***
— Какая же чертовщина! Энид маячила за его мольбертом, постоянно закрывая постановку. Ксавье посмотрел на Аякса, но тот находился в каком-то загруженном состоянии и смотрел в одну точку. Вот вам и разница темпераментов. Синклер остановилась, шумно вдыхая и выдыхая воздух. — Энид, пожалуйста. Ты закрыла мне яблоко, — непробиваемо спокойным голосом попросил Ксавье. Энид моргнула, не понимая, к чему вообще тут какое-то яблоко. — Постановка, — Ксавье слегка кивнул вперед. Энид обернулась, потом посмотрела на Ксавье и всплеснула руками. — Серьезно?! — Практиковать натюрморты полезно. Помогает сохранить ощущение светотени и правильной композиции, — Ксавье безмятежно принялся за рефлекс на яблоке. — Он серьёзно? — Энид яростно зарычала и посмотрела на Аякса. — Милая, перестань, — Аякс поднялся и потянул ее за ладони. Он посадил ее на стул и дал свободное от мучительного позирования яблоко. Энид яростно откусила кусок. Аякс повернулся к другу. — Бро, ты действительно слишком спокойный, учитывая весь… блин, я даже не могу цензурные слова подобрать, — Аякс потер шею. — Невъебический кошмар? — услужливо подсказала Бьянка, которая молча сидела за рабочим столом Ксавье, закинув ноги на дорогую дубовую поверхность. — Это не шибко цензурно, — Энид скривилась. — Зато правда, — Бьянка пожала плечами. — Спасибо за такое точное наблюдение, — Ксавье отложил палитру и кисти. — Слушайте, это все похоже на сюрреалистичную трагикомедию, но чем больше паники, тем больше проблем. К ситуации надо подойти трезво. — Сказал человек, выпивший бутылку вермута, — съязвила Энид, а потом снова втянула воздух. — Хотя пахнет больше как полторы бутыли с добавкой в виде поллитра колы и пачки мятной жвачки. А еще как ментоловый гель для душа, духи Армани… — Спасибо, Энид, за такой отчет, — Ксавье кашлянул. — За твой талант именно тебя я хочу попросить контролировать ситуации на приемах. — Что? — Энид хлопнула глазами. — Ты можешь считывать эмоции по запаху. Сможешь определять настроение толпы и то, верят ли они в этот фарс. — Это все очень неточно, эмоции должны быть достаточно сильными, чтобы я могла их унюхать. И означает, что мне придется ходить на все эти глупые рауты с тобой и с… Энид запнулась. Перед глазами возник образ Уэнсдей на приеме у Винсента. Она не изменилась, но стала какой-то другой. Энид не знала, хорошие это изменения или плохие. Да и не особо хотела в это вникать. Она точно знала, что Уэнсдей даже не способна извиниться. А желания стать первой протягивающей ветвь мира в этом конфликте у нее точно не было. — Я не смогу, — Энид устало откинулась на спинку стула. — Не правильно использовать дар, не находиться с ней рядом. Когда Уэнсдей ошивается неподалеку, у меня столько злости, что я только эту злость и чую. Она перебивает все. — Стоит попробовать. Пожалуйста, Энид, мы должны отыграть этот спектакль безупречно. — Спектакль длинной в триста шестьдесят пять актов? — Бьянка поднялась. — А ты уверен, что ты такой выдержишь? Она же все та же чертова готическая принцесса. Ты снова посыпешься, поломаешься на куски ради этой мелкой колючки. И что потом? Бьянка, как всегда, говорила прямо и выглядела недовольно. И обеспокоено. Они с Аяксом приложили много усилий, чтобы облегчить боль Ксавье и Энид. Хотя у Петрополуса было больше инструментов. Она же для Ксавье навсегда закрепилась, как просто подруга. Жалела ли Бьянка? Ни капельки. Что было, то было. У нее есть Лукас и, так или иначе, она никогда бы не смогла заменить Уэнсдей в сердце Ксавье. И что он в ней нашел?.. — И ты, Бьянка. Нам понадобишься ты. И твоя песнь, — с запинкой произнес Ксавье так, будто Бьянку вообще не услышал. — Ни за что. Ты серьезно? Причина, по которой ты ненавидишь сирен, кроется в песне. А теперь ты просишь ее использовать? А не пойти ли тебе лесом? — Да хоть полем! — Ксавье бросил кисть. — Все должно быть убедительно, а ты прекрасно знаешь Уэнсдей. — Да какая к черту разница, кто вам верит, а кто нет? — Бьянка всплеснула руками. — Изгои пропадают! И никто не должен знать. Их всех нужно отвлечь, — Ксавье ущипнул переносицу. Бьянка нахмурилась, в мастерской стало тихо. Только шум машин, доносившийся из открытого окна, нарушал это безмолвие. — Чего-чего? — Я не знаю подробностей. Но весь этот фарс для того, — помимо скрепления узами брака союза Торпов и Аддамсов, — чтобы никто не узнал. Никто не должен знать. Ксавье устало опустился на свой табурет. — Помоги мне разорвать помолвку. Уэнсдей не посмотрела на него. Ее лицо осталось таким же непроницаемым. Ксавье облизнул пересохшие губы, отвернувшись. Расслабил каждый мускул своего лица, чтобы не выдать неожиданно острого укола боли. Умерил сердцебиение и сглотнул ком, чтобы голос его не подвел, когда он открыл рот и сказал: — Ты слышала условия. Хочешь разорвать помолвку — влюбись. Или влюби в себя кого-то, — его голос прозвучал безупречно ровно, в его привычной насмешливой манере. Уэсндей изобразила тошноту так ярко, насколько умела выражать свои эмоции. Ксавье рассмеялся. Смехом искренним, но явно на грани истерики. Уголок губ Уэнсдей приподнялся. — Отвратительно. — О-о да, — Ксавье развернулся и оперся локтями о парапет. — Почему у тебя нет невесты? — резко и прямо, как и всегда, задала вопрос Уэнсдей. «Потому что мое идиотское сердце отказывается правильно работать без тебя.» Ксавье пожал плечами. — Не срослось. — Это бы значительно все упростило. — Я не хочу жениться ни на ком. «Ложь.» — Я тоже. «Заебись.» — Тогда вариантов нет, — Ксавье достал портсигар. Тонкими пальцами выудил сигарету и зажигалку. Посмотрел на Уэнсдей. Она едва заметно напряглась, скосила взгляд на его руки. Ксавье тихо хмыкнул и убрал все это добро в карман. — Но есть время подумать, — кивнул Ксавье. Ксавье достал из кармана брюк пачку сигарет. Вытянул одну и покрутил в руках. Но так почему-то не смог закурить. — Кажется, я бросил, — с ноткой досады произнес он, протягивая пачку Аяксу. Но Энид ловко ее перехватила. Молниеносным движением достала сигарету и подожгла. Крепко затянулась. — А я вот, кажется, снова начала.***
Уэнсдей стояла на тротуаре и с ненавистью смотрела на вывеску. «Флюгер» Почему когда она села в такси, то назвала это вместо галереи Торпа? Во-первых, кофейня выглядело простовато для такого шикарного района. Вокруг неприметной вывески, выкрашенной в голубой, с медными не вычурными буквами находились самые дорогие бутики и рестораны города. Во-вторых, по статистике Уэнсдей именно в кофейнях границы ее личного пространства непременно нарушаются глупыми фанатами или кем-либо еще более сумасшедшим и, очевидно, бессмертным. В-третьих, здесь работал Тайлер — константа, которая обязательно приведет к столкновению и такому нежелательному контакту. Хотя если он был нежелательным, то какого лешего она стоит здесь и смотрит на витрину? Уэнсдей раздраженно вздохнула и зашла внутрь. Звякнула музыка ветра. Запах кофе слегка расслабил. Все-таки приятно было чувствовать аромат медленно убивающего тебя кофеина. Особенно в той дозировке, которую обычно принимала Уэнсдей. Забывшись, она могла выпить за день несколько четвертных эспрессо и даже не заметить. Уголок губ Уэнсдей дернулся от приятной мысли о разрушающем действии напитка. Когда Уэнсдей вошла в помещение и сняла очки, несколько особо любопытных посетителей мельком оглядели ее, но, натолкнувшись на ледяной взгляд исподлобья, спешно отвернулись. Уэнсдей проанализировала помещение. Из более адекватных и стратегически удобных мест было только одно, у окна. Уэнсдей присела на мягкий стул. Круглый столик из темного дерева едва ли мог уместить на себе что-то больше чашечки кофе. Уэнсдей оглянулась на прилавок. Два бариста копошились за стойкой. Один принимал заказы, а другой в это время их исполнял. Они менялись по кругу. Уэнсдей внимательно наблюдала за кудрявой шевелюрой, отдающей бронзой во всполохах вечернего света. А потом Тайлер подошел к кассе с приветливой улыбкой. И его глаза, будто притянутые неведомой силой, тут же посмотрели в ее сторону. Тайлер настолько оторопел, что прослушал заказ. Он неловко улыбнулся и извинился. Попросил парня повторить. Пока он забивал заказ, то постоянно косился в ее сторону. Уэнсдей с удовлетворением наблюдала за тем, насколько разные эмоции были при каждом взгляде. Его излишняя эмоциональность и подвижность лица на удивление не раздражали. Скорее пробуждали интерес. Уэнсдей отвернулась и посмотрела в окно. В этом районе было мало машин. Поэтому тихую музыку, игравшую в кафе было слышно более, чем отчетливо. После нескольких композиций Уэнсдей сделала вывод, что сегодня в плейлисте только джаз. — Уэнсдей. Аддамс повернулась и пронзила Тайлера взглядом. Он неловко улыбался и смотрел на нее неверяще-удивленно, но все же радостно. — Тайлер. — Ты все-таки пришла. Почему? Он стоял перед ней, весь такой неловкий и нескладный. Всполохи света падали ему на лицо, отчего его голубые глаза казались прозрачными стекляшками, и Уэнсдей поняла, что не может разобрать из-за этого их выражение. Такое ей не нравилось. — Я еду к своему нареченному, — все также ровно и безэмоционально ответила она. — Не похоже, чтобы ты очень спешила, — добродушно хмыкнул он. Видимо, Тайлер запомнил ее недовольство помолвкой. Уэнсдей, не моргая, прожигала дырку в его переносице. Она не знала, что говорить. И не хотела говорить вовсе. Но Тайлер слегка приподнял бровь и недоуменно улыбнулся. — Ты странная. Оу, прошу прощения, пугающая, — он усмехнулся. — Тебе как обычно? — Один заказ уже считается за «как обычно»? — Четвертной эспрессо слишком тебе подходит. В моих глазах ты ничего другого и не можешь заказать. Уэнсдей молча отвернулась. — На вынос.***
Ксавье встретил ее у порога мастерской. Опустил взгляд на телефон в ее руках. — Все-таки ты его не выкинула из окна на полном ходу вашего катафалка. Отчего было больнее осознавать, что она попросту игнорировала его все то время, что он пытался с ней связаться. И не только он. — Нет. — Выглядишь безупречно, как всегда. Ксавье оглядел ее. Из-под черного распахнутого пальто выглядывал черный джемпер поверх белой рубашки, черные брюки-палаццо и ботильоны на невероятно высокой платформе. Но пусть знаменитый воротничок вернулся на свое законное место, волосы Уэнсдей по-прежнему были распущены и частично собраны на затылке черной заколкой. Челка красиво обрамляла лицо, светящееся мягким оранжевым светом. Один шальной луч отразился от объектива фотокамеры и послал в глаза Ксавье короткий блик. Папарацци. Просто идеально. Торп сделал шаг к Уэнсдей и притянул ее к себе за талию, скользнув губами по ее холодной щеке. Он буквально почувствовал ее подскочивший пульс и ощутил, как напряглось все ее существо. Но натянул на лицо безмятежную и счастливую улыбку. Что, кстати, было не так уж и трудно сделать в таком положении. — Какого черта? — процедила Аддамс. — За твоей спиной репортер, так что будь добра, спрячь свой кинжал. Неудобно упирается под ребра, — все с той же улыбкой пробормотал Ксавье и отпрянул. Уэнсдей ловким движением спрятала оружие в рукаве. Нет, ну а что? Этот кинжал ее любимый. Она вошла в галерею по приглашению Ксавье. Они неспешно прошлись рука об руку вдоль полотен, пока не очутились в мастерской. Уэнсдей, стоило двери закрыться, отошла на почтительные полтора метра от Ксавье. Торп сделал вид, что ему все равно, и оставил ее у двери, никуда не приглашая. Уэнсдей проанализировала помещение. Она не была ценителем, не умела заострять внимание на эстетической стороне чего бы то ни было. Но в помещении было спокойно и безопасно. Закатное солнце заливало комнату насыщенным рыжим светом через подпотолочные окна. Повсюду стояли мольберты, постановки; на досках были развешаны референсы и фотографии. Несобранные и полуразобранные рамы прятались по углам или лежали прямо на полу. Десятки ламп стояли то тут, то там, освещая натюрморты и рабочие пространства. Создавалось ощущение, что здесь работало не меньше десяти человек и прошел ураган Катрина. Но здесь работал один лишь Ксавье Торп. — Ты неаккуратный. — Спасибо за наблюдение, — хмыкнул Торп, закатывая рукава. Он выглядел откровенным снобом, работая в брюках и когда-то белоснежной рубашке. Но его это совсем не волновало, так что он вновь вооружился палитрой и мастихином. — Постановки при естественном свете выглядят лучше, — сухо констатировала Уэнсдей. — Ты теперь еще и рисуешь? Сколько в тебе талантов, Аддамс? — Ксавье усмехнулся. — И потом, в искусстве нет такого определения, как «лучше». — Повторяй это себе почаще. — Слушай, — Ксавье отложил материалы, — во-первых, уйди с порога. Уэнсдей сделала еще один шаг в комнату и замерла. — Ладно, — Ксавье рассмеялся. — Во-вторых, я знаю, что ты не хочешь здесь быть. Но придется. Так что найди себе занятие и не мешай мне. Ксавье с головой ушел в работу. Уэнсдей почувствовала странный укол непонятного чувства. За прошедшие годы Ксавье стал слишком грубым. Уэнсдей медленно пошла между мольбертами и опустилась рядом с рабочим столом. На экране ноутбука светилось жизнерадостное фото: это был восемнадцатый день рождения Ксавье, судя по исчерпывающим воздушным шарикам в форме цифры восемнадцать. Сам именинник стоял в обнимку с друзьями: Бьянкой, Аяксом и еще белокурой Энид. Они были до отвращения счастливыми, так что Уэнсдей презрительно резким движением открыла браузер. Ей пришлось научиться работать с порабощающими разум машинами. Завести электронную почту и соцсети. Благо Юджин Оттингер — ее менеджер и человек, которого она все-таки могла, хоть и с трудом, назвать другом, — с радостью вел их за нее. Мальчишка попросту заслужил ее уважение. После Невермора она также, как и со всеми, не контактировала с ним. А потом получила ответ от издательства о публикации ее пятого романа, где внизу, в подписи, стояло скромное «секретарь главного редактора Юджин Оттингер» и до зубовного скрежета милый постскриптум с восхищениями о книге и предложением встретиться. Она согласилась. Оттингер изменился за два года, что они не виделись, только внешне. Вытянулся, остриг кудри, научился одеваться, а его зубы выровнялись после брекетов. Юджин немедля после выпуска проявил свой гений: сразу же после окончания Невермора устроился на работу и получил несколько повышений подряд. Но внутренне он был все тем же мальчиком, которого она когда-то защищала от гадких парней с Джерико. Отогнав прилив ностальгии, Уэнсдей поколдовала с ноутбуком Ксавье, установила ему vpn, несколько сторонних программ и без проблем взломала систему полицейского участка Нью-Джерси. Ксавье услышал бодрый стук по клавишам и обернулся, от удивления едва не выронив палитру и мастихин. — Я что, сплю? — Видимо, да, учитывая, что у твоего кувшина асимметрия, — не отрывая взгляд от экрана пробормотала Уэнсдей. Ксавье недоуменно моргнул, отошел от работы подальше и присмотрелся. — Сука… — пробормотал он и отложил инструменты. Ксавье подошел к Уэнсдей и наклонился, уперевшись ладонью в стол. Его дыхание пламенем обожгло ухо Аддамс. По ее шее пробежали мурашки, но она продолжила методично пролистывать последние дела участка, коря свой организм за чуждые и посторонние реакции. — Это что, архив участка? Уэнсдей, ты взломала их через мой компьютер?! — Ты кричишь мне на ухо. Я фанатка шумовых пыток, но сейчас не самый подходящий момент, — сухо ответила Уэнсдей, открывая последнее дело. — Твою мать, Аддамс, если они поймают тебя, то меня упекут за решетку. Ничего не напоминает? — прошипел он ей на ухо. Уэнсдей подавила дрожь. Упорно игнорируя его слова и непосредственную и весьма опасную близость его лица к ее, Уэнсдей продолжила изучать дела. — Если я что-то делаю, то делаю безупречно. Твой компьютер невидим для недоумков, сидящих в участке. — Подожди-ка, — Ксавье коснулся ее ладони, потом указал на экран, — я ее знаю. Уэнсдей перевела полный агрессии за нарушение личного пространства взгляд с точеного профиля Ксавье на экран ноутбука. С фото на нее смотрела симпатичная американка с явными греческими корнями. Кожа с бронзовым оттенком, беспросветно черные волосы — обычная девушка. Но вот ее глаза… — Она — сирена, — констатировала Уэнсдей, взглядываясь в полупрозрачную голубую радужку. — Если мне не изменяет память, она наша сокурсница. Проучилась в Неверморе один семестр и ушла. Не потянула программу или ей было нечем платить. — Скорее второе, — Уэнсдей бегло прочитала известные сведения. Элиза Карлайл пропала около двух месяцев назад. Об этом сообщила хозяйка квартиры, которую девушка арендовала. Найти родственников не удалось, что уж говорить о попытках связаться с ними иными способами. Уэнсдей продолжила листать, скачивая дела, которые определенно относились к их небольшой проблемке. Всего пять исчезновений, как и сказал Гомес. И, как и сказала Уэнсдей, все уже дошло до полиции нормисов. Сидеть сложа руки Аддамс явно не собиралась, тем более, что у нее были ниточки, за которые можно было подергать и получить доступ к делам. Уэнсдей поднялась. Ксавье занял ее место и решил пролистать все до конца. Уэнсдей уже надела пальто и тщательно осмотрела себя, проверяя, насколько ровно завязан пояс, и застегнуты ли все пуговицы до единой, когда услышала тихое ругательство со стороны Торпа. — Тебе в пору рот с мылом мыть, — Уэнсдей глянула на него исподлобья. — Уэнс, тебе стоит это увидеть, — глухо пробормотал Ксавье, проводя рукой по волосам. Аддамс направилась к нему с твердым намерением свернуть шею за вольность и недисциплинированность. — Я не знаю, сколько раз мне нужно повторить, что я ненавижу… Уэнсдей замолкла на полуслове. Ксавье посмотрел на ее лицо и внутри него что-то оборвалось, похолодело. Уэнсдей Аддамс улыбалась маниакальной улыбкой, разглядывая фото, приложенные к делу, и изучая обновлённую информацию. — Если все и дальше будет настолько весело и интересно, то я готова даже подержать тебя за руку на приеме.***
— Но есть время подумать, — кивнул Ксавье. — Мне плевать на помолвку. Я ни за что не выйду замуж и найду выход. Но пропажи… это интригует. Вот то, о чем надо думать, — Уэнсдей сжала ладони в кулаки. Ксавье помнил этот взгляд, это выражение лица. Очередной маниакальный приступ, очередная игра в детектива. — Тормози, мисс Марпл. Это не сюжет для твоего очередного романа — это реальность. Мы с тобой должны обезопасить наивные умы всего этого аристократического болота нашей историей любви, а не кидаться в омут раследования с головой. — Сюжеты моих романов — это реальность, — сказала Уэнсдей, не отрывая темный взгляд от не менее темного горизонта. — И что это значит? Уэнсдей практически бесшумно подошла к стойке в участке полиции штата Нью-Джерси, несмотря на массивную, подбитую металлическими пластинами подошву ботинок. Она молчаливо гипнотизировала макушку увлеченной девушки, заполняющей какие-то бланки, пока та не подняла голову и не подпрыгнула на стуле. — Господи! — девушка прикрыла глаза, сложив обе ладони на груди. — К вашему счастью, нет, — едва ли не замогильным голосом сказа Уэнсдей. — Капитан Галпин на месте? — Да, я сейчас ему… — девушка замолчала на полуслове, глядя в спину удаляющейся темной фигуре, — …сообщу. Миранда была новенькой, но даже она уже была осведомлена о Уэнсдей, мать ее, Аддамс. Девушка вздохнула, сложила бумаги. — Шеф, — она нажала на кнопку переговорника, — к вам гостья. Код красный.***
Уэнсдей стремительно шла по коридорам, бесстрастно минуя офис. На нее уже почти не реагировали — настолько частой гостьей была беспринципная и наглая писательница. Вот бы они удивились, притащи она с собой жениха. Точно перестали бы делать вид, что заняты делом. А Ксавье, ой, как рвался вместе с ней, но Уэнсдей дала понять, что лишнее движение, и его пальцы станут украшением ее гербария из черных роз. Так что Ксавье развлекался с делами и с тем, с чем вообще мог развлекаться элитарный сноб в одиннадцать часов ночи. Может, спал и трезвел после полбутылки виски, принятой на грудь, чтобы забыть пестрые кроваво-красные картины из дела Элизы Карлайл. Аддамс отсчитала уже семь секунд. У нее было еще три, прежде, чем Рэтчет или Галпин получат сообщение от дежурной. И как раз в тот момент, как за столом Рэтчета пикнул коммуникатор, а он сам повернулся от шкафа с папками, Уэнсдей дернула ручку двери, ведущей в офис капитана. — Мисс Аддамс, он… занят, — Мэтт тяжело вздохнул. Ох, сколько ему потом нытья выслушивать… Уэнсдей захлопнула за собой дверь как раз в тот момент, когда голос дежурной оповестил из коммуникатора о ее прибытии. «Код красный». Это льстило. И Уэнсдей уже почти издевательски ухмыльнулась и отпустила колкость, когда парень, сидящий на стуле обернулся и медленно поднялся. — Уэнсдей? — Аддамс, проваливай… погоди-ка, сын, ты ее знаешь? — Пап, не груби ей. — Сын, — как бы констатировала Уэнсдей. Все трое умолкли. Уэнсдей медленно переводила немигающий взгляд с Тайлера на Донована. Сходство было, но настолько отдаленное, насколько возможно. Тайлер Галпин. Он мог быть кем угодно, но он Галпин. В Нью-Джерси больше девяти миллионов человек. Да Бог с ним, с Нью-Джерси, в Трентоне, конкретно здесь, — больше тридцати тысяч. И именно эти двое в родстве. Вероятность такого совпадения примерно ноль целых шесть стотысячных. Как прекрасно. — Что ж… кажется, все знакомы, — усмехнулся Тайлер, не отрывая взгляд от Уэнсдей. Его бесконечный позитив начинал подбешивать. — К сожалению, — пробормотал Донован, откинувшись на спинку кресла. — Боюсь спросить, каким образом? Тайлер потер шею. — Я работал на приеме в поместье Торпов. А она… Уэнсдей обожгла его черным и гневным взглядом. — Она — знаменитая писательница, так что тоже там была, — смазанно закончил он, проглотив предложение, крутившееся на уме. Уэнсдей категорически не хотела, чтобы о ее помолвке весь полицейский участок узнал раньше прессы. Вообще было удивительно, что репортер так ничего и не опубликовал за это время. Часы отсчитали половину двенадцатого ночи, то есть прошло почти шесть часов. — К сожалению, я в курсе. Тайлер, я же предупреждал: не связывайся с Торпами и Аддамсами. — Как лестно, — тихо сказала Уэнсдей. — Пап, меня наняли на работу. Начальник сказал — я пошел. Я не знал, что это Торпы. И не знал, что Уэнсдей — Аддамс. Тайлер определенно красиво блефовал, но делал это весьма убедительно. Точнее, не так. Из-за его постоянной неловкости и своего рода скованности казалось, что он всегда лжет. Так что его блеф выглядел достаточно убедительно даже для капитана полиции. — Да, даже если бы знал — мне все равно, — продолжил Тайлер, всплеснув руками. — Чем она и Торпы отличаются от любых других? Донован расхохотался. Уэнсдей приподняла уголок губ. Действительно. Совсем ничем. Тайлер посмотрел на Уэнсдей и ее едва видимую улыбку и внезапно вспомнил бестелесный обрубок руки, скачущий по барной стойке. Ладно, может чем-то они все и отличались от нормальных. — Тайлер, я тебе гарантирую, ни к чему хорошему знакомство с этими людьми не приведет. С ней, — Галпин ткнул пальцем в Уэнсдей, — тем более. — Надеюсь, это ваша завуалированная благодарность за раскрытые архивные дела, — Уэнсдей наконец ушла с порога и присела на второй стул. — Это мне решать, пап. Прости за это шоу, Уэнсдей. Аддамс перевела свой безразличный взгляд на его лицо. Выглядел Тайлер уныло и устало. Интересно, о чем же беседовали отец и сын в полицейском участке на ночь глядя. — Что ж, я пойду. Увидимся во «Флюгере»? Тайлер улыбнулся своей фирменной кривоватой улыбкой. Уэнсдей даже не моргнула. — Возможно. Тайлер улыбнулся шире. Уэнсдей нахмурилась, глядя ему вслед. Странный тип, оттого ей было интересно, почему он так спокойно относится к ней. — Оставь его в покое, Аддамс. Не втягивай в свои паучьи сети, — Галпин закурил. Уэнсдей скривилась в отвращении. — Это мне решать, — Уэнсдей достала из сумки пять папок и едва ли не швырнула их на стол. Галпин затянулся и придвинул папки к себе. — Я убью нашего техника. Сколько можно, просил же повысить защиту архивов, — пробормотал капитан, зажав сигарету зубами в уголке губ. Донован раскрыл первую папку и застыл на мгновение. Потом поочередно открыл остальные. Дела об исчезновениях. Странных, бесследных исчезновениях. Донован перевел взгляд на бледное и безмерно раздражающее его лицо. Ущипнул переносицу и откинулся в кресле. Снова пронзил ее взглядом и затянулся. — Я тебя слушаю.***
Уэнсдей вышла через полчаса. Донован с неохотой поделился с ней дополнительными деталями и личными заметками. Пообещал обеспечить доступ на места преступлений и оповестить о новых исчезновениях. — Все они, как Торпы? Как ты? — Таких, как я не существует. На ваше счастье. — Какие мы важные… ты знаешь, о чем я. — Знаю. Да. Сирена, оборотень-одиночка, медиум, горгона и вампир. — Твою мать… Уэнсдей подняла взгляд и в свете одинокого фонаря увидела Тайлера. Он стоял в наушниках, облокотившись о столб, весь мрачный и подавленный. Уэнсдей молча наблюдала, стоя на ступенях, и думала. Тайлер Галпин появился в ее жизни неожиданно, не к месту и не вовремя. За последние двое суток они виделись трижды. Люди на такое говорят, что это уже даже не совпадение, а судьба. Уэнсдей Аддамс не верила в судьбу или в совпадение, в богов или провидение. Она верила в то, что видела: сверхъестественные силы и способности, бесконечную людскую глупость и непрекращающиеся боль и страдания. Так что Тайлер Галпин не был для нее подарком судьбы. Он был ее выходом. Детали плана вырисовывались последовательным списком действий в ее голове. И у нее было триста шестьдесят четыре дня, чтобы исполнить каждый. Единственной загвоздкой была, как ни забавно и странно, сама Уэнсдей Аддамс. Она скривилась и подумала о Ксавье. Мысль, возникшая в голове, была настолько унизительной и пропитанной слабостью, что Уэнсдей содрогнулась. Но был ли у нее выбор? Тайлер заметил ее краем глаза и улыбнулся. Убрал наушники и подошел к ней. Благодаря ступеням их глаза были на одном уровне. — Почему ты не ушел? — нахмурено задала вопрос Аддамс. — Ждал тебя. Ты, вроде как, на своих двоих, а время позднее. Не хотел отпускать тебя одну. Уэнсдей едва не фыркнула. — Мне не нужен защитник. Я могу постоять за себя. Она почти обошла его, когда он коснулся ее ладони. Спешно отнял ее, но на коже Уэнсдей уже разгорался огнем отпечаток его пальцев. — Прости, не так выразился. Я не сомневаюсь, что ты уложишь на лопатки любого. Я просто не хотел тебя отпускать, — тихо сказал он, пожимая плечами и не переставая улыбаться. — Позволишь проводить? Уэнсдей молча смотрела вперед. Хотелось этого ей или нет — эту мысль она задвинула в самый далекий угол своего сознания. Следуя ее новоиспеченному плану, она должна была согласится. Так что она кивнула. Тайлер просиял, но тут же состроил серьезное лицо, завел руку за спину и взял ее ладонь. Не отрывая глаз от ее лица невесомо коснулся губами ее ледяных пальцев. Уэнсдей сглотнула. Прохладный осенний воздух резко потеплел на несколько градусов. Она его убьет за это. Обязательно. Но позже. Тайлер предложил ей локоть. Уэнсдей проигнорировала это движение. Хватит с него и идиотского поцелуя. Тайлер только усмехнулся, и они вдвоем пошли по пустынным улицам Трентона. — Что ж… как ты познакомилась с моим отцом? — Мне нужен был доступ к архивным делам. — И как ты его добилась? — Силой, — уголки ее губ слегка приподнялись, а взгляд стал ностальгическим. Тайлер усмехнулся. — Ты ведь не шутишь, правда? — Нет. Никогда. — Да уж… ладно, то есть ты — всемирно известная писательница, вхожая в аристократический круг, который на удивление существует в двадцать первом веке. Фанатка черного цвета, пессимизма, боли и страданий, грубой силы. Не умеешь шутить, любишь четвертной эспрессо. Невероятно красивая девушка, — пробормотал он чуть тише, а потом будто что-то вспомнил, — О, и у тебя в питомцах конечность без тела. — Член семьи. — Что, прости? Уэнсдей свернула в совершенно плохо освещенный переулок. Тайлер притормозил, но, глядя на уверенную походку Аддамс, пошел следом. — Вещь. Он — член семьи. Назови его питомцем, и побываешь в самых веселых пыточных нашего дома. Тайлер сглотнул. Миленько. — И я — реалистка. Пессимист — это мой жених, — слегка скривившись выдала она, но тут же прикусила язык. Остановилась, подозрительно взглянув на Тайлера. — Что? — он наклонил голову, будто ничего не понимаюший ребенок. — Ты меня разговорил. — Это… плохо? Уэнсдей не ответила, просто отвернулась и продолжила путь. Но тут же замерла. Скрежет металла по асфальту медленно, но чувственно прорезал воздух. Тайлер содрогнулся, а Уэнсдей прикрыла глаза, наслаждаясь звуком. Потом распахнула черные бездонные очи и вперила взгляд в троицу, буквально полностью заслонившую переулок. — Привет, — Уэнсдей растянула губы в кровожадной улыбке. — Уэнсдей, пойдем отсюда, — с ноткой паники пробормотал Тайлер. — Уже уходите? — мужчина в центре чиркнул монтировкой по асфальту. Ярко-оранжевые искры блеснули в полумраке. — Я вызываю полицию, — Тайлер потянулся за телефоном. Прежде, чем он успел его окончательно достать, крайний мужчина метнулся вперед с немыслимой скоростью. Тайлер оступился, отшатнулся назад, когда увидел блеснувшую в темноте монтировку. И черное пятно, заградившее его. Мужчина, который вблизи оказался молодым парнишкой, сложенным слегка массивно для его возраста, осел на землю, уткнувшись носом в ботинки Уэнсдей. Монтировка с лязгом покатилась по асфальту. Аддамс безразличным взглядом оглядела хрипящего парня. Подняла его, уперевшись носком ботинка в горло, и слегка подвинула в сторону. — Сучка, я убью тебя, — прорычал парень, судя по голосу, еще моложе лежащего. Мужчина в центре поднял руку в останавливающем жесте. Жестко усмехнулся и поднял свою монтировку. Указал ладонью на оружие поверженного. — Даю тебе шанс. Хотя, я наверное просто хочу снести тебе голову сам. А потом трахнуть твое бездыханное тельце. — Уэнсдей, бежим, — Тайлер дернул ее за руку. Уэнсдей только улыбнулась уголком губ. Медленно сняла пальто и джемпер, оставшись в одних брюках и белой блузе с воротником. Отдала лишние вещи Тайлеру. — Уэнсдей, что ты… — прошептал он, но она даже не слушала. Прошла к упавшей монтировке и подняла ее. — Посмотрим, кто еще кому снесет голову. Мужчина атаковал мгновенно, не дав ей толком договорить. При соприкосновении железки издали лязг и высекли друг из друга несколько искр. Уэнсдей парировала грубые и совершенно непрофессиональные выпады с мастерством олимпийской чемпионки по фехтованию и немыслимой грацией. Когда ей надоело играть по правилам, она непоколебимым движением отвела монтировку соперника в сторону и, замахнувшись, ударила пяткой по запястью. Хруст показался даже оглушительнее воя. Мужчина выронил оружие и попятился. Уэсндей же даже не обратила внимания. Кинула свою монтировку следом за его, схватила его за шкирку и с садистской улыбкой разбила ему нос своим лбом. От раздавшегося хруста и крика, Тайлер содрогнулся в который раз. Он давно вызвал наряд полиции, а теперь просто стоял прижавшись к стене, пытаясь с ней слиться во всех возможных смыслах. Уэнсдей сильным и четким движением прижала соперника к стене. Затылок с силой впечатался в кирпич. Мужчина почти полностью обмяк в крохотных ладошках Уэнсдей Аддамс. — Смотри мне в глаза, ублюдок, — прошипела Уэнсдей. Тайлер смотрел на нее, даже не осознавая, что прикусил щеку до крови. Его руки тряслись. Уэнсдей держала за шкирку мужика в два раза больше ее самой. Улыбалась маниакальной улыбкой. Ее белая блуза была забрызгана кровью. Уэнсдей мельком посмотрела на Тайлера, но снова сконцентрировала внимание на жалком мужчине перед собой. Она с упоением осматривала работу и думала, что же еще сделать. Выбор был большой, но Уэнсдей склонялась к старому-доброму избиению до полусмерти. А может и до смерти. Но только она продумала порядок нанесения увечий, как послышались полицейские сирены. Уэнсдей раздраженно отпустила шиворот, и мужчина сполз по стене. Она уже хотела высказать свое недовольство Тайлеру, когда услышала его панический крик и топот ног. — Уэнсдей, берегись! А потом все померкло.