143

      Архитектура загородных зданий теряется за изумрудом леса, и перед самыми глазами встаёт плотная водяная гладь с привычными для такой местности растениями. В домике на пляже очень спокойно. Вечернее небо затянуто серым тюлем облаков, которые ажурной чешуёй накладываются друг на друга. Тэхëн сидит на песке, стопами наслаждаясь прохладой морской воды, игриво затекающей в прорези шорт. Кан поздно понимает это и поднимается, слабо догадываясь, что следует переодеться.       Он просто ходит вдоль морской пены по кромке из гальки, любуется природной синей красотой; ветер воет в уши яростным-весёлым порывом, а волны бьют-избивают ближние камни и старые разрушенные постройки. Шум моря вбивается в слух, и всё остальное окружающее затмевается, мысли глушатся, но кровавые картинки всë равно преследуют его. Кан водит головой, старается отогнать изображения трупов, фиолетовые поля и голубую высоту.       Входит в дом, и стремительный ветер захлопывает дверь, погружая коридор в кофейный мрак. Связка из двух ключей раздражительно звенит.       У Тэхёна лисëнок повесился.       Кан, убито усмехаясь, плетётся на второй этаж, закрываясь в своей крепости беззвучно, чтобы никто его не нашёл, не потревожил. Мнимая преграда, которая сдержит зло, побережëт его нервы. Он опускается на холодную от открытого окна постель и подтягивает колени. Ждёт, пока не стемнеет, но ночь ещё не хочет просыпаться — она сонливо издевается над ним с помощью горячего вечернего солнца. Кан хочет рыдать.       Потому что Ëнджун постоянно умирает в его сне. Всё время Тэхëна преследуют образы мёртвого Чхве, даже этот безобидный очаровательный брелок в виде лисы напоминает Ëнджуна.       Изумительные глазки — выколотые. Зашитые крестами красной нитью.       Ëнджун-а сумасшедший, если намеренно зовёт его сюда и дарит эту игрушку на их годовщину. Из-за него одни проблемы.       Серый тюль засыпает, и облака теперь подобны большим акварельным мазкам сине-фиолетовой краски по мокрой бумаге. Кану страшно-страшно-страшно.       Потому что именно Чхве постоянно умирает. Никто другой: ни мама, ни папа, ни кто-нибудь из одногруппников. Вселенная выбирает Ëнджуна главной жертвой. От этой потери Тэхëну постоянно плохо.       Кан, задумавшийся над своим раздробленным мозгом, не замечает, как хлопает входная дверь, а потом и ведущая в его комнату — веет свежим сквозняком. Тэхëн слышит гробовую тишину и смирные, аккуратные шаги. Ëнджун. Смерть.       — Тэхëн, ты плачешь?.. — обеспокоенно-ласково спрашивает Чхве. Кан прячет голову в коленях и крепко обнимает себя, покачивается, как ненормального всего трясёт. Паника жадным пламенем захватывает его. Ëнджун отпускает волнительную улыбку, изящно приземляясь рядом. Ладонь оставляет на чужом плече, цепляется, — и Кан никуда не сбежит — Тэхëн вздрагивает, когда к нему наклоняются, пусть он этого не полностью видит — лисья ухмылка перед самым лицом — ощущается. — Всё будет нормально. Не переживай.       Не будет ничерта хорошо, вообще! Никогда с Ëнджуном. Это год его заключения, год его страданий. Чхве Смерть приносит, — ядовито шепчет полоумный, треснувший разум.       Ëнджун устаëт смотреть на сломленного Тэхëна и поднимает голову к окну. Чайки издают протяжные крики, и вдали виднеются редкие золотистые парусники в светлое будущее. Для Кана они болото — затягивают на самое дно, пломбируют, ведь он ничего не замечает, помимо потрясного своими депрессивными красками пейзажа. Дрессированный.       У Чхве за спиной — рваные чёрные крылья, покрытые мерзотной слизью. Они висят сосульками, и в любую секунду могут жадно схватить свою жертву и поглотить её. Кан дрожит и плачет, когда Ëнджун руками его обвивает. Ему страшно-страшно. Этой ночью рядом с лисëнком повесился цыплёнок.