Не дай мне убить тебя

***

— …Господин, отпустите. — Ещё немного… пока ведь даже не светает… Хватка вокруг живота становится крепче, и Тома чувствует, как Аято трётся об его спину лбом. Это не очень приятно, учитывая последствия вчерашней дуэли: хотя переломов удалось избежать, всё тело болит так, как не болело уже очень давно, ещё со времён раннего ученичества. В подростковом возрасте первый наставник Томы частенько отыгрывался на нём, потому что считал абсурдным приказ обучать какого-то мальчишку с улицы, к тому же чужака, но и ослушаться главу клана наставник тоже не мог, потому тренировки всегда больше напоминали Томе банальное избиение. — Ха-а-ах… господин… Аято обычно встаёт очень рано, однако иногда позволяет себе вот так покапризничать. Впрочем, Тома и сам не прочь поваляться, ведь ночь вчера выдалась бурная: сначала дуэль, потом доклад господину, слушать который Аято согласился только после ухода семейного лекаря, с неохотой подтвердившего заверения Томы, что с ним относительно всё в порядке. Конечно, отчёт не был чем-то срочным, ведь об общем положении дел господину докладывали постоянно, но завершить рассказ Томе удалось лишь глубокой ночью — уже после личного досмотра в постели… и всё это время он очень старался не показать, как сильно ноют многочисленные синяки и ушибы. Вчера последствия позорного избиения ещё не успели как следует расцвести, а вот сегодня… сегодня он наверняка представляет собой жалкое зрелище. Конечно, зельями можно было бы всё это вылечить, но Тома согласился заживить только порез на горле. Ведь действие зелий накапливается, и если сегодня выпить их слишком много, завтра они просто не будут действовать. «…Нужно побыстрее одеться». — Ну же, Аято-сан… — Тебе не нужно больше встречаться с Тартальей, — доносится из-за спины удивительно не сонный голос, и господин поднимается на локте, втыкая подбородок ему в плечо. — Я уже отдал приказ, тебя заменят. Тома смутно помнит, как господин ночью вставал — видимо, выслушивал срочные донесения. Но раз требуется замена, значит, переговоры пока в силе? — Я разочаровал вас? Или случилось что-то ещё? — Случилось. Но главная причина в том, что ты не выполнил мой приказ. — Простите… Они говорили об этом вчера, поэтому сегодня Тома просто вздыхает. Однако Аято не успокаивается: — Разве я не приказывал игнорировать провокации? «Это ещё вопрос, кто кого спровоцировал…» — Кхм, — Томе немного стыдно за самоуправство, и он косится через плечо. В голову не приходит ничего лучше, чем повторить вчерашний аргумент: — …А вам не кажется, господин, что откажи я Предвестнику, и от скуки он нашёл бы себе развлечение? Например, отправился бы в какое-нибудь додзё? Боюсь, тогда нам пришлось бы принимать меры, в результате которых конфликт наверняка затронул бы обычных людей. — Тц. Встретившись с ним взглядом, Аято садится, скрещивает перед собой ноги и закрывает глаза, явно пытаясь совладать с эмоциями. Господин довольно редко так открыто выражает своё беспокойство… И Тома использует заминку, чтобы выскользнуть из-под покрывала и начать собирать свою одежду с пола. Лучше бы он делал это молча, но язык сам цепляется за зубы: — Вака, позвольте мне продолжить выполнение задания. Как я уже написал в отчёте, разоблачение не сильно встревожило Чайльда Тарталью, и хотя он заметил слежку — до сих пор не пробовал избавиться от неё, а значит, готов пойти на переговоры. У нас есть время… — Ничего это не значит! Резкий окрик заставляет замереть. «Всё-таки надо было дать господину время успокоиться…» — Да, его поведение после прибытия позволило сделать вывод о возможности переговоров, — вздох спустя продолжает Аято уже спокойнее. — Однако это же Тарталья! Самый молодой, непредсказуемый и безумный из всех Предвестников! «Безумный?» Тома много раз слышал про молодость и непредсказуемость одиннадцатого, но не про безумие. Хотя во время сражения ему и впрямь показалось, что Тарталья одержим злым духом… но то, скорее всего, был просто азарт. «Недаром одиннадцатый Предвестник славится любовью к битвам». Задумавшись, Тома принимается натягивать шаровары, когда вдруг замечает на себе пристальный взгляд господина. Солнце ещё не встало, но небо уже начало сереть, и середина комнаты тускло освещена… прятаться поздно и глупо. — Я ведь могу просто убить его? — Господин, не сходите с ума! Это совсем на вас не похоже. Из-за парочки синяков… — Парочки? — в резко похолодевшем голосе Аято прорезается злость, словно тонкое лезвие меча через лёд. — Ты мог умереть! «Ночью точно что-то случилось. Нужно было остаться и лично проследить за возвращением Тартальи…» — Простите, — вздыхает Тома, закончив завязывать тесёмки на поясе. — Но вы должны знать: пережитый опыт был полезен для меня, как для воина. Сражаясь с опустившимися нобуси, убивая слабых монстров или проводя дружеские спарринги, я чувствую, что топчусь на месте. И это чувство заставляет испытывать страх… страх, что в случае серьёзной опасности я просто слишком растеряюсь и не смогу никого защитить. — Учиться можно и без риска для жизни. Я найму кого-нибудь для тебя… Аято отводит взгляд. Его пальцы, вцепившиеся в одеяло, кажутся белыми, как снег. Тома бросает завязывание тесёмок и подходит к господину — почти тут же лохматая макушка прижимается к животу, и Аято негромко продолжает: — Разумом я понимаю, что это не первое твоё задание такого рода… но ведь ты никогда не имел дел с кем-то настолько опасным. Я беспокоюсь. — Всё хорошо, — руки сами собой тянутся к безумно мягким шёлковым волосам, и Тома принимается поглаживать их. — Я справлюсь, Аято-сан. Обязательно справлюсь. Расскажите, что произошло. . . . «Да уж… жестоко». Господин прав: Тома ещё вчера понял, что иметь дело с Тартальей — всё равно, что ходить по тонкому мосту над жерлом вулкана с завязанными глазами. Но совсем не ожидал, что сразу после дуэли тот превратит несколько нобуси в фарш. «Мне просто повезло?.. Или одиннадцатый Предвестник на самом деле не так уж безумен, раз сдержался со мной?» Вчера Тарталья смотрел на него тёмными синими глазами, чистую голубизну которых словно что-то осквернило. И эти глаза… видели его насквозь. До сих пор Тома встречал подобный взгляд лишь у стариков, вся жизнь которых прошла в сражениях, однако в их глазах обычно сквозили усталость или печаль, а вот у Предвестника не было ничего, кроме показушной насмешки. Словно рябь на воде, она скрывала что-то тёмное, поселившееся в глубинах души. «Поселившееся…» — А выпивку тут не продают? — Ещё только полдень, поэтому… я могу поискать. — Ага, поищи. Уже действительно полдень, хотя Тома пришёл к дому, в котором Предвестник снял комнату, ещё на рассвете, но солнце успело подняться в зенит, когда Тарталья соизволил проснуться… причём проснуться в довольно приподнятом настроении, потому что встретил Тому широкой улыбкой, несмотря на оставшиеся на его теле бледные следы от ожогов. Следы и правда бледные, словно на них вылили самое дешёвое зелье. Или словно они зажили сами… только вот такого просто не могло произойти за одну ночь. Но действительно ли они сражались только вчера? Сегодня Тому встретил будто совсем другой человек: расслабленный, с ещё влажными после умывания золотистыми волосами и со светлыми небесно-голубыми глазами, отражающими яркий солнечный свет, подобно чистейшим горным озёрам… Казалось, этот человек любим богами и просто не способен на убийство. Однако стоило Томе спросить, чем он хочет сегодня заняться, как улыбка Предвестника неуловимо изменилась, и лицо приобрело хищное лисье выражение. — Для начала было бы неплохо набить желудок. — Тогда позвольте пригласить вас на поздний завтрак. — Опять в чайный дом? Не хочу. Хочу прогуляться. Учитывая опасность Предвестника, было бы глупо позволять ему свободно бродить по улицам, но в первоначальном плане такая возможность не исключалась, да и сегодня Аято-сан подтвердил, что Тома может самостоятельно решать, на какие уступки идти. Только просил быть осторожным. Поэтому Тома выбрал промежуточный вариант: согласился отвести Предвестника на остров Амаканэ. Правда, пришлось потянуть время, пока оттуда уберут праздных зевак, а места за торговыми лавками займут подготовленные люди. Но особых проблем не возникло: во-первых, сейчас не фестиваль, и хотя Амаканэ пользуется популярностью у туристов, большинство приходит ближе к вечеру, чтобы заодно полюбоваться на фейерверки… а во-вторых, Предвестник никуда не спешил. Вообще, Тома привык иметь дело с более капризными и самовлюблёнными людьми — они, конечно же, раздражают, но не более того. А с Тартальей… невозможно расслабиться. Хотя при виде его редкой беззаботной улыбки легко подумать, что информация в досье на одиннадцатого Предвестника относится к кому-то другому, что он просто не может быть убийцей стольких людей… Но даже если и так, отчёты — это ведь далеко не вся правда. Тома сам бесчисленное количество раз оказывался в ситуациях, когда враг притворялся другом или когда несколько человек нападали на одного… в ситуациях, в которых без убийств было не обойтись. В которых невозможно было позволить себе беспокойство о жизнях врагов. Конечно, глупо пытаться найти Предвестнику оправдание, учитывая, что Фатуи натворили в Инадзуме. «Но ведь мы оба служим своим господам и своим странам. К тому же…» Выйдя с Предвестником один на один, Тома на своей шкуре почувствовал страсть, горящую внутри этого человека. Созданный для сражений, словно птица для полёта, Тарталья, казалось, живёт, лишь когда держит оружие в руке. А ещё Тома почувствовал, что Предвестник совсем не привык к дружеским дуэлям и сдерживался изо всех сил, маскируя жажду сражения оскорблениями и насмешками. «Я совсем ничего не смог сделать…» — Кстати, отлично выглядишь, — отойдя от очередного киоска с коробкой разноцветных данго, Предвестник подходит к Томе и шпажкой с тремя нанизанными на них шариками очерчивает в воздухе его лицо. — Неужели у вас не только официантов не хватает, но и с целителями проблема? — Я подумал, что вам вряд ли понравится, если я залечу все оставленные вами следы на моём теле. — Мн-н… — Предвестник удивлённо рассматривает его, пока жуёт данго, а проглотив, хмыкает: — И правда, если порванная вчера груша для битья сегодня выглядит как новая, её наверняка снова захочется разорвать на куски… Только следы на твоём теле оставил не только я, верно? Тома мгновенно хватается за шею и чувствует намотанные бинты. «А? Ничего же не должно быть видно…» — Ха-ха! Так это правда? Ты поэтому мне отказал, что уже договорился покувыркаться с кем-то другим? «Покувыркаться?» Отбросив пустую шпажку, Предвестник отправляется вверх по склону, а Тома прикрывает глаза, собираясь с мыслями. И как он мог попасться на такую уловку? Да ещё и усомнился в господине… Ведь Аято-сан не из тех, кто необдуманно оставляет заметные следы. — Господин Тарталья, зачем вы приехали в Инадзуму? Предвестник не оборачивается, продолжая подниматься, и Тома бредёт за ним следом. Ларьки остаются позади. Тарталья останавливается, только добравшись до площадки на самой вершине: ночью отсюда открывается лучший вид на фейерверки, а днём — на бухту. Глядя на далёкий горизонт, Предвестник сминает и выбрасывает пустую коробку. Морской бриз играет с его золотыми волосами, а солнце, пробившись сквозь цветы сакуры, ярче прорисовывает веснушки на носу — но несмотря на них и успевшие ещё больше побледнеть следы от ожогов, лицо Предвестника выглядит очень благородно. — Кстати, я ведь так и не поблагодарил, — вдруг косится тот через плечо. — Вчерашний подарок мне очень понравился. Передай своему господину, что было вкусно. «Что? Подарок?.. Это он про нобуси?» Напоминание о кровавой расправе уничтожает прекрасную иллюзию. — Что вы, — пытается улыбнуться Тома и при этом не отвести взгляд. — Наоборот, скорее уж мы должны вас поблагодарить… В последнее время шайки бандитов доставляют много проблем, но у них бесчисленные укрытия на островах, и нам никак не… — Хорош заливать, — с надменной ухмылкой перебивает его Предвестник. — Думал, я не пойму, что ваши люди специально привели их ко мне? Точнее, что это сделала та женщина, изображавшая жертву? Бедняжка, она даже позволила накачать себя каким-то дерьмом, и пройди я мимо… впрочем, вы бы всё равно её выручили, верно? «Каким-то дерьмом? Неужели он не знает, что именно Фатуи завезли к нам этот наркотик?» Утром Тома вкратце услышал обо всём, что случилось, а также о том, что Аято с самого начала собирался усмирить скуку одиннадцатого Предвестника, отдав ему жизни нескольких бандитов. Но так получилось, что Мирта, вызвавшаяся на роль приманки, едва не пала жертвой недавно появившейся в Инадзуме отравы, а ведь они уже сожгли столько складов… К сожалению, Предвестник убил всех членов банды, лишив возможности выяснить, где они взяли наркотик. Но зато Тарталья хотя бы развлёкся. И потому, скорее всего, сейчас ведёт себя так свободно… Может, всё-таки удастся спровадить его без лишних жертв? Или хотя бы выяснить, что за миссию ему поручили? — Господин Тарталья, какова цель вашего визита? — Поесть данго? — хмыкает Предвестник в ответ. И облизывает блестящие после сладкого губы. — …Кстати, блинчики с ягодами тоже были ничего. Но я так и не дождался своей выпивки. — Её скоро принесут… Или мы можем вернуться в город, если хотите. На этот раз вместо чайного дома я покажу вам хороший ресторан с элитной выпивкой. — Ха-ха! Больше не боишься, что я что-нибудь натворю? — Вы не так плохи, как хотите казаться, — уже свободнее улыбается Тома. Не так уж важно, признается Предвестник, зачем приехал, или просто откажется от своего задания… Главное — избежать жертв. А если при этом получится узнать о нём чуточку больше, вреда не будет. Наоборот. Сейчас Томе кажется, что за маской одиннадцатого Предвестника прячется человек, которого сама жизнь вынудила стать жестоким, но в душе которого ещё живёт обычный мальчишка. Мальчишка, просто обожающий драться. — Ох, неужели? «Или нет?» Холодный голос, застывшая на губах насмешка, потемневшие, словно море перед бурей, синие глаза — всё это окончательно стирает беззаботный и невинный образ. — Я не прав, господин Тарталья? — Добр тот, кто совершает добрые поступки? — вопросом на вопрос отвечает Предвестник уже менее холодно. — Плох тот, кто совершает плохие? А как назвать человека, который совершает и те, и другие? — Обычным? — Тома продолжает улыбаться, хотя ставшая напряжённой атмосфера совсем не рассеивается. «Я оступился?» Чудится, будто пламя из жерла вулкана облизывает пятки, хотя ещё несколько вздохов назад Тома был уверен, что сошёл с узкого моста. — Не стоит обманываться, — застывшие уголки губ Предвестника медленно опускаются. — Чистая вода остаётся чистой ровно до тех пор, пока в неё не сольют помои. После этого она не станет «обычной». Нет, такую воду назовут грязной. «Он ведь не слышал мои мысли?» — Зачем вы так о себе? — Удивляешься, даже зная, что я сделал вчера? Теперь взгляд Предвестника наполняется надменной жалостью, словно городской вельможа смотрит на деревенского дурачка. Только вот… кажется или этот высокомерный взгляд — лишь маска? — Наши поступки словно камни, а не вода. Среди них есть комки из грязи, а есть самоцветы. Не позволяйте вашим самоцветам тонуть в грязи, господин Тарталья. — Самоцветы? Ха-ха, да ты поэт! — Может, речь не о сверкающих драгоценностях, но… в душе вы добрый человек. И хоть отрицаете это, ваша доброта проявляется в мелочах: например, чтобы встретиться со мной, вам было вовсе не обязательно кормить уличных животных. — Я хотел создать у тебя хорошее впечатление. Предвестник прикрывает глаза, однако Тома успевает заметить промелькнувшую в них тень недовольства. И всё равно продолжает: — Ещё вы не убили меня, когда поняли, что раскрыты. И после, во время дуэли… — Потому что ты нужен живым. — Для вашего задания? — хватается за подсказку Тома. Но Предвестника не так-то просто разговорить — Тарталья отворачивается. И вдруг спрашивает: — Что ещё в моих поступках показалось тебе проявлением добродушия? — Ну… вы не тронули отряд сопровождения и ту девушку… за которой гнались бандиты. А учитывая её состояние, никто не удивился бы, пострадай она во время боя. Сложно припомнить что-то ещё, потому Тома замолкает, а Предвестник продолжает смотреть на далёкий горизонт. Солнечный день кажется всё более пасмурным — вероятно, из-за продолжающих темнеть синих глаз. «Обычно людям нравится, когда в них видят что-то хорошее… Так почему он раздражён?»