Дети погорелого театра

Зоя с самого детства была обычным ребёнком. Пока другие рисовали какие-то загогулины, с любовью изображали готовку, пели или играли на детском ксилофоне, она просто ела песок, смотрела мультфильмы по телевизору и играла с куклами. Про неё никогда не говорили: ой, вот точно вырастет художником, актрисой, певцом. Нет, про неё максимум, что говорили, это то, какая она милая и красивая. И то, как она похожа на маму. Иногда говорили, что похожа и на папу, но тогда мама расстраивалась. Потому что папу она не любила. Зоя никогда не видела его. По рассказам матери, он ушёл ещё до её рождения, когда только узнал о беременности. И больше никогда не появлялся в их жизни. Но Зоя не была на него обижена или как-то зла. Ей было всё равно. В детстве она ещё и не понимала ничего, с ней была мама, и ей было хорошо. Правда, как-то в садике она заметила, что подругу забирает не её мать, а какой-то мужчина. И она впала в ступор. Кто это? Она так и спросила у подруги. — Мой папа, — немного растерянно произнесла та, будто удивляясь такому вопросу. — А, — кратко ответила Зоя. Нет, она, конечно, знала, что у других есть папы. Но она никогда не видела их вживую. И теперь, когда узрела это существо «папа», то находилась в лёгком шоке. Они и вправду существуют. Зоя ещё долго рассматривала его, скользя взглядом по щетине, спускаясь на широкие плечи, и завершая берцами. Он выглядел грозно, но довольно терпеливо натягивал на дочку куртку, а потом и зашнуровывал сапоги. Зоя смотрела на это с интересом, ведь никогда такого не видела, а потом ей это наскучило, и она ушла из раздевалки. Лишь когда за ней пришла мама, она спросила: — А куда делся мой папа? Мама тут же замялась, теребя ручку сумку: — Ну, он ушёл. — А, понятно, — легко ответила Зоя и забыла об этом разговоре. Когда она стала постарше, то ей также было всё равно на папу. В какой-то момент она очень хотела узнать, что же за человек такой её отец, но после решила, что ей это и не нужно. Пока он оставался лишь таинственным силуэтом, то легче было ничего к нему не испытывать. Ни злости, ни обиды, за то, что бросил. Ведь как можно винить человека, которого даже и не знаешь? Но вот за что ей действительно было обидно, так это за то, что всех остальных хвалили за творческие проявления, а она была просто красивой девочкой. А Зоя тоже хотела, чтобы её называли юным дарованием и говорили, что у неё талант. Тогда она подружилась с девочкой в их классе, что хорошо рисовала. И тоже начала калякать что-то на листочках в клеточку. И хоть она часто внаглую срисовывала у той девочки, но получалось очень криво, и, вообще, не так, как она планировала. А когда она брала идею из головы, то выходила крякозябра какая-то страшная. Красивая принцесса больше походила на чудовище, а замок на разваливающиеся руины. Поэтому она уж хотела бросить это дело, но тогда девочка сказала, что ходит в художественную школу. И тогда Зоя поняла, в чём корень её проблем. И тут же принялась упрашивать маму записать её туда. Но это лишь усугубило дело. Нет, она не была такой уж плохой в их группе, девочки с начальной школы рисовали ещё хуже неё. Да, и был один парень её возраста, что тоже рисовал плоховато. Но Зоя и не была в числах лучших. Скорее где-то посередине. Она с восторгом смотрела на работы старших учениц, думая, как, вообще, так красиво можно рисовать. «Наверное, они просто старше, вот у них и опыта больше», — отвечала она сама себе. Правда, потом смотрела на своих ровесниц и видела, что они так же рисуют лучше её. «Ну, я просто совсем недавно начала рисовать, а они давно уже здесь вот, в чем и разница». Но после нескольких месяцев в художественной школе она стала замечать, что и тот парень с плохим навыком обогнал её и стал рисовать куда лучше, то она не могла найти этому никакое объяснение. Ведь он даже пришёл позже неё в группу. Почему? Что было у них, что не было у неё? Тогда она стала тщательней присматриваться к работам, пытаясь чуть ли не отсканировать их. И находила кучу различий. Если у остальных были ровные мазки, то у неё какие-то дерганные и совсем неправильные. И как-то цвет у неё получался совершенно иным. Если у других всё более-менее было приближено к реальности, то у неё всё было слишком цветастым, будто она просто бахнула радугу на холст. Хотя вроде делала всё так же, как и остальные, внимательно слушала учителя и пыталась сделать работу максимально похожей на реальную постановку. Но не получалось. И тогда она задалась вопросом, что есть у остальных, а у неё нет? И быстро дала ответ. Талант. У неё просто не было таланта к рисованию, вот и всё. Поэтому она в итоге ушла из художественной школы, решив, что тратит время впустую. Ещё несколько месяцев Зоя ничего не делала из творческого. Только смотрела сериалы, да сидела в различных пабликах, посвященным им, смотря на рисунки, каверы и косплеи других. И хотела так же. Но у неё выходило что-то средненькое. Актеры сериала хоть и были на себя похожи в рисунке, но выглядели слишком деревянными и неживыми. И она смотрела на рисунки других, отмечая, что даже у самых неопытных художников бывает, что-то чувствуется, какая-то энергетика. А у неё нет. Наверное, всё же у Зои и в правду нет таланта. И так бы она забросила заниматься творчеством навсегда, если бы не поход в театр вместе с классом. Это было добровольно-принудительное мероприятие, поэтому Зое пришлось пойти с подругой. Они уселись вместе, чтобы было не так скучно. В итоге ещё до начала спектакля их класс успел надоесть зрителям своей громкой болтовней и криками. Но когда прозвенел третий звонок, учительница шикнула на них и сказала не мешать остальным. А Зоя будто заворожилась. Она не отрывала взгляда от сцены, где актёры не играли, а будто жили. Каждая их эмоция была настолько натуральной, что Зоя переживала её вместе с ними. А когда было много актеров в сцене, то она едва успевала уследить за каждым, ведь они не стояли статично, что-то постоянно делали, даже какие-то маленькие детали. И это было так по-настоящему, так реально, что сердце просто замирало от разворачивающейся драмы. И когда начался антракт, она расстроилась. Ведь так хотелось ещё и ещё смотреть на них, улавливать их каждое движение. А одноклассники будто и не понимали этого, они всё побежали в буфет. И даже подруга сказала, что скукота смертная. А Зое нравилось. Она чувствовала какую-то ментальную связь с главной героиней, что так же хотела творить. Правда, по сюжету непонятно было, был ли у героини талант? Ведь, если не было, то было ясно, что и начать не надо. Когда во втором акте всё окончилось трагично: и главная героиня, что грезила стать актрисой, в итоге сошла с ума и сама понимала, как она убого играла, а главный герой в итоге застрелился, то Зоя чуть не расплакалась. Она ошарашено сидела в кресле, пока все остальные аплодировали. И она тоже захлопала с опозданием, пытаясь всё осознать концовку. Что это значило? Что без таланта не стоит никуда лезть, иначе закончишь трагично? Или что творцы не заканчивают ничем хорошим? Но как бы то ни было, Зоя решила, что тоже хочет стать актрисой. И чтоб в театре, а не в каких-нибудь сериалах или фильмах. Ведь тогда максимально можно ощутить публику, прямиком воздействовать на неё, а не через экран маленького телефона или ноутбука. Да, и было в театре что-то торжественное, что-то такое таинственное, когда смотришь вживую на людей. И так она очутилась в школьном театре, сидящей на красном бархатном сидении, наблюдая, как на сцене позориться Слава. Когда тот выходил из-за кулис, она чувствовала, что всё величие театра и вся его многовековая история просто обесценивается кривлянием Славы. Это точно нельзя было назвать актерским мастерством или что-то хоть близким к актерству. И Прохор об этом говорил, раз за разом прогоняя этот отрывок. — Давай сначала. — Опять? — возмущался Слава, надувая щёки. — Не опять, а снова, — поправлял Прохор. — Давай, давай. У нас и так времени до спектакля осталось мало, а ничего ещё не готово. Про ничего не готово — это было, конечно, преувеличением, как считала Зоя. Всё же, хотя бы текст они знают. Да, даже Слава выучил слова, на удивление. Зоя ему так и сказала с явной насмешкой: — Вау, ты, наконец-то, сделал это? — Ага, — ответил он беззлобно, — я сам в шоке! Думал, уж никогда не выучу, и тогда Прохор точно мне по шее даст. Но, как видишь, теперь не даст. И Зою бесило это. Слава будто бы специально притворялся таким дурачком, ничего не понимающим. И это выводило её ещё больше. Но вот, что и, правда, её волновало, так это опять то ощущение, будто это не её стезя. Все как-то развивались, а она так и оставалась на том же уровне. Даже Богдан начал говорить громче, хотя также неуверенно держался на сцене. Да, что уж говорить, если Слава начинал меньше кривляться, и на него можно было взглянуть, в некоторые моменты, без чувства стыда. А Прохор ей так же говорил: «хорошо». И всё! Ни критики, ни похвалы за отдельные моменты. Будто бы она просто была серой массой, никак не выделяющейся и не цепляющей. И было обидно. Но было ещё обиднее, что такие индивидуумы, как Слава, тоже были бесталанны, но при этом продолжали заниматься, порча понятие искусство. А на них ещё и обращали внимание. Как будто, так и должно быть. Словно это правильно. Но это не так. И её это так взбесило, что когда они стояли за кулисами со Славой, пока на сцене было ещё далеко до их выхода, она спросила: — А ты не думал над тем, чтобы уйти из театралки? — Что-о-о? — он удивлённо хлопнул глазами. — Почему я, вообще, должен думать об этом? — Ну, у тебя же ничего не получается, — как что-то очевидно произнесла Зоя. — Ты, откровенно говоря, играешь плохо и это заметно невооруженным глазом. — Прохор говорит, что у меня есть потенциал, надо только постараться, — пожал плечами Слава. Она нахмурилась. Конечно, их преподаватель — это весомый аргумент, но он человек и тоже может ошибаться. Потому что Зоя не видела во Славе никакого потенциала. Максимум, кого он мог бы играть это клоуна, и то он бы переигрывал. — Но в тебе же нет никакого таланта, — прямо произнесла Зоя, не желая ходить вокруг да около. Слава усмехнулся. Она вскинула брови. Над чем он смеётся? Над ней, потому что у неё тоже нет таланта, или насмехается над её словами, считая, что у него есть талант? И она даже не знала, какой из двух вариантов обиднее. — Таланта в принципе не существует, — сказал он. — Это ещё как? — она свела брови вниз. — Ты хочешь сказать, что Прохор или Дарья бесталанны? Конечно, Прохор мало показывал актерские навыки, чтоб прям на полную, лишь иногда поправляя учеников и показывая, как правильнее (хотя всегда добавлял, что в искусстве нет правильного и неправильного, всё это по факту субъективно, но есть какие-то рамки). И тогда сердце Зои опять замирало, как тогда в театре. Она старалась не дышать и не моргать, чтобы уловить каждое движение, каждое движение мышцы (ведь это в принципе было редкостью, чтобы лицо Прохора менялось). И эти моменты были волшебны. С Дарьей было примерно что-то похожее, но как будто её потенциал не полностью раскрывался. То ли из-за простой роли, в которой она не могла развернуться на полную. То ли из-за того, что у неё она не хватало нужного опыта, как у Прохора. Но Зоя верила, что в будущем Дарья ещё покажет. — Я хочу сказать, что дело не только лишь в таланте. Если бы дело было только в нём, то наш мир был бы идеальным. Даже, можно сказать, утопическим. Это же не так работает, что, хоба, — Слава взмахнул руками, — талант есть, значит, сразу можешь творить, как Пикассо, Леонардо да Винчи или, как какая-нибудь ещё дофига известная историческая личность. Для этого нужно трудиться и работать, постепенно развивая навык и совершенствуясь. Там учиться на ошибках, выходить из зоны комфорта и вся эта херня. И Прохор с Дарьей такие классные, потому что они много работают и практикуются. И когда-нибудь я стану таким же, — сказал он с гордостью. — Ага, мечтай, — хмыкнула Зоя. — И всё же куча людей, — она не совсем была уверена, что куча, но так звучало солидней, — также стараются, также работают, и что? У них, возможно, и есть незначительное развитие, но они никогда не нагонят тех, кто с талантом. Я не отрицаю, что даже так надо много работать, но без таланта, как будто, приходится работать вдвое больше, что достичь такого же уровня. А пока будешь достигать, то люди с талантами уже будут обходить тебя в десять раз. И это попросту гонка, которую невозможно выиграть. — Нет, ну, Зой, ты не права. — Её передернуло от этого обращения. Зой. Фу, какая мерзость. — Ну, и даже если права, то, что ты теперь предлагаешь, опустить руки и ничего не делать? — Ну… — она ответа взгляд в сторону. В принципе, да. — Я так и понял, — хмыкнул Слава. — Тогда следующий вопрос: к кому ты относишь себя? У тебя есть талант или нет? — Это к теме разговора никак не относится! — Ладно, ладно, — он выставил руки вперёд, будто показывая, что сдаётся. — Ну, возможно, предрасположенность и вправду какая-то есть, но я думаю, что она помогает только при старте. А потом уже всё более-менее выравнивается. Да и после могут прийти новички, на фоне которых можно смотреться круче, даже если кто-то из новичков, с так называемым «талантом». — За время при старте можно нехило так оторваться, что потом будет не догнать, — заметила Зоя. — Поэтому талант всё же играет здесь большую роль. — А зачем тебе в принципе быть самой-самой? Всегда будут находиться люди, которые лучше тебя. С этим ничего не поделаешь. — С тем, что это жизнь, и чтобы выжить, нужно быть востребованным на рынке труда, — сказала она таким тоном, как будто это совсем очевидная вещь. — Ну-у-у, хорошо, допустим, — как-то неоднозначно произнёс Слава. — Но всё равно это не опровергает того, что таланта нет. Можно быть востребованным и без таланта. — Возможно, но без таланта нужно больше времени тратить на то, чтобы достичь хоть каких-то результатов. Без таланта это будто бодание стены, в надежде, что она наконец-то упадёт или пробьётся и можно будет пройти дальше и опять бодать следующую. Ведь бывают же такие люди, которые наступают на одни и те же грабли. Ведь есть же много писателей, которые пишут кучу лет, а всё равно остаются графоманами. И они же стараются, но ничего не получается. А есть те, которые сразу же сели и написали хорошую книгу. Что это, как не талант? — Они просто больше погружены в писательство, или так же до этого много трудились над тем, чтобы их первая книга вышла хорошей. Зоя тяжело вздохнула, закатывая глаза. Будто бы общается со стеной: Слава попросту не слышит её. И по факту, не отвечает на её вопросы. Она бы и сама хотела верить, что таланта нет, но буквально вся её жизнь доказывала ей обратное. — Да нет же! — уже раздраженно фыркнула она. — Можно трудиться сколько угодно, но не добиваться ничего, потому что у тебя попросту нет ничего-то такого, что есть у других талантливых людей. Если тебе так не нравится слово талант, то, предрасположенность, потенциал, огонь внутри, без разницы. Не так важно обозначение, важна суть. Ведь люди с таким ощущением внутри достигают всего как-то легче. У них это проще получается, они будто бы всё схватывают налету. — Хм, ну, это я сказать не могу, — он потёр подбородок. — Хотя, сейчас, — Слава выглянул из-за кулисы. — Простите, что прерываю, но у нас тут с Зоей важная… эта… дискуссия! И чтобы нам разрешить её, нужна помощь со стороны. Прохор, подойди сюда, пожалуйста. — Слава, — предостерегающе произнёс он, явно недовольный, что репетицию прервали, — вы и так мешали своим шушуканьем… — Ну, Прохор, пожа-а-алуйста. Без тебя никак этот спор не разрешить. А если не подойдёшь, то мы опять будем шушукаться и мешать всем! Прохор вздохнул, но всё же поднялся с кресла и пошёл к ним, объявляя небольшой перерыв. Зоя чувствовала себя очень неуютно, ведь последнее, что она хотела, это оказаться в какой-то неловкой ситуации из-за Славы. И ведь оказалась! Теперь возможный гнев Прохора прольётся и на неё. Ух, не надо было вообще завязывать этот разговор, она поджала губы. — Что тут у вас случилось такого срочного? — спросил Прохор. — Вот скажи: есть талант? — напрямик спросил Слава. — Нет, — кратко ответил он, и видимо уже желая на этом закончить. Но увидел умоляющий взгляд Славы и продолжил. — Ладно, если разглагольствовать на эту тему, то смотря, какое определение таланта мы берём. Если рассматривать это как какой-то дар, который даётся при рождении, то определённо нет. Никто из нас не рождается Ван Гогом или Львом Толстым. Всё это приходиться развивать самому. Если воспринимать талант, как предрасположенность к чему-то, то такое определённо есть. Кого-то больше увлекает математика, кого-то русский язык, а кого-то театр. Но надо понимать, что даже с предрасположенностью надо много работать над собой, чтобы стать мастером в своём деле. Поэтому давайте, марш работать. — Вот слышала! — воскликнул Слава. — Таланта нет, как я и говорил. — Ну, подожди, предрасположенность же есть, — тут же возразила Зоя и обратилась уже к Прохору. — А что делать людям, у которых нет такой предрасположенности? — Трудиться, трудиться и ещё раз трудиться, — ответил Прохор. — А если у них всё равно не получается, как бы они не старались? — она задала этот вопрос с придыханием, чуть ли не полностью замирая. Ответ на этот вопрос решил бы многое в её случае. Возможно, наконец-то объяснил бы, почему у неё всегда всё выходит на «хорошо», будто бы она не развивается никак. — Может быть, они плохо стараются, — пожал плечами он, — или делают чего-то не так, из-за чего весь процесс обучения идёт насмарку. А может быть, им и вправду не дано. Не все же могут понимать математику, так и здесь. — Вот видишь, всё равно всё упирается в то, что надо стараться, — радостно сказал Слава. — Вот тебе точно надо стараться, — строго произнёс Прохор, — давай, дуй на сцену, сейчас опять будем прогонять сценку. — Ту же?.. — уже без прежнего оптимизма произнёс он. — Следующую. На ту уже времени не хватает. Ты, Зоя, на готовности, — и раздав приказания преподаватель ушёл в зрительный зал. — Так, приготовились все! Перерыв окончен, собрались! — он хлопнул в ладоши, заглушая все разговоры. — Давай, Слава, начинай. Он вышел на сцену. А Зоя осталась стоять растерянная, пытаясь понять смысл слов Прохора. И что из этого относится к ней? Она вроде старается из-за всех сил, ходит на репетиции, пытается учитывать ошибки других и прислушивается ко всем советам Прохора. Но в итоге она так и остаётся, чем-то средним. Может, она просто неправильно что-то делает? А что? Она пытается воспроизвести эмоцию и нужную окраску голоса, а что ещё нужно? Почему у других это звучит убедительно, а у неё, ну, так средне? В чём секрет? Может, ей просто не дано? Может, это как с рисованием? И она зря старается? В горле почувствовался отвратительный ком. И стало обидно. До жути. Ведь она горела этим, ей нравилось. А по итогу она даже в этом ничего не добьётся. Как бы она не старалась, ей просто не дано. И всё. Это приговор. И важно вовремя это понять, иначе будешь, как все графоманы-писатели, которые не осознают, что им лучше прекратить. И пока не стало слишком больно, чтобы прощаться с этим.