Противостояние

      Хайто из-за случившейся дуэли расстроился. Извиняться он не намеревался, это выглядело бы глупо и неуместно, но всё же чувствовал себя ужасно виноватым перед ней. Почему-то после того, как провозился с ней всю ночь, пытаясь сбить температуру и привести в чувство, растерял весь запас злости и раздражения на неё. Она только жалобно хныкала и хватала его за руки, пока он таскал её в ванную и обратно. Слабая и беззащитная, она не вызывала у него желания не то что ножнами огреть, а даже просто кричать на неё было как-то зазорно. Она тряслась от озноба под одеялом, заставляя его ощущать себя бесчувственным животным, а Карма осуждающе выл, отчего сердце просто разрывалось. Хайто пообещал себе тогда, что если она поправится, то он постарается быть к ней добрее. Теперь надлежало выполнить обещанное.       С утра она с ним не разговаривала и готовила им завтрак молча. Диалог даже не пыталась начать, и Хайто понял, что в этот раз ему придётся быть инициатором. Он не был любителем поболтать, у него всегда плохо получалось первым начать беседу.       — Как спала?       Идиотский вопрос.       — Нормально.       Не менее идиотский ответ. Кэрри злилась на него, это было очевидно и без её эмоционального посыла, который она сегодня тщательно от него прятала.       — Что у нас будет на завтрак?       — Паджон.       — Что? — Хайто даже забыл про свой план от неожиданности.       — Я неправильно произнесла? — Кэрри повернулась к нему с лопаткой в руке, её лицо было расстроенным. — Я смотрела на днях кулинарное шоу и записала это слово с транскрипцией. Мне казалось, что ведущая именно так называла эти блинчики.       — Нет, ты всё правильно произнесла, — сказал Хайто. — Паджон, именно так. Я просто не ожидал.       — Не ожидал, что тупая курица вроде меня справится хотя бы с одним словом? — с сарказмом спросила Кэрри.       — Не в слове дело, — Хайто заставил себя проигнорировать её нападку. — Никак не привыкну, что ты впитываешь информацию, как губка. Хотя ведь знаю, что ты всё подмечаешь, и про людей, и про события, и про слова.       — Прозвучало, как похвала, — настороженно сказала Кэрри.       — Я разве когда-то умалял твои дедуктивные навыки? — вспылил Хайто, а потом поймал на себе её хитрый прищуренный взгляд и добавил в более привычном для себя стиле, чтобы не палиться: — ну и чего ты про меня наподмечала? Выкладывай!       Кэрри немного замялась, но потом всё же поделилась:       — Ты всегда раздражëн с утра, даже если хорошо спал. Поэтому до утренней тренировки тебя лучше ни о чём не спрашивать и ничего у тебя не просить. Ещё, когда у тебя плохое настроение, ты непременно уходишь в левую часть сада, где растут вишни. А если уходишь в правую, значит, просто хочешь побыть на свежем воздухе. Ты любишь зелёный чай и предпочитаешь, когда его наливают в чашку без ручек. А с кофе наоборот, любишь чёрный и в большой кружке. Тебя раздражает кантри, но нравится рок. Ещё я предполагаю, что твой любимый цвет чёрный. А вот твои предпочтения в еде мне приходится угадывать, ты никогда не хвалишь, но и не критикуешь, совсем не ясно, что тебе нравится, а что нет.       — С едой у меня сложно. Я, например, не понимаю фанатизма вокруг итальянской кухни, ни паста, ни пицца у меня восторгов не вызывают. Вся их пища слишком тяжёлая, как по мне, — поделился соображениями Хайто. — А так, за долгие годы я уже привык к тому, что выдаёт столовая в Братстве Мутантов. Сам я готовить не мастак, если что-то и умел, то без практики давно разучился. Соответственно, и не критикую никогда, что дали, то и ем.       — А для меня готовка, как для тебя медитация, — сказала Кэрри. — Помогает снять напряжение и упорядочить мысли. Но не всегда, иногда бывает такое настроение, что ничто не помогает.       — Это когда ты разбила несколько мисок и сожгла омлет?       Кэрри покраснела, но, заметив, что Хайто не злится, а хитро улыбается, призналась:       — Да, хороший пример. Я пыталась замести следы своего преступления, но, видимо, недостаточно хорошо.       — Тебе не обязательно всё время стоять у плиты, ты здесь не за этим. Здесь полно заведений, где можно что-то заказать.       Кэрри снова стала грустной, но Хайто не понял, почему.       — Наверное, так, — согласилась Кэрри, — я не знаю. По сути я же только на пробежки из дома выхожу. Я бы всё равно не смогла ничего купить, даже если бы пробегала мимо. Похоже, здесь не говорят по-английски. Я, конечно, выучила некоторые фразы с помощью словаря, но здесь так трепетно относятся к традициям, что боюсь, что если я криво что-то произнесу, то это обидит говорящего со мной и произведёт неправильное впечатление о тебе. Ведь я твой гость, а судя по тому, что я прочитала о вашей культуре, даже гостю нужно вести себя подобающим образом.       Хайто опешил. А ведь действительно, она сидит уже почти неделю в доме, как узница. Из всех развлечений только тренировки, плита да её книги. А ему ни разу в голову не пришло показать ей город или куда-то вывести. Да и культура для неё чужая, как он про это забыл? Он злился на неё за досадные промахи, в то время как она понятия не имела, чего от неё ждут. И всё же она пыталась найти ответ в книгах, которые купила ещё в аэропорту. Знала, что он так поступит? Или просто хотела ему угодить?       — Я как-то об этом не подумал, — честно признался он. — Давай завтра вместе в город поедем? У меня там дело есть, но я не буду оставлять тебя надолго одну.       — Правда? — на её лице отразился детский восторг. — Вот здорово!       От данного им обещания Кэрри оттаяла и общалась с ним весь день радушно. Хайто остался доволен собой, что сделал первый успешный шаг к тому, чтобы наладить отношения. Только уже под вечер он с чего-то снова вспомнил про тревожные признаки отторжения между ними и разволновался. Что, если повторится? Он постарался прогнать эти мысли под горячим душем, но когда пошёл спать, его опять накрыла волна беспокойства. На всякий случай Хайто решил убедиться, что причина не в ней, и пошёл пожелать Кэрри спокойной ночи. Он толкнул дверь в её комнату и присмотрелся. Она металась на подушках, невнятно бормоча. Хайто вздохнул, вроде не ссорились, а её снова кошмарило. Он прилёг рядом, и она сразу зажала его в свои тиски, вцепившись ему в руку. Всё же пальцы у неё были стальные от постоянных тренировок. Она перетекла ему на грудь и внезапно успокоилась, он смог освободить руку и размять мышцу.       Неправильно это как-то, спать вместе. Всё, конечно, целомудренно, но ненормально. Хотя было ли вообще что-то нормальное в их связи? Сон снова настиг его внезапно, оборвав размышления посередине.       Зато утром он проснулся засветло и смог выбраться из её комнаты так незаметно, что она даже не проснулась. Может, она и не узнает вовсе, что они опять ночевали вдвоём.

***

      Для поездки в город Кэрри выбрала платье и мешковатый кардиган. Вполне подходило под стиль местных женщин. Она среди них, конечно, всё равно будет выделяться, ведь её рост в метр семьдесят пять даже для местных мужчин был высоким, но всё же хотелось выглядеть хорошо и соответствующе.       Хайто с утра был грустным, и они почти не разговаривали. Пока ехали в город, Кэрри его тайком рассматривала, он был весь погружён в свои мысли. Было странно, но она больше не сердилась на него, в его присутствии даже в полной тишине было спокойно. Кроме того, после их драки Хайто стал более обходительным с ней.       Он оставил её одну на площади и ввёл в полное замешательство тем, что с поклоном за это извинился. Кэрри даже испуганно огляделась, но прохожим не было никакого дела, видимо, ещё один местный ритуал, который только ей непривычен. Она проводила его взглядом и принялась ждать.       Хайто долго не было. Чем он таким был занят, что ему так грустно и тоскливо? Кэрри измерила шагами площадь вдоль и поперёк. Потом приметила мужчину, который толкал перед собой тележку с зонтиком, он продавал цветы, и Кэрри остановилась посмотреть. Ни одного срезанного, все в горшках. Необычно. Один цветок был особенно нелепым, развесистый, с кучей мелких бордовых цветов с белыми сердцевинками. Как будто сотни глазок на тебя смотрят. Продавец показал ей на пальцах стоимость, Кэрри отсчитала и протянула ему деньги. Нелепое растение перекочевало к ней в руки. Придётся как-то объяснять это Хайто. У того тоска зашкаливала, может, разозлится на неё за импульсивную покупку и переключится.       Кэрри пошла в том же направлении, куда ушёл Хайто. Дорожка была одна, и она привела её прямиком в сад. Точнее, Кэрри сначала решила, что это сад, но оказалось, что она пришла на кладбище. На одинаковом расстоянии друг от друга стояли обелиски из белого камня, трава кругом была аккуратно подстрижена, а дорожки подметены. Ни единого лишнего листочка или веточки.       Её внутренний навигатор безошибочно довёл её до Хайто. Она остановилась в нерешительности, это было глубоко личное дело, а она могла помешать. Ретироваться она не успела, Хайто почувствовал её и обернулся. Увидел цветы в её руках и ужасно удивился.       — Поставь на площадку, — подсказал он ей.       Она поставила нелепое растение рядом с палочками благовония и отступила назад. Захотела уйти, чтобы не мешать, но Хайто перехватил её за руку.       — Он очень любил эти цветы. Без понятия, как ты узнала.       — Здесь твой учитель, — догадалась Кэрри.       — Да, я решил навестить его на День Рождения. На День Смерти не хочу, это был плохой день, худший, который я могу вспомнить.       Хайто ударился в воспоминания, и Кэрри почувствовала, что у него в носу от слёз щиплет. Никогда не умела соболезновать. Стоило кому-то кроме неё столкнуться с потерей — и она теряла весь свой дар красноречия, а если и пыталась кого-то подбодрить, то несла такую околесицу, что становилось стыдно за собственные слова. Кэрри уткнулась взглядом в носки своих ботинок, да так и простояла, словно немая, пока Хайто не отпустило.       Но как только они ушли с кладбища, Хайто преобразился. Охотно показывал ей город, и, что было совсем уж непривычно, трещал без умолку, как настоящий экскурсовод. Своей страной и культурой он явно гордился, а Кэрри было несложно поддакивать. Как только они перестали с ним ссориться, все вещи в этой чужой стране вдруг стали прекрасными и начали раскрываться с другой стороны. В итоге Хайто ей даже платье купил, вишнёвое и с очень красивой вышивкой, сказав, что оно вполне современное, но с традиционными элементами, хороший сувенир на память о поездке получится. Кэрри всю дорогу до дома по этому поводу улыбалась, потому что у Хайто уши горели, когда он вручал ей свой подарок.       Она, конечно, всё ещё ожидала подвоха, что промоакция по радушному поведению Хайто вот-вот закончится, и он вернётся к прежнему стилю с нападками и насмешками, но даже дома он остался благостен и миролюбив. Тогда Кэрри решила воспользоваться случаем и расспросить его про меч, расположенный на подставке, прикреплённой к стене. Уж больно красивая у него была роспись, Кэрри каждое утро любовалась будто картиной.       — Это наследие моей матери, — сказал Хайто, — или её насмешка надо мной, я не знаю. Она всегда говорила, что этот меч — самое ценное, что у неё есть, и когда-нибудь он перейдёт мне по праву. У него даже имя есть — Скрытная Хризантема.       — Какое-то очень странное название, — отметила Кэрри.       — Да уж, моя мать тоже была странной, — Хайто стал грустным, снял меч с подставки и протянул Кэрри, — вот, посмотри сама!       Кэрри бережно приняла меч в свои руки. Лёгкий и очень красивый. Ножны были расписаны цветами и рукоять тоже, даже гарда была оформлена в виде замысловатого цветка. Кэрри потянула рукоять и замерла от неожиданности, лезвия не было. Она недоумевающе повернулась к Хайто.       — Ага, — тот криво усмехнулся, — всё верно, лезвия нет. Только ножны и рукоять. Вот такое оно, наследие моей матери. Отец потешался над этим, сколько я помню, а мама всегда упрямо поджимала губы, смотрела в пол и молчала. Нас с ним это ужасно раздражало. Ты, кстати, совсем так же делаешь, как и она.       — Если ей достались два таких чёрствых болвана, то я её понимаю, — огрызнулась Кэрри, но, вспомнив о своём обещании, виновато потупилась и протянула меч обратно. — Извини меня!       Хайто на неё не обиделся, только усмехнулся и вернул меч матери на подставку.       — А ещё ты когда над чем-то задумываешься, то хмуришься, — Хайто указал пальцем между бровей, — и вот здесь морщинки появляются, похожие на икс. Шути да смейся, но один в один, как у моей матери. Я в детстве даже думал, что у всех женщин так, но оказалось нет. Только у неё и у тебя, за остальными не замечал.       — Прости, если мой вопрос бестактен, но где сейчас твои родители?       — Умерли, — Хайто жестом пресёк её попытку выразить соболезнования. — Мать, когда мне было восемь. Осложнения после гриппа. Я остался под присмотром отца, но он редко появлялся дома. Когда мне стукнуло четырнадцать, он и вовсе перестал приходить, только деньги присылал, и я знал, что он жив. А на следующий день после того, как мне стукнуло восемнадцать, его насмерть сбила машина. Водитель был пьян.       — Я тоже сирота с восьми лет, — поделилась Кэрри. — Их яхта попала в шторм и затонула. Их так и не нашли, так что я не смогла толком попрощаться.       — У твоих родителей была яхта? — не к месту удивился Хайто.       — Ага, «Роза Ветров» называлась.       — Так ты из богатеньких?       — Ну да, у меня даже свой пони был. Купидон. А потом мы ему подружку купили, Афродиту.       Хайто рассмеялся в голос.       — А ещё у нас был выпендрëжный туалет, — хихикнула Кэрри, — на первом этаже, специально для гостей. Там был фонтан с рыбками и джакузи, отделанное мозаикой, а унитаз пел песни, и у него можно было выбирать подсветку.       Теперь Хайто просто задыхался от смеху.       — Но я по тем временам не скучаю, — призналась Кэрри. — Не ощущала себя любимой. Зато всегда, когда мой кошелёк был пуст, мне встречались самые преданные и верные люди. Как в Убежище.       — Ты, никак, скучаешь по нам? — подколол её Хайто.       — А то, — Кэрри хитро усмехнулась, — особенно горячо по Дженксу. Никто так не умеет забирать из носа и харкаться, как он, эти звуки меня всегда успокаивали.       Хайто передëрнулся, эту мерзкую привычку товарища все знали.       — Я правда скучаю по вам, — сказала Кэрри. — Вы же моя семья.       Хайто посмотрел на неё немного удивлённо и внезапно понял, что она говорит это не для красного словца. Она и правда всё это время считала их своей семьёй.