Нелегкие будни второго сыскного

Щукин топил свои печали в местном трактире, глуша уже далеко не первую рюмку беленькой и препарируя вилкой маринованные грибочки… а хороши грибочки! Крепенькие, хрустящие… один к одному, сверкают маслянистым бочком, будто подмигивают: смотри, мол, какие молодцы! Не чета вам-с, Петенька! Не мы с князьями облажались, не нас от дела отстранили-с! Чертов Безсонов, будь он проклят вместе со своей тётушкой и с господином Лендорфом за компанию! Отстранили! Его! И за что, спрашивается? За стремление преступника задержать, до правды докопаться, общество обезопасить?! Вот и горбаться после такого на благо города, трудись в поте лица, а потом провальсирует местный князёк в твоё отделение и перевернёт все вверх ногами! Рюмка с водкой так и застыла возле рта не опрокинутая, преданно ждущая, когда схлынет у посетителя волна досады… — Петр Романович! Тонущий в водовороте мрачных мыслей, Щукин не обратил внимание на новый голос. — Петр Романович, там Вас надо! Запыхавшийся Спасский нетерпеливо переминался с ноги на ногу с волнением поглядывая на начальника. Преодолев туман в голове, сыщик поднял голову и заплетающимся языком выдавил: — Я отстранён! И вновь налетели мрачные мысли с обидой на несправедливость за компанию, и голова мужчины понуро опустилась. — Клетчатый нашёлся! Ну нашёлся и нашёлся! Ему-то теперь какая беда? Он ведь дело вести теперь и не достоин! Вот пусть Троекуров этим занимается! Все! Петр Романович вернулся к трапезе, нанизав очередной грибок на вилку. — … он того, в прозекторской! Вилка с грибочком так и застыла возле рта. На краю сознания мелькнула вспышка удивления и профессиональный интерес прорезал туман алкогольных паров и разочарования. Как добрались до участка — одному Богу ведомо, ибо Щукин очнулся уже только в своей прозекторской, возле стола с трупом, когда осматривал клиента, покачиваясь на нетвёрдых ногах. Теперь желание напиться ранее казалось несколько ошибочным… а мгновение спустя его словно поездом пришибло — настигло понимание того, что означает этот труп! Убийца Опочкиной найден! О, черт возьми! Нет, пожалуй даже хорошо, что он пьян сейчас, ибо мысль о том, что Безсонов все-таки не виноват, и зря он напраслину на человека возводил, на трезвую голову была бы еще более неприятной. Да уж, облажались вы, голубчик, облажались… Перед князем извиниться придётся! От мысли, что нужда будет в собственной глупости расписываться перед этим мальчишкой, у Щукина заныли зубы, будто дольку лимона прожевал. Но он человек уже бывалый, практичный и собственные ошибки признавать умеет… Но опосля все же в отставку подаст! Ей-богу подаст! А потом… а потом словно сама Вселенная сжалилась над сыщиком и решила вознаградить за все страдания! Отпечатки-то на ноже, а?! Какого, а! Опять Безсонова! И здесь засветился, голубчик! Ну все, теперь точно не отвертится! У Петра Романовича словно крылья за спиной развернулись, второе дыхание открылось и глаза засверкали охотничьим азартом. Отставка была немедленно забыта, и дел было невпроворот! Ох, с каким удовольствием наблюдал он, как Мальцев Его Благородие в кутузку упекал! Вот! Теперь все так, как и должно быть!