***
Уэнсдей четким и ровным движением провела еще одну неожиданно плавную для нее линию. Критически рассмотрела свои губы и глаза в зеркале и кивнула. Она развернулась к двери, и в это же мгновение раздался стук. В проеме показалась Мортиша в неизменно черном, обтягивающем платье с широкими рукавами и пленительным, но в меру скромном декольте. Эта женщина явно отказывалась сотрудничать со старостью и выглядела едва ли не свежее самой Уэнсдей. Ярко-красные губы растянулись в улыбке. — Выглядишь ужасающе, ma chérie — Я готова, мама. Уэнсдей уже было последовала за ней но на секунду застопорилась. Что-то внутри нее отчаянно отказывалось идти на этот чертов прием. Только вот выбора у нее не было. Репутация Аддамсов и тому подобная лабуда. Она ненавидела быть привязанной, но ради семьи была готова пожертвовать крохотной частичкой самолюбия и своим временем. Уэнсдей медленно наполнила грудь воздухом и, также медленно выдохнув, вышла из своей обители.***
Ксавье стоял перед зеркалом в мастерской матери, которая была больше похожа на его комнату, чем сама спальня Торпа. Вокруг разбросаны книги, на одном столе — ноутбук и учебные пособия, на другом — другой ноутбук и рабочие документы: накладные, договоры, контракты. И конечно же холсты, кисти и краски повсюду. Ксавье застегнул запонку и пиджак. Выпрямил спину и почувствовал, что в плечах ему стало узковато. За последний год молодой человек окончательно превратился в молодого мужчину. Стал шире в плечах, физическая нагрузка помогла набрать массу и стать счастливым обладателем неплохих мускулов. Но лицо осталось таким же острым, а глаза — большими и по-мальчишески озорными. Только вот за этим озорством прибавилось жесткости, и в выражении лица появилась хмурая тень, благодаря одной особе из далекого прошлого и отцу. Хотя в последнее время Винсент Торп подуспокоился — Ксавье мог сам себя обеспечить, дела в галерее шли на лад. Его выставки с оживающими картинами пользовались небывалым спросом и успехом. Винсент пытался надавить и принудить его к изучению экстрасенсорики, научиться контролю сновидений и сделать их новым достоянием семьи Торпов. Но Ксавье поставил его перед фактом. За последние годы он все-таки научился говорить «нет». — Ты выглядишь замечательно, дорогой. Ксавье широко улыбнулся и ссутулился, убрав руки в карманы. Он повернулся к Мэрион и присвистнул. — Как никак Первая леди США, не меньше! — Ты льстец каких поискать, юный Торп. Но спасибо, — Мэрион улыбнулась, смахнув невидимую пылинку с брюк. Недавно ей стукнуло пятьдесят пять, но в душе ей было по-прежнему тридцать с хвостиком. Только морщинки и седая прядь у лба выдавали ее жизненный опыт. Мисс Атталь в прошлом, миссис Вильре ныне, выбрала для приема брючный костюм насыщенного синего цвета, отчего ее светлые волосы казались еще белее. — Медовый месяц пошел тебе на пользу. Выглядишь отдохнувшей, — Ксавье поцеловал ее в щеку. Мэрион с улыбкой поправила воротник его рубашки и лацканы пиджака. — Это твой отец еще подпортил мой отдохнувший вид. С тех пор, как он назначил меня своей правой рукой, все его глупые приемы на моих плечах. И надо было ему назначить сегодняшний сразу после моего приезда! Если бы не Андре, я бы не справилась. Торп закатил глаза. Который год Мэрион бубнит и который год усиленно скрывает, что ей эта работа нравится. — Помогает с эмоциональным грузом справляться? — Ксавье усмехнулся. Мэрион щелкнула его по уху и отошла на полшага. — Наглец, — она цикнула и осмотрела его с головы до пят уже в десятый раз. — Ты готов? Ксавье тяжело вздохнул. Мэрион явно спрашивала не про внешний вид. Она тоже уже знала. Все знали, что всемирно известная Уэнсдей Аддамс вернулась из-за границы после окончания Абердинского университета экстерном, получения степени магистра литературы и мирового турне в честь выхода крайнего романа о Вайпер. А вчера этому юному дарованию стукнуло двадцать. Винсент Торп просто не мог упустить возможности и не устроить светский раут. — Нет, Мэри, я не готов. К ней невозможно быть готовым.***
— Мистер и миссис Аддамс! Мэрион горячо пожала руку Гомесу и крепко обняла Мортишу. А потом оглядела их отпрысков, умиляясь и едва не пуская слезу. Самый маленький из них, Пьюберт, выглядел словно маленький чертенок — хитринка в его темных глазах так и искрила. Но улыбка у мальчишки была настолько обаятельной и обольстительной, что никто бы не устоял. И поплатился бы за это, случайно оказавшись в пыточных дома на Могильной улице. Пагсли вытянулся и схуднул, перерос Уэнсдей на целую голову. Мэрион слышала, что он так и не окончил школу и на пару с Фестером Аддамсом побывал в передрягах, о которых уже слагали легенды среди изгоев. Проходящие мимо девушки и женщины шарахались от него. Или же от его сестрицы. Уэнсдей Аддамс была такой же невысокой, ужасающей и мрачной как раньше. Только стала еще более пугающе красивой. Челка отросла и стала утонченно обрамлять лицо по бокам, оттеняя скулы. Волосы больше не были забраны в косы, а свободно струились неожиданно плавными волнами до самой поясницы, частично собранные на затылке черной лентой. Глаза густо подведены, черные тени превратили их в бездонные впадины. Губы темнее на несколько оттенков, ближе к винному, плотно сжаты. Воротничок, извечно присутствующий на всей ее одежде исчез, а крой платья открывал ее острые ключицы и плечи. Черная ткань перемежалась с кружевом и обтягивала ее точеную фигуру. Ничего лишнего не показано, ничего лишнего не скрыто. Идеальный баланс. Мэрион удивилась, когда Уэнсдей сделала несколько шагов в ее направлении, отстукивая нарочито медленный ритм высокими каблуками по мрамору. — Рада вас видеть, мисс Атталь. Мэрион улыбнулась и позволила себе пожать ее ладони. — Я тебя тоже, дорогая. Но я теперь миссис Вильре. — Как много времени вам потребовалось, чтобы понять, — Уэнсдей скосила взгляд на руки женщины, сжимающие ее ладони, но не отняла их. Мэрион засмеялась гортанным и теплым смехом. — И не говори, девочка моя! Мэрион, как радушная хозяйка, провела их в самый центр зала, где их тут же словно мухи облепили остальные гости. Одни наперебой спрашивали Гомеса, как он смог достичь таких космических успехов на рынке кожаных изделий. Другие донимали Мортишу просьбами сыграть им на скрипке, да и вообще в шею выгнать музыкантов и предоставить сцену ей на весь остаток вечера. Третьи окружили Уэнсдей. Она это ненавидела. Деланную учтивость, приклеенные улыбки, подхалимство, а с недавних пор и откровенный флирт. Поэтому отвечала сухо, односложно и в пространные рассказы не вдавалась. Впрочем, это был обычный стиль общения. — Мисс Аддамс, когда будет следующий роман? — В процессе. — Мисс Уэнсдей, сможет ли Вайпер наконец поймать главного своего соперника? — Все зависит от Вайпер. — А когда следующий тур? — Очевидно, что с выходом новой книги. — А появиться ли у Вайпер любовный интерес? — Только через мой труп. — Мисс Уэнсдей, а у вас есть любовный интерес? — Не в этой жизни. — Мисс Аддамс. Уэнсдей распахнула глаза чуть шире, чем надо. Ее губы сомкнулись еще плотнее. Она посмотрела через плечо, открыв Ксавье вид на точеный профиль. В принципе, Торп готов был довольствоваться и таким бестолковым положением и неловким молчанием окружающих, если оно обеспечивало такой вид. Он не видел ее вживую четыре года, никакие экраны билбордов и первые полосы газет не заменят это ощущение. Он забыл обо всем в момент. О годах, проведенных в догадках и страданиях. Об обиде. Обо всем, стоило только увидеть ее глаза. Наконец она развернулась. Перед Уэнсдей стоял мистер Ксавье Торп, собственной персоной. Шире в плечах, серьезнее в глазах. Все тех же янтарно-зеленых фонарях. Он учтиво улыбнулся и протянул руку. — Не окажете мне честь?.. — он протянул ей руку. Уэнсдей заметила, как уголок его губ пополз вверх, а в глазах блеснуло озорство. Он знал, что при такой толпе влиятельных придурков и клуш даже своевольная Уэнсдей Аддамс не сможет отказать хозяину приема. На ее плечах лежала ответственность за репутацию Аддамсов. Ксавье видел, какая ярость клубилась в ее глазах, когда она вкладывала нарочито медленным движением свою крохотную ладонь в его. Под завистливые взгляды молодых изгоев, он повел ее в центр. Знали бы они, что завидовать тут нечему. Мужчины любят, когда в женщине есть загадка, но решение такой головоломки, как Уэнсдей Аддамс, не понравится никому. Ксавье развернулся к ней и прижал к себе ближе и крепче позволительного. Уэнсдей сжала зубы и положила руку ему на плечо. Заиграла скрипка. Девушка метнула взгляд в сторону оркестра и увидела свою мать. Естественно, ее уговорили. Мортиша упорно не замечала Уэнсдей, отдавшись музыке, так что та даже не могла, — чтоб весь ад замерз, — попросить помощи. Ксавье повел ее, да так уверенно и непреклонно, что ей только оставалось успевать переставлять ноги на этих созданных для пыток шпильках. Она обожала эти каблуки, после них оставались прелестные кровавые мозоли. Мортиша Аддамс начала исполнять такие финты, что мелодия весьма стремительно поменяла темп. Это все меньше походило на вальс, но Ксавье было все равно. Он преспокойно ускорился, подстраиваясь под новый темп. — Зачем? Если бы голоса могли резать уши, то Ксавье остался бы без них. — Тоже рад тебя видеть, Аддамс. Как дела? Торп прижал ее к себе еще сильнее и, приподняв, закружился. Потом поставил и едва ли не заставил ее покружиться еще раз. Волосы каскадом хлестанули его по лицу. Уэнсдей даже глазом не моргнула, только внутренне удивилась, насколько сильнее стал мальчишка из ее прошлого. Он резко притянул ее к себе, и Уэнсдей едва не стукнулась об его плечо подбородком. Если бы не шпильки, впечаталась бы прямо в грудь лицом. Отвратительно. — Были замечательно, пока не появился ты, — прошипела она. — Приятно, — Ксавье хмыкнул. — Зачем? — повторила она свой вопрос. Он молчал, продолжая мастерски вести ее. Хотелось проткнуть ему ногу шпилькой. — Я скучал, — тихо шепнул он ей на ухо, когда музыка стихла. Это было будто удар поддых. Искреннее, тихое признание хлестануло Уэнсдей. В ней ярость перемешалась с жалостью, отвращением и кучей других чувств и эмоций, которые она не хотела чувствовать. Со всех сторон раздались аплодисменты. Уэсндей поняла, что все пялились на них. Ксавье вглядывался в ее лицо, пытаясь поймать взгляд. Улыбка на его лице медленно угасла. — Почему, Уэнсдей? Почему ты ушла? Аддамс не ответила, сделав шаг назад и едва кивнув головой, создавая видимую благодарность за танец. Она развернулась и слишком стремительно углубилась в толпу. Шла, обходя группки аристократов, направляясь к балконам. Ей срочно нужен был воздух. Но ее планы пошли прахом. Она задела кого-то плечом. Развернулась, чтобы по правилам этикета выдавить из себя извинение, но замолчала, стоило только увидеть, кого она потревожила. Энид. Радостная, искрящаяся от удовольствия Энид стояла перед ней с бокалом не менее искрящегося шампанского в руках, и улыбка некрасиво сползала с ее лица. Уэнсдей мельком оглядела ее с ног до головы. Темные волосы, смоки айс, бежевое платье-комбинация с укороченным пиджаком в тон, небрежно наброшенным на плечи. От прежней Энид Синклер ничего не осталось, кроме улыбки, которая и та сбежала от Уэнсдей. Нижняя губа Синклер дернулась. Она слегка вздернула подбородок, выпрямила спину, сжав руки в кулаки. — Здравствуй, Уэнсдей. Уэнсдей промолчала. Что-то просто не давало открыть рот. Странное чувство неправильности, искаженности. Она не узнавала девчонку из прошлого. Ни ярких ногтей, ни разноцветных прядей. Ни огонька в глазах, ни всепрощения. Только холод и небывалый стержень. И шрамы, которые не скрыть ни одному тональному крему. Энид так и не дождалась ответа. Она перенесла вес на одну ногу и сложила руки на груди. Подняла взгляд, пытаясь удержать неведомо откуда набежавшие слезы. Нервно усмехнулась, сделала большой глоток шампанского. А потом вдруг посмотрела Уэнсдей прямо в глаза неожиданно остро и с вызовом. — Ты ведь совсем не изменилась, — прошептала Энид, фыркнув, и шмыгнула носом. В который раз Синклер неверяще покачала головой и явно собралась уходить. Уэнсдей даже не поняла, в какой момент ее рука дернулась и ладонь обхватила предплечье Энид. Губы приоткрылись, но из них не донеслось и звука. Уэнсдей смотрела прямо перед собой, на Ксавье, с непониманием наблюдающим за сценой. Губы Уэнсдей вновь дернулись. А потом плотно сомкнулись, и хватка на руке Энид ослабла. Она вырвала свою руку из ее ладони. — Держись от меня подальше, — Энид зацокала каблуками по мрамору. Уэнсдей даже не стала смотреть ей вслед и направилась прямиком в бар. Она всегда пребывала в трезвом уме, но сейчас соблазн напиться был слишком велик. — Знаменитая Уэнсдей Аддамс, — протянул хриплый голос за ее спиной. Уэнсдей медленно обернулась, не теряя и капельки самообладания и достоинства. Вечер неожиданных и неприятных встреч продолжался. Перед ней стояла молодая женщина. Высокая, едва ли не болезненно худая и угловатая, с бледной кожей почти как у нее, короткой мальчишеской стрижкой и серыми стальными глазами. — Не менее знаменитая Эллен Торп, — Уэнсдей слегка кивнула. Сходство с Ксавье было отдаленным, но оно было. Эллен усмехнулась, делая глоток темного вина, не отрывая острый взгляд от девушки. — Только не такая идеальная, как ты. Можно ведь на «ты»? Уэнсдей медленно кивнула. Сестра Ксавье была умной и проницательной. Это делало ее опасной, Аддамс чувствовала угрозу. За это она ее мгновенно зауважала. Хоть кто-то в этой семейке способен на что-то большее, чем лицемерие и пустая болтовня. — Слышала, что твои дела на литератуном поприще идут весьма успешно. — Ты ведь не о моих книгах поговорить пришла, — Уэсндей взяла с подноса проходящего мимо официанта бокал вина. Эллен усмехнулась, сделала очередной медленный глоток. Бокал опустел. Женщина фыркнула и опустила стакан на поднос другого официанта, снующего по залу. Достала сигарету из сумочки. Потом посмотрела куда-то за спину Уэнсдей и нарочито широко улыбнулась, доставая зажигалку. Закурила тут же, не капельки не стесняясь направленных на нее взглядов. — Верно, — Эллен выдохнула облачко дыма. — Что в тебе особенного, Уэнсдей? Это не был вопрос с издевкой, и Уэнсдей поняла, что у нее не было ответа. Что она не понимает, к чему он. — Видишь ли, Уэнсдей, — Эллен взяла ее под руку и повела по залу; Аддамс напряглась от неразрешенного касания, — за все эти годы я так и не поняла, что такого невероятно притягательного в мрачной готке с магистерской степенью. Так объясни мне. — Может быть я просто умная. И не трачу свое время на бестолковые размышления. — И грубая, — Эллен фыркнула и затянулась. Уэнсдей задержала дыхание. Она ненавидела запах никотина. Но Эллен как будто бы это заметила и намеренно выдыхала дым чуть ли не ей в лицо. — Когда Ксавье рассказывал мне о тебе все эти годы, — продолжила она, — я никак не могла понять, что же удерживало его рядом с тобой, чем ты заслужила его безграничную преданность, его уважение, привязанность и… кто знает, что еще. Так объясни мне. Уэнсдей молча осмотрела зал и вновь столкнулась взглядом с Ксавье. Он с прищуром наблюдал за ними. Эллен тоже его заметила и радостно махнула рукой. Ксавье только покачал головой. Он-то знал свою сестрицу. — Я не знаю, — тише, чем нужно было, сказала Уэнсдей. И Эллен почувствовала, что девушка говорит ей правду. Женщина усмехнулась и затянулась. — Amiga, ты безнадежна. И поэтому ты осталась совсем одна. — No soy tu amiga, — Уэнсдей остановилась и плавным, но жестким движением сняла ее ладонь со своего предплечья. Так странно. Эллен была гораздо выше этой девчушки даже учитывая высокие шпильки, на которых та стояла, и все равно Аддамс была одицетворением слова «превосходство». Эллен посмотрела ей за спину и мягко улыбнулась. Плавным движением развернула ее за плечи и кивнула куда-то вперед. Уэнсдей обернулась, с трудом сохраняя безразличное лицо. — Y para ellos, — тихо сказал Эллен ей на ухо. Прямо перед Уэнсдей, в другом конце зала, Аякс обнимал Энид за плечи. Ксавье напротив них активно жестикулировал руками, что-то доказывая Бьянке. Она широко улыбалась, сложив руки на груди, лучась самодовольством и уверенностью. Они дружно засмеялись. В этот момент Эллен положила ладонь Уэнсдей на плечо. Ее рука была удивительно горячей. — И не говори, что ты не жалеешь. — Жалею о том, что добилась успеха и мои книги стали самым известным чтивом во всем мире? — Уэнсдей слишком резко отвернулась от веселой картинки. — О том, что не стала частью этой семьи. А ты хочешь, Уэнсдей, как бы ни скрывала этого. Уэнсдей пронзила ее тяжелым и яростным взглядом. — А ты не думала, что именно поэтому я и уехала? Чтобы перестать хотеть? Я не создана для этого, Эллен. Мой путь одинок, и это меня устраивает. Уэнсдей никогда бы не подумала, что будет цитировать Гуди. Она — Ворон. Будь проклята эта экстрасенсорика и ее премилая родственница. Но дело было даже не в этом. Она не собиралась прощаться с независимостью, даже если ее мозг пошел против нее и стал производить ненужные гормоны и химические реакции. — А ты не думала, что этим ранила тех, кто тебя любит? — Нет. Потому что мне не нужна любовь. — Te equivocas. Algún día entenderás. Было приятно познакомиться, Уэнсдей. — Не могу сказать того же. Эллен только ослепительно улыбнулась. — Я начинаю понимать Ксавье. Что-то в тебе все-таки есть, Уэнсдей. — Hermanita, как это в твоем духе, — Ксавье появился буквально из неоткуда и приобнял Эллен за плечи. Когда-то давно Эллен была гораздо выше его, но сейчас уступала ему на полголовы. — Что именно? — хлопнула глазами женщина и невинно улыбнулась. Уэнсдей видела портреты Вайолет Торп, и пусть Эллен унаследовала свои глаза и резкие черты от отца, она была безумно похожа на мать. Ксавье закатил глаза. Потом посмотрел на Уэнсдей едва ли не извиняющимся взглядом. Взор Аддамс остался таким же непроницаемо холодным. — Ничего, — запоздало ответил он сестре, — но, боюсь, мне нужно украсть у тебя нашу дорогую гостью. Отец просит нас прийти в его кабинет. Его голос подрагивал, а взгляд был недоумевающим. Настороженным. Уэнсдей сама не заметила, как позволила этим чувствам передаться ей. Она знала, кем по натуре был Винсент Торп. И ожидать от него чего-то хорошего не приходилось. — Что ж, — вздохнула Эллен, — могу только пожелать удачи. Дорогая Уэнсдей, надеюсь ты хоть капельку собьешь с папочки спесь. Мне так этого хочется. Потом расскажете, как все прошло, — она задорно подмигнула. Уэнсдей и Ксавье молча шли по коридорам. Таким знакомым. Уэнсдей помнила все, что не удивительно. Она знала кратчайшие пути от всех комнат до выхода. Знала, где спрятаться, чтобы Ксавье ее никогда не нашел. Знала каждое пятно и трещинку на стене, которые неизменно появлялись после каждого косметического ремонта благодаря неугомонному мальчишке, который носился с красками по всему дому, делая зарисовки и этюды. Пусть мальчишки уже давно не было. Вместо него рядом с ней шел успешный по меркам нормисов молодой мужчина. Мечта любой девушки: богатый, высокий, сильный и красивый. Но не такой девушки, как она. Когда Уэнсдей смотрела на него, она видела прошлое, с которым не хотела сталкиваться. И человека, которому явно не подходит такая, как она. — Как думаешь, к чему все это? — голос Ксавье показался громом на фоне царящей в холле тишины. Уэнсдей не ответила. Явно ни к чему хорошему. — М-м, какая ностальгия. Ты, я и мой монолог, — саркастично высказал он с явной ноткой раздражения. — Мы не друзья. Душевные разговоры и обоюдное нытье — не мой конек. А ты прямо-таки прирожденный оратор. — Благодарю покорно, — прошипел Ксавье. — И я считал тебя другом. Сотню раз повторял это тебе на протяжении шестнадцати лет. Пока ты просто не свалила в Абердин, бросив меня. И Энид, которая за тебя едва жизнь не отдала. Уимс, Бьянка, Аякс — ты всех нас бросила! Ни звонков, ни смс — ничего! — его голос эхом отражался от стен коридора. — Хочешь выяснить отношения прямо сейчас? — все таким же ровным голосом отозвалась Уэнсдей. — Да, — он схватил ее за руку и развернул. В глазах Аддамс вспыхнул нехороший огонек. Она даже не заметила, как начала высказывать все, что накопилось у нее за весь этот вечер упреков и напоминаний. Ровным и натянутым как струна голосом она заговорила: — Я сделала то, что должна была. Из-за меня чертову академию чуть не сравняли с землей. Было бы приятное и величественное зрелище — обломки, горгульи и трупы — но для вас, хлюпиков, эта школа была важной. Так что я сделала, что могла, чтобы от нее хоть что-то осталось. Моя работа была выполнена. Больше ничего интересного там не ожидалось. Так что да, я вас бросила. Ради себя и карьеры. Доволен? — Вполне, — Ксавье с каменным лицом продолжил путь дальше. Уэнсдей услышала, как скрипят ее же стиснутые зубы, и пошла за ним. Ксавье остановился перед дверью в кабинет отца. Уэнсдей молча наблюдала за его метаморфозой. Лицо разгладилось в плоское безэмоциональное ничто. Ксавье развел плечи, поправил костюм. — Хотя бы притворись, что не ненавидишь меня, — сказал он совсем другим голосом. Черствым и ровным, деловым, как у его отца. Он открыл дверь и пропустил Уэнсдей вперед коротким кивком голове. — Я тебя не ненавижу, — ровно, немного устало сказала Уэнсдей. Возможно, ей показалось, но Ксавье тихо выдохнул с облегчением. Уэнсдей наконец кивнула ему в ответ и прошла в ярко-освещенное помещение. Еще детьми они пробирались в кабинет Винсента Торпа. Ксавье, чтобы что-то себе доказать. Уэнсдей, чтобы покопаться в бумагах и узнать что-нибудь сочное и интересное о бизнесе Торпов. Так что Уэнсдей могла с уверенностью сказать, что ничего не изменилось. Все те же высокие стеллажи с книгами вдоль стен, темно-бордовые портьеры — вечно закрытые и не пропускающие ни одного лучика солнца. Камин, в котором изредка полыхал теплый, согревающий огонь. И массивный дубовый стол, за которым сейчас сидели трое. Все как обычно, за исключением Гомеса и Мортиши. Не к добру. Ксавье и Уэнсдей остановились и переглянулись. — Что происходит? — недоуменно спросил Ксавье. Уэнсдей быстро проанализировала ситуацию. Из всех догадок и вариантов подходил только один. И от него у нее по спине пробежал холодок. — Что вы натворили?.. — едва ли не прошептала она, глядя на родителей. Мортиша и Гомес сжали руки друг друга крепче. Миссис Аддамс весьма недвусмысленно посмотрела на Винсента. То ли в значении «я же говорила», то ли в значении «уберите все колющие, режущие — любые! — предметы, если хотите остаться в живых» — Уэнсдей, что происходит? — Ксавье обратился уже к ней, так как трое взрослых видимо проглотили свои языки. — Не могу поверить, — все тем же ровным голосом, полным ярости сказала Уэнсдей, также игнорируя его. — Вы рехнулись. — Осторожнее, девочка, — Винсент наконец поднялся. Ксавье с надеждой посмотрел на Мортишу. Женщина прикрыла глаза и вздохнула. Потом тоже поднялась, жестом останавливая мужчин. Они тут сейчас могли такого наворотить… хотя Мортишу по-прежнему больше всего беспокоило то, что могла натворить ее дочь. — Ma sombre princesse, calmes-toi. — Si j’avais quelque chose à découper, je t’aurais fait sauter la tête. Maman, comment avez-vous pu? — ее голос был похож на плеть. — Vous voyez, Wednesday, nous avons fait cette alliance sur la base de tristes hypothèses concernant l’avenir des exclus. — Je m'en fiche, tu sais. — Je sais. C’est pourquoi cet engagement a été rendu conditionnel. — Comment cela? Ксавье впервые за всю свою жизнь видел Уэнсдей такой эмоциональной. Конечно, ее злость была не такой яркой, как у обычных людей, но она говорила резко, на повышенных тонах и даже иногда жестикулировала. Что-то было совсем плохо. Разговор продолжался, но понимал девушек только Гомес. Французский, да еще и в таком быстром темпе, не был подвластен Торпам. — Прошу прощения, миссис Аддамс, ради всего святого, — Ксавье коснулся руки женщины. Мортиша вздохнула и сжала его ладонь. — Когда вы были детьми, мы заключили союз, — аккуратно начала она. — Он подразумевает, что вы с Уэнсдей обручитесь, тем самым объединив сильнейшие семьи изгоев. Ксавье показалось, что он уплывает. Странное онемение волной поднялось где-то в груди и растеклось по всему телу. Какая помолвка? Может, ему послышалось? — Не молчи, черт бы тебя побрал, Ксавье, — Уэнсдей схватила его за лацканы и встряхнула его изо всех своих сил. Ксавье мимоходом отметил, что она старалась держать голос ровным, а лицо бесстрастным, но получалось не очень. Ее темные глаза сверкали, кричали и жалили. И словно невидимый поток вся ее ярость и гнев наполнили и Ксавье тоже. Он неожиданно мягко снял ее ладони с лацкана и повернулся к отцу. Медленно, будто в трансе. — Какого. Хрена. — Ксавье! — Винсент стукнул кулаком по столу. — Ну, уж нет. Замолчи, отец, — Ксавье ткнул в него пальцем. — Ксавье, прошу, — голос Мортиши был ровным и мягким. — Я уверен, что это была его идея, — ответил он ей, в очередной раз тыкая в отца, — но вы… я не ожидал, что вы согласитесь на такое. — Я всегда думала, что в нашей семье свобода воли и выбора — наивысшая ценность, — тихо сказала Уэнсдей, прожигая взглядом то отца, то мать. — Господи, вам бы в театр! — Винсент всплеснул руками, — Ты, девочка, слишком долго строишь себя черт знает, кого. А ты, сын, я тебя не пойму. Ты привязан к этой девчонке, так какая разница? — Если я привязан, это не значит, что ее можно продать, как красивую лошадь, — едва ли не прорычал Ксавье. — Она — мой друг, отец. Не предмет торговли на аристократическом рынке. И я тоже, между прочим. — Именно этим вы и являетесь, — жестко отрезал он. — Вы двое не просто парочка оборотней или горгон, живущих на отшибах городов. Вы — представители сильнейших семей. Вы — будущее изгоев. — Я — это мое будущее, и только. Меня не волнует кучка слишком много о себе думающих фриков, — Уэнсдей сложила руки на груди. — Будь вы и они все умнее — жили бы инкогнито тихо да мирно, а не строили политические интриги в попытках пробиться в верха и не трубили бы на каждом углу о своих экстраординарных способностях, требуя привилегий, принятия и уважения. Винсент стукнул кулаком о стол в очередной раз. Гомес начал поочередно его увещевать и отчитывать за вспыльчивость и неразумность. В этом разговоре его полномочия кончались на этом этапе. Гомес знал, что его дочь не примет такого рода новость смиренно и с улыбкой. Но и не ожидал, что обстановка накалится до такой степени. — Винсент, помолчи. Дети, пожалуйста. Просто выслушайте. Уэнсдей и Ксавье стояли недвижимо, только грудь девушки вздымалась от быстрого дыхания, а глаза Торпа неустанно моргали. Мортиша кивнула мужу и присела. — Когда мы заключали помолвку, мы все внутренне надеялись, что до такого не дойдет. — Говори за себя, Мортиша, — пробормотал Винсент. — Помолчи, mon cher, — резко отрезала Мортиша и тяжело вздохнула. — Это был политический ход, предполагавший усиления нашего союза и обеспечения изгоев номинальными лидерами. Людьми, на которых можно положиться. Вы бы стали примером для нового поколения изгоев. Но все же были веяния, еще тогда, которые предвещали развал нашего общества. Поэтому мы заключили договор по всем правилам, готовясь к худшему варианту. — Мы что, в пятнадцатом веке? Это ненормально, — пробормотал Ксавье. — К вашему счастью, мы живем в двадцать первом. Так что, моя дорогая, — Мортиша с надеждой обратилась к Уэнсдей, — мы с отцом сделали все, что в наших силах, чтобы ты имела право выбора. Вы оба. — Я должна сказать «спасибо»? — голос Уэнсдей резал по ушам жестокостью и яростью. — Стоило бы, девочка, — Винсент недовольно взглянул на чету Аддамсов. А Ксавье только лишь фыркнул. Естественно, Винсент даже палец о палец не ударил, чтобы предоставить ему, Ксавье, право выбора. Кто бы сомневался. — Изгои стали пропадать, — неожиданно начал Гомес. Тишина опустилась резко и внезапно так, что зазвенело в ушах. — В смысле? — Ксавье показалось, что комната качается. — Молодые юноши и девушки, в основном, едва вышедшие из-под опеки родителей и редко появляющиеся на встречах и сборах. На данный момент всего пять человек, — Гомес поднялся и положил ладони на плечи жены — Пятью больше — пятью меньше. — Уэнсдей! — Винсент пытался пронзить ее своим тяжелым стальным взглядом, но девчонке все было ни по чем. Она лишь едва-едва дернула плечами. — Мы планируем развернуть поисковые отряды, провести расследование, — Мортиша нахмурилась, — и принять меры предосторожности. Найти всех отдалившихся и вернуть. — Я бы предпочла заняться тем же, а не ходить по ресторанам и глупым раутам, демонстрируя то, как «процветает» наше прогнившее аристократическое общество. — Если эта новость просочится, вы — наш последний щит. Многих людей мы пугаем, поэтому они не упустят возможность воспользоваться уязвимостью. — Это все равно бред. Это глупое шоу не поможет скрыть исчезновение людей. Дойдет даже до полиции нормисов. Но Ксавье, возможно, единственный человек в этой комнате, умевший определять малейшие изменения в настроении Аддамс, ей не поверил. Она колебалась. Отводила свой острый взгляд и задумчиво прожигала дыры в стенах. Она ненавидела эту идею, но понимала, что со стратегической точки зрения это могло сработать. Кто не любит сплетни и обсуждение любовных романов под бокальчик сухого полусладкого? А если это любовный роман юной, но уже такой известной писательницы и молодого и амбициозного художника, оживляющего картины? — И какие же условия? — Ксавье сделал свой голос настолько ровным, насколько мог. — Сегодня будет объявлена ваша помолвка, — начала Мортиша. — Да вы издеваетесь… — Ксавье не выдержал и начал сновать по кабинету. Уэнсдей же недвижимо глазами прожигала дырку во лбу Винсента. — И вы должны убедить всех, что это правда и из большой любви, — с нажимом продолжил Винсент. — Ни за что Синклер, Петрополус и Баркли не поверят. У вашего сына есть близкие друзья, которые вполне осведомлены о его отношении ко мне и моем к нему, — Уэнсдей сложила руки на груди. — Если они близкие, то поймут, что им стоит держать свой рот на замке, — Винсент плеснул себе виски в стакан. — Это большой риск. Они могут элементарно проболтаться, и весь ваш милый план пойдет крахом. Надеюсь на это. Энид все еще ведет блог? — спросила Уэсндей Ксавье. Он лишь отрицательно качнул головой, пребывая в состоянии между прострацией и всепоглощающим яростным оцепенением. — Еще? — глухо спросил он. — Ты не стараешься, — прошипела Уэнсдей. — Выхода нет. Сама не видишь? Все решили за нас. И потом, как бы ты не скрывала, тебе есть дело до проблемы, — Ксавье вновь обратился к Мортише. — Так что? — После объявления помолвки вы должны проводить время вместе каждый день не менее трех часов. Появляться на всех приемах и любых встречах, которые могут благотворно повлиять на наше положение. — Может еще за ручки держаться надо? — съязвила Уэнсдей. — Обязательно, — хмыкнул Винсент, сделав глоток виски. Уэнсдей сделала шаг вперед, но Ксавье преградил ей дорогу и мягко обхватил плечи. Он молча смотрел ей в глаза, умолял успокоиться. Уэнсдей сглотнула. Она поняла, что буквально дрожит от ярости. Что с ней такое? Она никогда не позволяла себе таких эмоций. Это было похоже на прорыв дамбы, цунами. Ладони Ксавье были, в отличие от Эллен, ледяными. Холодными настолько, что казалось, как кожа к металлу на морозе, его ладони примерзнут к ее оголенным плечам. Ксавье дождался от нее едва заметного кивка и обернулся. — Что еще? Уэнсдей в который раз за вечер удивилась холоду и жесткости его голоса. — Свадьба состоится через год, если вы оба будете согласны. Помолвка может быть расторгнута накануне, если Уэнсдей полюбит другого юношу или ты, Ксавье, другую девушку. — Только в день перед свадьбой? И только так? — Или раньше, если кто-то решит сделать Уэнсдей предложение, а ты решишь жениться на другой. Все не произойдет в момент, нужно будет грамотно выйти из вашей помолвки на публике, чтобы ваша репутация осталось чистой, но как только будет изъявлено желание это закончить, документ аннулируется, — Мортиша поднялась. Ксавье в этот момент как раз добрел до стола отца. Он усмехнулся почти что на грани истерики и схватил бутылку виски. Сделал глоток прямо из горла и предложил Уэнсдей. Аддамс безразлично проследила за бутылкой и за истеричной ухмылкой Ксавье. Винсент неодобрительно наблюдал за сценой, но не сказал ни слова. Возможно, осознал, что ситуация действительно была за гранью сюра и адекватности. Возможно, просто устал что-либо возражать. Ксавье сделал еще один глоток виски и с шумом поставил бутылку. — Что ж, пройдем в зал? Время объявить нашу помолвку! — Ксавье широко улыбнулся. Но в его глазах разлилось зеленое яростное сияние. Уэнсдей засмотрелась и даже приняла его ладонь, которую он подал с весьма издевательским полупоклоном. Когда они вошли в зал, то внимание гостей волной переключилось в их сторону. Вся их маленькая процессия прошла к музыкантам, где Винсенту любезно предложили микрофон. — Дорогие друзья, прошу вас, подходите. У нас есть важное заявление. Уэнсдей слушала теплый и довольный голос Винсента, смотрела на его доброе и улыбчивое выражение лица. Лицемер чистой воды. — Не смотри так. Такое чувство, что ты глазами его убиваешь, — шепнул Ксавье, пока отец долго и пространно подводил к основной теме объявления. — Тридцатью способами, — тихо сказала она в ответ, но глаза все-таки отвела. По ее мнению сейчас на ее лице было самое безобидное и доброжелательное выражение. Ксавье тепло рассмеялся, и впервые за последний час это было искренне. — Расскажешь потом поподробнее. Клянусь, я готов сделать иллюстрации к каждому из них. — А сейчас я бы хотел сделать важное заявление. Дети, — Винсент жестом пригласил их подойти поближе. — Я имею честь объявить помолвку моего сына Ксавье Торпа и дочери моих дорогих друзей Уэнсдей Аддамс. Ксавье даже смог выдавить из себя улыбку, в то время как Уэнсдей остро обвела взглядом толпу. Оглушительную тишину нарушил звон разбившегося бокала и плеск шампанского. Испуганная Энид посмотрела себе под ноги, а потом прямо Уэнсдей в глаза. Аддамс медленно и едва заметно качнула головой. Энид побледнела так, что ее шрамы алыми полосами разукрасили лицо. Положение спасла Эллен. Она выглядела радостно и счастливо, будто новогодняя елка. С широкой улыбкой она приобняла Синклер за плечи и подняла бокал с неизменно темным вином. — На счастье! — она сделала большой глоток и кинула бокал на пол. Это было похоже на взрыв. Овации, смех и поздравления в такой толпе даже казались искренними, хотя Уэнсдей видела каждое лицо, лучившееся приклеенной улыбкой или неумело скрытым недовольством. Эллен подошла к ним и обняла по очереди. Только вблизи Уэнсдей разглядела, что ее улыбка совсем не касалась глаз. — Мне жаль, — все с той же улыбкой сказала она. Люди подходили и поздравляли их бесперебойно, что-то спрашивали. Уэнсдей было легко — каменная маска, за которой она всегда скрывалась, теперь стала ее щитом. Все знали, что это выражение лица собирало в себя весь спектр эмоций под общий знаменатель взгляда исподлобья и плотно сжатых губ. А вот Ксавье приходилось отдуваться за двоих. Когда последний человек прошел с очередным поздравлением, Уэнсдей сдержанно сбросила с себя руку Ксавье и ушла в сторону бара. Теперь ей точно нужно было выпить. Длинная столешница из темного дуба полукругом опоясывала стеклянный стеллаж, заставленный задорно сверкающими бутылками. Янтарные, карминовые, зеленые и синие стекла ловили каждый всполох света и заманчиво искрились. Уэнсдей с неизменно прямой спиной села на высокий стул. Сложила тонкие запястья на коленях и осмотрела стеллаж. Желание выпить пропало моментально — слишком ярко и соблазнительно. Слишком опасно терять контроль. Ее взгляд упал на внушительную кофемашину. И на бармена рядом с ней. Молодой человек усиленно натирал стакан, периодически проверяя его прозрачность на свету. Высокий, щупловатый, в черных брюках и непозволительно белой сорочке. Этот парень должно быть суицидник — работать в такой одежде с разноцветными напитками было занимательной игрой на выживание. Уэнсдей подметила коричневые завязки от фартука и кудрявые темные волосы, слишком отросшие по ее нескромному мнению. Парень в очередной раз поднял стакан, созерцая игру света. Уэнсдей смогла разглядеть его профиль. Самый обычный: нос с горбинкой, плавные черты лица, разрезаемые скулами. Он поставил стакан с короткой улыбкой и обернулся. Едва ли не подпрыгнул и инстинктивно прижал ладонь к груди, безмолвно выругавшись. Да, парень был абсолютно нормальным. — У тебя что, привычка пугать людей? Уэнсдей лишь слегка дернула бровью. Парень моргнул и прочистил горло, будто вспомнил, где и в окружении каких людей находиться. — У-у вас, мисс? — заикаясь переспросил он, вешая полотенце. — Я бы назвала это хобби, — тихо проговорила Уэнсдей. Парень сглотнул, явно не зная, что делать, когда мрачная готическая принцесса прожигает тебя немигающим взглядом. — Эм, я — Тайлер, — неуверенно начал он, прочистил горло, — чем могу вас угостить, мисс… Он запнулся. Уэнсдей была заинтересована. Несложно было догадаться, что парень с бестолковых вихров на голове до кончиков пальцев на облаченных в кожаные туфли стопах был абсолютно обычным — нормисом. А раз он не знал ее, то не смотрел телевизор, не читал газеты и мрачную литературу. Видеть настолько обыкновенного парнишку среди цвета общества изгоев было… облегчением? Уэнсдей сама не поняла, как напряжение в ее плечах ослабло. — Аддамс. Уэнсдей Аддамс, — наконец ответила она, внутренне забавляясь над неуверенностью и зажатостью Тайлера. — Так это о вас сейчас была та длинная речь. Поздравляю с помолвкой, — Тайлер кривовато улыбнулся. Его улыбка была неровной, нервной и скошенной вправо. Но искренней. Уэнсдей хотела выбить ему зубы. — Тут не с чем поздравлять, — отрезала она. Тайлер нахмурился. Они провели в молчании около минуты. Минуту и семь секунд, подсчитала Уэнсдей. А потом он заговорил. Уверенно и легко. — Так что я могу предложить вам, мисс Аддамс? Розе? Белое? Красное? Мартини? Может коктейль? Уэнсдей безразлично по второму кругу осмотрела сверкающий стеллаж. — Квад со льдом, — холодно попросила она. Тайлер слегка расширил глаза в удивлении, не сдвинувшись с места. — Ты не знаешь, что такое квад? Четыре порции эспрессо. Уэнсдей снова обвела взглядом его фигуру, останавливаясь на фартуке из элитной кофейни в районе, где Ксавье держал галерею-мастерскую. Тайлер вслед за ее взором, опустил глаза на свой фартук, будто впервые видел предательски выдающую его с потрохами вещь. Усмехнулся. — Я знаю, — замахал руками Тайлер, — просто… необычный выбор. И, прошу прощения, но у кофемашины был припадок, а инструкция на итальянском. С такой машиной я никогда не работал, так что… Он замолчал едва ли не на полуслове, провожая взглядом поднявшуюся со стула Уэнсдей. Она, не стесняясь, обошла столешницу и зашла в рабочее пространство Тайлера. Парень молча отступил. Уэнсдей подцепила панель на крышке кофемашины, изнутри повалили остатки пара. — Что произошло? — Парила, пока вода в системе не кончилась, — Тайлер протянул ей раскрытую инструкцию. Уэнсдей полистала содержание, открыла где-то в середине и взглянула на строчки буквально мельком. Потом отдала инструкцию обратно. — Нужна фигурная отвертка и шестигранник на четыре. Тайлер, пребывая в состоянии явного шока, присел и заглянул под стойку. Покопавшись в ящике с инструментами, он достал нужное и выпрямился. Когда он отдавал Уэнсдей отвертку, она заметила, что он не такой уж высокий — на каблуках она была с ним одного роста. Хотя ее шпильки были внушительной высоты, так что сути особо не меняло. Уэнсдей принялась колдовать в системе кофемонстра под завороженным взглядом Тайлера. — Где ты этому научилась? Уэнсдей на полсекунды застопорилась, но после продолжила, как ни в чем не бывало. Желания ударить баристу за нарушение субординации почему-то не возникло. Странно. — У меня в детстве была паровая гильотина. Принцип работы схожий. Тайлер несколько раз моргнул. — Ты сказала «гильотина» или мне послышалось? Уэнсдей лишь приподняла уголок губ в подобие кровожадной и холодной ухмылки. — Оке-ей, — протянул Тайлер, — и кому же ты рубила головы, боюсь спросить? — Куклам. Животным. Иногда, людям. Тайлер побледнел до приятного трупного оттенка. Уэнсдей поняла, что тихо и коротко рассмеялась. — Животные были мертвые. Людьми были мои родственники, а у них редкостный талант выбираться из гильотины прежде, чем лезвие упадет. — Да уж… ты странная. — Я предпочитаю «пугающая». — Явно не без этого, — прошептал Тайлер, вытирая ладонью холодный пот с шеи. — Готово. Уэнсдей закрыла панель и вышла из-за стойки. Села на стул также ровно. — Четвертной эспрессо со льдом. Тайлер качнул головой и усмехнулся. — Сию минуту, мадемуазель! Уэнсдей внимательно наблюдала за каждым движением Тайлера. И на секунду удивилась, насколько точными они были. Ни одно лишнего, ни одного неловкого. Через несколько минут перед ней стоял хрустальный стакан, заполненный темным кофе, с кусочками льда, создающими блики. — Быстро, — Уэнсдей сделала глоток, оставляя след винной помады на стекле. — Рад стараться. Приходи к нам в кофейню. «Флюгер». Я там почти всегда, так что в любой момент сделаю тебе убийственную для сердца дозу кофе, — Тайлер улыбнулся. Его улыбка была такой странной, Уэнсдей хотела ответить. Она действительно хотела. Что-то было не так с этим парнем. Или с ней? Нужно было уходить, пока не поздно. Но ее планы ретироваться сорвал быстрый и сбивчивый стук по дубовой столешнице. Вещь подлетел к ее стакану и нагло его отодвинул. Тайлер кажется перестал дышать, а его кожа плавно поменяла несколько оттенков, начиная с белесого, заканчивая зеленым в промежутке с синим. Уэнсдей улыбнулась уголком губ. — Чего ты улыбаешься, гадкая девчонка. Рада помолвке? — А что, не видно? — Уэнсдей безразлично сделала очередной глоток кофе. — Не язви мне, девочка. Что теперь делать? Это вообще не вяжется ни с какими планами. Ты теперь будешь вечно под прицелом. Не могла что ли треснуть Винсента по яйцам, чтобы он как миленький все отменил? — Хватит тараторить, я люблю головную боль, но сейчас у меня нет настроения. — У-уэнсдей? — коротко прохрипел Тайлер. Уэнсдей подняла взгляд. Тайлер стоял, прижавшись к стеллажу с напитками и во все глаза пялился на Вещь. — Чего вылупился, мальчик? Никогда не видел таких красивых рук? Уэнсдей заломила ему палец без единой эмоции. — Во-первых, он тебя не понимает. Во-вторых, уйди. Не до тебя сейчас. Вещь застучал по столешнице. Уэнсдей отпустила его. Придаток повернулся к Тайлеру и отсалютовал. Бармен проводил его ошалевшим взглядом. — Спасибо за кофе. — П-пожалуйста. Уэнсдей поднялась и развернулась. Хотелось на воздух. — Кофейня «Флюгер»! Ты придешь? — крикнул Тайлер ей вслед. Уэнсдей не обернулась. Придет ли она? Поднявшийся уголок ее губ говорил сам за себя. Когда она вышла на балкон, то хотела тут же уйти, но Ксавье уже обернулся на тихий скрип несмазанных петель. — Привет. Уэнсдей пересилила себя и закрыла дверь за собой. Размеренный стук ее каблуков был похож на метроном. Ровно десять шагов, и она за его спиной. — Прости. За все это. Я не думал, что все может так… — Ксавье тяжело вздохнул и вперил свой взгляд в ночное небо. В больших городах никогда не было видно звезд. Уличные фонари и отблески стеклянных панелей небоскребов создавали слишком много светового шума. Но Ксавье легко представлял. В Неверморе, на крыше своей мастерской он мог часами наблюдать и запоминать созвездия, давать звездам имена. Одну из пяти самых ярких он оставил без имени, и когда смотрел на нее, то думал о мрачной девчонке Аддамс. Обо всем, что было и могло бы быть. — Я как попугай задаю один и тот же вопрос, но, черт, мне уже просто любопытно. Почему ты ушла, Уэнс? Она хотела зарезать его на месте. За сокращение имени, за идиотский вопрос, за стакан скотча в его руке. Но она этого не сделала. Честно признаться, она устала. Действительно, по-настоящему устала. Но правду она ему все равно не скажет. — Ты сказал мне уйти. Так что я ушла, — Уэнсдей прочистила горло. Голос сел и охрип. Слишком много всего для одного дня. Уэнсдей повзрослела, ей больше не нужны были приключения каждый день. Ей нужно было отвлечение, способное убеждать ее, что ее одиночество — осознанный, правильный и единственно верный выбор. Которого ее так нагло лишили. Ксавье сглотнул, мельком взглянув на не прикрытый волосами шрам на ее плече. Эта девушка, молодая женщина, черт в женском воплощении — она спасала его много раз и бросала столько же. И почему он как идиот так зациклен, он по-прежнему не понимал. Не понимал, почему неожиданная помолвка не была для него трагедией и концом всего. Ему ее даже… хотелось. «Я безнадежный идиот», — подумал Торп. — Это было до того, как ты спасла мне жизнь, — Ксавье развернулся, разглядывая витражи своего дома, и облокотился о парапет спиной. Он опустил взгляд на нее. Статная, гордая, красивая до ужаса. В лексиконе Ксавье к слову «восхитительная» был лишь один синоним — Уэнсдей Аддамс. — После того, как я упекла тебя за решетку, — Уэнсдей приблизилась к ограждению и положила свои тонике запястья на холодный камень. — Критинизм, помнишь? Это уже неважно. Но… ты уехала. Не отвечала на смс, звонки. Уэнсдей, ты нас бросила, своих друзей. Он попытался посмотреть ей в глаза, но Аддамс упорно смотрела вперед. — Ты меня бросила, Уэнсдей, — прошептал он. — Я не жалею, — твердо ответила она. — Я бы тоже не стал, — грустно хмыкнул Ксавье. — Экстерном Абердинский. Магистерская степень. Книги. Чтиво, конечно, не для слабонервных, но детективная ветка, господи, я сломал голову… — Ты читал? — на полуслове перебила его Уэнсдей, наконец посмотрев в его глаза. Ксавье вгляделся в ее безразличные темные омуты. И мягко улыбнулся так, что появились ямочки. — Конечно, Уэнсдей. Мы все читали. Энид, Аякс. Что, даже Бьянка? В глазах Ксавье Аддамс видела, что он действительно имел в виду всех. Уэнсдей продолжала смотреть в его глаза немигающим взглядом. Мысли судорожно путались, она должна была принять решение. Рациональное и обдуманное. Но рот открылся, и слова сами вырвались из ее глотки: — Помоги мне разорвать помолвку.