Аддиктивный синдром

С самого начала Викинг был прав. Я всего лишь ребенок, который не умеет разбираться в людях. Всего лишь мальчишка, брошенный всеми, и жаждущий протянутой ласкающей руки даже от незнакомца. Всего лишь дитя, которое так и не переросло утрату матери. И этот сломанный ребенок продолжает совершать неправильные поступки раз за разом, губительно не замечая закономерности. Наркотики. Чувства к Каттерфельду. Дружба с Клаусом Эйзенманном… Стоило держаться от него подальше. Стоило не сближаться, чтобы не давать этому психу повода к еще большей ярости после раскрытия предательства. Стоило просто послушать мудрого человека, желавшего мне лишь счастья. Возможно, если бы я так не разозлил Эйзенманна, если бы не заставил ощутить этого психа преданным, он бы не отыгрался на Викинге. Возможно, он бы не убил его. Возможно, мы успели бы осуществить нашу мечту с путешествиями по всему миру и нахождением укромного, мирного уголка для жизни. Возможно… Сотни «возможно», которые впредь не станут реальностью. И это моя вина. Рядом с Викингом ты расслабился, Отто, и забыл одну истину: люди вокруг тебя умирают. Ты делаешь их несчастными. Ничего не изменилось. Я откинул голову на стену дома и окинул взглядом небо. Птицы летали высокого в облаках, словно на улице была весна, и они радостно возвращались домой с теплых краев. Солнце слепило, хотя время неустанно близилось к холодному и беспощадному осеннему вечеру. «Прекрасное утро… Хорошая погода. Редко когда солнце светит так ярко в последние дни.» Викинг любил хорошую погоду. Его настроение всегда было на высоте, когда солнце пригревало, несмотря на сырую позднюю осень. Он всегда много улыбался в эти дни, заряжая меня на позитивный настрой, как бы плохо мне не было… Но его больше нет. Больше никто не согреет меня своей улыбкой, пообещав, что мои страдания, как и эта серая осень, скоро окончатся. Больше никто не поддержит. Не обнимет. Не… Слезы не переставали скатываться по моим щеках. Я не пытался их стереть, как и подняться с холодной земли. Мне было все равно. Все равно на все. На будущее. На всех остальных. На себя. Я просто беспомощно рыдал, обняв себя, и продолжал ждать человека, который сейчас выйдет из дома и обнимет меня, как ни в чем не бывало. Словно его тело не пронзило три пули. Словно он был жив, а все это лишь продолжение затянувшегося кошмара. Он просто не мог умереть. Он обещал, что защитит себя. Он, черт возьми, говорил, что сможет постоять за себя! «Я сумею обезопасить себя. А если такое случиться… Отто, пообещай мне, что сбежишь. Заручишься поддержкой Сабины, свергнешь отца и уберешься из этого проклятого города.» «Обещаю.» Он умер, эгоистично взяв с меня обещание, что я продолжу двигаться дальше. Сбежать? Заручиться поддержкой? Свергнуть отца?.. Зачем мне все это теперь, когда в мечтах я уже построил мир для нас двоих?! Мир, где я, наконец-то, не буду одинок! Мир, где есть лишь мы и ожидающее нас счастья! Я представлял наш будущий дом так ярко. Так ярко, как и нашу небольшую странную семью. Я и Викинг. Я и мой верный друг. Я и… Я и Алекс Келер. Зачем мне вообще жить, когда он… Я шмыгнул носом и утер слезы. Не знаю, сколько я здесь просидел с момента, когда Эйзенманн уехал. Солнце быстро опустилось к горизонту. Начало смеркаться, и я уже не мог понять: дрожь во всем теле вызывают отголоски панической атаки или дело в ужасном холоде. Прекрасное утро, которому столь искренне радовался Викинг окончилось. Наступает ночь. Я с трудом смог встать. Ноги не хотели идти прямо и я держался за стены дома. Так я и дошел до террасы. На стеклянном столике все еще лежала пустая пачка с сигаретами, которую он так и не выбросил. Пепельница хранила остатки его сигарет вместе с воспоминаниями о сегодняшнем умиротворенном утру и вчерашнем вечере. Подвесное кресло, на котором мужчина, скрипя зубами, позволил мне покататься, слабо пошатывалось от усиливающихся порывов ветра. Викинг любил это чертовое кресло. Викинг любил этот дом. Теперь ни это кресло, ни этот дом никому не принадлежат. Окинув потерянным взглядом террасу, я с трудом отвернулся и потянулся к дверной ручке. В доме было темно, но последние лучи уходящего солнца помогли рассмотреть лежащее на полу тело. Викинг лежал неподвижно и, если бы не лужа крови под ним, я бы мог представить, что он просто уснул. Просто уснул у себя на полу. Просто уснул и сейчас проснется… Но он не просыпался. Его поза была неестественной. Грудь не поднималась. Тело было мертво. Я сделал еще несколько шагов навстречу и упал на пол. Его глаза были открытыми. Холодными. Стеклянными. Серыми. Безжизненными. Моя дрожащая рука потянулась, чтобы закрыть их. Его веки были такими же ледяными, как и тело. Я склонился над ним. Одна за второй слезы падали на его рубашку, смешиваясь с кровью. Наконец, я смог позволить себе закричать. Безысходность и отчаяние вырвалось из меня со всей силы. Я не мог остановиться. Не мог вдохнуть. Все мысли покинули разум. Разум отдал права владения над Отто Керном горю. — Ну д-давай же, Викинг, очнись!.. Я тряс его тело, обращаясь ко всем существующим богам. Господи, просто дай мне проснуться! Это был кошмарный сон и я готов очнуться от него. По ту сторону над моей кроватью сидит Викинг и ждет меня, пытается разбудить и успокоить. Он всегда так делал, когда заставал меня за кошмаром. Всегда успокаивал, как маленького ребенка, а я бесился от этой мысли, но никогда бы не признался, что был безумно рад человеку рядом. Викинг всегда рядом. Викинг всегда был рядом. Был. Склонившись к его телу я положил голову ему на грудь. Она не двигалась. Сердцебиения отсутствует. Тело мертво. Я ничего не мог с этим сделать. Не повернуть время вспять. Не оживить. Лишь беспомощно рыдать и ждать чуда. Но чуда не происходило. Дыра во лбу, животе и предплечье. Если бы Клаус не снизошел до милости, убив того быстро, Викинг бы умер от кровопотери. Скорая не успела бы до него доехать, даже если бы я вызвал ее, как только услышал выстрелы. Из-за ран он не мог сопротивляться. Просто принял неизбежное и… «Ты же знаешь, у меня нет семьи… Мне нет с кем попрощаться, но… Клаус, есть один ребенок. Прошу, я признаю свою вину, но не руби с плеча. Умоляю, не убивай его. Сохрани ему жизнь. Он ни в чем не виноват.» Он умолял убийцу лишь об одном — о моей пощаде. Его не заботила собственная жизнь. Не заботило, будут ли его пытать или подарят быструю смерть. Викинг молил о моем будущем. Думал о моем счастье. Он всегда о нем думал. Ставил мое существование на первое место, словно я был не просто ребенком его давней подруги. Словно я был его собственным сыном, пускай это и не было возможно в силу нашего возраста. И все же эта предсмертная мольба… Он любил меня. Любил так же, как и мою мать. Викинг желал нам обоим счастья. И дело не только в чертовом чувстве вины, что он испытывал все эти годы. Дело в нем. Мы с мамой были его зависимостью. Вряд ли он и сам понимал, но все его действия, мысли и слова были как-то связаны с нами. Он все еще не отошел после утраты подруги и сделал все, чтобы я не повторил ее судьбу… Мы были его зависимостью. Так трагично зависеть от тех, кто тебя покидает. И ты, Отто, тоже стал зависим от него. Поэтому тебе так больно. Поэтому тебе кажется, что последняя пуля пронзила не только его, но и тебя. В доме стало совсем холодно и темно. Скрутившись на полу, я лежал у остывшего трупа. Мне не было страшно или мерзко. Я никогда не испытывал эти чувства к Викингу и после смерти также их не ощущаю. Мне просто нужно было еще немного побыть с ним. Совсем немного. Я понимал разумом, что так нельзя, но не мог ничего с собой поделать. Оставить его здесь? Одного? Чушь. Да и куда мне податься? Я не хочу возвращаться в поместье, в ту пустую безжизненную спальню, в которой мы разделили столько воспоминаний. Вся одежда в моем шкафу выбрана Викингом. Все косметика, лекарства на полочках в ванной — его работа. Даже постельное белье он купил для меня, заметив, что старое уже давно износилось. Каждая деталь была как-либо связана с ним. Он наполнил мою одинокую жизнь, пропитал ее собой, а теперь… Первым, что я заметил, был яркий свет, слепящий мои глаза. Кто-то стоял надо мной с фонариком и что-то говорил, но я не слышал. Обращались ли ко мне? Что этот некто здесь забыл? Может это Клаус вернулся завершить начатое?.. Мне было плевать. Сейчас я был готов сам взять пистолет и застрелится. Сейчас я готов умереть, но завтра… Завтра я вспомню о данном обещании и уже не смогу его нарушить. — Господи, Отто! — очень громко вскрикнул тонкий женский голосок, и мое тело кто-то сильно потянул вверх. Фонарик отвели в другую сторону и уже через несколько долгих мгновений я сумел рассмотреть перед собой Сабину Вагнер. Мы общались с ней еще днем. Обговаривали дела и будущее. Викинг был у нее до того, как вернуться домой. Однако сейчас она здесь. Почему-то приехала и застала не самую приятную картину: парень обнимающий мертвое тело. Теперь она точно подумает, что я сошел с ума. В каком-то смысле, она не ошибется. — Д-доктор Вагнер… — проскулил я и понял, что ее присутствие заставило меня вновь расплакаться, напомнив о произошедшем. А ведь я только перестал рыдать, убежав в мысли от пугающей реальности. Женщина опустилась коленями на пол и обняла меня сильнее, немного оттащив от Викинга. Ее теплое ворсистое пальто уперлось мне в лицо, впитывая мои слезы и кровь, которой я испачкал щеки и лоб. Она по-матерински, гладила меня по спине, все время проверяя не задыхаюсь ли я и не приступ ли это паники. Мы никогда не были близки, в особенности после того, как я умолял ее помочь мне после попытки суицида, но сейчас мне нужен был хоть кто-то. Я был согласен на любого человека, даже незнакомца, который бы просто обнял меня и утешил. — Тише, Отто, я здесь. Ее умиротворенный голос повторял это из раза в раз, словно мантру, и она подействовала, ведь я медленно начинал успокаиваться. — К-как вы узнали, г-где я?.. — спросил я, заикаясь почти на каждом слове. Я так давно не заикался. Так давно не ощущал себя настолько ужасно… До встречи с Викингом я был таким слабым, таким потерянным, но он дал мне определенность. Дал стойкий фундамент под ногами своим существованием. Я взобрался на него после сотни хлипких разрушенных ступеней, но фундамент рухнул, и я снова вернулся к исходной точке. К тому жалкому Отто Керну, который не мог связать и двух слов без наркотиков. — Мне доложили, что случилось с Викингом, и я поняла, где ты. Ей доложили. Она примчалась сюда, как только узнала. Знала, где я буду, и решила протянуть руку помощи. Я был ей безумно благодарен, даже если в последствии помощь не окажется безвозмездной. Плевать. Если рядом не будет хоть кого-то, я не уверен, что смогу пережить потерю. Это страшно в один момент потерять своего единственного человека. Безумно страшно снова оказаться одиноким. Еще страшнее осознать одиночество завтра после пробуждения. — Его з-звали Алекс… Он обещал м-мне, что расскажет с-свое имя, когда м-мы сбежим… — Я знаю, я все знаю, — закивала женщина, продолжая водить ладонью по моей спине. Вдохнув поглубже и задержав дыхание, я немного отстранился, успокоился. Утер слезы и поднял на доктора Вагнер мутный взгляд. — Это был Эйзенманн. Этот п-псих… — Не бойся, я не дам тебя в обиду. Я окинул взглядом комнату и только сейчас заметил, что доктор Вагнер пришла не одна. За ее спиной стояло три громилы. Люди семьи Вагнер. Возможно, Сабина ехала сюда с мыслью, что Эйзенманн решил развлечься с Викингом, а после со мной. Возможно, она думала, что успеет спасти друга, а увидела лишь… Лишь меня. — Давай я заберу тебя отсюда, м? — Сабина похлопала меня по спине и поднялась, протянув руку. — Переночуешь у меня. Куда-угодно лишь бы не домой. Сегодня отец будет в поместье. Если семья Вагнер оповещена о казни предателя, значит знает и отец. Я не хочу снова с ним ужинать и выслушивать вопросы о том, какого черта я делал у Викинга и как-либо вспоминать о его кончине. В то поместье, где Викинг всегда был рядом, я не хочу возвращаться. Точно не этой ночью. Поэтому я ухватился за руку Сабины и встал. Она запихнула выключенный фонарик в пальто и кивнула одному из телохранителей дать мне его. И я понимал причину. Моя курточка, моя одежда, как я сам были полностью в крови. У доктора Вагнер есть дочка. Вряд ли она хочет, чтобы ее ребенок увидел меня в таком виде. Поэтому я позволил снять с себя курточку и натянуть пальто. Оно имело стойкий запах одеколона незнакомого человека. Вчера вечером при выходе на террасу Викинг тоже дал свою куртку. Она была большой, теплой, а запах был родным… — А Викинг? М-мы оставим его з-здесь? — спросил я и попытался развернуться, чтобы взглянуть на него. Сабина мне не позволила. Она сжала мои плечи ладонями и заставила смотреть на нее. — Ребята позаботятся о нем. Тебе не о чем волноваться. Все будет хорошо. «Все будет хорошо», — так любил повторять Викинг, уверяя меня в лучшем будущем и скором окончании этой войны. Вряд ли он ожидал, что и сам падет ее жертвой… А может он и предвидел, просто не хотел расстраивать меня лишними переживаниями. Ведь он всегда заботился о мне. Больше, чем кто-либо. Больше никто и не будет. — Я хочу з-забрать кое-что, — прошептал я и взглянул на темно-серые двери, забрызганные кровью. — Конечно, мы подождем тебя здесь, — неловко улыбнулась Сабина, но ее улыбка быстро погасла. Кто-то из присутствующих включил свет в кухне, поэтому я смог рассмотреть дверную ручку. Отворив дверь, я вошел в спальню Викинга, притянул стул и потянулся к знакомой полке. Достав рамку, я вытянул оттуда фотографию. Я не включал свет в комнате, поэтому не мог рассмотреть того смущенного молодого парня, которым Викинг был когда-то с моей мамой. Я боялся рассмотреть, чтобы еще раз не напомнить себе о случившемся. Я пытался абстрагироваться от утраты. Хотя бы на несколько часов, пока Сабина не выделит мне комнату и я не окажусь наедине с собой и своим горем. Мне нужна была эта фотография. Я не мог покинуть ее в доме, зная, что больше никто ею не будет дорожить так же, как его бывший владелец. Отныне она моя. Фотография, на которой были запечатлены два дорогих мне человека. Люди, которые в разное время и при разных обстоятельствах оставались при Бене Керне ради меня. Люди, которые умерли, пытаясь дать мне лучшую жизнь. Все вокруг меня умирают. Теперь я знаю это наверняка. Спрятав фотографию в кармане джинсов, я направился на кухню. Тело Викинга накрыли каким-то одеялом. Сабина взяла меня под руку и повела к выходу. С нами пошел лишь один телохранитель, тогда как двое других остались разбираться с трупом. Доктор Вагнер потащила меня к машине и усадила прямо, как маленького ребенка. Она села рядом на заднем сидении. Телохранитель устроился за рулем и неспешно повел машину темной трассой в неизвестном мне направлении. Мы покинули район, где жил Викинг, очень скоро. Сабина что-то говорила, обращалась ко мне, но я не мог понять, о чем она. Смотрел в окно за удаляющимися домами, пока мы медленно направлялись у центру оживленного вечернего Мюнхена. — Немного пришел в себя? — задала вопрос женщина, когда я перестал беззвучно плакать. Слезы закончились. Ужасно клонило в сон. — Я хочу устроить похороны, — прошептал я вместо ответа. У Викинга нет семьи, как он сам сказал, смотря в глаза убийце. Наверняка, его родители мертвы или он не общается с ним. Зная подноготную отношений Викинга с его отцом, не удивлюсь, что второй вариант вероятнее. Вряд ли его бывшая жена захочет устраивать похороны человеку, с которым развелась. Остаюсь лишь я. Его семья. Он был мне, как брат. Может, даже, как отец, направляя советами и защищая от бед. Я же для него ничего не сделал с момента знакомства в осознанном возрасте. Совершенно ничего. Хотя бы похороны я хочу для него устроить. Последняя возможность оставить свой след в истории Алекса Келера… — Мы все сделаем завтра же, — мгновенно ответила та и сжала мою руку. — Эйзенманн… — протянул я, не зная, как сформулировать свои мысли. Все это время в голове витало лишь два имени — Викинг и Клаус. Жертва и убийца. — Этот псих не посмеет тебя тронуть. Моя семья возьмет тебя под защиту, пока ты не вернешься домой. «Вернешься домой»?.. Вот как, понятно. Значит, Сабина даст мне крышу над головой лишь на ночь. Присмотрит по старой памяти ради Викинга, а завтра после похорон мне придется вернуться домой. К отцу. К обычной жизни. — Он придет по меня. Он… он обещал расправиться со всеми предателями. — Не сегодня это точно. Он занят Хоффманом. — Кто такой Хоффман? — удивленно поднял я взгляд и Сабина сжала мою руку, мол говоря не волноваться. — Один хакер. Друг Эванса. Каттерфельд думает, что он помог мужу сбежать. Тобиас все еще водит племянника по ложному следу. Они даже не знают, что Эванс за пределами страны. Тобиас Каттерфельд, мой отец и даже Сабина Вагнер — все они продолжают играть свою игру. Лишь я пытаюсь сбежать то нее, и я… я убегу. Покончу с отцом с помощью Сабины. Сбегу. Начну новую жизнь. Не ради себя. Ради Викинга. Исполню обещание. Его последнюю волю. Кем бы не был этот Хоффман, мне жаль его. Жаль, как и любого другого, к кому добрался этот псих. Клаус Эйзенманн — не человек. В нем нет ничего человеческого, если он спокойно убил человека, с которым был знаком столько лет! И ведь не просто убил. Он ушел. Выстрелил и сразу ушел разбираться с другим врагом, словно убийство — повседневное дело! Раньше я считал монстром Каттерфельда. Что ж, признаю свою ошибку. Каттерфельд все же человек, раз умеет любить. А Эйзенманн… этот цепной пес… Он не знает человеческих чувств. Викинг был прав. Я ошибался. Не видел дальше носа. Все, что мне показывал Клаус, это улыбку. Даже не улыбку, а звериный оскал. Он игрался мной, а я воспринимал это за дружбу. Игрался с огнем и обжегся. Как глупый ребенок. Викинг был прав. Викинг, черт возьми, был прав… — Наш план в силе? — спросил я перед тем, как окончательно отвернуться от доктора Вагнер к окну. — Мы поможем осуществить тебе побег, как и договаривались. Четыре дня. Четыре дня до конца. Четыре… Вот бы продержаться. К моему слабому удивлению, семья Сабины жила в квартире многоэтажного здания недалеко от моего университета. Спокойный и тихий район всего в пятнадцати минутах езды от компании Каттерфельд. Прекрасное место, чтобы обосноваться. Когда мы с Викингом размышляли над будущим жилищем, я настаивал на небольшой квартире. Лишь я и он. Две маленьких комнаты и кухня — больше ничего для жизни и не нужно. Однако мужчина настойчиво стоял на своем. Он хотел дом. Такой же, как у него. Такой же, как у него был… Когда покину Мюнхен, я тоже обоснуюсь в доме. В память о мужчине постараюсь подобрать такой же, как и его. Заведу себе домашнего питомца и мы будем жить вдвоем. Начну новую жизнь, как и хотел Викинг. Постараюсь бросить. Найду группу поддержки. Получу коуча… Со мной все будет хорошо. Викинг и мама хотели бы, чтобы я обрел счастье. И я его обрету. Как-то, да обрету. Ради них. Сабина держала меня под руку все то время, пока мы шли ко входу в дом и ехали наверх. Лифт остановился на четырнадцатом этаже и мы вышли. Сабина позвонила в домофон и ей быстро открыли с той стороны. Перед нами показалась все та же шестнадцатилетняя девушка, которую доктор Вагнер брала с собой на прием в честь юбилея благотворительного фонда. Девочка стояла в пижаме, явно сонная и сильно смутилась, заметив на пороге не только маму. — Ты уже знаешь Отто, — кивнула Сабина в мою сторону. — Сегодня он заночует у нас. — Бруно будет не рад. — Уже давно было пора выселить его из гостевой. Я не раз говорила тебе, Клара. Я вопросительно поднял бровь. Кто такой Бруно и зачем его выселять? Сабина закатила глаза и вздохнула, расстегивая пуговицы на своем пальто. — Сам увидишь. Сейчас этот шкодник выйдет на свет. Клара пожала плечами и пошла вдоль по длинному коридору в неизвестном мне направлении. Как только девушка исчезла из виду, я, наконец, снял курточку. Не хотел, чтобы она испугалась, увидев пятна крови. Еще в машине я попытался стереть ее с лица в отражении стекла, но получилось ли — хороший вопрос. Клара могла просто не показать виду, что испугалась. Я не знал этого ребенка от слова совсем, если не считать то, что Сабина мне однажды рассказала. Когда-то Клара пыталась покончить с жизнью, как и я. В разное время и по разным причинам жизнь казалась нам невыносимой, и мы приняли решение, шрамы от которого останутся навсегда. Ее на запястьях, мои — на сердце. Сабина провела меня в гостевую и приказала сесть на стул, пока она ищет какую-то мужскую одежду. У Сабины не было мужа. Как намекнул когда-то Викинг, это крайне неприятная тема в семействе Вагнер. Сабина забеременела и, отец ребенка, узнав, бросил их, дав деньги на аборт. Вряд ли он знал, что Сабина с довольно-таки состоятельной семьи. Вряд ли он узнал, что она решила дать жизнь ребенку и воспитывать его в одиночку. Женщину часто порицали за спиной из-за того, что она так и не вступила в брак, чтобы дать Кларе хотя бы какого-то отца. Но из того, что я вижу, мать и дочь прекрасно живут вдвоем, не нуждаясь в мужском крыле. Мужская одежда в ее доме принадлежала племяннику Сабины. Тому темноволосому парню, которого я видел на все том же приеме. В силу одинакового возраста и телосложения его одежда подошла мне идеально. Перед тем, как переодеться, доктор Вагнер любезно показала в какой стороне находится ванная и посоветовала помыться. Я последовал ее совету. Смыл из себя кровь и этот ужасный день, нырнув с головой под воду. «Викинга больше нет», — повторял мой разум, заставляя лечь на дно ванной и не всплывать. «Он умер», — вторило сердце, отзываясь болезненными порывами. «Мне легче с тобой. Легче, когда я вижу, что с тобой все хорошо пускай такое бывает редко. Анке была бы рада видеть тебя счастливым и я пытаюсь сделать все для этого.» Резко вынырнув из воды, я начал глотать ртом воздух. Шепот Викинг был таким живым, словно он был рядом. Однако в ванной было пусто. Мой разум игрался со мной, напоминая, что покончить со всем сейчас — не выход из ситуации. Как бы больно ни было, какую бы утрату я не испытал, нужно двигаться дальше. Это мое обещание. И я не смогу от него избавиться, захлебнувшись водой в чужой ванной. Поэтому я поднялся, вытерся досуха, одел пижаму и вышел. Чертовски хотелось спать, но мне еще нужно было согласовать с Сабиной похороны. Я нашел женщину на кухне. Она пила мятный чай и предложила мне. Я не отказался. — Людей будет немного. Я позову его бывшую жену. Лидия хороший человек. Пускай они и разошлись из-за разногласий, она бы хотела проститься с ним. — Я не против, — пожал я плечами. Викинг никогда не называл имени бывшей жены, как и других женщин, хотя десятки раз слышал из его уст имя моей мамы и Сабины. В его доме не было ни одной фотографии с этой Лидией. Если уж вспоминать об это, я не нашел ни одной фотографии, кроме той, которая до сих пор надежно покоился в моих джинсах. — Что насчет его родителей? Друзей? — Насколько я знаю, его отец умер лет семь или восемь назад, а мама живет во Франции, но они не общались со смерти отца. Насчет друзей… — женщина призадумалась. Поставив чай напротив меня, она присела сбоку и оплела пальцами теплую чашку. — Пожалуй, я могу назвать себя его другом. Раньше мы дружили семьями. Я и Клара часто были у них дома, пока Алекс с Лаурой были женаты. После их развода все стало несколько сложнее, но я не припоминаю, чтобы Алекс общался с кем-то, помимо нас. Он был довольно закрытым человеком. Вот как. Значит, я не ошибся в своих предположениях. У него нет ни семьи, ни друзей. Лишь я и Сабина, которая была ему подругой. Больше он никого к себе не подпускал после развода. А как много еще я не знаю о нем? Как много еще я мог бы узнать, будь он жив?.. Мои мысли прервало движение под столом. Испугавшись, я инстинктивно отпрянул, пока не замел пушистый белый хвост. Еще мгновение и огромный кот запрыгнул на колени Сабины, недовольно глазея в мою сторону. — Это Бруно. Он расстроен тем, что ты занял его комнату. Обычно он оккупирует гостиную и спит там, хотя мы с Кларой специально купили ему ужасно дорогую лежанку. Этот проказник на нее даже не взглянул. Я аккуратно поднес к его мордочке палец, но кот зашипел. Животное явно ощущало во мне угрозу его территории. — Наш с Кларой психотерапевт посоветовал завести домашнего питомца после того, как она… Сабина не стал продолжать. Я понимающе мотнул головой и больше не стал пытаться подружиться с котом. Как и сказала доктор Вагнер, я здесь всего лишь на ночь. Завтра я похороню друга, вернусь в поместье к отцу, а спустя несколько дней и вовсе покину этот проклятый город. Мы с Сабиной еще немного пообсуждали организацию похорон, пока мятный чай не закончился. Бруно потерял ко мне интерес и исчез. Наверняка, ушел к младшей хозяйке жаловаться на меня. Доктор Вагнер предложила ложиться спать и я был только «за» закончить этот ужасный день. Однако перед тем, как покинуть кухню, Сабина остановила меня и протянула таблетку, которую на скорую руку нашла в аптечке. — Седативное. Без вреда для сердца. Думаю, тебе это нужно. Я бы предпочел амфетамин, но успокоительное тоже сойдет. — Спасибо, — ответил я, вместо того, что крутилось в мыслях. Пожелав друг другу спокойной ночи, я отправился в гостевую спальню. Сабина уже приготовила мне чистую постель и я упал в нее. Вспомнив, что не выключил свет, я простонал и поднялся. Перед тем, как потянуться к выключателю, я замер. Взгляд зацепился за лежащую на полу одежду. Я присел, вынул фотографию из джинсов и потушил свет. Накрывшись одеялом с головой я включил неяркий свет телефона и посмотрел на фотографию. Моя мама была былой молодой, а Викинг… Алекса было почти не узнать. Он так изменился за прошедшие годы. Не удивительно, что я не то что не узнал его при встрече нашему официальному знакомству в феврале. И дело не в том, что исчезла юношеская копна волос и прибавилось несколько килограммов мышц по всему телу. Викинг стал иным человеком. Не тем робким и смущенным молодым пареньком, что таскался за моей мамой. Годы изменили его, как и мою мать. В моих последних воспоминаниях о ней, я запомнил лишь бледное лицо, искривленное в гримасе боли, едкий запах лекарств, погасшие глаза и лживую улыбку. Анке Бернтольд тоже изменилась с того момента, как шестилетний Отто Керн сделал эту фотографию. Алекс и Анке. Оба дорогих мне человека. И оба мертвы. Свет телефона погас. Разрядился. Я прижал фотографию к груди и стер подступившие слезы. Таблетка Сабины подействовала быстро. Перед тем, как погрузился в сон, я заметил, как белый шерстяной клубок забрался под мое одеяло и начал тихо мурлыкать, успокаивая мое разбитое сердце. Животное, которое возненавидело меня с первого взгляда, прильнуло ко мне, как только ощутило, что такой слабый и разбитый человек не несет никакой опасности.