Дети погорелого театра

— Меня уже заебала это гребанная театралка, — бурчал Павел, спускаясь по ступенькам школы, как раз таки после репетиции. Он засунул руки в карманы куртки и глубоко выдохнул, будто выпуская своё раздражение. — Бесит, — он пнул рядом лежащий камешек, — надо делать то, надо делать сё, бр-р-р. Лев шёл рядом, ничего не говоря. Его тоже изрядно достал школьный театр, но он изрядно ходил в него. Потому что пытался показать, что он меняется. Что он больше не тот Лев, который был раньше с Русланом. Он другой. Хотя если честно, то его устраивало, всё как было раньше. Раньше ему не приходилось ходить каждый день в школу, так ещё и на всё уроки (иначе завуч опять ему сделает выговор и будет звонить родителям, и хотя последние не будут сильно ругаться, но точно такими темпами начнут). Раньше он даже не делал домашнее задание, а теперь приходилось тратить время и списывать его с интернета. Но был и плюс, его оценки стали не такими плачевными. Но приходилось быть среднестатистическим учеником, от чего его тошнило. Всё это было слишком по-ботански, тем более, когда совсем недавно была альтернатива в виде прогулов и шатаний непонятно где, выпивая иногда совсем непонятно что. Зато не скучаешь на уроках. И весело. Но всё приходилось терпеть, надеясь, что Павел заметит, как он старается. Но тот не замечал. И ничего не говорил. Их отношения оставались странными. Нет, Павел уже больше не кричал на него и не психовал, когда Лев подсаживался к нему на уроках и пытался с ним заговорить, чтобы хоть что-то разузнать. Но всё равно было что-то не то. Была какая-то отчужденность и холодность. Павел был очень спокоен и сдержан относительно него (что уже было удивительно, ведь обычно, если его что-то раздражает, то он выскажет всё, несмотря даже на то, что они друзья). И это было страшно, как будто затишье перед бурей. Как будто сейчас Павел вновь закричит, скажет, что не хочет его видеть, что он боится, что Лев сможет его избить. И последнее было самое ужасное, от чего его самого бросало в дрожь. Льва всё ещё передергивало, когда он вспоминал тот их разговор. Тогда Павел был таким растерянным, даже каким-то запуганным. А когда тот говорил о Руслане, о том, что он чувствовал, то у него так подрагивала нижняя губа, и сам он выглядел таким маленьким, что хотелось что-то сделать, чтобы он вновь вечно раздражался на всё, лишь бы не был печальным. Льву хотелось прижаться, обнять его, но он понимал, что это слишком. Чересчур. А ещё он чувствовал себя ужасно виноватым. Если бы не его какое-то странное желание власти, то, возможно бы всё обошлось бы. Если бы он не был таким чертовым эгоистом, то Руслан бы не избил Павла. Хотя сейчас уже было бессмысленно об этом размышлять. От истории с Русланом его трясло от злости. Хотелось просто врезать ему так сильно, чтобы у того мозги на место встали. Хотя мозгов там и нет уже. Иногда он поглядывал на одиноко стоявшую биту в углу. Подходил к ней, брал в руки и представлял, как будет бить Руслана. Ещё и тяжелые берцы наденет, чтобы больнее было. Но когда он высказался об этой мысли Павлу, тот сказал: — Не надо. — Почему? — удивился Лев. Разве не хорошо бы было отомстить? — Не надо опускаться до его уровня. Лев хмыкнул, не соглашаясь с его мнением. Но всё же он больше хотел, чтобы Павел был доволен, поэтому убрал биту в шкаф, несмотря, что желание отомстить осталось. Лев моргнул, прогоняя мысли прочь, и дальше прислушался к словам Павла: — Ещё этот Прохор, которому вечно всё не то. И это не так, и это не сяк. А должен радоваться, что я всё ещё хожу в театралку, несмотря на этот детский утренник, поставленный клоунами с идиотизмом. — Ну, да, если бы ты ушёл из театралки, то она бы потеряла прекрасного и неповторимого актёра, — хмыкнул Лев. Павел злостно зыркнул на него глазами. — А ты вообще молчи. Именно из-за тебя я туда и хожу, — фыркнул он. — Хочешь сказать, что я в этом виноват? — Лев остановился, не отходя далеко от школьного порога. — А кто же ещё? — Как будто мне доставляет удовольствие ходить туда. — Но ты же ходишь! Если бы ты не хотел, то не ходил бы. — Я не могу не ходить, иначе директор опять будет рвать и метать, — Лев старался говорить максимально спокойно, потому что не хотел ссоры. И потому что хотел показать, какой он хороший. Ведь этого Павел хочет? — Прошлому Льву было бы плевать на директора, — Павел сложил руки на груди, нахмуриваясь и сжимая губы в тонкую линию. Он всегда так делал, когда был недоволен чем-то, но пытался это сдержать. — Если ты не забыл, то прошлому Льву было плевать и на тебя, — шикнул он, даже не подумав. Он только потом осознал, что сказал, когда Павел вскинул брови и открыл рот, будто пытаясь придумать, что ответить. Но, так и не придумав, его уголки рта опустились. Он в мгновение сник. И он не верящим взглядом уставился на Льва. А тот лишь нервно сглотнул. «Блядство», — пронеслось в голове, — «полное блядство». Ему было стыдно. Это ведь совершенно случайно вырвалось. Он не хотел, чтобы Павел вновь возвращался к тем воспоминаниям. Чтобы тот вновь зажимался и начинал огрызаться, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Но именно это Лев и сделал. Что ж, теперь он официально мудак. — Блять, это совершенно не то, что я хотел сказать… — пролепетал Лев, пытаясь придумать, как загладить вину. — Но это именно то, что ты сказал, — твёрдо сказал Павел. — Я не это имел в виду… Павел молчал. Он отвернулся, его взгляд был совершенно пустой и не выражал ничего. Он вновь становился отчужденным и холодным. Лев чувствовал угрызения совести. Почему он не мог промолчать? Почему ему обязательно надо было что-то сказать, хотя его и не просили? Знает же, что для Павла это больная тема и, как будто специально надавил на это. Но он, правда, не хотел. Оно само как-то… А теперь приходится ему разбираться с этим. И он даже не знает, что делать. Как и всегда. — Извини, — сказал он. — Я болван и не думаю, что говорю. — Ты только и можешь, что извиняться и обзывать себя? — злобно шикнул Павел, вздергивая подбородок. — Каждый раз одно и то же… — Мы не так много ссоримся, чтобы говорить: «каждый раз одно и то же», — виновато подметил Лев, стараясь не смотреть в глаза Павлу. Будто боялся, что опять скажет какую-то глупость. — А ты хочешь больше? — Нет, конечно. Лев вздохнул, ощущая, будто ходит по минному полю. Одно лишнее движение и он снова всё поломает, что так и не успело выстроиться. Только вот, как будто каждое движение было лишним. Чтобы он не сделал, он вновь будет неправ, он вновь окажется виноват, и он вновь всё разрушит. И следовало ли ему вообще общаться с Русланом, если так всё обернулось? Конечно, нет. Только, что толку от этого «если», когда нужно решать проблемы уже в настоящем? Павел сделал маленький шаг в сторону. — Куда? — тут же спросил Лев. — А ты что меня контролируешь? — Я просто спросил. Между ними повисло напряжение. Да такое, что покруче, чем в электрическом щитке. Тут один взмах и всё не то, что сверкнет и ударит током, а всё взорвется и взлетит на воздух. Поэтому никто из них не решался ничего делать. Даже шевельнуться. Лев молчал, стискивая зубы, думая, что всё летит в пизду. А всё так было хорошо. Может их дружба и была чуть натянутой, даже после того разговора, но это уже было лучше. И Павел, на удивление, даже звал его играть в доту, а это то что-то точно значит. А теперь всё. Всё опять вернулось на изначальные позиции. А может и ещё хуже. Ведь тогда было простое недопонимание (Лев решил опустить тот факт, что он вообще-то кинул Павла, променяв его на Руслана), а теперь они так конкретно сцепились. И из-за какой-то фигни, как он считал. Лев не выдержал и достал из кармана пачку сигарет. Ловким движением руки он вынул сигарету, чиркнул зажигалкой и поджёг её. Маленький огонёк сильно выделялся среди тёмного вечера. Хоть рядом была школа, Льву было плевать. Он затянулся, ощущая, как потихоньку успокаивался. Мышцы расслаблялись, становилось приятно, а в голове больше не было удушающего чувства. Павел лишь сморщился, отмахиваясь от дыма. Он что-то там шептал про себя, очевидно, какие-то ругательства. Лев повернулся в другую сторону, стараясь, чтобы дым шёл в другую сторону от них. — Значит, ты меня так и не простил? — неожиданно сказал он, бросая сигарету на землю и придавливая её. И стало как будто ещё темнее. — А разве должен был? — хмыкнул Павел, передергивая плечами. — Нет, но просто… Просто что? Он просто надеялся, что его всё же простили? Как это было глупо, как это было наивно. Инфантильно. Но всё же хотелось. Хотелось просто вернуться в те деньки, когда они вместе прогуливали уроки, шастая по различным заброшенным зданиям и огребая от местных бомжей. Когда они оставались на ночевку и до утра играли в приставку, а потом спали чуть ли не до вечера. Когда они вместе придумывали, как плюнут всем учителям на выпускном, а потом поняли, что им ещё идти в десятый класс, поэтому отодвинули это на одиннадцатый класс. И как думали, что даже в будущем будут вместе, ведь они же лучшие друзья, а это навсегда. А теперь казалось, как будто не навсегда. Как будто это осталось далеко в прошлом и теперь такого никогда больше не повториться. И им бессмысленно пытаться собрать все осколки вместе, ведь эти осколки ранят, но так и не складываются. Но от этого было так больно. Не хотелось отпускать Павла. Ведь тот такой один, от кого же он ещё будет слушать раздражительные и едкие комментарии по любому поводу. И даже без повода. С кем ещё будет смеяться над тупыми идиотами? И от кого будет слушать такие непонятные, но очень интересные лекции по истории Польши? Хоть ему было и не очень интересно, но Павел умел рассказывать, и его было приятно слушать. Но он всё равно ничего не понимал. А теперь этого не будет? Это даже сложно представить себе. Но он же общался с Русланом и ему было нормально. А нормально ли? Он помнил, что ему чего-то не хватало, но Лев считал, что это просто с непривычки. Надо просто перетерпеть это и всё наладиться. А потом ещё в дело пошёл и алкоголь, и тогда это чувство окончательно притупилось. Но стоит признаться, что с Русланом ему было интересно. Первое время. Ведь тогда он казался ему мега крутой личностью, которая всё знает и умеет. Которая по-настоящему знает жизнь. А в итоге знает лишь воровские и тюремные понятия и ещё живёт по ним. Но может это просто обман мозга? Это сейчас он считает, что Руслан такой себе, ведь теперь знает про него всё, но тогда он так не считал. И значит, если они так и не помирятся с Павлом, то он сможет найти кого-то, кто его заменит. И он сможет прожить. Но от этой мысли сжалось сердце. Как будто так не должно быть, как будто так неправильно. Но почему нет? Многие перестают дружить и ничего никто не умер. Значит и у них всё будет нормально. Но только всё равно что-то внутри сопротивлялось такому исходу. Оно отчаянно говорило, что надо продолжать, надо пытаться наладить всё, не время отчаиваться. Только Лев не верил. Они пытались, но очевидно ничего не выходило. К тому же Павел не простил его. От этого неприятно кольнуло. Лев старается, пытается быть лучше, всё для Павла, чтобы тот оценил. А тот даже и не замечает этого. Видимо, ему это и не надо. «Раз не надо, то и не надо», — хмыкнул Лев, — «не очень-то хотелось». Они до сих пор молчали. И на улице тоже стояла тишина. Не было слышно ни других людей, ни проезжающих мимо машин, ведь дорога была вдалеке. Ничего. Свет в школе выключили, горела только будка охранника. Но света оттуда было мало, поэтому оно не особо освещало вокруг. Лев пытался разглядеть Павла, но было слишком темно. И тот постоянно отводил голову, пытаясь не смотреть на него, будто специально игнорируя. Льва это задело, но он пытался не подавать виду. Он не знал, с чего начать разговор. И стоит ли его начинать. Всё и так ясно же. Но он одернул себя, напоминая, что как раз таки из-за молчания и случаются всякие недопонимания. — Наверное, я повторяюсь, но я спрошу ещё раз, — заговорил Лев. — Чего ты хочешь, Паша? — он особенно выделил его имя, будто это было что-то ценное и сакральное. Или просто пытался надавить. Павел, похоже, задумался. Он шаркнул ногой по асфальту, чуть нахмуриваясь. На его лице постоянно, то опускались, то поднимались брови, рот, то сжимался, то уголки обвисали, то чуть приподнимались, как будто в насмешке. И Лев внимательно на это смотрел. Он не знал зачем, но он хотел впитать в себя каждое движение, каждую еле заметную морщинку, что появлялась на переносице. Будто бы это было что-то важное. — Я хочу, чтобы всё было, как раньше, — ответил он, чуть погодя. — Чтобы всё было, как до этого чертового апреля. — Но ты же понимаешь, что как раньше уже не будет? — Почему? — с такой тоской спросил Павел, что Льва прошибло до мурашек. — Почему нет? Ничего же не поменялось. — Всё очень сильно поменялось. Как минимум, мы с тобой, как максимум обстоятельства вокруг нас. Всё уже не будет прежним. Только, если нас не ударят по голове чем-то тяжелым и в результате у нас отпадет память до этого момента, — попытался отшутиться он, но очевидно шутка не зашла. — А если сильно постараться? — с легкой надеждой спросил Павел. — Мы уже другие. Например, ты теперь боишься меня. — Я не боюсь. — Тогда почему дрожишь? И, правда, Павел слегка подрагивал. Особенно было видно, как дрожат его руки, как у старой бабушки или у заядлого алкоголика. — Это от холода, — фыркнул Павел. — Конечно, — хмыкнул он, понимая, что это не так. — Но ведь это ты другой, — твердо сказал он. — Не такой, как раньше. Ты какой-то слишком… правильный. И школу не прогуливаешь, и в театралку ходишь, и стараешься ещё играть, эти ебучие стихотворения с выражением читаешь. — Лев бы так не сказал, что прям с выражением. Скорее более эмоционально, чем Павел. — Да и ещё домашку делаешь. Это на тебя не похоже. — А что я должен делать, если я из-за этого получу по шапке? — Раньше тебя это не волновало, — приметил Павел. — Раньше были другие обстоятельства. — Но это же не ты! Почему ты так стараешься быть правильным? — с явным непониманием спрашивал он. Лев стиснул кулаки. У него был на это ответ, но он был слишком личным. Слишком бы разоблачил его. А он хотел, чтобы Павел сам обо всём догадался, сам заметил. Но, похоже, не заметит. Лев сомневался. Он не знал, что ответить, но и понимал, что долгое молчание тоже слишком подозрительно. Чтобы такого придумать? Сказать: «просто так»? Нет, это очевидная ложь. «Хочу»? Это тоже не тот ответ. Павел обязательно потребует ещё больше объяснений. Он точно не успокоится, пока не узнает всю правду. — Чтобы ты заметил, что я меняюсь, — решил честно признаться Лев, ощущая себя таким беззащитным. Он будто бы оголился перед ним. — А мне это не нужно, — повел плечами Павел. — Что тебе тогда нужно? — фыркнул чуть раздраженно он. Разве не этого хотел Павел? Чтобы он был нормальным, чтобы больше не связывался с такими, как Руслан. А для этого нужно меняться. — Я же говорил, чтобы всё было, как прежде. — А я говорил, что это невозможно. Мы поменялись, Паш, хочешь ты это признавать или нет. И как раньше уже не будет никогда. К тому же, я не буду становиться как «прежде» только ради тебя. Ведь из-за этого у меня опять будут неприятности, а я не хочу. Мне уже тошно видеть завуча, классуху и директора. Ах, ещё и соцпедагога. Поэтому, как раньше тем более не будет. — Но разве не ты сейчас говорил, что меняешься ради меня? — с легкой издёвкой спросил Павел, чуть наклоняясь вперёд. — Я не… — он запнулся. — Что язык проглотил? Лев громко фыркнул от негодования. Это было не совсем так. А возможно и так, но это неважно. И вообще не об этом суть! Он имел в виду совершенно другое. И нечего прикапываться к его словам. Он бы ещё долго так мог оправдывать себя в мыслях и негодовать, но в итоге сказал: — Это не важно. Важно то, что у нас ничего не получится. Мы так и будет ссориться по любой причине, потому что ты не хочешь принимать реальность. — То есть хочешь сказать, что это я во всём виноват? — с наездом произнёс Павел. — Вот опять! Павел опешил, захлопывая рот. — Пока ты не признаешь, что мы уже другие — ничего не выйдет. «И пока ты не простишь меня», — в мыслях подумал Лев. — И что ты предлагаешь? Перестать это всё? — Именно. У Павла расширились глаза. Он весь будто вытянулся от шока. — Ты же не это имеешь в виду, правда? — спросил он. — Именно это, — твёрдо ответил Лев. — Нет… — Да, — с нажимом сказал он. — И не спорь. — Нет, Лев, подожди, можно же попытаться всё исправить, — запричитал Павел, явно волнуясь. У него бегал взгляд, руки нервно теребили рукав. — Можно же… Но Лев уже не слушал. Он развернулся и пошёл быстрым шагом, понимая, что если его остановят, то он всё же согласится. А он не хотел соглашаться. Он думал, что так будет лучше. Зачем мучить их обоих, если всё можно решить радикально и быстро? Да, будет больно, но это только первое время, затем пройдёт. Затем они найдут замену друг другу и заживут счастливо. Возможно, даже не замену, возможно, даже кого-то лучше. Но что-то внутри сопротивлялось. Говорило, что нельзя так, надо попытаться ещё раз. А потом ещё раз и ещё раз. «Чтобы окончательно убедиться, что ничего не выйдет», — с иронией буркнул он. Лев не видел смысла в этих попытках. Затем тянуть? Если можно сделать всё менее болезненно. И легче. — Лев! — слышал он оклик позади себя. Но он не оборачивался. Знал, что если обернется, то не сможет идти дальше. Ведь вид одного Павла вновь его размягчит. А этого нельзя допускать. Надо быть жестким, как учил его отец. Чтобы принимать правильные решения. Возможно, Павел сейчас его не поймёт, опять будет на него дуться, говорить, что тот предатель, но потом для него всё станет ясно. Так будет лучше.