Свет из глубин Бездны.

*** Герцог Барма задумчиво рассматривает безэмоциональное лицо сидящего перед ним юноши. Наконец, этот важный господин с лисьим взглядом решается нарушить тишину: — Мда, видок у тебя конечно неважный... — на секунду задумывается. — Ты ведь итак не сильно здоров, и все равно решил заключить Контракт с Цепью? Парень лишь пожимает плечами. — Мне это нужно. — И все, чтобы стать частью Пандоры и помочь дому Рейнсворт? — Эта Цепь была изначально предназначена мне. Никто другой не сможет "приручить" Шляпника. — всё с тем же безэмоциональным видом. — Здесь мои интересы и интересы дома Рейнсворт просто сошлись. — Ммм... Любопытно. — рассудительный герцог многозначительно хмыкает. — Знаешь, иногда тело человека переносит контракт с Цепью с большим трудом... Это, конечно, очень самоотверженно, но что-то мне подсказывает, что твоё тело и так просто разваливается на глазах... Я прав? Паренёк безвольно пожимает плечами. — На моих часах осталось, конечно, не так уж много, но я не позволю себе умереть раньше срока... — какая-то отчаянная улыбка. Словно и не герцогу "лыбится", а скалится в лицо самой смерти. — Ммм... В гонку со смертью играешь, значит? — в голосе скользит трудноскрываемая насмешка. — А разве не все мы в неё играем? — взгляд спокойный и осаждающий. — Ну... — Руфус ухмыляется одними глазами. — Большинство играет не так отчаянно. *** — Освальд, а где Лейси? — Джек, как всегда светящийся беззаветной радостью, выныривает из-за плеча. — Ты что-то не хочешь мне говорить? Освальд... Ну не молчи как статуя! — парень, кажется, начинает что-то подозревать и настороженно хмурится, что так не похоже на него, обычно солнечного и по-детски простодушного. "Что за бесхитростное создание!" — молодой человек с тёмными волосами до плеч лишь с отвращением поджимает губы при виде таких огромных, до боли наивных, изумрудных глаз. — Лейси больше не придёт. — отвечает он ледяным тоном. — А? Почему? — вопрос повисает в воздухе. — Её больше нет. — всё с тем же ничего не выражающим лицом. — Как?! Это, что, шутка?! — Джек не верит своим ушам и через секунду вздрагивает от одного звука этих ужасных слов: — Я убил её. — Что?! Ты с ума сошёл?!.. Что ты несёшь?! — Таков обычай. — Какой обычай?! — Джек, ты не Баскервилль. — сухо извещает этот "каменный человек". — Я говорил тебе держаться от нас подальше. — Но ведь Лейси сказала, чтобы я пришёл через неделю... — Она сказала так специально. Чтобы ты не помешал ритуалу. Ритуал был вечером того же дня. — Какой ритуал?.. — Джек в ужасе сжимает виски руками. — Я не понимаю тебя... Как?! Ведь она твоя сестра... Ты ведь любишь ее... — Именно поэтому ты, Джек, никогда ничего и не поймёшь. — Но... Как ты мог... Переступить через собственные чувства и поднять на неё руку? Неужели... Тебе, что, не больно?! — в уголках глаз поблескивают подступающие слезы. На лице "железного дровосека" наконец появляется первая явно различимая эмоция за все время разговора: раздражение. Что-то глубоко болезненное, сдерживаемое годами, а оттого ещё сильнее разросшееся внутри. — Да, мне больно! И ты понятия не имеешь, что для меня значит эта боль! — Но почему ты тогда... Какой обычай... Какие ритуалы могут быть сильнее твоих собственных чувств?! — Я — Глен! — Я знаю, что ты Глен... — Глен должен уничтожить ту ошибку, которую создал одним фактом своего рождения. — Ошибку... Лейси... Ошибка? — Да, Джек, она ошибка. Неужели до этого, захаживая к нам каждый день, ты не почувствовал нездоровой атмосферы этого дома? Мы — Баскервилли! Мы живём не так, как все остальные. — Я слышал это сотни раз. И видел удручающую атмосферу этого места. Но я понятия не имел... Что все это время она готовилась умереть... — теперь на глазах уже точно блестят слезы. Поспешно смахивает их, качает головой, все ещё не может поверить. — Глен, Освальд, как же так... Как ты мог... Ты все это время готовился убить её... Почему... Почему ты не попытался сбежать вместе с ней? Я не верю... — Я — не ты, Джек. Я знаю, что такое правила. И я обязан их соблюдать! — Даже если эти правила вонзают нож тебе в сердце?! — Даже если они вырвут с корнем моё сердце! Я — Глен, Джек! Я не могу жить так легко как ты и все остальные! — Лейси бы сказала, что ты дурак... — вздыхает златовласый с нескрываемой обидой. — Замолчи! *** Приглушенно играет мелодия из старой музыкальной шкатулки. Посреди пустоты настоящая детская комната. Пол изукрашен в бело-черную шахматную клетку. На нем разбросано множество игрушек. Далеко не все из них целые. У многих оторваны уши, ноги или хвосты. Далеко не все новые. Многим вообще непонятно сколько лет. Далеко не все весёлые. Большинство смотрят отрешенными или плачущими глазами. Посреди комнаты кружится девочка в белоснежном платье. Кожа её белая-белая, словно никогда не испытывала на себе воздействие прямых солнечных лучей. Волосы такие же белые. А глаза цвета фиалок. Парень вздрагивает. Как знакомо ему это странное место... Это воплощение чистого безумия. — Я создам для тебя самую особенную Цепь, какая только может существовать. Цепь, способную уничтожать все, связанное с Бездной... Чтобы ты мог исполнить моё желание. Да ты и сам хотел бы такую силу... Тебе она прекрасно подойдет... — дитя бесцеремонно хватает валявшуюся неподалёку старую игрушечную шляпку. — Твоя Цепь будет называться Безумный Шляпник! Парень беспокойно ворочается в постели. Слёзы катятся по её щекам: — Ты правда-правда сделаешь для меня что угодно? Тогда я очень хочу, чтобы ты кое-что мне пообещал. Я скажу это только тебе. И только ты будешь об этом знать. Наш с тобой секрет... Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?... Несколько конвульсивных рывков, словно спящий отчаянно пытается откуда-то высвободиться. Ещё пара таких, и он просто свалится на пол. — Ммм... Какие прекрасные глаза... Таких как раз не хватает моему милейшему котику Чеширу! — смеётся этот белоснежный ангелочек, а во взгляде пляшут дьявольские огоньки. Дальше все произошло очень быстро. Её рука тянется к нему. Половину лица обжигает жгучей болью. До самой плоти, до самых костей... — Ааааа! — Он просыпается с криком, хватаясь за уже давно затянувшуюся рану, которая вдруг вновь начала кровоточить. За дверью шаги. "Ну, конечно, не следовало так вопить ночью... В доме у всех чуткий слух..." Кто-то уже стучит в дверь. — Ох... Единственный помутневший глаз с трудом различает интерьер комнаты. Первое время вместо белых стен мерещатся чёрные недра Бездны, а вместо письменного стола круглый игрушечный столик для безумного чаепития. — С тобой все хорошо? — знакомый до боли голос. — Братик? Ты кричал? — Со мной все прекрасно... — старается ответить бодро, но звучит это несколько натянуто. — Я могу зайти? — Не сейчас, моя дорогая. Не сейчас... "Не надо ей лишний раз видеть это..." Он скручивается в клубок, посильнее зажимая рану руками. Не столько, чтобы остановить кровь, сколько, чтобы закрыть свое увечье от невидимых взглядов. Словно сам этот изъян, это болезненное напоминание, одним своим видом символизировало его искалеченную душу. — Тебе что-нибудь принести? — Ничего, моя дорогая. Мне ничего не нужно... — Ты уверен? — Да, уверен... Какая жалость... Ведь теперь она не успокоится, пока его не увидит. Надо бы поскорее вытереть кровь. — Зарксис, с тобой все нормально?! — на этот раз голос Лиама. — Если не откроешь сам, я считаю до трех и ломаю дверь! — Ах, ты... Как и обещал: ключ поворачивается в замке с шумным щелчком. Светловолосый заходит. Парень только и успевает, что накрыться с головой одеялом. Шерон, недолго думая, высовывается из-за спины порядочного взломщика дверей и бежит к своему любимцу. — Маленькая госпожа! — Лиам пытается остановить её, но бесполезно. Девчонка уже забирается на кровать рядом с "пострадавшим", со всем вниманием всматриваясь в его лицо, наполовину скрытое тканью. — Братик, тебе приснился кошмар? — Да... Ничего страшного. — он отмахивается, но несколько неловко. — Ой... — малютка вздрагивает и замирает, осторожно прикасаясь к темному пятнышку на краю одеяла. "Заметила таки кровь..." В ее глазах снова такое знакомое жалостливое выражение. Тянется отогнуть этот край, явно скрывающий за собой что-то очень страшное, но останавливается на полпути. — Пожалуйста, не беспокойтесь... — страдалец подбирает первую попавшуюся под руку тряпку, которая, кажется, до этого была его собственным жабо, прижимает к левой части лица. — Братик... — Всё хорошо... — Нет, не хорошо! — хмурится девочка. — Это все твой Контракт! — Лиам складывает на груди руки. Весь напряжен как натянутая пружина. — А я ведь говорил! — Что ты говорил? — даже в таком жалком состоянии он не теряет вечной своей ухмылки. — Ну, как же с тобой сложно! — светловолосый хватается за голову, прежде чем бессильно опустить руки. Брейк лишь печально смеривает его взглядом. Оборачивается к своей маленькой госпоже. — Дорогая, не беспокойтесь, все будет хорошо. — Я принесу тебе воды и бинтов... — Шерон бережно касается его руки, зажимающей рану. — Я мигом. — Да? Ладно... Стоит ей скрыться за дверью, как Лиам вновь начинает бушевать: — Как ты мог?! Ты же знаешь, в каком ты состоянии... Зачем?!.. — Мы ведь уже говорили об этом. — сухо отзывается пострадавший. — Я не намерен отсиживаться в стороне и ждать, пока какие-то негодяи перебьют тех, кто мне дорог... Лучше бы помог убрать этот беспорядок. — Ты вообще понимаешь, насколько это опасно?.. — Опасно, опасно... Бу-бу-бу! — умудряется кривляться даже с полуокровавленным лицом. Светловолосый вздыхает. Ему ничего не остаётся, как положить руку другу на плечо. — Я принесу тебе новое постельное. — Да? Ну, спасибо... — друг, кажется, тронут этим небольшим проявлением заботы. Но, промелькнувшую на мгновение глубокую признательность, вскоре заслоняет привычная для закоренелого скептика холодность. — Непохоже на тебя. — Какой же ты дурень... — устало бормочет Лиам. Заркс жмёт плечами. Внешне все та же застывшая маска непрошибаемой весёлости, но сам смотрит в сторону и как-то невесело. — А ты зануда!