Дети погорелого театра

Снег уже шёл целый день, заметая улицы города. Сугробы не давали нормально пройти, ноги всё время в них застревали и проваливались. Прохор шёл к остановке, надеясь, что автобус не задержится из-за поломки или из-за слишком большого количества снега на дороге, как это обычно бывает. Он довольно устал из-за репетиции. Нет, ему безумно нравилось проводить занятия, но он немного не ожидал, что это будет так тяжело. И что придётся повторять одно и то же по несколько раз. Чтобы в итоге до человека не дошло, и тот продолжал делать всё с ошибками. Прохор понимал, что довольно сложно ухватить всё с первого раза, но неужели нельзя хоть чуть-чуть постараться? Больше всего проблем было с Павлом. Сколько бы тому не говорили, что его персонаж не токсичный, а напротив добрый тюфяк, тот всё равно произносил все реплики в пассивно-агрессивной манере. Прохор уже и сам показывал, и просил других почитать текст, чтобы Павел уловить суть. Но тот будто не слышал. Или не хотел слышать. На удивление, лучше была ситуация с Львом. Он был более покладистый, когда ему говорили что-то подправить, то он не закатывал глаза, как Павел, а молча пытался исправить. Не всегда, конечно, это получалось, но он хотя бы старался. Прохор это немного шокировало: Лев столько проблем принёс в начале, что не приходя на репетиции или попросту их срывая. А теперь молчит и лишь иногда поглядывает на Павла, будто ожидая какой-то реакции. У этих двоих точно происходит что-то непонятное. Но больше его напрягала ситуация со Славой. Прохор пытался не недооценивать людей, понимая, что даже у, казалось бы, незатейливых людей, которые выглядят глупыми, может быть большая травма за спиной. Но когда Слава разревелся у него в объятиях, то он растерялся. Вечно веселый, радостный образ рушился у него на глазах, превращаясь в маленького мальчика, который просто хочет, чтобы его любили. И у Прохора защемило сердце. Безумно хотелось помочь. Защитить от несправедливости этого мира. Но он понимал, что не может. Сколько бы Прохор не давал советы, Слава их всё равно не будет слушать, и так же будет ждать от отца знаки внимания, как мотылек, летящий на свет и вечно обжигающийся. Пустые разговоры тут не помогут. Действия всегда были более эффективны, только у него не было никаких вариантов. Только если самому стать отцом Славы, блин. Прохор непроизвольно сжал кулаки в карманах пальто. Его переполняло жгучее чувство несправедливости. Зачем люди рожают детей, если им потом становится плевать на собственного ребенка? Он категорично этого не понимал. Это же буквально продолжение тебя. Так мало этого, это ещё новый человек, который не знает мир, который только-только учится жить, и родители просто должны ему дать опору. Дети просто хотят любви. Неужели у таких родителей просто нет чувства эмпатии? Почему они ничего не чувствуют? К тому же Слава, например, не такой уж и плохой ребёнок (учитывая, что каждый заслуживает любви). Прохор, конечно, не так хорошо его знает, но всё что он увидел — это гиперактивный, буквально светящийся от радости человек. Который, иногда может раздражать, но в целом вполне веселый. И это удивительно, как он сохранил эти качества с таким-то отцом. Он задавался вопросом, что с матерью Славы. Но не решался задавать его вслух, мало ли опять нарвётся на какую-нибудь болезненную точку. Прохор решил, что та либо ушла из семьи, либо чего ещё хуже. Но всё же он надеялся больше на первый вариант. Прохор отвлекся от мыслей, глядя на время. Автобус уже опаздывал на десять минут. Замечательно. Прохор прошёлся туда-сюда, пытаясь хоть как-то согреться и сбросить с себя снег, что уже неплохо так обсыпал его пальто. Он с грустью смотрел на проезжающий мимо автобус, только вот не тот, который был ему нужен. Ну, почему нужный ему всегда ходит редко, так ещё и с большими задержками? Это что за закон подлости такой? Но вот когда вдали показался автобус с двумя заветными цифрами на табло, Прохор приметил и ещё кое-кого неподалеку. Дарья выскочила из двора. На ней была распахнута куртка, будто она одевалась второпях. Когда она остановилась, то Прохор мог разглядеть кровь на лице и на руках. Сама Дарья судорожно дышала и постоянно оборачивалась, будто боялась, что кто-то бежит за ней. В животе будто образовался неприятный узел. Что случилось? На неё кто-то напал? Вопросы ворохом крутились в голове, так и не давая никакого ответа. Прохор с тоской посмотрел на открывшиеся перед ним двери автобуса. Была возможность сесть и сделать вид, что он ничего не видел. Но он так не мог. Совесть не позволяла. Поэтому он бросил последний печальный взгляд на автобус и быстро направился к Дарье. Та упала на землю, трясясь. Кровь ещё стекала из носа и пачкала под собой снег. Прохор сам себя еле как сдерживал, чтобы не впасть в полную панику. Сердце стучало, как бешеное, в голове пролетали вихрем сотни мыслей, и удивительно, как ноги ещё не стали ватными, и он спокойно мог бежать до неё. — Что случилось? — тут же спросил он, очутившись рядом. Дарья взглянула на него испуганными глазами: — Сзади. Он обернулся, и вовремя, потому что какой-то мужчина замахивался на него. Прохор быстро закрылся рукой, блокируя удар. Тот слегка опешил. Но взгляд у мужчины все ещё был разъяренный, глаза будто налились кровью, а крылья носа вздымались, чуть приподнимаясь. Да и само лицо было красное и чуть опухшее. Он держал в руках «розочку» сделанную из стеклянной бутылки. Прохору действительно повезло, что его не успели пырнуть. — Ты ещё кто такой?! — кричал мужчина, но вроде попыток нападения больше не предпринимал. Но Прохор всё равно не расслаблялся, находясь в напряжении. — Это твой хахаль, да? — обратился он уже к Дарье. — Решила себе постарше ухватить? Блядина! — Подбирайте выражения, — спокойно произнёс Прохор. — Я преподаватель в школьном театре. «А вот ты кто такой?» — вертелся в голове вопрос, но он не решился его задать. Мало ли опять спровоцирует мужчину на нападение. «Розочка-то» всё ещё была в руках. — Ты, мелкая сопля, препод? — мужчина усмехнулся, показывая ряд кривых и желтых зубов. — Насмешил. Ещё и театр, блять, какой-то, — он сплюнул на землю. — Сговорились по-любому. Долго я тебя искал. Ну, как, нравится ебать мою шлюшку-дочку? — Что-то я вас не понимаю, — пробормотал Прохор, глядя на то, как тот сжимает крепче горлышко бутылки. — Вы, скорее всего, меня тоже. Я, правда, преподаватель. И ничего такого у меня с вашей дочерью не было. — Ага, попизди! Мужчина опять замахнулся, но Прохор вовремя перехватил руку, пытаясь удержать её. У того было немало силы. Изначальный план — перекрутить ему руку — стремительно проваливался. Тогда надо действовать. — Если вы не успокойтесь, то я вызову полицию. — А чё, собственных силенок не хватает, сопляк? Мужчина попытался выдернуть руку, но не получилось. Тогда он замахнулся другой рукой, и Прохор еле как увернулся от удара. Тянуть нельзя. Он достал из кармана телефон, демонстративно набирая «02», а после включил связь на громкую. Когда мужчина услышал гудки, он сказал: — Всё, всё, отпусти, не надо полицию. Прохор сощурился, понимая, что отпускать его опасно. Такие люди редко отличаются благородством, по любому ударит в крысу. — Для начала, отдай мне «розочку». Мужчина замешкался, явно он не ожидал такого. Но опасливо глядя на телефон, где всё ещё слышались гудки, он разжал руку с «розочкой». Прохор перехватил её и отбросил подальше в сугроб. Чтоб наверняка. После отпустил мужчину, и тот принялся разминать кисть. Прохор сбросил и вызов, про себя отмечая: «пока дозвонишься до полиции, уже помрёшь». — Ну, я пойду, — пробормотал мужчина, будто выпрашивая разрешения. Прохор кивнул, хотя всё ещё было велико желание таки вызвать полицию, чтобы его увезли. Но он уж решил, что раз уж договорились, то договорились. — Пошли, — уже более твердым голосом гаркнул он Дарье. Она до этого времени была сзади Прохора, так и сидела в снегу, напуганными глазами наблюдая за всем. Но когда её позвал мужчина, она дернулась, ещё сильнее распахивая глаза. Она сжалась и будто старалась слиться с землёй. — Она не пойдет с вами, — сказал Прохор. — Да, как ты?!.. — вновь побагровел мужчина, сжимая кулаки. — Она не пойдёт, — твёрже отчеканил он, чуть приподнимая подбородок и распрямляя плечи. Мужчина явно недоумевал, но в итоге плюнул и развернулся. Он что-то бормотал себе под нос, пока не скрылся в темноте двора. Прохор облегченно выдохнул, чуть расслабляясь. Но тут же развернулся, наклоняясь к Дарье. Куртка всё ещё была не застегнута, поэтому он быстро дернул собачку, чуть царапая ей подбородок. — Ты как? — быстро спросил он, осматривая её. — Нормально, — как-то отрешенно пробормотала она, будто не до конца осознавая, что происходит. Прохор, конечно, не назвал такое нормальным. Но промолчал. — Давай, сядем на лавочку, а то точно простынешь. Он поднял её, и они дошли до ближайшей лавочки. Расчистив её, он усадил Дарью, глядя уже на подсохшую кровь на лице, возле носа и подбородка. Прохор набрал в руки снег и принялся оттирать. Руки обжигало холодом, но он не останавливался, пытаясь отскрести. Дарья не особо сопротивлялась, она уставилась в одну точку и молчала. Наконец, он закончил. — Где у тебя болит? Она указала на щеку. Прохор смял снег, пытаясь утрамбовать его плотнее, и приложил к тому месту. — Вот, держи так. Чтобы синяка не было. Дарья кивнула. А Прохор сел рядом, не зная, что и делать. Только сейчас адреналин спал, и он смог осознать, что сейчас произошло. Это получается… домашнее насилие? Его словно обухом ударили по голове. Он никогда не сталкивался с таким. Он знал, что определенно надо помочь, но не понимал, как? Он достал телефон и глянул на время. Было уже чуть больше восьми часов вечера. Время ещё не совсем позднее, но с учётом, пока он доедет. А ведь ему ещё и готовится к паре. Но он глянул на Дарью и понял, что не может сейчас её оставить. Такую потерянную и напуганную. Она непроизвольно тянулась к нему, но до сих пор смотрела в одну и ту же точку. — Это отчим твой? — спросил Прохор самый глупый вопрос, который только можно было задать в такой ситуации. Но другой он придумать не мог. — Отец, — безэмоционально ответила она. Он скривил губы. Почему-то вариант с отчимом ему казался более приемлемым. Но отец… Это было что-то за гранью понимания. Прохор не мог описать, что он чувствовал, вроде бы и ярость, но и какую-то растерянность, вместе с бесконечным сочувствием и жалостью. А Дарья ведь даже и не плакала. Видимо настолько пребывала в шоке. Или настолько привыкла. Но второй вариант он отмёл, потому что это было просто ужасно. Даже думать об этом не хотелось. — И давно такое происходит? — он совершенно не знал, о чём говорить. Чёрт, он никогда и не думал, что повстречается с чем-то таким вживую. Почему никто не рассказывает, что делать в таких ситуациях? — Раньше он меня не бил. Только кричал. И обзывал. У него всегда это так. Как напьется, так думает, что я, ну, — она слегка запнулась, — со всеми подряд. Прохора пугало, что она говорила это так спокойно, как будто отвечала на вопрос о погоде. У него пробежались мурашки. Это ненормально. — Тебе страшно? — спросил он напрямую. Потому что вот ему да. — Очень, — прошептала она тихо. Прохор сгрёб её в объятия. Он случайно коснулся её рук, и они были ледяными. Замерзла. — Пойдём в магазин, отогреемся там. Она молча кивнула, никак не сопротивляясь. Кажется, ей было всё равно на происходящее, она послушно шла за ним, пока Прохор тянул её за руку. А другой он рылся в карманах, пытаясь отыскать там кожаные перчатки. Найдя, он надел их на руки Дарьи, попутно убирая снег с лица, который она всё ещё держала возле щеки. Перчатки выглядели нелепо большими на ней, но что имеем. В магазине они встали возле тамбура. Здесь и вправду было теплее. Взгляд Прохора упал на автомат с кофе. — Ты пьёшь кофе? — Ну, да, — безразлично пожала она плечами — Отлично, тогда я сейчас. Он подошёл к автомату, доставая мелочь и закидывая в него. Когда он уже выбирал кофе, то рядом появилась Дарья. — Ты какой будешь? — буднично спросил он. — Вы… мне покупаете? — удивленным голосом спросила она. Прохор кивнул. — Не надо! Не стоит! Не тратьте на меня деньги! Вы уже один раз тратились, и то это было лишним… Он вспомнил тот случай, когда она упала в обморок. Он сильно тогда перепугался, ведь мало того, что просто человек свалился на пол, так ещё и если бы с ней что-то случилось, то это все пошло бы под его ответственность, ведь он отвечает за них. Не то чтобы его волновало последнее, но где-то на подкорке это осознание сидело. И только сейчас у него постепенно начал складываться вся картина происходящего. Не из-за диеты Дарья тогда упала в обморок. Вполне возможно, что её попросту не кормили, кто знает, что у неё творится в семье ещё. Тогда и стало понятно, почему она всегда так рано приходила и медленно с неохотой собиралась. Просто хотела, как можно меньше времени проводить дома. И это всё было так очевидно. Буквально лежало на поверхности. А Прохор не обращал внимания или не придавал этому нужное значение. А ведь надо было! Тогда, возможно, он ещё бы раньше мог помочь и не запускать всё до такой стадии. — Мне не сложно, Дарья. К тому же здесь оно не очень дорогое, да и если честно, не особо на кофе-то похоже. Но зато поможет согреться и хоть как-то успокоиться. — Но! — Просто прими это как подарок. — И всё же вы не должны… — Дарья, я сам решаю, что я должен, а что нет, — ответил он немного жестко, просто, чтобы прекратить этот бессмысленный спор. — И, повторюсь, мне это не сложно. — Пластиковый стаканчик начал заполняться кофе с характерным бульканьем. — Вот, держи. Только аккуратней, оно горячее. — Спасибо, — она медленно взяла его, но пить не особо спешила. Прохор облокотился об стену. Он тяжело выдохнул. Когда он шёл работать преподавателем в школьный театр, он и не думал, что ему придётся помогать детям в таких ситуациях. Он предполагал, что всякое может быть, какие-то разборки, ссоры, драмы из-за «неправильно» поделенной роли. Но чтоб такое. Он даже и не думал о таком. — Можешь рассказать поподробнее, что у тебя происходит в семье? — для начала надо было во всем разобраться, чтобы помогать. — Если хочешь, — добавил он, пытаясь не давить. Он помнил разговор со Славой, и тогда Прохор точно перетрудился, что довёл бедного ребёнка до слёз. — Ну, — она сразу поникла, сжимая стаканчик. Она отвела взгляд и прикусила щёку. — Иногда они пьют. — Иногда — это насколько часто? — Сейчас уже месяца два подряд. — И тут же добавила, — Но они на работу ходят! И, вообще, они периодически бросают пить, ну, там на две недели примерно. Так что ничего страшного. Ну, да иногда отец кричит на меня, но до этого он ни разу не бил меня. Ну, наверное, потому, что обычно я приходила с театралки, и он уже спал, а тут мне не повезло, и он проснулся, — Дарья быстро тараторила. Что было удивительно для неё, ведь её хорошо поставленный голос сейчас нервно скакал и подрагивал. Было очевидно, как она волнуется. Но чем больше она пыталась оправдывать родителей, тем больше их разоблачала. И Прохор с каждым разом всё с большим удивлением смотрел на неё, пытаясь понять, она правда это считает за норму или пытается просто выдать, что всё нормально? У него пробежались мурашки вдоль позвоночника. — Это не нормально, Дарья, — перебил он её. — Ты понимаешь, что это так не должно быть? Она отвернулась от него, отхлёбывая кофе. Прохор подумал бы, что она обиделась, но понял, что Дарья всё прекрасно понимала, просто не хотела этого признавать. — Мы идём в полицию, — он глянул на её припухшую щёку. — Что? — она заметно перепугалась. — Зачем?! — Чтобы снять побои. Так не должно продолжаться. Её родители (как минимум отец) должны понести наказание. Это ведь домашнее насилие. Так ещё и ненадлежащее исполнение родительских обязанностей, что у них ребенок в голодные обмороки падает. И Прохор понимал, что сам он здесь не сможет ничего поделать, надо обращаться в правоохранительные органы. — Не надо! — воскликнула она, но тут же притихла, ведь осознала, что привлекла к себе слишком много внимания со стороны. — Почему? — с недоумением спросил он. — А если меня заберут в детский дом? — Что тут плохого? Всяко лучше, чем жить с такими родителями. — Нет! Вы не понимаете! Это будет ещё хуже, — в её глазах стоял настоящий ужас, будто она уже там бывала. — Там жуткая дедовщина, воспитательницы сущие тираны, которые лишь на людях ведут себя очень по-доброму и хорошо отзываются о детях, на самом деле ненавидя их, а что уж говорить про общее состояние детдомов… — Откуда ты это всё знаешь? — с легким подозрением спросил он. Звучало всё, как какие-то городские слухи, которые передаются слишком впечатлительными гражданами. — Я ходила туда. Общалась через забор с детдомовцами. Когда думала, как мне уйти из семьи. Я же не совсем глупая, тоже всё прекрасно вижу, но… всё равно больно осознавать это. Что у других нормальные родители, а у меня… не совсем. — Тогда выхода нет, — отрешенно пробормотал Прохор. Он ощущал себя беспомощным. Он не мог пойти и пожаловаться в полицию, как порядочный гражданин, ведь тогда Дарья могла очутиться в детдоме и тогда это, возможно, было бы даже хуже, чем оставаться в семье. Но при этом оставлять её с такими родителями тоже было непозволительно — отец вновь мог её избить, и кто знает, насколько сильно он зайдёт в этом. И это давило. Знание, что человек страдает, а ты никак не можешь ему помочь, никак не можешь вытащить его из этой ситуации. Он даже украдкой подумал о том, чтобы удочерить её, но тут же понял, насколько эта идея глупая. Ему точно никто и не позволит, ведь он студент с непостоянным заработком. Прохор тяжело вздохнул. Всё его тело требовало, чтобы он что-то делал, что-то предпринимал, ведь нельзя оставлять эту ситуацию, как есть. И ведь, что это за система, в которой нельзя нормально человека спасти от насилия. Он сжал кулаки от злости. Это всё так несправедливо. — Может, я поговорю с твоим отцом? Чтобы он больше и не думал поднимать на тебя руку? — Мне кажется, вы только всё испортите. Отец лишь сильнее обозлиться. — Да уж, — он закусил губу, — до таких людей нормально не донести. — Вы не переживайте. Я справлюсь. Я планирую после девятого класса уйти в колледж, а там уж начну работать и сниму какой-нибудь угол в общежитие. — Ты думаешь, денег у тебя хватит на это? — он удивлялся самостоятельности Дарьи. И одновременно, она его пугала. Ведь в таком юном возрасте так не должно быть. Она не должна была так рано взрослеть. — Если что буду на двух работать, — пожала она плечами, будто ничего такого. — А учиться когда будешь? — Успею как-нибудь. — Нет, Дарья, так нельзя. Ты выдохнешься же в первый месяц. — А как по другому? Мне просто надо выбиться в люди и забыть это, как страшный сон. Прохор замолчал. Было тяжело. Осознание, что он взрослый, который кажется венцом всемогущества, а в итоге он беспомощен, давило на него. — Я просто хочу, чтобы ты знала: я рядом. Я всегда попытаюсь помочь тебе. — Вы слишком добры ко мне, — неловко пробормотала она. — Это не я слишком добр к тебе, это ты слишком строга с собой. Ты рано повзрослела. Это неплохо, но это тебе и мешает. Нужно хоть иногда отпускать ситуацию и быть беззаботным ребёнком, каким ты и должна быть. — А если я не могу? — она сразу же немного зажалась, будто защищаясь. — Если я в семье единственная, кто хоть как-то контролирует всё? — Тогда делай это в театре. Да, давай так: в театре ты всё отпускаешь и не задумываешься ни о каких обязанностях. Ведь здесь буду я взрослым и за всё отвечать. Это, конечно, очень слабая полумера и не разрешает и половину проблем, но давай остановимся пока на этом. Хорошо? Она нехотя кивнула. — И куда ты сейчас пойдёшь? Обратно домой? — Да, а куда мне ещё идти? — Дарья захлопала ресницами. — Я хотел предложить переночевать у меня, ведь твой отец сейчас явно не в духе. Мало ли он продолжит своё дело, — Прохор передёрнул плечами, представляя в уме это ужасную картину. Это красное опухшее лицо мужчины, перекошенное от ярости, что замахивается на маленькую Дарью. А та и сделать ничего не может. Ей некуда бежать. Разве что опять выскакивать на улицу. — Нет, тогда он точно ещё сильнее заподозрит что-то, если я не буду дома. Да, и, наверное, он уже заснул. Ну, а если что, то спрячусь в ванной, — она усмехнулась, будто это была шутка. Только вот Прохору от этого стало ещё жутче. И ещё сильнее появилось желание вытащить её из этой семьи и упрятать куда-нибудь подальше. — Хорошо, — сказал он. Хотя очевидно ничего хорошего не было.