Аддиктивный синдром

Стоило закрыть глаза, как время незаметно пролетело и подкралось утро. Не знаю, что дала мне Сабина, но лекарство было крайне действенным. Я выспался, отдохнул и, что удивительно, не видел никаких сновидений. Ни последние минуты Викинга. Ни Эйзенманн, целящегося в мой лоб пистолетом. Ни воспоминаний о маме. Блаженное ничего. Бруно, свернувшись калачиком и накрыв лапками мордочку, посапывал недалеко от моего лица. Скорее всего, ночью ему стало жарко под одеялом и он вылез, но не ушел. Охранял ли он меня от ужасных кошмаров или проверял не причинит ли непрошенный гость вреда его территории — я не был уверен. Словно почувствовав мое пробуждение, кот приоткрыл один глаз и начал наблюдать за мной. Как бы мне не хотелось, я не решился погладить его. Не хотел идти на похорон расцарапанным. Похорон. Так странно думать о нем. Несмотря на то, что я видел вчера, несмотря на то, что касался мертвого тела собственными руками, было сложно поверить в реальность происходящего. Казалось, как обычно, Викинг просто уехал по делам и скоро вернется… Но вот я лежу в постели чужой квартиры. Передо мной чужое домашнее животное. И я в чужой одежде. Такого бы никогда не произошло, будь он жив. Викинг заботился о том, чтобы у меня было все, что нужно. Еда, одежда, даже постельное белье. Кое-что он покупал на собственные деньги, как бы я не просил его этого не делать… Я посмотрел на экран телефона и вспомнил, что он разрядился. Нужно попросить зарядное устройство перед тем, как уходить. Вчера Сабина пообещала, что к утру ее помощница привезет костюмы для похорон каждому из нас. Мне нужно лишь собраться с мыслями и отправить своего друга в последний путь. Больше ничего от меня не требуется. Поднявшись с кровати, я вышел на поиски людей. На кухне я нашел сразу двух хозяек. Опершись на кухонную поверхность, Сабина попивала кофе и что-то просматривала в телефоне. Ее дочка гладила кота. Когда тот только успел здесь оказаться? — Доброе утро, — тихо кивнул я и неловко замер у входа. Вчера я был слишком раздавлен, чтобы ощущать неловкость от нахождения в чужом доме, но сегодня все изменилось. Действительно, изменилось все. Вчерашний день разделили мою жизнь на «до» и «после», как когда это сделала смерть мамы. Пока что я не знал, как чувствует себя Отто Керн «после». Пока что он не ощущал ничего, кроме полнейшей апатии с дальними отголосками ноющей утраты. — Доброе, проходи, — кивнула Сабина и приветливо улыбнулась. — Сделать чай? — Можно кофе? — Я бы не рекомендовала, зная состояние твоего сердца. Точно, я совершенно забыл, что Сабина доктор. — Тогда не откажусь от чая, — согласно кивнул я и сел за стол напротив Клары. Девочка мило улыбнулась и пододвинула ко мне корзинку с печеньем. — Доктор Вагнер, когда состоится похорон? — В час дня. Моя помощница обо всем позаботилась. Будет скромная церемония прямо на кладбище. И прошу, зови меня просто Сабина. — А где его похоронят? — спросил я, немного смущенно. — На местном кладбище, как и отмечено в его завещании. Кстати, — Сабина запнулась и поставила передо мной парящую чашку. — Мне сообщили буквально час назад о его завещании. Я сделал глоток мятного чая и отставил чашку. — Я удивлен, что оно у него было. — У Алекса была опасна работа и немалое состояние, поэтому естественно, что у него оно было. У каждого из нас есть. Но у меня нет, ведь у меня нет ничего, чтобы я мог передать… Хотя нет, все же кое-что у меня есть. Наследство матери. Если бы я умер, оно бы досталось отцу с завещанием или без. Думаю, он был бы только рад пополнению своего состояния и избавлением от последнего, что напоминало ему о жене — меня. — Так вот. Я успела прочесть его перед тем, как ты проснулся, и хочу тебе сказать, что это стало неожиданностью для меня. Свой дом он отдал Лидии, так как они вместе там жили, он все остальное… Отто, все остальное достается тебе. — Это какая-то ошибка, — мгновенно ответил я. — Вы сами сказали, что у Викинга еще есть мама. По праву наследственности она должна унаследовать все. — Да, и миссис Келер унаследовала бы все, если бы Алекс ей что-то завещал. Однако он оставил все тебе. Свою машину, немалую сумму заработанных у Кернов и Каттерфельдов денег, да и все состояние, что осталось от семьи Келер, включая их активы. Ты должно быть слышал, что Келеры обанкротились, но поверь, если сравнивать с обычными людьми, у них все еще осталось достаточно. Лет десять назад Алекс продал некоторые земли и поместья, что принадлежали его семьи. Теперь все эти деньги твои. Викинг, неужели ты оставил мне все?.. Сердце сдавило. Я проглотил подступивший к горлу ком и опустил взгляд в желтоватую жидкость на дне чашки. Да, зная Викинга, он мог принять такое решение. Он развелся с женой несколько лет назад, а после встретил меня. План по свержению Рейнхольда Каттерфельда поставил его в крайне опасное положение. Викинг знал об этом, и написал завещание, чтобы в случае чего у меня были собственные деньги. Даже если случится так, что Сабина не сможет мне помочь с побегом или отец сможет пережить будущую казнь, у меня будут средства сбежать без их помощи. Викинг позаботился об этом. Он обеспечил мне счастливое будущее, как и обещал мне и когда-то моей маме. Алекс Келер исполнил клятву, данную Анке Бернтольд. — Только не вздумай отказаться, — шутливо предупредила Сабина. — У Алекса всегда были натянутые отношения с матерью, поэтому он бы точно не захотел, чтобы его собственность досталось ей и ее новому мужу. — Я и не собирался отказываться, — мотнул я головой. — Он оставил мне эти деньги, чтобы я мог спокойно жить и ни в чем не нуждаться. Он хотел бы, чтобы я был счастлив, и я сделаю это ради него. — Это хороший настрой, Отто, — подмигнула мне женщина и отставила пустую чашку с кофе в умывальник. — Погоди, ты подумал, что Алекс обновил завещание после встречи с тобой? — Ну да, вписал меня туда. — Ох, Отто, Алекс не менял своего завещания с тридцати… Викингу было тридцать шесть, когда его убили. Шесть лет назад ему было тридцать. Шесть лет моя мама умерла. Шесть лет назад он добавил меня в свое завещание… — Из-за моей мамы? Из-за ее смерти?.. — спросил я, неуверенный в ужасающей догадке, что пришла мне на ум. — Можно сказать и так. У них… была своя история. Да не может быть… Или может?.. — А что там за история? — вклинилась в разговор Клара, которая все время внимательно слушала нас. — О несчастной любви? — И так можно сказать. Сабина пожала плечами и, услышав звонок в домофон, ушла открывать дверь. Клара побежала за ней, посмотреть, кто же пришел. А я остался сидеть. Сидеть и смотреть в чашку перед собой, пока в моей голове складывалась последняя головоломка пазла. «Для меня Анке… Запретная тема.» «Она… Отто, она была хорошим человеком. Прекрасной матерью.» «Я был ее другом, Отто. Но быть ее другом было тяжело, как и ее защитником. Твоя мать…» «Однажды я тебе все расскажу, но знаешь, парень, нечто прошлое должно остаться в прошлом. Мы с тобой взяли курс на будущее, так давай двигаться дальше, а не зацикливаться на давно минувшем.» Это было неискреннее предложение, ведь ты всегда был зациклен на прошлом, Викинг. Ты был зациклен на мне. Зациклен на моей матери. На любви к жене своего босса. Внезапно я вспомнил фотографию, которую оставил лежать на кровати в гостевой комнате. Фотографию, где светловолосый юноша, ужасно смущенный и с покрасневшими щеками, сидел возле бесподобной блондинки. И он был смущен далеко не ее красотой или тем, что она была супругой его хозяина. Он был смущен нахождением рядом с объектом своих тайных, постыдных желаний. Алекс Келер любил мою мать. Вот истинная причина, почему он оставил мне все наследство после ее смерти. Вот причина, почему он оставался в поместье рядом со мной, превозмогая отвращение к Бену Керну. Вот причина, почему он защищал и лелеял меня до последнего вздоха. Ведь он был не просто другом моей матери. Он был тайно влюблен в нее все эти годы, и эта любовь… Эта любовь была с ним до самого конца.

***

Мы выехали за полчаса до похорон. Помощница доктора Вагнер привезла черный классический костюм и платье — мне и Сабине. Клара с нами не поехала, как бы не просилась у мамы. Сабина ясно дала понять, что похорон — не место для подростка, и тем более ей не стоит видеть поминальную процессию. Она сказала, что и мне бы не позволила, будь я ее ребенком. В глазах Сабины мы с Кларой еще дети. Только одному шестнадцать, а второму — двадцать один. С нами поехали еще два человека — брат Сабины с его сыном. Как объяснила женщина перед их приездом, ее брат был одним из многочисленных знакомых Викинга по работе, а его сын, как наследник семьи Вагнер, должен был присутствовать на подобном событии в обязательном порядке. Мне было интересно, пригласила ли Сабина моего отца, но я так и не нашел решимости спросить. Знал ли мой отец о влюбленности своего подчиненного к его жене? Знал ли о он об этом, когда приставил Викинга приглядывать за мной? Знал ли он хоть что-то?.. Как же все запуталось. Со смертью Викинга я совершенно потерял уверенность в том, что знал. Он был единственным, кто мог бы рассказать о произошедшем в прошлом, но умер, эгоистично дав обещание, что расскажет, когда придет время. Вот только время остановило свой ход для него… А вот для меня нет, и в этом вся трагедия. Мало того, что я не знал, как быть дальше, когда его нет рядом, я еще и не ведал ничего о прошлом, которое прямо касалось меня. Как только я подумал, что сложил весь пазл воедино, как ваза снова разбилась. Глупо предполагать, что я знаю все. Теперь мне придется одному собирать кусочек за кусочек. Я привык к одиночеству, но с кончиной Викинга оно ощущалось, как никогда прежде. Подумать только, один единственный человек смог заполнить пустоту, возникшую со смертью мамы. Всего один и мир перестал казаться безграничной серой гладью из людей без лиц. Но вот я снова вернулся в тот черно-белый мир, и не уверен, что краски вновь в него возвратятся. Мы прибыли на небольшое кладбище, отдаленное от города. Кто же знал, что Викинга похоронят в том же месте, где когда-то пятнадцатилетний Отто стоял над урной с прахом матери и позорно ронял слезы на рыхлую летнюю землю после дождя. Я вышел с Сабиной из машины и обвел взглядом видневшиеся склепы и могилы. Так давно… Я не был здесь так давно. Шесть лет прошло, а я так ни разу и не навестил маму. Я долго горевал, а с поступлением в университет учеба и наркотики заполнили образовавшуюся пустоту. Года шли, а я так и не решался прийти сюда. По многим причинам. Сначала не хотел себе напоминать. Взгляд отца на похоронах, обращенный на меня, долго преследовал. Я показал слабость. Не мог остановиться рыдать, что было непозволительно в нашем мире. А после пытался утопить горе в учебе, экзамен. Вскоре в мою жизнь пришел фен и все, что о чем я мог думать — это следующая доза. Сейчас мне было стыдно за то, что я так ни разу и не явился к ней с дня похорон. Она ждала меня так долго в чужом и враждебной к ней склепе семейства Керн… — Все в порядке? — спросила Сабина, заметив мою нерешительность. Ее брат с сыном уже направились в сторону входа, а я продолжал стоять, смотря им вслед. — Хочу проведать маму. — Похороны не займут долго, — согласно кивнул женщина и подхватила меня под руку. — Хочешь, я схожу с тобой? — Лучше я сам. Сабина не стала настаивать. Мы направились ко входу, пока трое телохранителей семьи Вагнер сопровождали нас. Так же, как когда-то Викинг меня… Было время, когда он тихо следовал за мной, не влезая в личное пространство, а после… после все изменилось. Мы стали ближе, сами того не заметив. Наше сближение было таким естественным. Теперь я понимаю причину. Он знал меня с детства, а я на подсознательном уровне тянулся к нему, как к тому, с кем провел свои лучшие годы. Лишь он и мама. Они были вместе, а я был рядом. Мы были втроем. Друг у друга. Мама никогда не была одинока. У нее был тот, кто провел ее в последний путь, пока меня люди Керн держали от умирающей мамы подальше… Алекс, ее телохранитель, ее друг и человек, тайно влюбленный в нее, был с ней в последние мгновения. Как я был с ним, пока пуля не разделила нас. Мы шли вдоль каменной тропинки и я начинал вспоминать, как далеко расположен склеп моей семьи. Как оказалось, не так уж и далеко. У Келеров не было склепа, зато за ними был забронирован небольшой участок земли. Я понял, что мы пришли к месту, когда заметил столпившихся людей. Как и говорила Сабина, их было мало. Семья Вагнер, в том числе и глава семьи — старец с тростью, с которым я познакомился на юбилеи благотворительного фонда. Несколько незнакомых мне мужчин и женщин. А также парочка людей Керн, с которыми я часто видел Викинга внутри поместья. Его подчиненные, которые пришли отдать дань уважения почившему боссу. Одни из тех, кто приглядывал за мной, когда скандинава не было рядом. Отца не было. Я вздохнул с облегчением, когда не заметил его, но сразу же напрягся, стоило увидеть гроб. Впереди десятка стульев, где совсем скоро расположатся гости, стоял темно-коричневый лакированный гроб на возвышенности. Он был закрыт. Викинга хоронят в закрытом гробу. Мне стало нечем дышать, и я сильнее вцепился в руку Сабины, остановившись на месте. Женщина стала передо мной, закрыв меня от людей и сжала мои ладони в ответ. Она ничего не говорила и не советовала. Просто давала минутку для того, чтобы прийти в себя. Больше я ничего и не требовал. Сжав в кулак всю свою боль и горе утраты, я заставил рождающие внутри слезы высохнуть. Вдохнув поглубже, я успокоил стучавшее сердце и кивнул Сабине. Не время для слабости. Не перед всеми этими незнакомцами. Его гроб закрыт и я знаю причину. Знаю, потому что видел его тело лично вчера. Три пули. Океан крови на темно-сером полу. Если ранения на руке и животе можно скрыть за костюмом, то вот пулю во лбу — никак. Все присутствующие знают, как он умер и от чьей руки. Знают, но не позволят расползтись слухам. Ведь эта тайна должна сохраниться в узком кругу преступного мира, в котором мы живем. Вскоре прибыл пастор и все расселись по своим места. Было много свободных стульев, на которые не было кому сесть. Сабина повела меня в первый ряд, где села семья Вагнер. Я оказался между ней и добрым старцем, который по-отцовски похлопал меня по плечу, посоветовав крепиться. И я это сделал. Крепился все то время, пока пастор произносил молитву над закрытой крышкой гроба, обращаясь к высшим силам, в которые я давным-давно перестал веровать. Я смутно помню церемонию. Помню лишь неловкую улыбку Сабины, ее руку на моем колене и хладнокровное выражение пастора, смотрящего на гостей. Как и обещала Сабина, церемония была быстрой. Никто не произнес речь, а я бы, даже если хотел, то не смог. Однако я не хотел. Не перед всеми этими незнакомцами. Все, что нужно, я скажу ему сам, когда приду на кладбище в следующий раз. А я приду. Приду, ведь двое моих самых близких людей теперь похоронены именно здесь. Вскоре какие-то мужчины взяли гроб на плечи и понесли к участку семьи Келер. Здесь было с десятка могил, чьих имен я никогда не знал прежде. В осенней холодной земле возле них была вырыта глубокая яма, куда поместили гроб. Те люди начали закапывать его. Кто-то из гостей начал расходиться, но я хотел постоять до последнего. Запомнить осенний запах кладбища. Отпечатать в памяти место, где Викинг был похоронен. В месте, где еще даже крест не поставили из-за на скорую руку организованных похорон. Гроб был присыпан. На семейном участку Келеров остались лишь я, Сабина, и несколько человек позади, на которых у меня не было сил посмотреть. — Давно не виделись, Сабина. — И правда давненько. Я услышал, что Сабина разговаривает с кем-то позади меня и развернулся. Ряд с доктором Вагнер была женщина с виду того же возраста, что и Сабина. Высокая. Ее светлые короткие волосы развевались по ветру, пока она безуспешно пыталась уложить их за ухо. — Отто, иди сюда, я вас познакомлю. — Сабина махнула мне рукой и я направился к ней, все время оглядываясь на место, где отныне будет лежать Викинг. До скончания времен. В полном одиночестве. Подняв взгляд на незнакомку, я еще раз отметил, насколько высокой является знакомая Сабины. Намного выше меня. Возможно, такого же роста, как Викинг… — Это Отто. Отто Керн. А это Лидия. Бывшая жена Алекса. Я тебе о ней рассказывала. Блондинка элегантным движением сняла темные очки и внимательно посмотрела на меня голубыми, ярко подкрашенными глазами. У мамы тоже были светлые волосы и голубые глаза. Викинг не изменил своему вкусу. — Так ты сын той женщины. — Лидия! — вскрикнула Сабина и возмутительно прищурила глаза. — Не хочешь поговорить со мной? — задала вопрос Лидия, не обращая внимания на подругу. — Я не против, — ответил я и кивнул Сабине. Со мной все будет в порядке. Что бы не хотела сказать мне эта Лидия, она явно не огорчит меня больше. Больше просто некуда. Сабина предупредила, что будет ждать недалеко и ушла подальше, но пропала из зоны видимости. Кажется, она действительно волновалась за меня. Удивительно, если знать, что я молил у этой женщины о помощи после попытки суицида, а она лишь приказала и дальше вертеться рядом с Каттерфельдом — источником моих бед и волнений… Однако это дела дней минувших. Поведение Сабины что вчера, что сегодня доказывало обратное. Ей не плевать на Отто Керна — мальчика-наркомана с суицидальными склонностями. Ей не плевать и это достаточно, ведь вряд ли мы встретимся с ней после похорон. Когда отца убьют, нас не будет связывать ничего, кроме рабочих дел. Мы с Лидией подошли к безымянной могиле ее бывшего мужа. Наши глаза смотрели в одно место — рыхлую землю с белыми лилиями, принесенными кем-то из гостей. — Так вы знали мою маму? — Лично? — удивилась Лидия, словно мой вопрос застал ее врасплох. — Нет. Мы с Алексом встретились уже после ее смерти, но твоя мать оставила отпечаток на нем. Это оставило отпечаток на наших отношениях и положило им конец. Я была молода и глупа, не нужно было выходить замуж за человека, чье сердце занято привидением из прошлого. Лидия вышла замуж за Викинга, чье сердце принадлежало другой. Я влюбился в Каттерфельда, который всегда смотрел лишь на мужа. Наши ситуации разны, но мы испытали одно и то же чувство — боль от отверженности. — Он не любил вас? — неловко спросил я, не понимая, как Викинг мог жениться, если до последнего испытывал чувства к маме. — Возможно. — Вы не знаете? — Я знаю лишь то, что Алекс до последнего вздоха был сердцем и мыслями с твоей матерью, несмотря на то, что мы не общались уже очень долгое время. Предполагаю, что он и женился на мне лишь потому, что хотел отпустить прошлое. Вот только оно не хотело его отпускать. Вот как, значит их брак был лишь способом забыться для Викинга. Спасительным кругом, за который он ухватился, но тот оказался пробит, и Викинг пошел ко дну. — Спрашивай, я же вижу, что хочешь, — произнесла женщина и присела перед могилой, поправляя цветы. Кажется, это она их принесла, ведь так бережно с цветами других, никто бы не обращался. — Викинг… точнее Алекс, — замялся я от волнения, но быстро исправился. — Он рассказывал вам об их отношениях? Алекс умер прежде, чем успел мне рассказать. Лидия нервно рассмеялась, но так и не встала. Ее черные перчатки коснулись земли, словно проверяя, реально ли все это. Реальны ли похороны. Реальна ли его смерть или это лишь хорошо продуманная подстава и он прямо сейчас выбежит из одного из склепов. К счастью, Лидия могла позволить себе такие мысли, ведь она не видела момент его смерти. Не прикасалась к его мертвому телу, кровь из которого прекратила выливаться. Ее там не было. — Он не рассказывал многого. Все же я была его женой, а говорить о бывшей при живой-то супруге как-то… — Лидия взяла немного земли, но быстро стряхнула ее обратно. — Они были вместе около трех или четырех лет, хотя были знакомы куда больше. Долго шли к осознанию чувств, да и брак твоей матери мешал им быть вместе. Может, они бы и смогли получить свое «в горе и в радости», смогли бы как-то сбежать от этого Керна, но болезнь твоей матери все изменила. Я застыл на месте, смотря на светлые волосы Лидии, которая со спины еще сильнее напоминает маму. Даже голос был таким же спокойным и тихим. Они были вместе? Викинг и мама?.. — Вы в чем-то ошибаетесь. Я, конечно, догадывался, что их отношения выходят за границы рабочих. Думал, что они просто друзья, пока Сабина не намекнула на что-то большее. Однако моя мама никак не могла ответить на чувства. Вы ошибаетесь: это была односторонняя влюбленность. Лидия развернулась и посмотрела на меня. Ухмыльнулась, поднимаясь обратно. — Так он тебе совершено ничего не рассказывал, — констатировала женщина и тихо рассмеялась. — Подумать только: он остался в этой проклятой семье ради сына женщины, которую так и не смог забыть, но ничего ему не рассказал! Какая жертвенность и напрасно! Мама и Викинг… Нет, мама просто не могла… Или могла? А что ее останавливало? Отец спал со всем, что двигалось, изменял в открытую, не скрывая, а она чахла, запертая в четырех стенах поместья… Нет, моя мама была не такой. Она три раза пыталась сбежать, что доказывает ее истинную натуру борца. Анке Бернтольд так просто бы не сдалась. Даже на измену мужа она ответила бы. И этим ответом вполне вероятно был Викинг. Она выбрала его, но… Нет. Мама изменила бы в открытую, чтобы отомстить отцу за унижение, однако никто так и не знает о ее связи с телохранителем, кроме небольшой группы посвященных людей. Это значит… Значит, они были вместе по ее желанию. Значит, она ответила взаимностью и эти двое действительно были вместе. Скрывались все то время, пока мама не умерла. Она защищала Викинга до самого конца. Черт возьми, они действительно были любовниками! — Вижу, ты явно шокирован. Прости уж, что узнал вот так на похоронах. Я ожидала нашей встречи. Думала, Алекс будет до последнего твоей тенью и никогда не приблизится ближе, чем на пушечный выстрел. — Почему вы так думаете? — через силу выдавил я из себя. — Да потому, что он видел в тебе ту женщину. Он боялся, что стоит приблизиться, и его снова накроют старые чувства, а ведь он столько лет боролся с прошлым. Сначала ради нашего брака, а после и ради себя. «Мы с тобой взяли курс на будущее, так давай двигаться дальше, а не зацикливаться на давно минувшем.» Так твои слова были искренними, Викинг. Ты так хотел отпустить и забыть, но прошлое тебя не отпускало. Ты думал, что если я обрету свободу и познаю счастливую жизнь, то наконец-то сумеешь освободиться от собственных тягот, от призрака Анке. Ты так желал, чтобы мы вместе двигались дальше. Так желал… Теперь твои желания ничего не значат в этом мире. Ты ушел, и я надеюсь, что если где-то там на самом деле есть загробная жизнь, вы воссоединитесь вновь. Лидия поднялась, поправила длинное черное платье и ушла, так и не попрощавшись. Я продолжал смотреть на могилу и, как бы больно не было от утери, я не плакал. Слезы высохли с осознанием, что всему пришел конец. Он мертв. Они оба мертвы. Никакие мольбы не вернут их мне. Остается лишь жить дальше, как раньше. Одиноко. В сером и жестоком мире. В попытках отпустить прошлое, как однажды это хотел Викинг. Сабина подошла сразу же, стоило Лидии исчезнуть. Она спросила все ли нормально и я ответил, что да. Теперь все нормально. Просто это еще одна печальная глава в моей жизни. Черная полоса, после которой обязательно наступит белая. И я буду жить ради этих светлых полос. Ради мамы. Ради Викинга. Однако сегодня, всего на день, я хочу отдаться воспоминаниям и горю перед тем, как начать новую главу. Доктор Вагнер предложила подбросить меня домой и я пристал на ее любезное предложение, но перед этим хотел сходить на могилу матери. Сабина без слов все поняла и лишь ответила, что подождет в машине столько, сколько нужно. Дальше я направился сам. Воспоминания о дне похорон мамы захлестнули меня еще стоило увидеть кладбище. Я вспомнил тропинку, ведущую к склепу Кернов. Вспомнил день, когда люди нашей семьи несли небольшую урну с прахом. Вспомнил изможденное бледное лицо матери, ее исхудалое от болезни тело, в тот день, когда я последний раз ее видел… День ее похорон ознаменовал конец моего счастливого детства. Всего за день я повзрослел. Жизнерадостный мальчик исчез, превратившись в того, кем я есть сейчас. Было бы все иначе, если бы Викинг явился ко мне после похорон? Было бы все иначе, если бы я все шесть лет страдал не в одиночестве? Быть может он бы смог предотвратить мое греховное падение в наркотический ад. Быть может он стал бы моей опорой и я бы не стал таким мягкотелым и слабым. Быть может мы помогли друг другу забыть мою маму и начали двигаться дальше… Сотни «может», которым уже не суждено сбыться, поэтому сейчас я иду по кладбищу, где похоронены оба моих близких человека, снова в одиночестве. По моим воспоминаниям склеп Кернов располагался под огромным старым дубом, который видел не одни похороны членов моей семьи. Я искал его среди десятков небольших дубков и ясеней, пока мой взгляд не зацепился за искомое растение. Дерево было таким, как я запомнил его в тот летний дождливый день, разве что листвы на нем уже не было. Под ним стояло небольшое каменное строение, обросшее плющом. Единственное, что выделяло этот склеп среди десятков других, это герб Кернов, выгравированный прямо над кованными дверьми из прутьев. Оплетенная шипастыми ветвями розы буква «К» — вот каков герб моей семьи. Символ красоты и стойкости, что когда-то, в далеком прошлом олицетворял дом Кернов. Так они и было. Бен Керн подходил по всем статьям под идеального главу семьи Керн. Он был мужественно красив, а также неестественно стоек, как к внутренним, так и внешним угрозам. Я же был слаб, как болезненный цветок, который давно пора выкорчевать с корнем, чтобы посадить на его место новый. Отец это знал, видел, поэтому я никак не могу винить его в нежелании передавать мне семью. Да я и никогда не хотел, ведь и сам понимаю: я рожден не для этого. Я всегда удивлялся, почему маму похоронили в склепе Кернов. Было бы куда логичнее, зная истории взаимоотношений моих родителей, похоронить ее вместе с Бертольдами, однако отец почему-то все же выделил праху матери место в нашем склепе. По неведомым мне причинам, которые я до сих пор пытаюсь разгадать. На железных дверях не было замка. Я легко потянул их на себя и те со скрипом открылись. Здание было построено так, что свет из щелей в стенах и небольшого кругообразного отверстия в центре крыши попадал внутрь, поэтому дополнительное освещение не требовалось. Внутри стояло с двух десятков подписанных урн, каждая из которых хранила останки моих давних родственников, которых я никогда не видел. Я прошел мимо каждой из них, пытаясь найти нужную. Заметив знакомые имена — моих бабушки и дедушки — я осознал, что двигаюсь в правильном направлении. Возле них, припавшая пылью, стояла искомая мной урна, а рядом было еще много места. Для меня и отца. Когда-то и мы окажемся здесь. Отец через несколько дней, когда Сабина исполнит свою часть уговора, а я… А я не знаю, как далеко судьба занесет меня в этой жизни, при каких обстоятельствах и где я умру, но я бы хотел быть похороненным здесь. На этом кладбище. Вместе с мамой и Викингом. Вот только до этого момента я должен еще пожить. Счастливо, чтобы мама и Викинг покоились с миром. — Привет, мама, — тихо-тихо произнес я, оказавшись у урны. — Давно не виделись… Было так много всего, что я хотел бы ей сказать, рассказать, но я просто не знал, с чего начать. Поэтому я выбрал то, что вертелось в голове ярче всего в ходе последних событий. — Викинг… Алекс… Твой Алекс, он умер, знаешь?.. Если ты меня слышишь, то знай, что он хорошо обо мне позаботился. Мама, он сделал все, чтобы сделать меня счастливым, но не успел дожить, чтобы увидеть лично… Дыхание сперло и я прикусил губу изнутри. Нет, нельзя ронять слезы перед мамой. Она должна увидеть, как я повзрослел и превратился в мужчину, которым она бы гордилась, а не жалкого наркомана, кем я являлся на самом деле. Я аккуратно протер надпись под урной с ее именем, пока выгравированные на позолоченном металле буквы не засверкали как в день ее похорон. — Прости, что не приходил раньше. Прости, что вероятнее всего больше не смогу к тебе прийти… Я совсем скоро покину Мюнхен, знаешь? Так, как всегда хотела ты… Тебе, наверное интересно узнать о моей жизни, но я даже не знаю, что сказать. Моя жизнь… Отец… Я прикусил губу почти до крови и тяжело вздохнул, сжав ладони в кулак. — Меня заставили сделать кое-что, чем я не горжусь. Мои действия привели к серьезным последствиям, но подарили мне свободу. И совсем скоро я получу то, ради чего согрешил. Вряд ли я попаду в рай к тебе, но иногда мне кажется, что даже попади я в ад, там было бы лучше, чем здесь… А еще я сегодня узнал о тебе и Алексе. Знаешь, если бы ты была жива, мы могли бы жить втроем. Ты, я и он. Я бы мог даже называть его папой… Как глупо, Отто. Не мог придумать что-то лучшее, что сказать у праха матери? Какой же ты размазня! — Но знаешь, я буду жить дальше. Как бы тяжело не было, я буду продолжать жить, как ты того и хотела. Сбегу из города, уничтожу эту проклятую семью и обрету счастье. Только вот проблема в том, мам, что я не знаю, как это быть счастливым. Я позабыл это чувство. Позабыл детство, ведь прошло столько лет, как ты ушла… Но я обязательно сумею сделать себя счастливым. Шаг за шагом найду источник счастья. Надеюсь, вы с Алексом будете приглядывать за мной, пока я не отыщу его. Так уже лучше, Отто. Мама должна видеть тебя если не счастливым, то хотя бы на пути к этому счастью. Это моя клятва ей. Я обязательно найду свой путь, как бы тяжело не было. Слово за словом я начал говорить об отце, Викинге и своей жизни, обходя тему наркотиков и Каттерфельдов. Я рассказывал об университете и наших редких с Викингом поездкам к озеру. Рассказывал обо все, что дарило мне хотя бы проблеск позитивных эмоций, пока слова не закончились. Я продолжал стоять у ее безмолвного праха, ожидая ответа, но его все не было и не было. И никогда не будет. — Вчера я нашел вашу с Алексом фотографию, — неловко признался я, сжимая ее в кармане курточки. — Мои воспоминания о детстве постепенно возвращаются. Алекс сказал, что ты винила себя в аварии, но это все глупости, мам. Тебе не стоит волноваться об этом, как и о мне. Я справлюсь, обещаю. Все будет хорошо. Я непременно… Я услышал шорох по ту сторону дверей и запнулся. Наверняка Сабина начала волноваться из-за моего долгого отсутствия и пришла проверить, как я здесь. — Прости, мам. Мне пора. Я не уверен, что у меня получится еще раз сюда прийти, но я попытаюсь вырваться перед тем, как покину город. Как и ожидалось, ответа не последовало. Я развернулся и медленно направился на выход, когда услышал громкий шорох позади. Резко развернулся, но ничего не изменилось. Каменный склеп остался по-прежнему холодным и пустынным… Вдруг я заметил в небольшом проеме, выходящем наружу, какое-то движение. Присмотревшись, я увидел маленькую белочку. Она смотрел на меня, держа в руках желудь из одного из деревьев на кладбище. Как оказалось, склеп не был так уж мертв. Изредка в него заглядывала любопытная белочка. Я улыбнулся себе под нос и закрыл за собой двери склепа, так и не попрощавшись с мамой. Помнится, она не любила говорить «пока». Даже в последний раз, когда видел ее при смерти, она предпочла произнести слова любви, а не прощания. Ведь такой была моя мама. Женщина, которая никогда и никому не говорила «прощай»… Выйдя из склепа, я прищурил глаза. После полутемного помещения, яркое солнце ослепляло, поэтому я не сразу заметил человека, стоявшего у дуба. Мужчина оперся на дерево, смотря вдаль на сотни могил вдоль горизонта. Это не была Сабина, как я сначала подумал. Кто же мог прийти в склеп Кернов?.. Я пошел прямиком к незнакомцу, да так и замер. — Так глупо разговаривать с мертвыми. Будто они тебя услышат. Клаус усмехнулся, почувствовав мое приближение, и опустил взгляд на меня. В его глазах так и читалась усмешка, которая снилась мне в худших кошмарах. — Что ты здесь делаешь? — резко спросил я, инстинктивно отступив на шаг назад. — Да то же, что и ты. Пришел на похороны, но кажется, все пропустил. Это вообще не смешно! Убийца пришел посмотреть на похороны своей жертвы?! Какой же он… Какой же он… Лицемер! Я сделал еще шаг назад и развернулся. Сабина ждет меня. Если Эйзенманн пришел убить меня, то пусть стреляет в спину. Я не дам ему насладиться своим выражением лица, пока буду умирать. Пусть стреляет в спину. Пусть убьет предателя, этот верный цепной пес. Мне уже плевать. Я знаю, что бороться с ним бесполезно. Он убил Викинга — самого сильного, как мне казалось, человека. Для Эйзенманна я, как навязчивая моль, которую легко прихлопнуть в любой момент. Он последовал за мной. Тихо шагая по моим следам, пока мы не оказались у могилы Викинга. На этот раз я остановился, не выдержав. — Что тебе от меня нужно? — задал я вопрос, на который Эйзенманн, очевидно, ожидал с самого начала. Мужчина перевел взгляд с меня на могилу перед нами. Уверен, он точно знал, чей гроб под землей. Знал, как и причину, почему я остановился именно здесь. Он знал меня лучше, чем многие. И это моя вина, ведь я позволил ему узнать себя! Позволил залезть себе под кожу! Так глупо!.. Викинг… Викинг предупреждал меня и не раз. Нужно было послушаться его изначально. — Да вот хотел убедиться в кое-чем. — Ты его убил, — отчаянно прошипел я. — Он лежит там, под землей. Его хоронили в закрытом гробу! — Ох, крольчонок, я хорошо знаю, что Викинг мертв. Я же сам пустил пулю ему в голову. Его смех ранил меня куда больше, чем я думал. Он смеялся, словно убийство Викинга доставило ему больше удовольствия, чем что-либо. Его улыбка… Господи, как же мне хотелось стереть ее с его лица и вдавить в рыхлую землю могилы! Хотелось пристрелить его прямо здесь, перед Викингом, отплатить за его смерть!.. Ногти вжались в шрамы на ладони от них же. У меня не было никакого оружия. Безоружен, слаб и сломлен — вот каким меня видит Клаус Эйзенманн. Он знает, что я ничего не смогу сделать ему, поэтому продолжает насмехаться, унижая меня, оскорбляя предателя. Уверен, его план заключается в том, чтобы еще немного помучить меня перед казней. Гребаный садист. — Знаешь, что странно? Когда уходил, я заметил разбросанные продукты у входа в его дом. А после вспомнил, куда смотрел Викинг в последние мгновенья. Ты ведь был там? Стоял за окном? Клаус сделал шаг навстречу и в этот раз я не отступил, продолжая смотреть психу прямо в его глаза. — Какая разница? Ты… ты убил его. Это не изменишь. А твое присутствие здесь — верх лицемерия. — Вот как, — оскалился мужчина и шагнул еще ближе. — Я, значит, лицемер? А знаешь, кто ты, Керн? Ты трус. Ты мог помочь ему в тот день. Мог остановить меня, но стоял за окном и дрожал. Хах?! Убийца обвиняет меня, что я мог спасти его жертву, но не сделал этого? Нет, это уже верх безумия! — Я ничего бы не предотвратил и умер бы сам. Викинг говорил держаться от тебя подальше и он был прав. Чертов псих. Я выплюнул последние слова ему прямо в лицо. Ох, я знаю, что его раздражает, когда кто-то так его зовет. Знаю, поэтому хочу надавить побольнее. — А знаешь, я ведь могу убить тебя прямо сейчас. Еще один шаг ко мне. И еще один. Теперь нас разделяет лишь небольшое пространство. Он навис надо мной, пока его рука незаметно оказалась на моей шее. Я сглотнул. — Люди Вагнер присматривают за мной. Уверен, даже сейчас. Ты ничего не сделаешь. — Ты сам сказал, что я псих, а психам правила не писаны. У них нет чувства страха. Его длинные пальцы очертили мою сонную артерию, а после резко сжали подбородок, заставляя смотреть прямо в ему глаза. Его садистская натура жаждала моего страха, но он его не получит. Я никогда не боялся проститься с жизнью. Я боялся лишь за близких людей, которых у меня больше не осталось. Он лишил меня последнего, поэтому более не дождется моего страха перед смертью. Он исчез. — Тогда убей меня. Мне плевать, — безразлично прошептал я. — На собственную жизнь? — На все. Мы боролись взглядами, пока его рука продолжала обжигать мою кожу. Мне были крайне неприятны его касания. Хотелось содрать кожу там, где руки убийцы Викинга прикасались ко мне, но я не мог и шевельнуться. Его глаза завладели моим разумом. Он искал в них то, что ему было интересно, то, зачем пришел на кладбище, но не находил. Поэтому он отступил. Его ладонь исчезла с моей шеи, и он сделал шаг назад, сложив перед собой руки. Его расстегнутое пальто немного задралось, позволяя мне увидеть кобуру от пистолета на штанах. Он мог прямо сейчас достать оружие и пристрелить меня, исполнив свое обещание убить всех предателей, но он стоял. Стоял и стоял, напряженно что-то обдумывая. — Викинг сказал не трогать тебя. Что ты не виноват. Но все, что я понял за это время: ты знал. Знал о заговоре своего мерзкого папочки с Тобиасом. Знал, но не сказал, хотя у тебя было сотни возможностей, как со мной, так и с боссом. И вот, что мне так интересно: неужели страх заставил тебя быть на их стороне? Или быть может дело в родственных узах? Прошло несколько дня с собрания акционеров и побега Джерома Эванса, а Клаус так ничего и не узнал. Он терялся в догадках, ощущая, что находится за шаг от правды, но не мог разыскать правильный пазл для окончательной картины. Что ж, интуиция не подвела его. Этот пазл я. Я знаю все о плане Тобиаса Каттерфельда, ведь принимал непосредственное участие. Клаус так и не смог разузнать, в чем настоящая причина предательства Эванса. Так и не смог раскопать, что дело в ночи, когда меня заставили переспать с его боссом и позволить Эвансу стать свидетелем измены. Клаус понимает, что я не расскажу ему, но пытается надавить, выведать у сломленного меня хотя бы зацепку. Поэтому он явился на похороны своей жертвы. Ради правды. — Тебе нужна причина? Она довольно проста. Хочет знать, почему я помог отцу и Тобиасу, а не примкнул к ним? Хорошо. Ладно. Пусть узнает правду об Отто Керне. Только так Клаус отстанет от меня хотя бы на время, за которое я смогу удачно сбежать из этого города. Пусть временно потеряет ко мне весь интерес. Пусть подумает, что ухватился за след, который никуда его не приведет. Нужно утолить голод хищника, чтобы у меня появилось время сбежать. — Я наркоман. Клаус неверяще хмыкнул, ожидая, что это шутка, но мне не было смешно. Совершенно. И он это понял. Его улыбка исчезла, а шестеренки в голове активно завертелись. Как я и ожидал, он пал на ложный след, который вскоре заведет его в тупик. — Тогда все понятно, - с отвращением оскалился мужчина. - Продался за дозу. Керн перекрыл доступ к деньгам. Вот, как он заставил тебя плясать под свою дудку. Да, так все и было. Отчасти. Сначала. А после Сабина Вагнер предложила мне свободу. Вот от чего я на самом деле не смог отказаться. Но Клаусу я об этом не скажу. Если он узнает о будущем побеге, то сделает все, чтобы его предотвратить. Ради обещания, данного Викингу и маме, я не стану себя оправдывать. Пускай Эйзенманн думает, что причиной были наркотики. Уж лучше он не узнает о моей сделке с семьей Вагнер. — Кто бы мог подумать?! Ради каких-то веществ строил из себя влюбленного мальчишку! Отвлекал наше с боссом внимание, вот какова была твоя роль?! — Да, так все и было. Клаус скривился в отвращении. Я отвел взгляд. — Я ошибся. Ты не трус. Ты всего лишь жалкое и ничтожное существо, которое не понимает, к чему привело его желание получить дозу. Больше Эйзенманн ничего не сказал. Прошел мимо, пихнув меня плечом. Я прикрыл глаза и обнял себя руками. Вдохнул поглубже и посчитал до трех. «Ты всего лишь жалкое и ничтожное существо…» «Ты всего лишь…» Я всего лишь наркоман и я знаю, кто я на самом деле, но слова Клауса… Слова другого человека… Слышать правду в лицо… Это уже слишком. — Лучше бы ты меня убил.