Дети погорелого театра

— Ты не передумала насчёт детского дома? — спросил Прохор, свесив ноги со сцены. На коленях у него стоял ноутбук, а во вкладках открыто множество списков книг по воспитанию детей. И всякие лекции на тему подростков и их проблем. Он никогда не думал, что это ему понадобиться. По крайней мере, в таком раннем возрасте. Но придётся самому заниматься воспитанием, если всем остальным всё равно. — Я же уже говорила, что, нет, это не вариант, — ответила Дарья, скидывая с себя куртку. — Я помню, просто, — он запнулся, — я переживаю за тебя, — решил ответить он честно. За эти три недели с небольшим он успел привязаться к ним. Возможно, до родных и близких им ещё далеко, но они уже точно не были друг другу чужими. — Вам не стоит так переживать, поберегите нервы. — Ты забыла? — Что? — она слегка нахмурилась, поджимая губы. — Наш уговор о том, что на репетициях ты не ведёшь себя, как взрослая. — Но репетиция ещё не началась… — Почему же? Мы сидим в актовом зале, и я пока твой преподаватель. — Но мы не репетируем. — Как будто на репетициях мы всегда только и делаем, что репетируем. — Ну, ладно, — недовольно согласилась Дарья. Она тут же зажалась, садясь на кресло и утыкаясь в телефон, показывая, что разговор окончен. Или так, по её мнению, должны вести себя дети. — Я понимаю, что это сложно, — начал Прохор вкрадчиво говорить, — но всё же это будет лучше для твоей психики и для тебя самой. Если ты всё время будешь в напряжении, то когда-нибудь настигнет предел твоих возможностей и всё просто лопнет. — Я в не напряжении, — пробормотала Дарья, — я просто стараюсь держать всё под контролем. — Это ещё хуже. — Почему? Наоборот, это хорошо. Ведь тогда ты знаешь, когда чего ожидать. Например, по шагам определять, кто идёт: отец или мать, и в каком они состоянии. А ещё тщательно знать их привычки и повадки, чтобы вовремя прошмыгнуть мимо них и не попасть под горячую руку. Или в принципе не видеть их, чтобы лишний раз не провоцировать. И если я на секунду перестану всё это контролировать, то вся более-менее спокойная жизнь рухнет. У Прохора пробежались мурашки вдоль позвоночника. В голову полезли смутные воспоминания, но он тут же отмахнулся от них. Эти слова звучали жутко. Это не то, что ребёнок должен говорить в четырнадцать лет. — Ты же понимаешь, что это звучит… дико? — Наверное, — пожала плечами Дарья. — Знаете, я как-то не особо знаю границы нормальности, — из неё вырвался лёгкий смешок. Прохор не нашёл, что и говорить. Он боялся, что неправильно сказанное слово может задеть её.. Хотя, что может быть хуже, чем физическое насилие от отца? — И в тот вечер ты потеряла контроль, поэтому отец ударил тебя? — Ну-у, — она замялась, — в какой-то степени да. Мне следовало быть более осторожной: не так резко открывать дверь и для начала прислушаться, что творится в квартире. А я по наивности подумала, что уж все спят. Как оказалось, нет. — Дарья, — его голос сделался более серьёзным, — ты не виновата в этом. Жертва не виновата, когда над ней совершается насилие. Отец изначально, — он подчеркнул это слово, — не должен был поднимать на тебя руку. Даже думать об этом. — Давайте не будем об этом, — она отвернулась. — Хорошо, — Прохор попытался сделать свой тон более ласковым, более заботливым. Он понимал, что ей тяжело об этом говорить. Но при этом без разговоров об этом не решить проблему. Хотя он всегда считал, что помогать надо делом, а не словами, но другого выхода не было. Хотя бы так. Хотя бы чуть-чуть. Но внутри всё равно оставалось чувство беспомощности, что как бы он не старался, он ничем не сможет помочь ни Дарье, ни Славе. Он же не психолог. И денег нет, чтобы их сводить туда. Тупиковая ситуация. В любом случае он будет делать всё возможное, что в его силах. Тут дверь открылась. А если точнее, то её чуть не выбили с ноги. И, конечно же, зашёл Слава. Кто ещё так может? — Ты когда-нибудь её так сломаешь, — недовольно произнёс Прохор вместо приветствия. — Поаккуратней будь. — Ой, да ладно, ничего не случится с ней. — И чего ты так рано? На тебя не похоже. — Вон как, — Слава обиженно надул щёки, — опаздываю — не нравится, прихожу раньше — тоже не нравится. Тебе не угодишь. — Мне нравится. Просто интересуюсь, почему так рано? — Захотелось! — он сложил руки на грудь, но долго не выдержал и тут же ими взмахнул. — Приветики, Дарья! — радостно закричал он. — Привет, привет, — она улыбнулась в ответ и тоже помахала рукой. — Я уверен, что я сегодня буду намного лучше Дарьи. И лучше тебя! — воскликнул Слава, подходя ближе. — Я очень на это надеюсь, — хотя на самом деле Прохор очень сильно в этом сомневался. Не то, чтобы он не верил в способности Славы, но тот явно не мог за пару дней настолько поднять навык. — Да, я целыми вечерами только и делал, что пытался усовершенствовать себя. — Если это так, то ты молодец. Впрочем, мы это ещё выясним. — Готовься, Дарья, скоро ты станешь самой лучшей актрисой в нашем театре. — Боюсь, боюсь, — захихикала она. Прохор тоже слегка улыбнулся. Было радостно на душе, что его дети веселятся и ладят между собой. Стоп? Его дети? Он усмехнулся. М-да уж, настолько заработался и заучился, что он уже оговаривается. Всё же стоит понимать, что они, прежде всего, его ученики и четко проводить границы, чтобы он всё ещё оставался преподавателем и имел авторитет. Иначе весь процесс обучения и репетиций скатиться в непонятную вакханалию. — Ой, а что у тебя тут? Прохор и не заметил, как Слава подсел рядом и теперь, хотел посмотреть в экран ноутбука, заглядывая через его плечо. Он тут же закрыл ноутбук. — Эй! — Нечего лезть не в своё дело, — холодно сказал Прохор. — Тебя вообще учили личным границам? — Ммм, — промычал Слава недовольно. — Ясно, с девушкой какой-то переписывался. Она хоть красивая? «Если бы девушка», — удрученно подумал Прохор. Наконец репетиция началась. Как и ожидалось, Слава больше выделывался, чем реально что-то сделал. Прогресс, конечно, был виден, но это явно было не то, что он нахваливал. На Дарью точно не тянуло. Да и до Зои с трудом дотягивало. И Прохор не выдержал и спросил: — Это именно то, что ты хотел нам показать? — Ну, стало же лучше! Прохор спорить не стал. Было намного лучше, но всё ещё далеко до идеала. Но вот с кем перемен не происходило, так это Богдан. Как с первой репетиции заикался, постоянно путая слова, так и до сих пор. Он явно неловко ощущал себя на сцене, не знал, куда деть руки, постоянно бегал взглядом и еле заметно подергивал ногой. И вот зачем только директор дал ему такой подарочек в виде двоих бывших хулиганов. При первой встрече он думал, что проблемы будут только со Львом, ведь он казался самым дерзким и борзым, постоянно огрызаясь и показывая своё презрение. В итоге проблемы были с Богданом. Нет, Прохор понимал, что тот это, скорее всего, не специально. Но когда он уже в четвертый раз попросил быть громче, а Богдан так же мямлил про себя, то он не выдержал: — Ты специально говоришь ещё тише?! — Я не… Простите. Спектакль был относительно готов. В целом, и актеры знали свои реплики, и никто не запутывался куда идти и откуда он выходит. Иногда даже происходило чёткое попадание в роль. Только вот такие неровности, как тихая речь у Богдана и полное игнорирование советов Павлом, рушили всё, что еле как, но стояло. И с этим надо было разбираться и чем раньше, тем лучше. Ведь до самого выступления осталась какая-то жалкая неделя. Непростительно мало. — Прохор, можно тебя на секундочку? — попросил Слава, когда они закончили репетировать сцену и собирались переходить к другой. Прохору хотелось ответить: «нет, нельзя», ведь даже пятиминутные задержки могли им стоить хорошего поставленного спектакля. И к тому же, если это опять что-то неважное, по типу спора о таланте, то это точно пустая трата времени. Но у него просто не повернулся язык так сказать. Ведь это Слава. Теперь, зная, как с ним обращается отец, он не хотел также его игнорировать. — Давай только быстро. И я надеюсь, что это что-то важное. — Да, да, — Слава отвёл его в сторону. — А вы играйте, — крикнул он остальным, — я слежу за вами. — Прохор, — зашептал он, когда сзади послышался шум, — я по поводу Богдана. Прохор вскинул одну бровь. — С ним надо быть помягче, — продолжил Слава. — Он и так довольно шугливый, а ты ещё больше его пугаешь. Просто, у него, кажется, куча комплексов в голове. И не только их. Короче, сложный он. И при этом ранимый. — Ты это к чему? Слава фыркнул: — К тому, чтобы ты не был так суров с ним. Возможно, выглядит так, как будто он вообще не старается, но он честно пытается. — Хорошо, я понял тебя. — Пообещай! — он тыкнул в щеку Прохора пальцем. — Обещаю. Теперь Прохор периодически поглядывал и на Богдана, отмечая, что тот всегда молчит и пытается быть в стороне от всех. Даже со Славой, который иногда к нему подсаживался, он разговаривал довольно неохотно и глазами искал, как бы тактично свалить от разговора. Но чаще это не удавалось, и Слава таки приседал ему на уши, забалтывая его. И лицо Богдана тогда выглядело обреченным. И непонятно, то ли ему так не нравится Слава, то ли ему не нравятся все. Но понаблюдав за ним ещё немного, то он заметил, что Богдан шарахается ото всех. Даже от Дарьи. «Точно пугливый какой-то», — пронеслось в голове Прохора. Он вспомнил момент, когда впервые его увидел: тот сидел на подоконнике с подбитым носом. И точно так же испугался его, пускаясь наутёк. Что-то тут было не так. И в голове зародилась идея: надо с ним поговорить после репетиции. Потому что было очевидно, что у Богдана какие-то проблемы. И глядя на него, Прохор испытывал что-то похожее на жалость и непонятное рвение внутри помочь ему. Не оставлять его наедине со своими проблемами. Точно так же у него было со Славой, когда он увидел его на площадке одиноко качающимся на качелях. А ещё и после того, как тот разревелся прямо у него на глазах. И сразу весь образ весельчака посыпался, обрушился. Только вот у Богдана даже и не было образа, по нему и сразу всё было видно. Поэтому, когда репетиция закончилась, Прохор подошёл к Богдану: — Можешь задержаться ненадолго? Надо поговорить. Тот сразу же затеребил завязками от толстовки, отводя взгляд, будто пытаясь найти там ответ. Или дать себе время, чтобы его придумать. — Ну… я… — он вздохнул. — Хорошо. — Если тебе надо куда-то спешить, то иди. Богдан мотнул головой. Прохор дожидался, пока все уйдут. Попрощался уже и с Дарьей, прошептав ей напоследок, что он рядом, и она всегда может ему позвонить в случае чего. Она смутилась, но ничего не сказала в ответ. Уже ушли и Зоя, и Павел с Львом, негромко переговариваясь и огрызаясь друг на друга. Остался только Слава. И он явно не собирался никуда идти, крутясь возле Прохора. — А ещё, знаешь, мой брат учился с тобой в одном классе. Правда, он говорил, что имя Прохор, как и ты сам, какое-то дурацкое и колхозное. А я думаю, нет, это имя Александр максимально тупое. А твоё максимально крутое. Ведь ни у кого такого не встретиться! — Я рад, — ответил Прохор слегка отстраненно, дожидаясь, когда тот уйдет. Но кажется, он и не думал о таком. — Слава, — с лёгким предупреждением в голосе сказал он, показывая глазами на Богдана. Слава пару раз моргнул в смятении, не понимая. А потом его брови полезли наверх, рот слегка приоткрылся. Он показал рукой «окей» и, подхватив рюкзак, ушёл, закрыв за собой плотнее дверь. — Богдан, я, прежде всего, хочу извиниться за то, что накричал на тебя сегодня. Это было, во-первых, — он отогнул палец, — совершенно не педагогично, а во-вторых, это было и незаслуженно. Ведь ясно дело тебе тяжело. — Да, ничего страшного, — пробормотал он. — И у тебя всё хорошо? — Да, — ответил Богдан сразу же, не колеблясь. «А что ты ожидал? Что он сразу же выложит всё? Для него ты просто преподаватель, который недавно был недоволен им и ругал его». — Хочешь чай? — предложил Прохор, думая, как бы развести того на разговор. Надо сделать это не в лоб и как-то аккуратно, чтобы Богдан ничего и не подметил. Хотя то, что Прохор оставил его после репетиции — это уже странно. — Ну, давайте. — Давай тогда сядем сюда, — он похлопал по краю сцену. Благо она была не особо высокая, чтобы на неё легко можно было запрыгнуть, но и не настолько низкая, чтобы ноги касались пола. Прохор достал из рюкзака термос и налил чай в крышку от него, протягивая её Богдану. — Чуть горячий, аккуратней. — Спасибо. — Тебе, вообще, нравится в театре? — Да. Богдан явно не был настроен на разговор, отвечая такими короткими предложениями. Прохор вздохнул, ну, ничего времени у них ещё много, подождём. «Ага, кому-то же не надо готовиться к экзаменам, так ещё и реферат писать», — прозвучала мысль в голове, но он отмахнулся от неё, — «ничего, тут дело важнее. И у меня ещё есть целая ночь для этого и пару лишних кружок кофе». — А почему? — Ну, — Богдан сразу замялся, — тут классно. — Это не ответ. — Эм… Я всегда хотел побыть в шкуре актера. Вроде как детская мечта или что-то вроде того. — Правда? — удивился Прохор. — А что? — растеряно спросил Богдан. — Просто… — он придумывал, что сказать. Ведь не говорить, что Богдан не был похож на того, кому нравится в театре, так ещё и быть актёром. — Почему тогда раньше не пошёл? — Не сложилось, — он сразу же зажался, отпивая чай. «Ясно, больная тема. Не лезем», — понял Прохор. — А ребята тебе все в театре нравятся? — Он попытался уцепиться хоть за что-то. — Да, — опять кратко ответил он. Чёрт, похоже, Прохор его спугнул. Как же с ним сложно. — А Слава? — Ну… — Только честно, — быстро добавил он, надеясь, что хоть в этом он поделиться мыслями. Но во взгляде Богдана читалось лишь: «о боже, зачем вы задаёте мне все эти вопросы?». — Он меня… напрягает, — наконец сказал он после недлительной паузы. Он нервно стучал пальцами по крышке от термоса. — Просто… он довольно настойчивый, и я не понимаю почему, — Богдан ещё немного помолчал. — Мне кажется, Слава просто хочет втереться в доверие, а потом что-нибудь сделает, — и тут же ещё сильнее сжался, будто он не хотел этого говорить, и всё это вышло случайно. — В смысле… это… не то, чтобы. — Ну, Слава неплохой парень, — честно ответил Прохор. — По крайней мере, он пока мне нож в спину не вставил. — А вам и не за что. — В смысле? — он нахмурился. — Вы хороший человек, — как что-то очевидное сказал Богдан. — А ты плохой? Богдан замолчал, притягивая к себе ноги. Кажется, Прохор нащупал то, что искал. Как бы теперь не спугнуть всё. Правда, пока одна его часть думала, то другая говорила: «зачем это всё тебе? Вот надо с этим возиться? Своих проблем, что ли не хватает?». Получается, что не хватало. Но он не мог просто так оставить ребёнка в беде. Сердце обливалось кровью, а внутри вновь загоралось это непонятное желание помочь, уберечь, спасти. Мозг отчаянно говорил, что надо что-то делать, а Прохор понимал, что сделать то он ничего и не мог. Только лишь пытаться как-то словами воздействовать. Хоть словом можно и полки за собой повести, но он понимал, что они тут явно не помогут. Нужно ещё что-то. — Да, — внезапно ответил Богдан, отчего даже Прохор еле заметно дернулся, не ожидая такого. — Но почему? Ты на вид хороший человек. — Вы меня просто не знаете, — пробурчал он. — А Слава? Он знает? Богдан вцепился крепче в крышку от термоса, отчего даже на пухлых руках выступили сухожилия. Прохор подумал, а не перегнул ли он с этими вопросами. Всё же не стоит давить на него. — Да, — на выдохе ответил Богдан. — Что-то случилось в прошлом? — Прохор мог только слабо догадываться, в чём тут вообще дело. — Можешь не отвечать, если не хочешь, — надо быть с Богданом аккуратнее, напомнил себе он. Тот залпом выпил чай. «Надеюсь, он был не горячим», — пронеслось в голове у Прохора. А он, кажется, был, ведь Богдан сморщил лицо, будто обжегся. Но ничего не сказал. Лишь сглотнул. — Я совершил кучу ошибок в прошлом. — Всем людям свойственно ошибаться, это нормально. Не надо винить себя в этом, ведь тогда ты действовал наиболее лучшим для тебя способом. — Даже если я принёс многим людям страдание? Тут то всё и сошлось в голове у Прохора. Богдан же, блин, был в банде хулиганов. За это он теперь стыдит себя? Прохор задумался. Он не мог ничего судить, он даже и не знал ничего о том, что это банда то и делала. Но если исходить из того, что одного из них таки исключили, что значит что-то серьёзное. Значит, Богдан и вправду издевался над людьми. Вполне возможно, что очень жестоко. И тогда он определённо заслуживает наказание. Так его вроде и наказали, сослав на исправление в школьный театр. И может быть, ещё и на учёт поставили. Только вот стало ли легче от этого его бывшим жертвам? Им то какой прок от того, что тот, может быть, и исправляться начал, и стыдиться всего. Если они уже пострадали, вполне возможно, не только физически, но и морально. Но ведь всё же… Прохор запутался. Это был сложный моральный вопрос, который он не ожидал услышать от своего ученика. Так мало того, не знал ещё, что и ответить. Сказать: «да, даже если так?» или «нет, ты не достоин прощения, ведь из-за тебя пострадали люди, возможно, серьёзно». И то, и то было чересчур и совершенно не то, что он хотел сказать. Нужно было что-то такое более гибкое, обтекающее, чтобы и не травмировать Богдана (значит, ему можно других, а его нельзя?) и чтобы это было объективно. — Вы сомневаетесь, — тоскливо произнес и Богдан. — Оно и понятно, — он опустил голову. — Главное, что ты осознаешь свою ошибку, — наконец ответил Прохор, долго собираясь с мыслями. Школьные хулиганы всё же тоже заслуживают нормального обращения. Тем более, если они, вроде как, всё осознали. — И будет мало проку, если ты будешь постоянно грызть себя. В конце концов, ты просто закопаешь себя ещё больше. А надо жить дальше. Богдан хотел возразить, но промолчал. Он лишь отдал импровизированную кружку и сказал: — Мне пора домой.