Свет из глубин Бездны.

*** — Братик... А... Ты... Не хотел бы мне почитать? Время было уже позднее. Беловолосый стоял у окна, предаваясь каким-то своим размышлениям, когда отчётливо ощутил под дверью чье-то присутствие. — Точно хочу, моя дорогая! — вмиг оказался у двери и с готовностью её распахнул. Как и ожидалось за дверью стоит его маленькая госпожа. Уже в своей белоснежной ночнушке. Прижимает к груди любимую книгу — в меру потрепанный старый сборник детских историй. Волосы распущены. На бледном лице выделяются большие карамельные глаза. Смотрит с сочетанием самых разных чувств. Стеснение, надежда и глубоко затаённая печаль. Словно безмолвная просьба. Такой непривычно "домашний" вид резко контрастировал с образом безупречной леди. Но ведь она и есть всего лишь ребёнок. Ребёнок, который раньше мог прийти к матери, когда ему грустно и одиноко... Не говоря уже о так необходимых каждому маленькому существу сильной руке, которая вела бы вперед, верном плече, к которому можно было бы прислониться, и о заранее заготовленной тельняшке для слез... — Вот... — протягивает ему книгу. Неловко берет за рукав. — Только ты не уходи, пока я не засну. — Никуда я не уйду, моя госпожа! И не подумаю! — верный слуга покорно следует за своей подопечной, водрузив эту книгу себе на голову. Девочка идет слишком быстро. Коридор мелькает перед глазами, хотя, спокойно шествуя прогулочным темпом, на переход по нему можно было потратить минут пятнадцать. Вот уже её комната. Вот уже она забирается на кровать... Накрывается с головы до ног, словно тряпичное полотно становится вдруг спасительным шалашом, позволяющим маленькому созданию спрятаться от всего мира. Заботливый "братик" осторожно поправляет одеяло, убирая край этого тканного монстра, неловко наброшенный на голову. — От меня можете не прятаться... — говорит далеко не только об одеяле. — Это чувство мне хорошо знакомо... Девочка поджимает губы, смотря куда-то в одну точку. Упрямая, как и её мать. Как и он сам. Ни за что не даст кому-то лезть в душу. Ни за что не выпустит наружу то огромное, страшное, рвущее сердце на части. Что ж, а может, оно и к лучшему?.. Хотя... Точно так же и он привык держать все в себе... — Кхм... — взгляд какой-то задумчивый. — Знаете... Когда-то, когда мне было очень больно... Вы пришли и сделали один фокус. — в глазу та самая хорошо знакомая теплота. — Позвольте, и мне сейчас немного помочь вам... Тем же самым фокусом. — А? — девочка не сразу понимает, о чем он вообще говорит. Беловолосый, не произнося ни слова, садится рядом. Притягивает её, завернутую в одеяло, поближе к себе. — Что ты... — Тшшш... — прикладывает палец к губам. — Волшебный фокус... Я не вижу ваше лицо. Если вам больно... Можете плакать. Можете выплеснуть все это на меня... Сегодня вы держались молодцом, как настоящая леди... Но сейчас мы одни. И вы можете быть просто маленькой девочкой... Они сидят, прижавшись друг к другу как в тот раз. Её лицо уткнулось в его рубашку. Парень добавляет почти совсем шепотом: — Если моё поведение чем-то задело вас... Не стесняйтесь. Можете высказать мне все. Можете даже меня ударить... — одними губами. — Не рассыплюсь. Она молчит. Довольно долго молчит. Потом, кажется, плачет. Совсем тихо. — Братик... Я не хочу тебя ударять... Но... Это так... Так... — не может закончить. — ... больно? — продолжает он за неё. Девчонка только и может кивнуть и добавить сбивчивым голосом: — Пусто... Он пытается согреть её дрожащие руки. — Я знаю, что вы иногда спали у матери... Я, конечно, не могу её заменить, но... У нас есть Эмили... — знакомым жестом снимает с плеча тряпичную куклу и садит на плечо своей маленькой госпоже. — Она очень даже не против стать вашей подругой. Если вы не можете заснуть, с большим удовольствием составит вам компанию... Девочка послушно прижимает к груди его куклу. — Только и ты не уходи... — Я никуда не уйду. — беловолосый бережно проводит рукой по её волосам. Прижимает покрепче к себе. — Ваша мать удивительный человек... Она смогла вдохнуть жизнь в то, что давно должно было умереть... Только благодаря вам обеим я могу сейчас сидеть здесь... Поэтому... Если вам плохо, если вам больно... Если вас что-то гнетет... Не бойтесь сказать мне об этом... Я просто обязан знать... Если кто-то обидит вас, причинит вам боль, я этого негодяя в порошок сотру... Вы знаете, я не бросаю слов на ветер... Она перестаёт плакать от той внутренней силы и бескомпромиссной уверенности, с которой произнесены эти слова. — Братик... — Уничтожу лично... — Братик... — Мерзавец пожалеет, что родился на этот свет... — ... — Поэтому, пожалуйста... Когда вам плохо... Не прячьте это от меня. *** Он уже бесконечно долго бежал за ней по оставшимся на примятой траве следам. — Постой! Подожди минутку!.. Следы уводили далеко от мирного цветастого луга, через поле высушенной травы, прямо к лесу. — Погоди!.. Лес поначалу был светлым и полным жизни. Дикие деревья свободно раскинули свои ветви. Ростки цветов гордо задирали головы к самому солнцу. Трава, сочно-зелёная, казалось, переливается на свету всеми возможными красками... Такое яркое, полное некой внутренней гармонии, место. Мир, одним своим видом успокаивающий, исцеляющий душу... Эта блаженная картина, на которой так и хотелось задержать взгляд, начала внезапно меняться. Трава стала жухлой и иссушенной. Скрученные деревья жадно протянули свои ветви к дороге, словно норовя схватить случайного путника. Цветы и вовсе поникли, готовые рассыпаться пеплом от неловкого дуновения ветерка. — Я столько должен сказать тебе... Звук шагов прекратился. Детские ножки, до этого резво топтавшие похрустывающую траву, замерли. — Не ходи за мной. — девичий голос. Звучит на удивление холодно. — Но... — Не ходи, братик Кевин. Ты нужен там. — Но... Могу я хотя бы увидеть твоё лицо? — Нет... — Могу я приблизиться к тебе хотя бы на шаг ближе? — Нет! — Могу я сказать? — Нет! — Прости... Прости, пожалуйста... — он падает на колени, протягивая к ней руки. — Ни слова больше! — Прости... Если бы я только знал... Если бы я мог... — Дурак! — Ничто не искупит моей вины... — Дурак! Дурак! Дурак! — Я никогда... — Какой твоей вины?! Неужели ты не знаешь... Что это я сама своими руками... — плечи дрожат. Она подносит руки к лицу. — Нет! Всё должно было быть не так! — ему так хочется рвануться к ней, схватить эти руки, объяснить все, что произошло... — Дурак! Какая здесь твоя вина?! Губы дрожат. Ощущение собственной беспомощности душит. Становится сложно дышать. Не то, чтобы говорить... — Я должен был... — Братик Кевин, ты не всесилен!.. И ты не должен сейчас идти за мной! Есть те, кому ты нужен ТАМ!.. Твой срок ещё не настал! *** Парень очнулся внезапно. Протянутая рука коснулась чьей-то макушки. Моргает. Перед ним та самая рыжеволосая девочка, с недавних пор негласно перешедшая под его опеку. Действительно. Он так и провел всю ночь над ее кроватью на достаточно неудобном для таких "ночевок" стуле. Никуда не ушёл, как и обещал. Она смотрит серьёзно, как-то даже испуганно. Следит за малейшим изменением в его лице. Прижимает к себе одолженную ей куклу. — Братик... Ты так сильно кашлял, что я волновалась... Очень-очень волновалась... — испуг вдруг сменяется обидой. То ли в шутку, то ли вполне серьёзно, девочка толкает его руку своим не вполне крепким ещё кулачком. — И ты ни разу не отозвался, когда я звала тебя... — Не волнуйся... — парень ласково перебирает локоны, упавшие ей на плечо. На свету они напоминают цвет свежей карамели. Добавляет приглушенно и задумчиво. — мой срок ещё не настал... — Твой срок?.. — переспрашивает малышка, склоняя голову набок. Он прижимает её к себе, улыбается краем рта: — Я пообещал госпоже Шелли. И сдержу свое обещание. Ни за что не позволю себе покинуть этот мир раньше срока. — А? До того, как девчонка успевает что-то понять, парень уже треплет её по волосам. Слегка даже целует в макушку, заставляя свою маленькую подопечную покраснеть: — Так что я буду с вами, насколько хватит моих сил... — Братик! — Хоть братиком, хоть привидением... Но вы не останетесь одна. — Братик...