All we need is love

На Алькоре каждый коротает время по-своему. Кто ходит на занятия — делится тем, в чем силен, кто устраивает редкие музыкальные вечера. Кто играет в настолки, кто вяжет. Алкоголь под строгим запретом — спасибо капитану Бей Доу, но мне в последнее время так хочется напиться. Возможно, окажись я сейчас в порту, этим бы и занялась. А общий и обязательный корабельный досуг в последнее время меня тяготит. Наша докторша, Инь Син, говорит, что я захворала. Головой. Я отмахиваюсь от этой мысли — если не болит, то и не болеет. Но всё чаще замечаю на себе обеспокоенные взгляды — корабль чай не лодка, но пространство ограниченное, слухи разлетаются со скоростью ветра. Самое страшное в плавании — не потеря конечности, не простуда, а хворь души. Поэтично. На деле же не очень. Когда матросы совсем меня изводят своими переживаниями за меня же саму, огрызаюсь — было такое пару раз, мне потом было ужасно стыдно, ходила извинялась. И после этого стало только хуже: я действительно испугалась, что Бей Доу высадит меня в ближайшем порту. И когда она сказала, что мы меняем курс на небольшой островок посередине моря между континентальным Тейватом и Инадзумой, мои тревожные мозги участливо шептали мне, что капитан всё же решила оставить меня там. Вслух это не проговаривалось, конечно, но не отпускало всё равно. Я честно старалась об этом не думать, занимаясь днем привычной работой. Вся проблема начиналась, когда работа заканчивалась. Поужинав, я подошла к нашей кухарке и попросилась помочь в наряде — всё что угодно, лишь бы руки были заняты. Получилось на удивление быстро, и через полчаса я уже стояла на палубе, не зная, куда себя деть. И тут я услышала этот голос. Его голос. И мне опять отчаянно перестало хватать свежего воздуха в самом центре моря. Из внутренних кают вышел Кадзуха, присел за стол к остальным — новое увлечение, карточная игра в священный призыв семерых, добралась и до Алькора. Оказывается, Каэдэхара знаком с правилами. Даже своя колода есть. Ребята с его появлением на палубе оживились. Кадзуха — местный любимчик. Все его сторонились поначалу, не доверяли, словно бы испытывая на прочность. Все, кроме меня. И сейчас он, миролюбиво улыбаясь, раскладывает партию на затертом деревянном ящике. Меня захлестнуло обидой. Выгляжу я отвратительно, когда даю себе волю поныть, поэтому я предпочла с палубы ретироваться, если меня вдруг накроет. В общих женских каютах никого — темно и тихо. Я закрыла за собой дверь, и когда глаза привыкли к отсутствию света, прошла к своей кровати в дальнем углу. Упала лицом в подушку: хоть не вставай до самого утра. В груди ныло, грызло. Иногда рычало. Кадзуха. Сколько красоты в этом имени. Сколько противоречивых чувств. Я, как выяснилось, далеко не самая мудрая женщина на свете, потому что я совершила главную ошибку в наших «отношениях»: придумала то, чего никогда не было. Так он мне сказал. Это был вечер в порту после изнуряюще долгого рейда по побережью Ли Юэ. Мы все изрядно уставшие и подпитые возвращались на корабль, настрой был авантюрным, и я, наконец, решилась. Между нами давно существовало это напряжение: гляделки, случайные касания, и выражение лица его, всегда такое участливое и мягкое, словно бы давало мне зелёный свет. Ну, я и подошла. Утянув его в темный угол, я встала в проходе, отсекая все пути для побега. Он даже бровью не повёл, только смотрел в глаза и улыбался. Мы целовались — не помню, как именно это было, мне слишком вскружило голову всё происходящее. Помню только его перебинтованные руки на своей спине и шее. После этого мы протрезвели, и в жизни, моей уж точно, ничего не изменилось. Быт, море, работа, гляделки с Кадзухой. В редкие моменты он мог огладить своим пальцем мое колено, когда мы сидели рядом за столом. Иногда мог поцеловать — легко, ненавязчиво. И это иногда растягивалось на месяцы. Из этих месяцев сложился год. Изначально я ни на что не рассчитывала: я его ни о чем не просила, он мне ничего не обещал. Мы вообще мало разговаривали. Хотя говорил он много: рассказывал бывалым морякам истории своих и чужих странствий, читал стихи и даже пытался научить их писать. Изначально я вообще запрещала себе думать: а что если?.. С ним по-другому нельзя. Он хоть и рядом, но посмотри на него: и вот он уже запредельно далеко. Он недосягаем даже на расстоянии вытянутой руки. Мне нельзя было влюбляться, нельзя было даже допускать и мысли… И совсем недавно он ее озвучил: девочка, ты увлеклась. Что он сказал дословно, я уже не помню. Это был очередной порт, и мы с невинных пьяных поцелуев чуть было не дошли до самого главного, как вдруг он резко остановился и выпалил как на духу. И смысл был тот, которого я вообще не ожидала. Я не хотела его слушать. Хотела просто врезать от накрывшей меня тогда обиды. Воздуха мне не хватает, поэтому я повернула лицо вбок. Очертания мебели в темноте напоминают странные изломанные фигуры. Подушка приятно пахнет долго спавшим на ней человеком. Звуки с палубы постепенно затихают: все разбредаются по каютам, и уже через минуту в комнату заходят остальные. Кто-то зажигает лампу, и я отворачиваюсь, делая вид, что сплю. Уснула я только к утру. После обеда, как и обещала капитан, мы прибыли к небольшому островку. К моему удивлению, здесь даже кто-то жил, и я, облокотившись на борт, смотрела, как местные вываливают пестрой кучкой на берег, маша кораблю. Порта не было, поэтому мы бросили якорь неподалеку, спустили лодки и погребли к суше. Местные оказались приветливыми и очень интересовались тем, что у нас есть на продажу сейчас и что мы можем привезти. Бей Доу с казначеем увлечённо занялись делом, пока все остальные разбрелись по импровизированной гавани кто куда. Остров был небольшой, окружённый маленькими кусочками земли. Вода в прибрежной зоне здесь отличалась: из-за местных особенностей приобрела яркий бирюзовый оттенок. Спустя пару часов беззаботного времяпрепровождения Бей Доу дала нам вольную, наказав вечером вернуться к кораблю. Команда разделилась: кто-то пошёл купаться, а кто-то гулять по острову. Я осталась сидеть на камне в нерешительности. Никто, конечно же, не взял сменную одежду, и все побежали в воду кто в чем был, раздевшись до разумных пределов. Я была в юбке, поэтому вариант с купанием отмела сразу. Ровно до того момента как на пляже недалеко от меня будто бы из воздуха сматериализовался Каэдэхара. Он беззаботно снимал с себя все свои сложные детали одежды — зрелище завораживающее, честно признаться. И он то ли был правда увлечён, то ли делал вид — я все ещё избегала его после того вечера в порту, поэтому быстро отвернулась, душа на корню желание подсмотреть. Ну хоть одним глазком. Искушение в очередной раз оказалось сильнее моей гордости, поэтому я, сделав вид, что разглядываю дальние палатки с местными диковинками, мельком разглядывала его. Сложно себе в этом признаться — любовалась. Кадзуха, оставшись только в своем жакете и укороченных штанах хакама, сел на безупречно светлый и чистый песок, обнажив тонкую полоску полупрозрачной кожи между кромкой шорт и чулок. Я сглотнула. Он, не обращая на меня никакого внимания, стянул чулки, поднялся и, обезоруживающе улыбнувшись, повернулся ко мне: — Пойдем плавать, — мягко то ли попросил, то ли предложил. Я настолько не ожидала, что тут же потупила взгляд, чувствуя, как вспыхнули щеки и шея. — Я в юбке, — хрипло промямлила я в ответ, стараясь смотреть куда угодно, но не на него. — И что, — он улыбнулся еще шире, протянул руку. И я, снова повинуясь незамысловатому, но сильному импульсу, ухватилась за его теплую шершавую ладонь. К черту всё. Будь ты неладен, Каэдэхара. Он, обрадовавшись моей вполне ожидаемой сговорчивости, уверенно повел меня к морю. Побережье и впрямь было прекрасным: белый песок, лазурная вода, такая кристально прозрачная. Мы шли, и я видела, как между ногами проплывали стайки серебристых рыбок. Кадзуха, отняв руку, нырнул. Я, стоя по грудь в воде, оглядывалась по сторонам: мы были чуть дальше основной группы ребят, и от этой мысли мне вдруг стало волнительно. Я осмотрелась теперь вокруг себя: на первый беглый взгляд Кадзухи не было видно, и я почувствовала острый прилив паники. Он плавает так себе для моряка, если честно. Для проформы я быстро прошарила глазами берег: одежда на месте, его самого нет. Набрав в грудь побольше воздуха, я погрузилась в воду полностью, открыла глаза, руками помогая себе балансировать. Каэдэхара сидел прямо на дне на небольшом расстоянии от меня. Солнечные лучи, преломляясь в воде, то скользили по его лицу, то по плечам. Кажущиеся сейчас темно-вишневыми глаза его смотрели так тоскливо. До скребущего ощущения за левым ребром. Я замерла. Возможно, это длилось всего несколько секунд, но я не нашла в себе сил пошевелиться. Он оттолкнулся пятками и через мгновение оказался около меня. Взяв мое лицо в руки, он покрыл его тонкой, едва ощутимой сеточкой поцелуев — в десятки раз больше, чем за весь год до этого. Я настолько растерялась, что помню только, как невесомо это было, как сильно я вцепилась в его запястья, как рефлекторно вдохнула воды. И тут же оказалась на поверхности. Откашливаясь, я содрогалась почти всем телом — слишком странными были ощущения, в которых так внезапно проявившаяся его нежность остро колола и жгла грудь изнутри. Кадзуха внимательно следил за происходящим — я чувствовала, хотя и снова избегала смотреть ему в глаза. — Ты в порядке? — тихо спросил он, когда я перестала кашлять. Я убрала мокрые пряди с лица, заведя их за уши. Молча кивнула. Повисла натянутая тишина. Я ждала от него хоть чего-то. Я четко ощущала подступающие слезы обиды. Зачем снова звать с собой, если не хочешь идти вместе? И Каэдэхара словно услышал. — Мне нужно будет остаться в Инадзуме на какое-то время, — мягко сказал он. Вот оно. Держать это в себе было уже невыносимо, и я, неуклюже развернувшись, побрела к берегу, стараясь сделать это как можно быстрее. Слезы жгли щеки, и я не понимала — почему я опять так вляпалась? Каждый раз я надеюсь и жду чуда, каждый раз больно обжигаюсь. И он не виноват, я виновата. Но обидно-то так почему тогда? Вопреки моим последним надеждам, Каэдэхара не побежал за мной, не схватил, не остановил — я ушла не оглядываясь. По пути к кораблю и на нем до самых кают — ни единой души. Снова темно, воздух приятно спертый, пахнущий живущими людьми. Снова кровать в углу, подушка — я падаю в чем и была. Одежда на спине неприятно остыла и липла к телу. Текущие слезы я предпочла не останавливать. Ворвись сюда разом все семеро архонтов по мою душу — вряд ли я нашла бы в себе силы пошевелиться. До самого Рито я почти не выходила из каюты — соврала, что разболелась после купаний. Инь Син сделала вид, что поверила мне. Я сделала вид, что поверила ей. Хотя чем дальше, тем очевиднее было: докторша с самого начала была права. Я болела уже давно. Проводы Каэдэхары были громкими, пьяными — будто он уходил навсегда. Даже Бей Доу, обычно державшая себя в руках, достала из личных запасов несколько бочонков одуванчикового вина. Мы снова сидели в порту. Я пила и старалась не думать. Просто смотрела на обжигающее закатное солнце, багряные кленовые листья, что поднимал и кружил в воздухе ветер. В небе крикливой стайкой вились трясогузки. Он появился рядом почти неслышно. Ничего не изменилось, кроме моего участившегося сердцебиения. — Я буду скучать, — тихий нежный голос его так красиво вплелся в окружение, будто был частью острова. Я почему-то остро почувствовала, что здесь — и правда его дом. — Я столько всего должен тебе сказать, но пока не могу, милая. Прости. — Кадзуха подошел со спины, наклонился и аккуратно поцеловал мою макушку. Сложно сказать, сколько прошло времени. Алое небо уже давно потяжелело, налилось чернотой, птицы притихли. Слезы давно высохли, только чесались щеки от стянутой кожи. Зажглись огни на Алькоре. Я нехотя вспомнила, что наверняка уже давно должна была оказаться на корабле. В гавани было тихо, лишь изредка чьи-то приглушенные голоса нарушали общий покой. Я быстро поднялась на палубу — никто, видимо, не обратил внимания на мое отсутствие. Улучив момент, я быстро проскользнула к каютам, но идти внутрь не хотелось. Я задержалась у борта, подставляя лицо прохладным порывам ветра. Внутри впервые за долгое время было тихо. В груди не скребло. Я старательно прислушивалась, но все, что слышала — размеренный пульс и собственное ровное дыхание. Я оттолкнулась, направляясь на нижнюю палубу к ящикам и довольным матросам. Они удивленно переглянулись, наблюдая за тем, как я села рядом с ними и обреченно выдохнула, даже не стараясь спрятать хитрой ухмылки: — Ладно, показывайте этот ваш священный призыв семерых.