Свет из глубин Бездны.

*** — Я исполню твое желание. — Говорит мальчик с отсутствующим выражением. Лицо застывшего перед ним молодого человека с волосами цвета меда вытягивается в изумлении. "Лео? Нет... Не Лео. Освальд." — Ты прочитал его мысли? — растерянно бормочет парень. Слабо пытается улыбнуться, но получается что-то больше похожее на болезненную гримасу. — Нет. — так же безэмоционально отвечает господин каменное лицо. — Глен не может читать мысли других Гленов. Иначе наши сознания давно смешались бы воедино, лишив каждого своей собственной личности... — холодность статуи в сочетании с горящими огнем глазами. Взгляд, вобравший в себя ярость, отчаяние и такое глубоко въевшееся горе... Что даже у Винсента от этой картины мурашки бегут по спине. — Я узнал это от него самого! — Что с моим господином? — на лице светленького неподдельное беспокойство. Он даже решается ухватить за плечо этого страшного человека. Всматривается в его глаза в надежде уловить любое проявление эмоций. Лео... Пусть это и был случайно встреченный мальчишка, ничего не значащий для того, кто уже собрался прощаться со своей жизнью... Всего лишь ребенок, перед глазами которого вдруг рухнул весь мир... Лет сто назад совсем другой малыш испытал нечто очень похожее, очнувшись посреди полного мертвых тел коридора. Тогда он зашелся в судорожном припадке, вопя от боли, ужаса, страха... От неописуемого страдания и в то же время истерически смеясь... — Он все видит. — сухо говорит Освальд. — Я исполню твое желание, дитя несчастий. Ты ведь готов? — Да, я давно готов... — на губах мелькает нервная улыбка, а глаза, кажется, на секунду блеснули подступающими слезами. — Я жил так, чтобы кроме этого у меня не осталось ничего! *** — Брейк, хватит... — левочка обнимает со спины своего дорогого друга. — Для одного раза вполне достаточно. Ты хорошо постарался... Побереги силы. Тебе еще они понадобятся. Он, тяжело дыша, поднимает голову. Невидящие глаза уставляются в потрескавшийся от недавних битв потолок. Рука, в которой все еще зажат меч, бессильно опускается вниз. Прижаться спиной к ней на несколько секунд. Отдаться этому спасительному прикосновению. Словно свет и тепло достигает его даже сейчас, когда вокруг одна лишь бездонная тьма... Оборачивается со своей извечной теплой улыбкой. — Твое тело, оно все... — Шерон беспокойно осматривает своего товарища, боясь даже дотронуться до этих застывших на белоснежных прядях кровавых пятен. — Оно же все... разрушается... Пострадавший вдруг прерывает ее совсем неожиданно. — Где болит? Так спрашивал он много лет назад, стоило ей случайно пораниться или расшибить колено... — А? Действительно... Ведь только что малышка Рейнсворт сама выбежала перед своим верным другом, закрыла его собой. А ее так жестоко ударили, подняли в воздух, отбросили прочь... Печется о своем защитнике, а у самой на волосах остались кровавые брызги... Он опускает руку ей на голову. Ласково. Мягко. — Голову не расшибла? — У... — все что девочка может протянуть в ответ. Словно они двое вернулись вдруг в детство. В те славные годы, когда он всегда жалел свою маленькую подопечную, стоило ей только испытать боль... — Зарксис! — окликает бабуля лучшего из агентов Пандоры. — У меня совсем немного сил. Продержусь не дольше минуты... Тебе хватит? — Да, госпожа! — привычная широкая улыбка, однако ни грамма не фальшивая. — А? — Шерон не успевает опомниться, как все помещение накрывает беспросветная тьма. Ни крупинки света. Ни звука. Словно весь мир вдруг провалился в небытие. Перестал существовать. "Понятно... Значит, бабушка использовала свою Цепь. Значит, братик сейчас... " Не успевает привыкнуть к охватившему ее состоянию, как все уже возвращается обратно. Возвращается... Вот только из Баскервиллей, еще пару минут назад пытавшихся перебить семью Рейнсворт, остались стоять только одна девушка и вцепившаяся в ее плащ маленькая девочка. Шляпник беззаботно улыбается. Меч в крови. Пот градом со лба... — Где все?! — в ужасе вопит выжившее дитя, все сильнее хватаясь за плащ своей старшей подруги. — Это он их так?! Ааааааааа! Как же там господин Глен?! Может, нам лучше вернуться к господину Глену?! — Лили, помолчи хотя бы немного... — хмурится девушка с трудом вспоминая, как не так уж и давно этот беловолосый предлагал ей дружбу... Что он тогда говорил, на последней их встрече? Если очкастый останется в живых, то они могут немного друг другу посодействовать? А, если нет, то любой дружбе конец? Очкастый остался жив... Теперь их двоих тоже оставили в живых... Но... Не в очкастом причина. Девушка смотрит на эту картину. Герой и застывшая у его ног девочка. Девочка, которая жмется к нему, как к самому близкому на свете человеку. Единственному в неисчислимом множестве миров. Точно так же сейчас малышка Лили жмется к ее ноге... "Я знал, что ты меня поймёшь! Всегда чувствую это в людях!" — Звенит в голове смеющийся ломкий голос. Голос, напоминающий бойкий звон клинка и в то же время достаточно мягкий, чтобы успокоить ребенка. Достаточно мягкий, чтобы читать сказку на ночь... — А парень не промах! — Лотти с широкой улыбкой качает головой, внезапно и только сейчас начиная понимать, почему этот странный тип выбрал для своей дружбы именно ее. — Спасибо тебе что ли сказать... Шляпник. — А я думала, он умрет... — бормочет девочка у ее ноги. — Он таким неживым выглядел... А тут откуда ни возьмись эта Цепь... — Лили... Этот ни за что не умрет так просто. Разве не видишь? У него на лице написано! — Правда? Где? Лотти, обманщица, я ничего не вижу! *** — Но ты же выполнишь свое обещание? — слабая надежда. Дрожащие руки в жесте мольбы. — Да, я помню. — все то же ничего не выражающее лицо. — У меня нет намерения нарушать обещание. На мне лежит ответственность стереть тебя из этого мира, дитя несчастий. Конечно, Винсенту больше хотелось принять смерть от самого Лео лично, а не от засевшего в его голове Освальда... Хотелось бы увидеть понимание в глазах своего "палача". Хотя бы капельку теплоты от родственного существа... Хотя бы перед самой смертью быть принятым, пусть и жалким мальчишкой.. Но... Уже ничего не попишешь. Глупо будет отступать назад и просить его — непреклонного Глена Баскервилля, мистера убью-даже-свою-сестру-без-тени-жалости, чтобы тот уступил место какому-то ребенку. Глаза отражают слабо ощутимый оттенок грусти. Что ж. Глупо было надеяться на капельку теплоты и света перед самым концом. — Вот как... — бормочет он сбивчивым и приглушённым тоном. Такая же слабая улыбка обреченного, ожидающего свой приговор. — Хорошо тогда. Выбора ведь все равно нет, правда? Парень садится на колени. Глаза уставлены в пол. Не из-за страха, не из-за боли, а чтобы никто не видел и не мог знать, что происходит сейчас в его душе. Душе страдающей, разрывающейся на части. Вот-вот, и падут последние остатки самоконтроля. Вот-вот, и он вновь заплачет и засмеется одновременного в отчаянном припадке выжигающего все напрочь безумия... Шепчет себе под нос, так, чтобы никто другой не услышал. Слова успокаивающие. Слова оправдывающие. Слова самые последние, превратившиеся за это время в мантру всей его жизни: — Наконец, братик, ты будешь счастлив.... Звук замахнувшегося меча. Жертва зажмуривает глаза. Считанные секунды, и все будет кончено. Осталось совсем немного потерпеть. Совсем немного... И, наконец, его братик... Такой любимый и такой хороший, лучший на свете человек, так мучившийся все эти годы... Он, наконец, действительно будет счастлив! Перед глазами сияющая радостью улыбка маленького Гила. Смеется, треплет по голове своего младшего братишку и что-то говорит... Только что? А? "Винс, разве я могу быть счастлив без тебя?" "Ах, что?.. Неужели, он действительно сказал именно это? Или все дело в играх расстроенной памяти? Не мог он этого сказать... Ведь не мог?.. Гил... А я ведь сейчас... Я..." Звон. Звук разрезаемой плоти. Брызги крови орошают паркет...