти ничего, и даже обращались друг к другу на «вы». до «мы» им было ещё очень и очень далеко.
и всё же виолетта, закрыв глаза и покачиваясь в такт песни, окружённая парочками, решила, что попытается. да, она судит по обложке, но и дарья эдуардовна выглядит
очень. у её бабушки и дедушки была точно такая же разница в возрасте, школа должна была закончиться меньше, чем через год. а муж?..
если женщина выглядит настолько несчастной в браке, зачем ей такой муж?
