Ксавьер и знакомство с семейкой Аддамс

В целом, все обходится малой кровью. Конечно, к чему-то приходится привыкнуть, но меньшего Ксавьер и не ожидал. Он научился обходить наименее дружелюбные места этого семейного гнездышка: многочисленные ловушки, поджидающие его неверного движения, снаряды и клинки, вылетающие из стен, а также особенно невзлюбивший его ковер из шкуры белого медведя. Точно также он установил перемирие с самим домом – по крайней мере, Ксавьер стал гораздо реже просыпаться от капель крови, падающих на лицо с потолка, а инциденты с бесконечными коридорами и исчезающими дверями и вовсе прекратились. В этом деле ему руку помощи протянул Вещь своим советом. Эта замечательная конечность, кажется, не состояла в плохих отношениях вообще ни с кем и обладала тонким чутьем в этих вопросах. Пришлось раздобыть подходящую краску, чтобы слегка обновить незамысловатый орнамент на стенах в холле первого этажа. Судя по всему, дом ценил такие милые жесты внимания, поэтому старания того стоили. Обходить человекообразных обитателей было труднее, даже если перед Ксавьером на самом деле не стояла такая цель – наоборот, он был рад возможности сблизиться с семьей Уэнсдей. Если внимание Мортиши и бабушки Аддамс было практически безобидным, ежедневные сражения на шпагах с Гомесом действительно выбивали из него дерьмо. Удивительно, как этот человек мало растерял форму в фехтовании, растеряв ее достаточно сильно в целом. Недооценить его ловкость почти стало смертельной ошибкой для Ксавьера в их первом спарринге. Трусливо отсиживаясь в темных нишах с прижатой к груди шпагой, Ксавьер радовался только тому, что такая практика значительно прокачает его для будущего семестра в Неверморе и тамошних занятий фехтования. Может быть, он даже раз или два приблизится к победе над Бьянкой. Может, окажется действительно полезен Уэнсдей, когда на школу обрушится очередной восставший мертвец или безумный норми. Мортиша не препятствовала экзекуциям, которые сама определяла как “мальчики веселятся”, но Ксавьер был благодарен, когда она занимала его время, делая недоступным для своего супруга. – Ты действительно понравился Гомесу, он давно не проводил столько времени в спаррингах с кем-то. Ксавьер старался улыбнуться как можно более непринужденно, заклеивая пластырем порез на носу. – Если почувствуешь, что дальше не выдержишь, выведи его на разговор о поездах, – хозяйка дома успокаивающе прикоснулась к его плечу, переворачивая очередную страницу семейного альбома. Мортиша любила показывать ему фото своей семьи, и эта удивительно обычная, чисто материнская особенность у столь необычной женщины умиляла Ксавьера. – Ох, а это Уэнсдей и этот малыш, Джоэл, на первом дне рождении Пуберта. Со снимка смотрит Уэнсдей и парень в очках с нарисованными усами. Мальчик неловко держит руку на ее плече. – Он жив? – О, да. По крайней мере, мы не слышали о его смерти. Насколько адекватно ревновать в данной ситуации? Может быть, раньше она была терпимее к прикосновениям. Позже Мортиша с гордостью рассказывает о том, как ее дети состояли в драмкружке в начальной школе, и как Уэнсдей талантливо играла агонию смерти. Однажды она даже сыграла Джульетту – только ради того, чтобы насладиться собственной смертью в конце. Спустя время в поместье заезжает дядя Фестер – имя кажется Ксавьеру смутно знакомым. Уэнсдей, черт возьми, практически сияет, что одновременно завораживает и вызывает неуместную зависть. Вещь также выражает крайнюю степень возбуждения визитом своего, как становится очевидно позже, лучшего друга. – А он красавчик! – Фестер! – Мортиша прикладывает руку к груди, – Твои манеры. Прости его, Ксавьер, он не имел в виду дурного. Ксавьер хочет уверить женщину, что все в порядке, но оказывается прерван Гомесом: – Да, брат, это ничего, что у него нет даже горба, главное – это скверный характер и темные помыслы. – Понимаю, понимаю, наша Уэнсдей никогда не была поверхностной девушкой. – Внешность – не приговор, – вторит бабушка, – Обжечь лицо кислотой можно всегда, если в этом есть необходимость. Уэнсдей не может не закатить глаза, пока Ксавьер проводит переоценку своей жизни. – Прекратите вы все. Может быть, он красавчик, но у него очень сомнительная энергетика. Да будет вам известно, что я приняла его за серийного убийцу в первом семестре. Родители умиленно ахнули в унисон. – И он был посажен в тюрьму по этому подозрению. Мной. – Ты счастливчик, мой мальчик, – Фестер с энтузиазмом трясет его за плечо, – Она не могла быть более очевидной в своих чувствах. Ксавьер смотрит в пространство и делает мысленную заметку взять день-два на подумать. На застолье Ксавьер с удовольствием слушает историю триумфального возвращения блудного брата после двадцати лет отсутствия. Это, как и многое, на самом деле, в их общей динамике, заставляет теплые чувства и застарелую боль перемешиваться в его груди. Фестер посвящает Ксавьера в свои приключения в Бермудском треугольнике – история, рассказанная в этих стенах, видимо, раз сотый. У Уэнсдей все также непривычно горят глаза, особенно при упоминании этого места, Ксавьер не может перестать на нее смотреть. Она поясняет украдкой: – У меня была своего рода одержимость Бермудским треугольником в детстве. В библиотеке все еще есть моя памятная полка с книгами того периода. Это удивительно мило и напоминает Ксавьеру о собственных детских гиперфиксациях на динозаврах и инопланетянах. Он упоминает последнее, чтобы обнаружить смежные аспекты тем и вовлечь Уэнсдей в бесконечный разговор о необъяснимых исчезновениях среди населения. Уэнсдей уже была на Бермудах с Фестером, но они договариваются однажды посетить мистические острова вместе. Со стороны кого-то вроде Уэнсдей эта договоренность почти сентиментальна – Ксавьер это ценит. Вскоре он оказывается втянут в тревожные эксперименты с электричеством – пока не находит способ избегать Фестера несколько дней подряд. Слава богу, у очередного члена семьи явные проблемы с длительной концентрацией внимания на одном объекте.