***
Всё тело к хуям затекло. И где его носит? Объяснился бы хоть, падла. Ну или свет включил. Вот сколько сейчас? Такое чувство, что уже вечер. Арсений порадовал своим появлением действительно только к концу дня. Сначала Антон услышал тяжёлые шаги, будто каждая нога по полцентнера весила. Зажмурившись от яркого света, после увидел изящную фигуру в выглаженном костюме, с уложенными волосами и умытым свежим лицом (от этого более приятным не становившемся). "Понятно, кто, блять, на кроватке с комфортом спал". Фигура держала в руках металлический поднос, и когда он оказался в ногах Антона, тот разглядел две миски и красный конверт. – Приятного аппетита. Когда Арсений сразу же сел на кровать, не смотря на парня, Антон понял, что его даже с рук не собираются кормить, как уже бывало. Всё ещё унизительнее. Тем временем мужчина достал из кармана брюк пачку сигарет и зажёг одну, всё ещё показательно не обращая внимания на парня. В отличие от него самого. Ощутив запах дыма, Антон захотел курить ещё сильнее, чем после пробуждения. Скрюченное от долгого сидения в неудобной позе тело инстинктивно вытягивается в сторону аромата смол. Он смотрел на эти тонкие очертанные губы, сжимающие фильтр, на серые клубы́, мягко скрывающие скулы, опущенные ресницы и свисающие на лоб тëмные локоны. Ах эти блядские губы. Несмотря на всю мнимую гордость парня, ему сейчас очень хотелось, чтобы Арсений подошёл ближе, чтобы Антон мог хотя бы носом хорошенько затянуться дымом. Но мужчина этого не сделает: хотел бы просто покурить – пошёл на балкон. Он собирался подразнить парня, довести его. Ещё ночью был придуман план, как измучить Антона. Один из этапов уже позади, всего лишь надо было до вечера не спускаться в комнату. Арсений положил окурок на поднос, раздражая рецепторы Антона и его самого, который не мог с ним ничего сделать. – Пора выбирать конверт. – Но он же тут один. – Какой ты внимательный, малыш. Тогда не против, если я сам его открою? Ты всё равно сейчас не можешь... Арсений знал, как довести Антона. Как и прекрасно знал, что в этом конверте, ведь написал его буквально сегодня. На хмуром лице блеснула самодовольная улыбка. Отбросил разорванный конверт вместе с его содержимым под непонимающим взглядом парня. – Что там написано? – А это столь важно? Мужчина встал около Антона и смотря на него сверху-вниз, легонько провëл носком по икре. Парень же наверх не смотрел, а приковал взгляд к ботинку, только сейчас обратив внимание, что не видел их на мужчине раньше. Ниже коротких белых брюк за тонкой полоской светлой кожи виднелись чëрные берцы. Ну как виднелись... Скорее чувствовались. Арсений вжал подошву в ногу Антона сильнее, заставив его сморщившись отвернуться. Ювелирный, пусть и несильный удар тяжëлым носком по колену заставил голень рефлекторно сократиться. – Что ты от меня хочешь? Секунды в ожидании ответа были мучительно долгими, и их хватило сполна, чтобы пожалеть о заданном вопросе. Но мужчина ничего не сказал, а лишь опустил стопу на пол и начал еле заметно еë разминать. Впитывающему каждое движение Арсения Антону этот жест был не просто заметным, но и говорящим. Говорящим о том, что ему пизда. Прилетевший удар ботинком в живот был хоть и ожидаемым, но парень никогда не был бы к нему готов. Антон сжался и зашипел от боли, но от мата сдержался, потому что боялся злить Арсения ещë сильнее. Но мужчина хотел услышать его ругательства, хотел вывести его из остатков душевного равновесия. – А ну выпрямись. Следующий удар попал точно в грудь. Не ожидавший такого скорого повтора парень всë-таки проскрипел: "Блять!" Арсений убрал ногу и оценивающе посмотрел на согнувшегося на полу Антона. Поддел носком его подбородок. Парень замер и уставился на кожу ботинка под носом в страхе от перспективы нового удара, который мог прилететь когда и куда угодно. Приходя сюда, мужчина действительно планировал хорошенько испинать Антона, явно не ограничиваясь всего двумя подходами. Но сейчас он смотрел на парня, прикованного взглядом к ноге на его лице, а руками прикованного к батарее. Видел, как колышется его грудь от частого дыхания, но при этом с губ не слетает и звука. С этих блядских губ, полуоткрытых и потрескавшихся от дня проведённого без воды. Арсений хищно облизал собственные губы. Прокрутившись на одной ноге для равновесия, повёл носок другой выше по лицу Антона. Ребристая подошва коснулась трещинок на сухой розовой коже. Если бы не толстый слой резины, мужчина почувствовал бы, как его пальцы обдаёт сбивчивым горячим дыханием. – Лижи. Сегодня Арсений был немногословен, но не сильнее, чем Антон. Парень уже не задавал никаких вопросов: пока не бьют, лучше не доводить. Антон провёл по подошве кончиком языка, ощущая вкус резины, на удивление чистой. Видимо, мужчина эти берцы особо не носил, вспомнив про них только для перформанса. Арсений немного поднял ботинок, без слов намекая парню, что ему стóит облизать подошву по всей длине. Антон намёк понял и выполнил, что казалось ему спасительным, но очень унизительным занятием, поэтому потупил взгляд. – На меня смотри. Эти широко распахнутые глаза, частые взмахи ресниц и огромные от страха зрачки, направленные прямо на Арсения, оказали на него влияние даже бóльшее, чем старательные движения языка по подошве. Мужчина приставил носок ботинка к губам парня, лёгким нажатием проталкиваясь внутрь. Парень послушно поддался и обхватил уже влажными внутри губами чёрную кожу. Арсений внимательно следил, чтобы Антон не терял с ним зрительный контакт, и от этого сносило крышу. Теперь устоять на одной ноге было тяжело не только от теряющегося равновесия. Опираясь на руки, мужчина сел на пол, придвинувшись к парню ещё ближе. Одну ногу закинул ему на плечо, а вторую вернул к желанным губам. Мужчина и подумать не мог, что планы на парня этим вечером придётся изменить, что злость на него и желание проучить затмятся невероятным возбуждением от одного только взгляда на Антона, в страхе готового заглатывать носок его ботинка и реально делающего этого. – Я хочу, чтобы ты стонал. Парень, который сам стонать, конечно, не хотел, смог издать только какой-то скулёж, но Арсению это понравилось не меньше. Уже не удерживая зрительный контакт с Антоном, мужчина запрокинул голову от удовольствия и закрыл глаза, слушая мычания парня, периодически затыкаемые проталкиванием ботинка глубже в рот. Не убирая ноги и не открывая глаз, Арсений нащупал пряжку своего ремня и нетерпеливо справившись со всеми этапами, погрузил ладонь к своему уже налитому кровью члену. Теперь по-настоящему стонал уже мужчина, отточенными движениями натягивая нежную кожу возбужденного органа. Резко опустив голову, чем растрепал свои волосы, Арсений не сразу смог сосредоточить затуманенный от ударивших в голову гормонов взгляд на Антоне. Он вытащил носок из его открытого рта и повёл мокрой подошвой по всему лицу, заставив парня зажмуриться в страхе от незнания следующего шага мучителя. Мужчина остановил ботинок на шее Антона и надавил, резко сократив поступающий к нему кислород. Парень захрипел и задёргал шеей в надежде схватить больше воздуха. Арсений, наблюдая за этой картиной, громко выдохнул от удовольствия и начал активнее и сильнее вести по своему изнывающему от возбуждения члену. Опустил подошву Антону на грудь, дав ему возможность жадно глотать губами воздух. Это теперь ещё более сбитое дыхание парня не было никаких сил терпеть. Арсений встал и судорожно нащупал в кармане ключи. Открепив одни наручники от батареи, другие он оставил держать руки Антона за спиной. – Вставай. Сил объяснять тоже уже не было, поэтому до кровати Антона он дотолкал молча. Нетерпеливый удар коленом в спину, и парень уже лежал, уткнувшись носом в красную простынь. Арсений стянул с себя брюки и не желая возиться со шнурками злополучных берцев, остался в них. Когда мужчина, встав всем весом на свои колени, начал тереться возбужденным членом о бёдра Антона через ткань его штанов, парень понял, что надеяться на хоть какую-то пощаду в виде смазки или прелюдий смысла нет. Арсений одним движением спустил с парня брюки и бельё и резко придвинул его бёдра к себе. Антону оставалось только зажмуриться и схватиться зубами за простынь в ожидании неминуемой боли. Долго ждать не пришлось. Мужчина, раздвинув руками ягодицы парня, моментально насадил его на свой член. Антон заскулил и сжал пальцы рук и без того скреплённых наручниками. Арсений ловил каждое это движения и каждый звук парня под ним, от чего его собственные толчки становились резче и грубее, заводя возбуждённый орган глубже в горячие узкие стенки. Вскоре скулёж сменился на тихие всхлипы. Мужчина вышел из Антона и развернул на спину, желая взглянуть на его лицо. На мокрые от слёз ресницы и кажущиеся при ярком свете зелёными глаза, смотрящие на Арсения в надежде, что всё скоро прекратится. В целом, мужчина добился своего: измучил Антона ещё и с приятным бонусом для себя. Нет, он не мог смотреть на этого испуганного парнишку со злостью – только с желанием и нереальным самодовольством за то, что смог его приструнить. Мог раньше, сможет и ещё. Арсений положил ладонь на лицо Антона, чтобы просто убрать растрёпанные кудри со лба, но парень зажмурился, словно ожидая удара. Это стало последней каплей. Закрыв глаза, Арсений ещё несколько раз провёл по своему сжатому под пальцами члену, его выглядывающий из-под рубашки пресс сократился, и по белоснежному манжету потекли вязкие струйки. Чистой рукой мужчина убрал локоны со своего лица, а другую вытер о живот замеревшего Антона. – Повернись, я наручники сниму. И сходи в душ – знаешь куда.***
Когда парень вернулся вымытый, полотенце завязанное лишь на поясе оголяло два новых ещё неярких синяка на груди и животе. Последний, к слову, уже урчал от голода, а миски на полу Антона не особо привлекали. К огорчению парня, Арсений жестом позвал его к себе и вновь застегнул наручники. – Завтра особенный день. И я не хочу, чтобы твоë ебучее лицо маячило передо мной. На этот раз снова спишь здесь. Можешь даже на кровати. Только тихо. Антон, ожидавший чего угодно кроме этого, снова остался в красной комнате один. Всего второй раз в жизни услышанный из уст мужчины мат мог добавить красок и догадок в размышления об "особенном дне", но парень слишком устал. Поэтому кровать с пошлым красным бельëм в ещë более тошнотворной своей вычурностью комнате сейчас манила к себе как никогда.