Свет, тень и беспощадный исекай

Возвращаясь домой после очередного светского вечера, традиционно закончившегося где-то на рассвете, Мортиция с тоской вспоминала свои первые недели в этом мире. Как славно было проводить все свое время в роскошном особняке, где тебе нужно беспокоиться только об уроках этикета и изучении светского общества по книгам, заметкам и лекциям герцогини Секунды. Она довольно легко адаптировалась в таких условиях, ведь в отличие от прошлой жизни, ей не приходилось ни работать, ни готовить, ни убираться, ни планировать свой бюджет — только делать, что скажут, и наслаждаться оставшимся свободным временем (и безумно нервничать большую часть времени, разумеется, но прошлая жизнь с постоянным выгоранием вполне себе готовила ее к этому). Теперь она расплачивалась за легкую жизнь. Светские рауты шли один за другим, невеста кронпринца была нарасхват в высшем обществе, особенно в свете все набирающего обороты любовного скандала, который, видимо, заменял местным людям сериалы. Мортиция покидала дом около девяти вечера каждый проклятый день, чтобы вернуться с первыми лучами солнца и потратить еще два часа на выпутывание из платья и украшений, быстрый ужин и смывание пота и косметики. Иногда ей казалось, что она засыпала где-то посреди всех этих процессов, а дальше тело каким-то чудом продолжало функционировать само (и при помощи верной Марты, разумеется). Иногда днем приходилось посещать еще и чаепития, тогда служанки начинали подготовку маркизы к выходу, пока она спала. Просыпаться от того, что тебе на лицо кладут куски сырого мяса, было интересным жизненным опытом, но девушка была бы намного счастливее без него. Ее даже пригласили выступить с речью на нескольких благотворительных мероприятиях, перед которыми Мортиция рыдала от нервов весь вечер и утро. Леди Секунда ругала ее за это, не стесняясь в выражениях, но слезы просто не останавливались, что бы она ни делала. Так что женщина смирилась и теперь маркиза рыдала перед важными событиями в два платка, приложенных к векам, затем получала массаж этих самых век холодными ложками и капала в глаза какие-то щиплющие капли, снимающие покраснения. Проблема была в том, что от этих чертовых капель зрачки прекращали нормально реагировать на свет, так что Мортиция после них практически слепла как в темноте, так и на ярком свету. Принц сдержал свое обещание, и теперь они с ним виделись раз в неделю-другую на прогулке в парке, в модном кафе на центральной улице или же вместе посещали светские мероприятия. Это можно было бы считать успехом, если бы не графиня Ленц. Ивон появлялась из ниоткуда и вносила хаос в мир. Тот рюшечно-бантиковый кошмар, в котором Мортиция встретила ее на пороге дворца, оказался подарком принца, на котором тот не остановился, поэтому где-то раз в три недели общество взрывалось волной слухов о том, как его высочество со своей фавориткой заказали очередное немыслимо дорогое (и безвкусное) платье у лучшей модистки столицы или скупили половину ювелирного магазина. На особенно крупных мероприятиях, где — увы — присутствовали все трое, зрителям явно не хватало попкорна. С каменным лицом Мортиция раз за разом вынуждена была наблюдать, как жених ускользает из ее рук, как только леди Ленц входит в зал. Один раз это случилось прямо во время танца и, хотя Дедерику хватило совести дождаться конца музыки, прежде чем бежать к своей пассии, Мортиция удивилась, как он не свернул себе шею, умудряясь одновременно кружить ее танце и не отрывать глаз от Ивон. Даже притом, что она не испытывала никаких теплых чувств к жениху… Это было очень неприятно. Поначалу Мортиция мечтала о том, как станет императрицей, заключив брак по расчету (как сказал сам принц, он не планировал разрывать их помолвку), и сосредоточится на том, чтобы делать жизнь простых людей лучше, пока Ивон Ленц развлекает ее мужа. Примерно так поступали крутые героини исторических романов, которые она читала в юности, так что план казался весьма неплохим. В реальности, к сожалению, это было чертово седзе, где логика шла лесом, когда в дело вступали чувства. Несмотря на бесконечный поток приглашений и вежливые улыбки окружающих, Мортиция не могла не замечать, что над ней просто издеваются. Были люди, которые искренне сочувствовали ей, но по большей части аристократы не упускали возможности пересказать ей новые слухи о женихе, чтобы посмотреть на ее реакцию. К счастью, все слухи она узнавала заранее, благодаря герцогине Секунде и информационной гильдии, которая, кажется, денно и нощно работала исключительно на нее. Это было унизительно, но можно было пережить. Самыми раздражающими были люди, которые пытались сделать из леди Фонтис злодейку этой истории. Каждый ее взгляд в сторону Ивон Ленц в пересказе превращался в «убийственное шипение, она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться сопернице в волосы», каждое вынужденное приветствие обрастало рассказами об угрозах и оскорблениях, «едва не доводивших бедняжку Ивон до слез». В какой-то момент к Мортиции подошла сводная сестра Ивон — та самая девушка, что смеялась над ее платьем на дне рождения принца — и завуалированно предложила не то вылить на сестру помои, не то отравить ее к чертям. Если бы Мортиция не была уверена, что издеваться над главной героиней — самоубийство, она бы, пожалуй, согласилась. И даже за дверями особняка Лукро не было покоя. Герцогиня требовала идеальности во всем и подробных отчетов с каждого выхода в свет. Герцог Тиберий становился все бледнее и все чаще пропадал не только днями, но и ночами. Его настроение редко поднималось выше угрюмого ехидства, и он повадился отчитывать кузину за недостаточную продуктивность. Якобы, будь она поспособнее, принц бы уже бросил всю империю к ее ногам. Сам бы попробовал иметь дело с этим каменным придурком. Вот и сегодня навстречу едва заползшей в дом Мортиции из гостиной выскочил бледный Тиберий. — А, это ты… — выдохнул он. Неужели ждал кого-то еще в четыре утра? — Как все прошло? — Как обычно, — буркнула она в ответ и хотела было уйти к себе, но потом подумала, что он все равно все узнает. — Дедерик додумался бросить меня на балконе с Ивон, и мне пришлось выслушивать ее бредни. — Ты хотела сказать «его высочество кронпринц», кузина, — поджал губы герцог. — Подозреваю, это не конец истории. Мортиция поморщилась: — Я вспылила и послала ее к чертям. — Куда? — К теням, — о, может, она и при Ивон оговорилась? Это бы объяснило, почему та посмотрела так, будто у Мортиции выросла вторая голова. — Думаю, завтра столица будет говорить, что я пыталась выкинуть ее с балкона, кроя матом как портовый грузчик, или что-то в этом роде. Тиберий прикрыл глаза, тяжко вздыхая. Ну да, конечно, легко осуждать, когда тебя самого эти слухи почти не касаются. — Ты должна быть сдержаннее, кузина. И, возможно, учиться у леди Ленц. У тебя перед глазами прекрасный пример того, что нравится принцу, но ты продолжаешь игнорировать его. Маркиза почувствовала, что напряжение последних дней затапливает мозг волной ярости. Ей удалось сжать зубы и попытаться пройти мимо кузена, но его самодовольный хмык за спиной снес остатки ее самообладания: — Я не буду притворяться слабоумной, чтобы мой законный жених изволил оторвать взгляд от этой нищей засранки! — Следи за словами. — Не буду! Я слежу за словами, мыслями, действиями, взглядами и даже за чертовым дыханием целый день, каждый день последние три месяца, и к чему это приводит?! Они считают меня клоуном! Марионеткой рода Лукро, годной только на то, чтобы красиво стоять рядом с принцем-идиотом! — А это не так? — поднял бровь Тиберий. — Любезная кузина, напомню, всем, что у тебя есть, ты обязана роду Лукро. Без твоей способности красиво стоять рядом с принцем, ты бы сейчас была замужем за каким-нибудь захудалым бароном и рожала ему третьего ребенка, — он приблизился к девушке, грубо поворачивая ее голову, чтобы смотрела ему в глаза. — Ты будешь играть свою роль, и ты будешь играть ее хорошо. Моя мать может считать, что ты завоюешь жениха и общество лишь безупречным поведением и гордостью королевы, но мне плевать, будешь ты изображать дурочку или прыгать перед ним голой, его высочество должен жениться на тебе и сделать это до того, как Арканум начнет свой священный поход на Византию. Ошарашенная такой отповедью Мортиция могла только хлопать глазами, чувствуя, как горло сжимает спазм. В этом мире с ней никогда еще так не обращались. — Иди, — Тиберий отпустил ее подбородок и устало махнул рукой в сторону лестницы. — И помни, если разочаруешь меня, можешь стать следующей «загадочно пропавшей с бала». Может быть, тебя даже смогут спасти после этого. Кинувшись вверх по ступенькам, где — она видела — уже давно пыталась слиться со стеной бледная Марта, маркиза Фонтис зажимала себе рот, чтобы не разрыдаться вслух. За спиной открылась входная дверь и незнакомый голос объявил громче, чем следовало в четыре утра: — Герцог! Пришла весть от герцога Халлстейна! — И? — раздраженно отозвался кузен. — Он проверил свою находку! Это правда драконье яйцо! Целое, герцог! Мортиция услышала пораженный вздох. — Это должно быть невозможно, — потрясенно откликнулся Тиберий, — их уже век не находили… — Земли севера все еще не исследованы до конца, не мне вам напоминать, герцог. Его светлость прибудет через пару дней, и сами увидите! Его величество уже объявил высочайшее собрание через три часа. — Это может изменить ход истории, — кузен все не мог оправиться от потрясения. — Передай заказ в гильдию: мне нужна вся доступная информация о драконах до их исчезновения. Безвольно глотая слезы обиды, пока Марта стягивала с нее тесное платье, Мортиция начала, наконец, догадываться, в какую историю ее занесло. О, этот дракон не сулил лично ей ничего хорошего.