И не будет им ни прощения, ни сострадания, ибо магия есть надругательство над самим миром, величайшим божественным творением.
– Пятый догмат церкви Солиса.
Констанция могла только вжиматься спиной в холодную каменную стену Башни и нелепо открывать рот, безуспешно пытаясь вдохнуть вечерний воздух. Она отстраненно замечала, как слезы скатываются за ворот форменной робы, отчего ткань, казалось, еще плотнее обхватывала горло. Перед ней стоял юноша едва ли ее возраста, одетый в такую же темно-фиолетовую робу и с любопытством естествоиспытателя перекатывал в пальцах языки пламени. — Так правду говорят про чокнутую ученицу. Почему ты так реагируешь, Константина? — с почти искренней обеспокоенностью он наклонился ближе к испуганной девушке и поиграл огоньком в ладони прямо перед ее лицом, вызвав задушенный скулеж. — Это просто огонь, я его контролирую. Юноша еще немного понаблюдал за попытками Констанции расцарапать себе горло, чтобы сделать вдох. Наконец, его лицо озарилось догадкой: — Может, это из-за тебя в Башне только магические светильники? Довольно неудобно, они дают не очень-то много света, — он наклонил голову набок, пожевывая губу. — Нет, ерунда какая-то, с чего бы магистру менять порядки ради кого-то настолько никчемного. — Ты задаешь правильные вопросы, Сандр, но делаешь это в корне неверно. При звуке спокойного мужского голоса парень подскочил на месте, невероятным образом уходя из прыжка сразу в поклон, и вытянулся по струнке, торопливо стряхивая пламя с пальцев: — Простите, господин Стамос, мне многому надо научиться. Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду. Высокий человек лет сорока, чья смугло-бледная кожа с сероватым подтоном выдавала в нем завсегдатая библиотек, в ответ только вздохнул, не удостаивая Сандра взглядом. Максимиан Стамос — магистр византийской Башни магов и, пожалуй, второй по влиятельности человек в империи — был больше заинтересован невидимыми пылинками на рукаве своего бордового одеяния, чем новеньким учеником, которого он застал за издевательством над товаркой. — Я имею в виду, мой юный друг, что вопрос «мог ли магистр изменить правила целой башни ради одной малозначимой ученицы?» должен был привести тебя к мысли «не стоит сходу угрожать человеку, о положении которого ничего не знаешь». Позор Илиодору, если его ученики неспособны сделать элементарные выводы. Сандр очень старался удержать беззаботное выражение лица, но уголки его губ нервно дернулись, пытаясь сложиться в испуганную гримасу: — Простите, господин Стамос! Благодарю за науку, это не повторится! — Ты прав, не повторится, — магистр наконец поднял на парня темные глаза, сверкнувшие красными искрами, — Сейчас ты отправишься в крыло моих старших учеников и передашь им следующее: «Магистр прислал ужин. Сосуд уберете сами». Все ясно? Сандр рассеянно кивнул и, не прощаясь, уверенно направился в указанном направлении. Он даже не подумал зажечь себе свет или хотя бы смотреть под ноги, хотя на улице было темно, а фонари освещали лишь редкие участки сада при Башне. Максимиан Стамос наклонился ко все так же бессмысленно смотрящей перед собой Констанции, устанавливая зрительный контакт: — Дыши, — он, вновь сверкнув потусторонними искрами в глазах, аккуратно, но настойчиво сжал ее плечи, заставляя реагировать на мир вокруг. В ответ на успокаивающе-уверенный тон девушка действительно смогла вдохнуть, постепенно выравнивая сиплое дыхание и возвращая во взгляд осмысленность. Наконец она виновато посмотрела на наставника: — Простите, я… Не ожидала от новичка. — Зря. И мы это еще обсудим, — малоэмоциональное лицо Стамоса выразило крайнюю степень неодобрения. — Вставай, я знаю, что ты не ранена. Аккуратно, опираясь на стену, Констанция поднялась на дрожащие ноги. Сейчас такая реакция была уже не на всякое столкновение с огнем, но сегодняшний паршивец смог полностью выбить ее из душевного равновесия. — Вы убили его? — решилась уточнить девушка, старательно рассматривая траву под ногами. — В процессе. Башня не обучает дураков. Констанция только поджала губы в ответ. На возмущение не было сил, как и на полноценное сожаление об обидчике. В конце концов это вотчина Стамоса, и он имеет полное право определять меры наказания здесь, это она усвоила давно. Магистр окинул ее взглядом и, бросив спокойное «идем», направился к боковому входу в Башню. Обычно это значило, что он разрешит ей посидеть в его кабинете и прийти в себя, прежде чем отправляться к остальным ученикам, поэтому она с благодарностью приняла приглашение. Прямо сейчас в комнатах старших учеников ей было не место. Несмотря на ходящие шепотки о природе отношений, которые связывали магистра и «эту чокнутую», особое положение в Башне магов Констанция получила благодаря своим святым силам. Сбежав из-под крыла церкви Арканума — испуганная пятнадцатилетняя сиротка, знававшая в жизни лишь церковные догматы и битвы с людьми и монстрами — она не придумала ничего лучше, чем спрятаться среди магов, предложив себя в качестве объекта исследований. Повезло, что Стамос заинтересовался ее силами и — не иначе в приступе внезапного человеколюбия (на деле это наверняка был один из его многоступенчатых планов, о которых Констанция предпочитала ничего не знать) — приютил сиротку и даже позволил ей обучаться магии вместе с его личными учениками, вместо того, чтобы запереть ее в подвале рядом с другими образцами. По правде говоря, сначала между горе-святой и судьбой стать очередным «сосудом», который нужно убрать после «ужина», стоял только личный запрет Максимиана, но с течением времени она завоевала некоторый авторитет у соучеников. Во многом этому способствовала любовно взращенная способность очень убедительно использовать святую силу в случае конфликта, ловко обходя запрет физических и магических драк в стенах Башни. К сожалению, против обычных людей, как Сандер, эта способность была почти бесполезна, но те и лезли к ней реже. Безуспешно стараясь подражать бесшумной поступи наставника — о, как ее раздражал звук собственного топота по пустынным ночным коридорам! — она в очередной раз пожалела, что всегда искала в людях хорошее. Насколько проще было бы сразу предположить, что новенький маг совсем не заблудился и не нуждается в ее помощи, и послать его куда подальше. Нет же, ей приспичило показать бедняжке дорогу, обрекая себя на еще один вечер с трясущимися руками! Впрочем, для Сандера это и вовсе будет последний вечер в жизни. Не то чтобы эта мысль делала ситуацию приятней. Увлекшись самобичеванием, Констанция чуть отстала от наставника и не успела увернуться от выскочившей из-за очередного ответвления коридора фигуры. Болезненно ойкнув, девушка прижала все еще противно холодную ладонь ко лбу, на котором теперь наверняка будет шишка, и тут же отскочила в сторону, шестым чувством заметив падающий ей на ногу предмет. Когда искры перед глазами немного погасли, бывшая святая разглядела перед собой парня, застывшего в той же позе мыслителя, что и она. Из полумрака коридора чуть дальше от места столкновения раздался смешок Стамоса. Злодей! Им больно, а он смеется! — Простите, извините, извините, простите, — частил несчастный парень, тоже пытаясь проморгаться. Наконец ему это удалось, и он поднял на Констанцию взгляд светло-голубых даже в тусклом освещении глаз. Разумеется, это оказался Альфред — один из служащих Башни, известный своей неуклюжестью и совершенно фантастическими навыками сортировки и поиска информации. Маги ценили его за великолепно составленную картотеку, но слагали басни о неловких приключениях бедняги, в которых каждая реальная деталь обрастала фантастическими (и катастрофическими) подробностями. В последнее время были особенно популярны сюжеты, начинающиеся с «Однажды Альфред чихнул и погасло солнце, а произошло это так…», а полгода назад большинство анекдотов заканчивалось на «Поэтому восстали древние боги и началась последняя война этого мира. А виноват был Альфред». Констанции было жаль доброго и работящего парня, но, к своему стыду, над половиной таких историй она хихикала наравне с остальными. — Ничего, с кем не бывает, — улыбнулась девушка и поторопилась поднять с пола упавшие книги, которые, очевидно, и нес неудачливый библиотекарь. Ее взгляд ненароком зацепился за название одной из них, заставив замереть в легком когнитивном диссонансе: — Эм-м-м… «Меч, кувшин и хризантема»? Разве библиотека Башни и такое заказывает? Где-то во мраке коридора хрюкнуло голосом магистра. Альфред умудрился отчетливо покраснеть даже в тусклом зеленоватом свете магических фонарей: — Нет, это… не для библиотеки. Простите. Спасибо. Я пойду. Он поспешно сгреб книги из рук Констанции и торопливым шагом направился к выходу из Башни. Несмотря на всю спешку, девушка различила и названия других двух книг, которые были столь же… экзотичны. «Одинокий принц и рыцарь с нефритовым жезлом» и «Утонуть в его глазах: сладострастная история юного кракена и его жестокого маршала» совершенно не вязались с образом всегда вежливого и застенчивого Альфреда. Еще одно доказательство обманчивости человеческой натуры! — Ты забыла, куда шла? — напомнил о себе голос из полумрака, уже успевший убежать дальше по коридору, и девушка, все еще качая головой, побежала догонять учителя. Позже, сидя в кресле перед магическим камином (световые всполохи в нем действительно были похожи на настоящее пламя, но внешне магический свет совсем не напоминал огонь), Констанция в который раз за последние недели задумалась о родном Аркануме и войне, в которую тот должен был втянуть весь мир. Должен был, но почему-то все никак не втягивал, лишь огрызаясь на Византию. Поначалу бывшая святая дева думала, что перепутала числа — немудрено забыть, когда точно что-то произошло несколько лет назад, тем более что последние годы ее жизни были… мягко говоря, богаты эмоциональными событиями. Но время шло, а Арканум продолжал выжидать, как будто лишившись важной детали. Недавно Констанция стала задумываться, что этой деталью могла быть она сама, но упорно гнала от себя подобные эгоцентричные мысли. Она была не единственной служительницей Солиса, которая могла так или иначе призывать на помощь силы своего бога, хоть и самой выдающейся из них. Сейчас, переметнувшись на сторону «загнивающей Византии», войдя в самое сердце «богомерзкого чернокнижия» и — более того! — став ученицей легендарного «продавшего душу теням» магистра магов, Констанция должна была потерять любой намек на поддержку Солиса… Но не потеряла и вполне успешно использовала его силу для того, чтобы отбиться от особенно зарвавшихся соучеников или сбежавших экспериментальных образцов. Неразумно было бы ожидать глубинного понимания человеческих и божественных законов в семнадцать-девятнадцать лет, но жизнь бывшей святой перевернулась за этот жалкий срок столько раз, что теперь она не понимала вообще ничего. — Тина, подай третий свиток «Создателя темного пути», будь любезна, — подал голос Стамос, не отрывая взгляда от черчения алхимического круга для сегодняшнего эксперимента. — Вторая полка сверху. И придави чем-нибудь. Иногда ей казалось, что наставник умеет читать ее мысли, поэтому так вовремя вмешивается каждый раз, не позволяя накрутить саму себя до очередного срыва или потеряться в воспоминаниях. Святая дева послушно полезла на табуретку за свитком, одно прикосновение к которому привело бы к отлучению от церкви и может быть отрубанию руки в ее прошлой жизни. Сейчас же она спокойно придавила уголки пергамента светильником и чьим-то черепом, который Стамос использовал в качестве подставки для перьев, «чтобы впечатлять впечатлительных», как он говорил, и задумчиво пыталась разобрать вязь запретных формул, начерченных наставником. — Сцедишь мне еще немного крови, когда будешь уходить? — магистр повертел в руках кисть с пахучим магическим составом и подправил пару штрихов. — Прошлая уже кончилась? Вы ее пьете что ли? Максимиан Стамос наконец обратил лукавый взгляд на свою протеже и слегка приподнял уголки бледных губ: — Иногда.