rule of the universe

Тем же вечером менеджеры на ужин заказали для парней доставку еды, что по их приезду была уже расставлена по столу. Чонсон держался особняком, терзаемый мыслью, что умудрился и собственными руками разрушил все то, что было выстроено между ним и Хисыном. — Что сегодня случилось? — пережевывая пулькоги, спросил у него Сонхун. — На съемке. Прежде, чем дать ответ, Пак, чтобы убедиться, что об их разговор никто посторонний уши не греет, окинул взглядом заполненный участниками стол. К счастью, те были очень поглощены разговорами о своем. — Мне немного неловко. — Пак Чонсону неловко за то, что он сделал? Неслыханно, — посмеялся Сонхун. Чонсон в ответ закатил глаза. — На самом деле, впрямь чего-то серьезного не случилось, — сказал он, а в ответ получил непоколебимо выискивающий взгляд Сонхуна — старший Пак вздохнул и уточнил. — Всего лишь омежьи примочки. — Оу, точно, — понимающе откликнулся Сонхун. Чонсон признателен, что младший Пак не стал уточнять о деталях; где-то в памяти промелькнула мысль, что мама Сонхуна вроде тоже омега. Не то, чтобы до этого момента Чонсону приходилось всерьез об этом думать. — Кстати, как у тебя обстоят дела? Было вправду тяжело первое время, да? Чонсон пожал плечами — не сказать, что тревога и хроническое беспокойство полишили его. С его ментальным здоровьем дела обстоят все так же плохо как и накануне. Хисын и сэнтинг — единственное, на чем он держится в последние дни, но Сонхуну об этом не к чему знать. — Уже лучше, — лишь ответил Чонсон. — Тебе и впрямь кажется лучше, —прокомментировал Сонхун, таким образом подведя их разговору к концу. Чонсон вернулся к трапезе, параллельно наблюдая за поведением остальных мемберов. Компашка, что состояла из Чонвона, Сону и Джейка, похоже находилась в самом разгаре важных переговоров всех сплетен о селебрити Хайба, подслушанных их лидером после последней встречи в компании. Лицо Чонсона озарила довольная улыбка, когда он уличил Ники за воровством и подменой почти всего пулькоги на овощи в миске Сону, который был очень увлечен; затем его глаза кинулись в свободное скитание по очертаниям комнаты, пока не оказались на Хисыне, что в разговор не встревал, а только улыбался прямо во время пережевывания пищи, мягким взглядом горящих глаз наблюдая за говорящим Чонвоном. Он прекрасен — как и всегда. Налакированные после съемки волосы были уже порядком растрепанные, поэтому на лоб сниспадало чуть больше одиноких прядок. Бесформенная футболка, что обрамляла плечи, сползла с одной стороны, выставив на признание великолепие ключиц и выделив торчащие запаховые железы. Чонсону отчаянно хотелось оставить мокрый след на плечах альфы, очертить губами все пространство его шеи, прижаться к щекам, векам — оставить поцелуи повсюду. От мыслей во рту ему становилось влажно — ему хотелось слишком много от того, кто уже подарил ему все. Хисын заметил младшего и его глаза пересеклись со взглядом Чонсона. На щеках Пака вспыхнул румянец и он отвел глаза, и ему ничего не оставалось делать, кроме как уткнуться в свою тарелку с едой. До конца ужина он оставался на взводе. Чонсон, стоило ужину закончиться, ускользнул из-за стола первым, поскольку уборку делегировали на плечи макнэ, и направился в их общую с Джейком комнату, ведь в планах до конца вечера было переспать со всем пережитым за день стыдом. Однако, ему воспрепятствовали — поверх рукава на запястье почувствовалась чья-то хватка. Не оборачиваясь, он знал, что увидит перед собой Хисына. К горлу подскочил комок. — Ты пахнешь немного… взволнованно, — молвил Хисын. — И мне почему-то пришло в голову, что, возможно, ты хотел бы… Телом Чонсона прошла волна облегчения. Что ж, значит между ними не все потеряно. Хорошо. Это куда больше того, чем он мог бы когда-нибудь пожелать. Согласно качнув головой в ответ на предложение Ли, Чонсон пытался выглядеть не чересчур счастливым, но улыбка все равно рвалась наружу. — Если тебя все устраивает. На пути в комнату Хисын придерживал его запястье, а Чонсон краем глаза успел уловить взгляд, которым Сонхун проводил их обоих. Что ж, вот в чем дело. Чонсон осознавал, что они ведут себя глупо. Они увлеклись игрой и расслабились в нарастающей динамике, пересекая слишком много границ, размывая и свергая все рамки; он об этом знает. И должно быть его омега находится в смятении, но Чонсон нет. Он знает, чем они являются, а чем нет, ему известно, что между ними происходит. И, конечно же, знает как плохо все то, чем они занимаются, что в какой-то момент что-то даст трещину и в итоге неминуемо испепелится. Но ему не удается заставить себя и прекратить. — Я голоден, — одним утром, после сэнтинга, сонно и вяло мурчит Хисын, лежа на груди Чонсона. Пак мычит, покрываясь мурашками, когда волосы Хисына щекочут его подбородок. — Я тоже. — Приготовь чего-нибудь, — говорит старший, со все еще наполовину прикрытыми, опухшими глазами. — Если только попросишь как следует. Хисын вдруг начал вертеться, вскоре после чего полностью оказался на Чонсоне. — Мргх. Они, неизменно одетые в пижамы, голыми стопами по паркету пошарпали на кухню, с растрепанными волосами, продолжая потирать сонные глаза. В кухне было пусто, поскольку было еще достаточно рано и никто из участником не проснулся. Чонсон извлек из холодильника оставшийся белый рис, парочку яиц, масло и овощи, и положил все на столешницу. Чонсону, который направлялся к шкафчику, где находились кастрюли, пришлось, мягко положив ладонь на талию старшего, оттолкнуть стоящего прямо перед тем самым шкафчиком Хисына. После такого маневра, каким-то чудесным образом Ли каждый раз оказывался именно в том месте, где младшему требовалось изъять какой-нибудь предмет для приготовления, так что после недлительного танца по периметру кухни, во время которого Паку только и приходилось, что просить Хисына отойти, старший переместился в другое, еще одно невероятно "удобное" место, — альфа занял место за столешницей, где они завтракают, сонно созерцая движения готовящего Чонсона. Пак добавил холодный рис, после чего перемешал его с овощами, когда Хисын присоединился к нему за плитой. — Что ты делаешь? — спросил альфа, уткнувшись подбородком в плечо Чонсона. Младший тихонько выдохнул, сердце неистово забилось в груди. — Жареный рис. Разве не видно? — Я хотел панкейков, — вздохнул Хисын, вероятнее всего надувшись в этот момент. Затем отточенным движением прижал теплые ладони к бедрам Чонсона, и, немного изменив угол наклона головы, прильнул щекой к его шее. — Ну, ты мне не сказал, — сказал младший, пытаясь не думать о прямом контакте горячего дыхания Хисына с его голой кожей. — Кроме того, для панкейков у нас недостаточно молока. — М-м-м, — сказал Хисын, очерчивая круги на бедрах Пака, проскользнув ладонями под его свободную футболку. Чонсону туманило голову от этих действий, но он продолжал помешивать вылитые в сковороду взбитые яйца. Без участников было так тихо. Чонсон, даже того не осознавая, начал просыпаться раньше, только чтобы больше времени проводить со старшим по утрам. И сегодня — один из тех самых редких случаев, когда они не остались в комнате Хисына и не провели все свое свободное от расписания время в постели. Затем, когда Хисын уткнулся носом в шею младшего, тот немедленно понял, к чему призывает его старший. Пак сглотнул, зная наверняка, что им не стоит заниматься этим посреди кухни, куда в любой момент могут заскочить кто-то из парней, но он все равно поддался и вытянул шею. — Еда подгорит, — бормочет он, прекращая перемешивать вместимое сковороды, но его слова получаются какими-то задушенными, превратившись в напряженный скулеж. — Мне плевать, — говорит Хисын с гортанным стоном, сильнее вдыхая запах Чонсона и крепче сжимая в руках его талию. Позволяя его альфе брать от него сколько тому хочется, Чонсону приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы закончить приготовление того несчастного жареного риса. В ответ на намерение Пака выключить огонь, Хисын издал едва слышимый протестующий звук, вжимая пальцы в плоть тела Чонсона, на что тот посмеиваясь все же выключил плиту. Как только огонь был потушен, Хисын снова прижал Чонсона поближе к своему телу, глубоко вдыхая. — О-о, как же хорошо пахнет, — слышит Пак. И у Чонсона уходит много времени, чтобы осознать, что это говорит не Хисын. Он замирает, Хисын позади него — тоже. Чтобы отпрянуть друг от друга им требуется времени даже больше. С чрезмерным усилием в движениях, Хисын отталкивается прочь, едва не сталкиваясь спиной со столешницей. Чонсон, набравшись смелости, поворачивается в направлении коридора. А там, в дверном проеме ведущем в коридор, стоял Сону, тоже облаченный в пижаму, со светло-зеленой повязкой для спа на голове, откидывающей его волосы назад. У младшего отвисла челюсть. — Эм, — протянул Чонсон. Конечно, младший был смущен, но что-то не укладывалось. Сону выглядел, как бы то сказать, слишком шокированным. — Вы двое– чуете друг друга? — тихо и недоверчиво спросил их Ким. Чонсон мельком оглянулся на Хисына, у которого до сих пор были потемневшие зрачки после сэнтинга. Не было похоже, что в ближайшее время им удастся услышать от него какой-то ответ. — Эм, — снова протянул Чонсон, — да? — О, боже, — выскакивает про себя у быстро хлопающего ресницами Сону. — С этим что-то не так? — спрашивает Чонсон. Он снова оглянулся на Хисына, но на его лице не двинулся ни один мускул, он был совершенно невозмутим. — Нет! — ответил Сону, как бы заверяя помахивая рукой. — Конечно, нет. Просто, а… — на его щеках вспыхнул румянец и он прикусил губу. — Просто обмен запахами, по сути, то же самое, что и обмен гормонами. Это глубоко персональный жест. — О, правда, круто, — сказал Чонсон. У Сону сузились глаза, словно говоря Паку о том, что он не уловил смысла. — По интимности сэнтинг уступает только спариванию. Чонсон испустил нервный смешок. — Ну, это же не то же самое, что укусить запаховые железы друг друга. Сону поджал в ответ губы. — Это близко. — Не настолько. — Настолько, — нахмурился Сону. У Чонсона в переизбытке возникли причины защиты той позиции, что это помогает, что это не столь уж дико, но у него даже шанса не было, чтобы озвучить хоть одну из них. — Мы учуяли запах еды! — радостно возгласил Ники, у которого на буксире оказались оставшиеся Сонхун, Чонвон и Джейк. Все вчетвером толпой застывают в дверном проеме как только замечают схватку напряженных взглядов между Сону и Чонсоном, пока Хисын тем временем многозначительно избегал любого из них. — Что происходит? — спрашивает Джейк, взгляд которого метался между тремя фигурами, которым, судя по всему, было очень некомфортно сейчас вместе. Сону свел брови, пережевывая внутреннюю часть щеки какое-то время, словно пытался так решить дилемму: рассказывать кому-то еще или нет. — Они чуют друг друга, — в конце концов выдал Ким, что незамедлительно вызвало гам среди участников. — Они что? — вскрикивает Чонвон, в то время как Ники бормочет себе под нос: — Пожалуйста, скажи мне, что я ослышался. Джейк только пробормотал Сонхуну: — Полагаю, мы должны были предвидеть такое развитие событий, после течки Джея. — Что? — провизжал Чонсон, обращаясь к Джейку, но его вопрос потерялся в море остальных вопросов. Хисын вообще ничего не говорил; Хисын даже ни на кого не смотрел. Как только всем стало кристально ясно, что пытаться перекричать друг друга ни к чему хорошему их не приведет, они впадают в молчание, сохраняя похожее одно на другое выражение презренного ужаса на своих лицах. Первым разрывает молчание Джейк. — Я думал вы двое просто, вроде как, переспали или что-то того. У Чонсона вылетает задыхающийся вскрик. — Погоди, — говорит Джейк, — вы двое– — Нет! — вскрикивает Чонсон, голосом намного выше среднего показателя децибел. — Между нами был просто сэнтинг. — Просто сэнтинг, — отражает Сону. — Сэнтинг происходит только между парочками, — тихо говорит Ники, с широко выпученными глазами. Чонсон снова бросает взгляд на Хисына, в тот момент созерцающего пустоту, и потирает ладонью затылок. Единственное,к чему прибег его мозг сказать в такой ситуации было: — Ну, может так только в Японии? Он посмотрел на Чонвона, у которого на лице застыл будто говорящий ему нет-не-только-в-Японии-пугающий взгляд. — Что на счет Австралии… ? — попытался Чонсон, посмотрев на Джейка. Джейк неловко улыбнулся. — Все равно, это странно чуять друг друга для друзей. Прости, приятель. — В Японии тебе вообще не позволено чуять партнера до женитьбы, — говорит Ники в какой-то странной, грубой манере. — Но, возможно, в Корее– — Хен, — вздыхает Чонвон, — ты читал хотя бы одну из тех брошюр, что дал тебе доктор? — Эм, — выдает Чонсон. — Ты… — резко начал Сонхун, с каким-то недобрым выражением на лице. — Ты обманываешь свое тело, позволяя думать, что вы– вместе. Чонсон не мог не подумать, действительно ли это настолько плохо? Хорошо, что ему хватило ума, хотя бы придержать эту мысль при себе. — Хисын-хен, — обратился Чонвон, в глазах которого сохранялся холодный оттенок, — ты обо всем знал. Лидер не спрашивал. Хисын был тих все это время, отстраненный и пусто смотрящий на стену, словно быть достаточно тихим помогло бы ему избежать взглядов и вопросов участников. Чонсон очень сомневался что это сработало бы. Ли наконец посмотрел на мемберов уставшим, загнанным взглядом. — Разве это имеет значение? — спросил он, разжигая новый гул. Все начали– не совсем кричать на него, но что-то вроде того. Хисын просто в упор смотрел на них, ничего не добавляя какое-то время, пока наконец с чистым разочарованием в голосе не сказал, — вы, ребята, просто ничего не понимаете. Чонсон сглотнул застрявший в горле ком, заметив как остальные пятеро участников заметно поумерили свой пыл. — Вы не понимаете, какого это не иметь никакого контроля над эмоциями. Не все время, но большую его часть, — выплюнул Хисын во внезапно возникшую тишину, сжимая столешницу позади себя до побеления костяшек. — Это давало нам контроль. Ну и что с того, что только пары чуют? На бесконечно долгую, причиняющую боль минуту, запала тишина, хотя по лицам участников можно было уверенно сказать, что они очень хотели добавить чего-то еще. — Так вот причина, по которой тебе внезапно стало– лучше, — сболтнул Сонхун, смотря на Чонсона. — Хватит вести себя со мной, словно я проблема, которую необходимо решить— словно я болен– — Ну, — кротко вмешался Сону, — может быть так и есть. — Что? — выкрикнул в ответ Чонсон. Все взгляды тут же переметнулись на Сону. Он почесал затылок, отводя взгляд на секунду. — Это… началось спустя несколько недель после твоего представления, верно? — Да? — Может быть все дело в твоих супрессантах, — пояснил Сону, а Чонсон внезапно вспомнил, что оба родителя младшего — омеги. — Чтобы они начали производить эфект требуется немного времени, поэтому, возможно, ты начал плохо себя чувствовать после того, как они наконец начали работать. Я помню, как моей маме пришлось сменить супрессанты, потому что ее тошнило из-за них. У тебя может быть также. Чонсон возвел брови вместе. Он не рассматривал такого варианта. — Я запланирую прием к доктору, — решил Чонвон, устало потирая виски. Чонсон нахмурился от перспективы, что что-то в нем нужно исправлять, но он не думает, что кто-нибудь из участников позволить пустить это на самотек. Он взглянул на Хисына— его лицо ничего не выражало, но его рука крепко обхватывала его бок, а его запах, ни в коем случае, нельзя было посчитать радостным.