***
Списки людей, которые должны были отправиться на игры, традиционно вывешивались в холле около ресепшена — массивный стол администратора для удобства был смещён в сторону, выставленный наподобие барной стойки, сходства с которой ему добавляли редкие бокалы и рюмки, раскиданные то тут, то там. Стекло выглядело почти доисторическим, не пропуская ни единого лучика солнца сквозь точёные грани, покрытые толстым слоем плесени и мха, червоточиной выделяясь на начищенной до блеска поверхности, будто привет из прошлого. По какой-то причине местные их не выкидывали. Не обращали внимания или не имели желания заниматься уборкой в нынешних условиях? Тут бы себя умыть, одеть и накормить, а не чистоплюйничать. Несколько знакомых фамилий резануло глаза, впрочем теряясь сразу среди десятков прозвищ, имён и номеров в рейтинге тех, кто отказался называть себя, предпочтя остаться эдакими загадочными Джейн Доу. В отведённой же мне группе присутствовали еще трое, но лишь два витиеватых иероглифа на сетчатке отпечатались, обжигая сердце желанием подделать планировку, вынося знакомого мне ребёнка в иную команду. Ту, где у неё будут шансы выжить даже в одиночной игре. Сзади раздался характерный шорох резиновых шлёпанцев по ковролину и я отступила от доски, освобождая место подошедшему. Чтобы в следующую секунду содрогнуться от ребячливых ноток в знакомом пронзительном голосе. Помяни лучик… — Кира?! Да ладно, это правда ты, сестрёнка? — с таким искренним восторгом и удивлением воскликнула Амэя, что духота вновь ударила в голову, на мгновение помутняя рассудок. Живая. Она и правда была живая, даже с меньшим количеством травм, чем я: лишь несколько фиолетовых синяков стыдливо выглядывали из-под воздушного парео, свободно болтающегося поверх купальника с рюшами. Медовые глаза сияли безоговорочным доверием, скачущие вверх-вниз по моей фигуре, пока на округлом личике расцветала озорная усмешка, подобно свежим зелёным листикам по мере приближения долгожданного лета. Амэя живенько подобралась, обхватывая меня за талию своими тонкими подростковыми ручонками, сжимая изо всех сил — и я не смогла отказать ей в объятиях, прислоняясь щекой к нагретой полуденным солнцем рыжей макушке. Девочка трелью заливалась, бормоча мне в грудь истории о прошедших днях, играх и новых знакомствах, дрожа всем телом подобно мурчащему котёнку. Малышка с таким отчаянием окунулась в свою привязанность ко мне, хваткой тонущего держась за положительные эмоции, что были привычны ей, не позволяли погрузиться в пучину безумия. Но могла ли я сказать то же самое о ней? Школьница толком ничего не знала обо мне, доверившись вот так просто: я такого не понимала, не решалась дать ей заглянуть за выстроенный фасад, ведь тогда я больше не была бы безоговорочной опорой и надёжным плечом. А она улыбалась и ластилась, несмотря на то, каким жестоким человеком я являлась. От этой наивности, прослеживающейся в открытых движениях и выразительной мимике, дыхание захватывало, невидимым поводком на шее сжимаясь. Прогуливались мимо шумные компании, мелькали выползшие из номеров боевики с исполнителями, на улице мелодии сменились на более подвижные, звучные, а мы так и стояли на ворсистом ковре, шмыгая носами и обсуждая всё-всё на свете. Не надо было быть гением, чтобы понять, как сильно Амэе не хватало общения с ребятами своего возраста, пускай некоторые местные и сумели заменить ей потерянных в инциденте друзей. Потому поток слов, лившийся из искусанных розовых губ, уже было не остановить. Так я узнала и про её игры с бубновыми мастями, о которых мелочь отзывалась чересчур восторженно, на особо захватывающих моментах сжимая мою ладонь в своей, с гордостью описывая те методы, что выдумала для прохождения головоломок. С логикой у девочки не было проблем и своей специализацией, против моих черв, она выбрала именно бубны — тут Амэя замерла на секунду, скорее всего заново переживая момент знакомства со Шляпником, и натужно скрипнула зубами, стиснув посильнее бахрому, вьющуюся по подолу парео. Наружу едва не вырвался вопрос, сдержанный поразительной силой воли. Если ребёнок будет готов, то сам поделится волнениями со мной. Лезть в душу подростку казалось мне делом муторным и включающем в себя сотни заморочек, а я не мать для мелкой. Всего-то случайная подруга. Интересно, если бы Рёхэй относился ко мне также, как относится Амэя, он не оставил бы меня? — Кстати, тебя искал твой ручной фрик! Слышала, он из местного бойз-бэнда Агуни, весь такой в татушках ещё, — экспрессивно описывала Самуру девочка, откровенно напрягая своими словами. Даже косвенное общение с Ласт Боссом не могло закончиться ничем хорошим и следовало найти способ сберечь мелочь, так и нарывающуюся на неприятности. К тому же, сопутствующее оскорбление опасных личностей всегда имело непредсказуемый эффект. — И вообще, почему ты бегаешь от своего же парня? Вы и на пиках почти не общались. Стесняетесь? Слюна пошла не в то горло, вырываясь наружу с ругательством и припадочным кашлем. Откуда у неё вообще возникла мысль, что я могу встречаться с безумцем, вызывающим столь смешанные эмоции. Должна ли я была испытывать к нему страх? Тягучий такой, нависший над забинтованной макушкой подобно дамоклову мечу? Или пришла пора составлять хитроумные планы по избавлению от соперника? Почему-то ни одна из этих идей не казалась правильной. Калькой царапала извилины, намекая на свою несостыкованность. И сейчас я смогла только выдавить совсем не остроумную реплику, облокачиваясь о стену в попытке устоять на ослабших ногах. — Следи за словами, дорогуша. Иначе тебе таки укоротят кое-что лишнее. Пока отдалённо, но с каждой встречей всё ближе подбиралось самоубийственное любопытство, шепчущее отчаявшимся жёнам проверять телефоны мужей-изменщиков, заранее зная исход, которое и мне твердило об особенностях Самуры. Каждая угроза мечника, его эмоция и выпад — всё пробуждало детский восторг, едва не в ладони заставляя хлопать. Это был один из немногих раз, когда я настолько заинтригованно следила за развязкой истории, — неважно, что моей собственной — мысленно моля мироздание поскорее раскрыть чужие мотивы. Ведь было что-то, подтолкнувшее мужчину к этой ненависти, переплетённой с желанием сразиться? Не могла эта вязь взяться на пустом месте, после прочитанной некогда вшивой статейки о моей победе на соревнованиях. О нет, то было нечто более глубокое и тёмное, скрытое среди его настороженных взглядов и катаны у моей шеи. То, что я с наслаждением раскусила и прожевала бы, с искусностью дегустатора перекатывая разнообразие вкусов на языке — а вместе с ними и его выпотрошенную оболочку, что останется после всех раскрытых тайн. Девочка тем временем проказливо щёлкнула зубами, с промелькнувшим между ними розовым язычком, покачиваясь с носка на пятку. Словно дожидалась, пока я приду в себя, чтобы повторно сразить наповал глупой догадкой. Объяснить бы ей, что даже у стен есть уши и кто-нибудь, да услышал этот бред. Но, как и любой другой ребёнок, набираться опыта для неё было легче наступая на грабли, по которым уже успели прогуляться миллиарды людей. Главное, не снесли бы ей голову в этом муторном процессе обучения. После моего ворчания Амэя подзатихла, струсив перед угрожающим взглядом, который помнила ещё с «кингё-сукуй» — с таким взглядом я ломала балки и насаживала рыбёшек на копьё. Мелочь, не будь дурой, намёк уловила и предпочла в тишине прогуляться по отелю, повторно показывая мне все занятные и стратегически-важные места. Откуда она знала роли большинства людей на Пляже, пальчиком указывая в сторону местных поставщиков наркотиков, алкоголя и презервативов, я предпочла не уточнять, доверяя предприимчивой девочке на слово. Так протекали час за часом, пока мы исследовали оранжерею, с подвявшими слегка цветами и растениями, посетили воняющий хлоркой закрытый бассейн, устроили себе роскошный обед в столовой — в общем, проводили время в семейной обстановке. Не то, чтобы я правда помнила какая она, эта семейная обстановка, но по заверениям Амэи настолько счастливой она ощущала себя только с родителями. Вывод напрашивался сам: мы постепенно становились близки, подсознательно считая друг друга своеобразным спасительным кругом, который не позволит пойти на дно. Что же, кругом я не была, а вот якорем — тяжелейшего сплава. В момент, когда девочка поймёт это, поступит так же, как и брат. Тогда откуда, чёрт возьми, взялась эта нежность к чужому ребёнку, удавкой на шее душащая?***
Перемещение на сегодняшнюю игровую арену произошло как-то незаметно, с заглушающим его фоновым шумом двигателя и пустой болтовнёй: вот Шляпник, под вечер вновь вошедший в амплуа сладкоголосого лидера, распинался перед сотнями зевак, в рот ему глядящих, а вот мы с Амэей и двумя другими девушками, под руку идущими навстречу своей смерти, уже стояли напротив старенького здания детского театра теней. Заколоченные окна, сквозь которые не просочилось бы ни капли лунного света, встречали гостей отнюдь не приветливо. Раскиданные до прохода подгнившие доски скрипели под ногами и с хлюпаньем угрожали на щепки рассыпаться, расплываясь деревянной мякотью в том болоте, которое из себя представляло подтопленное здание. Причин подобного запустения не было, как и во многих предыдущих случаях — возвышающиеся рядом общественные постройки пока не напоминали собой отфотошопленные для постапокалиптического сериала дома, в отличие от скромного двухэтажного сарайчика с расписной ярко-красной дверью, поверх которой золотистыми узорами оживала ива, с замершей под ней девой. Роспись под фон была выполнена настоящим мастером своего дела, пускай краска уже начала облупливаться, трещинами расчерчивая гладкое женское лицо и ствол ивового дерева. Как долго существовала эта картина? Детекторы движения прозвенели привычной трелью четыре раза, не выделяясь чем-то особенным, и дверь со скрипом распахнулась, покачиваясь на ржавых петлях так, словно прибытия следующего игрока она не переживёт, с треском заваливаясь в придорожную грязь, смешанную с тиной и писком. К счастью, мы не стали причиной её поломки, аккуратно — прыгая с доски на доску — пробираясь в глубь помещения. Внутри ситуация обстояла не лучше и запах плесени со свалявшейся пылью окутал нас плотным коконом, щекоча нос. У боковых стен, завешанных потрёпанными тряпками с расплывшимися на них масляными пятнами, неловко топтались восемь человек, некоторые из которых отмахивались от витающей под потолками паутины. У каждого в руках был зажат телефон с открытым окошком регистрации. Стоило успеть пройти процедуру до того, как та окончится лазером для опоздавших. Ежедневные игры постепенно начинали напоминать походы на работу, разве что слегка опаснее стандартного перетаскивания бумажек и кофе-брейков. — Добро пожаловать в театр теней, актёры! Встречайте же на бис «Фантасмагорию», ака шестёрку червей! — зазвучал со всех сторон громоподобный голос, сотрясая трухлявые стены и опоры, поддерживающие такие же убогие своды, до летящей вниз трухи. Амэя испуганно воскликнула, приседая было на корточки, но тотчас вскинула на меня благодарный взгляд, когда осознала, что ни единой щепки не приземлилось на неё — всё перекрыла моя рука, выставленная над рыжей макушкой. — Просим вас проверить свои телефоны и, в зависимости от выпавшей роли, получить костюмы. «Хейтаро» на моём экране и «Хиго» у Амэи обухом по голове ударило, отправляя во мгновенный нокаут. Ива на двери, театр теней и обращение к нам, как к актёрам, образовало целостную картину, выуживая из памяти давнюю легенду о любви. Плохую легенду, без счастливого конца. Девочка, как и все остальные, судя по их растерянности, пока не понимали замысел организаторов, погружаясь в отчаяние от одной лишь масти — червы, тем более выше среднего по сложности, могли запугать кого-угодно. Чисто символические костюмы уже были вывешены на свисающем с одной из балок строительном крюке. Мне, как и предполагала главная роль в этом спектакле, досталась потрёпанная, вся в заплатках рубаха деревенщины и маленький топорик, заточенный получше родного куда-яри. Сегодняшние игроки дрожали, пищали, но натягивали на себя тряпьё. Пятеро из присутствующих разместили на головах зелёные камуфляжные шлемы с реденькими листочками на них, изображая из себя деревья. Амэе досталось летящее платье в пол, которое едва не соскальзывало с её узких плечей, гремя колокольчиками на рукавах. От подобного представления хотелось хохотать, но никак не настраиваться на испытание, обещающее закончиться резнёй — не зря же, как минимум, шесть ролей предполагали смерть согласно сюжету? — Теперь, когда все актёры загримированы, просим их пройти на сцену! — с имитирующим восторг механическим голосом, продолжил свою речь искусственный интеллект, и двери раздвинулись. Так называемая сцена представляла собой просторное помещение с натянутым по центру тканевым полотном, подсвечиваемым сзади фонариками или же лампами — точнее разглядеть не выходило, ведь, за исключением теней от двенадцати манекенов, расположенных за ширмой, ничего более видно не было. — Целью является отыгрыш избранного нами произведения, сюжет которого известен многим ещё со школы. Однако, к сожалению, бюджета на декорации нам не хватило и вместо них будут выступать люди! В качестве инструкции к заданию, за занавесом мы установили пронумерованные манекены, за которыми вы и должны будете повторять движения. Помните, что публике не нравятся отклонения от сюжета, хотя некоторую фривольность мы можем вам простить. А теперь просим занять начальные позиции и приготовиться к первому акту! Если раньше по периметру горели редкие свечи, то с окончанием повествования все они затухли, распространяя густой запах парафина и дешёвой пародии на благовония. Амэя вздрогнула, но за меня не схватилась, стискивая кулачки до кровавых полумесяцев на ладонях. Судя по мрачности на её лице, мелкая осознала, что речь шла о сказке «Жена-ива» — теперь тошнота подступала с её зеленеющими щеками и судорожными вздохами. Но, с моего лёгкого подталкивания, девочка нашла силы двинуться к означенному месту с края сцены, замирая среди других актёров-деревьев. — Кир? Червы не могут быть настолько простые, так ведь? — задушенно шепнула она, склоняясь в мою сторону, но не рискуя сойти с платформы. Тяжесть ответа лежала на языке также, как лежал в руке острый топорик. Кажется, на секунду я услышала треск деревянных стволов. Или то были кости людей, которые придётся сломать другим актёрам ради отыгрыша сценария? — Сейчас всё увидим, мелкая. А пока дождёмся начала в тишине, ладно? — бодрячком держалась я, прислушиваясь к беседам остальных участников, силясь выцепить хотя бы кроху информации. Даже о ролях я могла судить лишь с давних воспоминаний, уже затёршихся на фоне остальных событий, что аляпистыми заплатками выделялись на фоне дырявой рубашки памяти. Пятеро — обычные деревья, ещё трое, судя по всему, селяне. Парень, совсем щуплый и измождённый, нацепил на себя плешивую бороду на резинке, почёсывая периодически раздражённый материалом подбородок — старик, один из персонажей имеющих реплики. Последняя роль досталась сокоманднице с Пляжа: детский чепчик с погремушкой пятном выделялись в полумраке комнаты. Шумная игрушка перекрывала порой разговоры звонким треском и клёкотом, и тогда девушка сжималась, пыталась скрыться в тенях и кланялась в извинениях, ловя на себе угрожающие взгляды. Больше времени на изучение потенциальных союзников и противников не осталось, ведь из скрытых в стенах колонок донеслась стандартная приветственная речь, повествующая об основании театра и другом бреде. Единственной зацепившейся слегка за слух фразой стало повторное упоминание излюбленной местными актёрами импровизации. Только вот каким образом она должна совместится с чёткими инструкциями, поступающими к нам от манекенов? Впрочем, легче будет разобраться в происходящем с начала первого акта. И тогда родилась магия. Свет за спинами кукольных актёров загорелся ещё ярче, проливаясь на сцену медовыми отблесками, стальные нити натянулись, скрипнули натужно, скользя вдоль и поперёк, хотя крестовину видно не было. Всё помещение поглотила почти забытая атмосфера деревенского утра с его душистым ароматом свежесваренного риса, взметнулись будто бы курчавые ивовые лозы, задевая лицо своими вытянутыми листиками и я на мгновение прикрыла глаза, позволяя себе насладиться напоследок этим таинственным волшебством. «В одной японской деревне росла огромная ива. Многие поколения жителей деревни любили и почитали это дерево. Летом оно становилось местом отдыха, под его сенью жители собирались после дневных трудов, когда спадала полуденная жара, и разговаривали до тех пор, пока сквозь крону не засияет лунный свет. Зимой ива была похожа на огромный раскрытый зонт, засыпанный сверкающим снегом» Округлая платформа под моими ногами загорелась приглушённым белым и, одновременно с ней, белым же ореолом выделилась скрытая за ширмой марионетка. Под скрещенными взглядами игроков она упала на колени и я, не дожидаясь команды организаторов, повторила за тенью. Освещение мелькнуло зелёным и облегчение освежающим ветерком пронеслось по комнате с нашим совместным выдохом. — Если так пойдёт и дальше, мы с лёгкостью закончим игру, — пробормотал один из «селян», поглаживая лезвие ножа, выданного ему вместе с костюмом. Наивный мужчина предпочёл игнорировать очевидное, позорно наслаждаясь безопасностью роли. — Не каркай, урод! В отличие от некоторых, нам оружие не дали. Это целая шестёрка! Конечно здесь есть подвох, — фыркнула дамочка-дерево, поправляя съехавший шлем. «Крона» её покосилась и одинокий пластмассовый листик, не выдержавший активных телодвижений, уже отвалился. Добавить ещё несколько ругательств она не успела — повествование продолжилось. «Хэйтаро, молодой крестьянин, жил неподалёку от старой ивы. Он больше всех остальных испытывал глубокую привязанность к могучему дереву. Проснувшись утром, первой он видел иву, а потом, возвращаясь после работы с поля, он жадно искал глазами привычные очертания старого-старого дерева. Иногда парень зажигал ароматические палочки у корней ивы, преклонял колени и возносил молитвы» Значит, сперва актёры меняли положение и лишь затем зачитывался сценарий? Это и правда давало возможность отклониться слегка от сюжета, как и намекали на то расплывчатые условия. Но на чаше весов лежало основное правило — повторять за манекенами. Ответ крутился где-то на границе сознания, ускользая неуловимой бабочкой в последний момент. Я покорно замерла, дожидаясь, пока мысль устанет вертеться надоедливым насекомым, самостоятельно прилетая в руки. На фоне загорелись две платформы: мы со «стариком», эдакие отражения кукол, обернулись друг к другу. Нас ожидала экспрессивная сцена, судя по моей склонённой в горечи голове и распахнутым рукам второго. Зелёный вновь поглотил пространство под ликующие возгласы. И никто толком не обращал внимания на трясущиеся в напряжении плечи парнишки: пот крупными каплями скатывался по вискам, приминая жёсткие волоски, и пять минут третьего акта могли не даться нам, учитывая ослабшее состояние члена группы. «Однажды к Хэйтаро пришёл старик, живший в этой же деревне, и сказал, что односельчане хотят построить мост через протекающую рядом реку. А для этого им нужно много древесины, вот они и решили срубить старую иву. – Им нужна древесина? — воскликнул Хэйтаро и закрыл лицо руками. — Из моей любимой ивы хотят построить мост? И тогда её постоянно будут топтать чужие ноги? Никогда я на это не соглашусь! Никогда!» Как я и подозревала, на этот раз загорелись десять платформ, включая мою. Головы кукольных деревьев слетели и тени растворились в поглотившем их свете. Всё замерло. — И что это значит? — вскинулась одна из жертв, с опаской поглядывая на оружие в руках своих карателей. Всё холодное. Ни одного пистолета. — Хэйтаро по сюжету сказки отказывается отдавать иву. И предлагает срубить все деревья в своём саду, — уже не шептала, а еле-еле шевелила губами Амэя, с трудом переворачивая язык во рту. — Вы дерево. Вот вас и срубят. Отданное на подготовку время стремительно утекало и вопли сосредоточенности не добавляли. Пускай я знала о существовании иного решения, нежели следования сценарию, выбора не имела — кому-то сегодня придётся умереть, если не хотим все словить по лазеру. Могли ли мы обменяться ролями? Если это происходило с обоюдного согласия, то смысла в подаренной вольности не было. Кто решился бы отдать гарантированную победу и принять смерть? Значит ответ лежал в ином направлении. — Я не могу. Не стану никого рубить! — хныкала юная девушка в одеянии селянки, утирая сопли рукавом. Грязнее тот стать уже не мог, однако некоторая брезгливость кольнула сердце. Или то была реакция на её мягкотелость? Мой же разум был поглощён туманом хладнокровия и единственным, на чём я смогла сконцентрироваться, стал топорик — в воображении лезвие уже пахло медью и медленно нагревалось, застрявшее в теле жертвы. Да, именно так и стоило поступить, если мы не желали проиграть. А с моей подопечной что-нибудь придумаем. Главное — время потянуть, если ничего иного я сделать не способна, кроме провокации игроков на решительные действия. Соступала с платформы я с самым скорбным видом, который могла принять, практически разжимая ладонь на деревянном основании оружия — стоило показать желание сдаться, чтобы никто не успел взбунтоваться. Амэя, маячившая на границе зрения мутным рыжим пятном, пристально наблюдала за моими передвижениями. Наверное, она единственная не погрузилась в образовавшийся балаган, целиком посвящая себя анализу. Поразительный ум для тринадцатилетней девочки. Шаг — скрип половицы, шаг — спина женщины, шаг — занесённый топор. Остановка. Влажный хруст разрезал пространство, разделяя надвое тело и ход игры. Споры и ругань затихли, оставляя только булькающий вскрик после себя и голову, покатившуюся по полу безвольной болванкой. Обрезанные мышцы и сосуды, подобно нитям, тянулись за черепушкой вместе с багровым ковром из крови. — Ты… Ты что? — просипел «старик», безвольно оседая на пол. Весь он уменьшился, иссох из-за столь предсказуемого исхода, скидывая со своей платформы увесистый молоток, который с громким треском проломил хрупкую древесину. И тогда пространство вновь исказилось кривыми усмешками и занесённой над головами соперников сталью, порождая новый круг безумия. Платформы загорались одна за другой, пропорционально уменьшавшемуся количеству актёров, а парень всё сидел на своей чисто-белой плите, не замызганной грязью человеческих останков. Жёсткий свет преломлял его тонкие черты, искажая до неузнаваемости и некой инфернальности — это заставило меня содрогнуться в приступе смутного узнавания, мурашками прошедшимся вдоль затылка. Вытирая лоб от капель, по неосторожности задевших меня, я впитывала эту незабываемую картину человеческих страданий. Совесть не мучала, пускай и гремела тревожно колокольчиками со своего места, сражённая наповал открывшимся ей зрелищем. Эмоции не путались в клубок, не скрежетали шестерёнками с осуждением. Эйфория не накатывала волнами, погружая мозг в пучину благодати. Если что и присутствовало, так это состояние абстракции. Мир представлялся чёткой выверенной схемой и мельчайшие детали вставали на свои места, подсказывая способ спасти мою мелкую занозу. Марионетки. Нечто управляло ими, а мы обязаны были повторять. Кто мог дёргать за ниточки? Реальный человек, получивший задание, отличное от нашего? Невозможно, тогда мы бы сразу заметили тень или услышали передвижение этажом выше. Значит, их работа контролировалась чёрной магией! О Ками, какая же несуразица! Раунд окончился смертью всех «деревьев» и абсолютно бессмысленной смертью парнишки, который так и не решился следовать правилам. Или то, наоборот, была его невероятная стойкость духа, не позволившая поступиться принципами? Потрясающий конец истории для такого человека: он не выдержал пересечения двух противоположных условий, опуская руки перед выбором и отдавая жизнь на откуп судьбе. «Немного успокоившись, Хэйтаро предложил старику срубить деревья в его собственном саду, если жители согласятся пустить их на доски для моста и не тронут старую иву. Старик с готовностью принял это предложение. Ива осталась живой и невредимой» — Постойте, так это твой персонаж устроил это? — донеслось с одной из плит. То была сгорбленная — под тяжестью вины, быть может — женщина. Около неё валялся затупленный корявый ножик, которым она, не иначе как ковыряя, заколола одного из собратьев-актёров, судя по разводам на нём, бронзовым блеском отдающим в тёплом огне фонарей. — Разве лично я принуждала вас делать что-то? Повели себя хуже стада, а сейчас и не думаете над скрытым смыслом задания, — беспечно пожала я плечами, считывая реакцию окружающих. Вот кто-то икнул, точно после истерики, а сбоку раздался усталый вздох. Наши с Амэей платформы загорелись, — взгляды пересеклись, испуг со стальной уверенностью схлестнулись — но ни один из манекенов не пал жертвой следующего акта, дав всем нам кратковременный перерыв, чтобы кровь успела впитаться в половицы, окрашивая их в цвет спелой вишни. «Однажды ночью Хэйтаро сидел у подножья могучего дерева и вдруг увидел рядом с собой прекрасную женщину. Она застенчиво глядела на него, как будто хотела что-то сказать. Хэйтаро, не желая мешать отдыху госпожи, собрался было уйти. Однако женщина остановила его, предлагая вместе отдохнуть в корнях могучей ивы. Каждую ночь они встречались у старого дерева. Застенчивость женщины постепенно прошла, и она все не могла наслушаться, как Хэйтаро превозносит достоинства ивы. Любовь их расцвела с наступлением лета и, не долго думая, Хэйтаро сделал предложение своей возлюбленной. Женщина, представившаяся Хиго, с радостью стала его женой» Впервые за прошедшие полчаса спектакль задействовал девушку с погремушкой. Кукла её показалась какой-то чересчур маленькой и безобразно скрюченной в провальной попытке казаться младенцем. Приглядевшись, я осознала, что так сильно резало глаз в мерцающей тени марионетки: у неё отсутствовали ноги по колено и стояла она на жалких обрубках. Стоило актрисе заметить это, как жаркий румянец схлынул с её веснушчатых щёк и, беспомощно слизывая ручьём текущие слёзы, она могла только приставлять к конечностям короткий канцелярский ножик. Даже если она и отрежет себе голени этим убожеством — червы не переживёт, банально истекая кровью. Отрезать… Могли ли мы разрезать полотно, пробираясь к куклам?! Авантюра дурно пахла, угрожая окончиться моей смертью, но уже в следующем акте жертвой станет Амэя, а её, по каким-то причинам, я бросить не могла. Выплёвывая ругательства под нос, я скакала с платформы на платформу, не рискуя становиться на пол, пока я не имела возможности участвовать в сценке. Возмущённые крики игроков сопровождали каждый прыжок, но громче остальных слышались воодушевлённые подбадривания Амэи. Она искренне верила в меня. Верила мне! Хлопчатобумажная ткань, удерживаемая заклёпками на стенах, легко мялась от малейшего дуновения и, будь у меня возможность, я бы повторно обдумала свой план. Но рука уже скользнула во внутренний карман олимпийки, сжимая нагретые близостью тела ножницы. Под предупредительный выкрик, я успела увернуться от кинутого в меня ножа, — один из актёров явно опасался слегка нарушить правила — врезавшегося плашмя в стену за спиной. Останавливать меня было уже поздно: два лезвия с хрустом впились в ширму, оставляя сбоку небольшое продольное отверстие, сквозь которое я ужом скользнула, покидая арену. Веки сами схлопнулись, в ожидании поджаренных внутренностей черепушки. Чего, к величайшему облегчению, не случилось и люди позади затихли, медленно вникая в происходящее. К сожалению, был у моей незначительной победы и обратный эффект: представшее передо мной вполне тянуло на сцену из фильма ужасов, на которой даже я могла бы вздрогнуть. Обнажённые человеческие тела, часть которых успела разложиться или просто вывалить свои гниющие органы на пол, распространяли формалиновую вонь. Конечности их были нанизаны на арматуру, удерживающую трупы от падения. То и людьми уже не было — мясные куклы, увитые тонкими сияющими лесками, выполняющими исключительно декоративную функцию. Липкий ком в горле с трудом протолкнулся, камнем скатываясь по пищеводу, но я, с осторожностью огибая мерзопакостные кучи фарша, настойчиво пробиралась к марионетке-ребёнку. Ноги её лежали отдельно. Смятые, со слезшей с костей кожей и торчащим из мышц металлом, они навевали мысли о протухшей курице. Сдерживая брезгливость и рвотные позывы, я постаралась присоединить голени к бёдрам, дожидаясь гулкого щелчка, оповестившего о вставших на место суставах. Женская тень по другую сторону занавески шевельнулась, стекла плавно на колени и зелёный озарил сцену, оповещая о правильности догадок. Погибших ранее игроков было слегка жаль, хотя кто им судья, раз они так беспечно отнеслись к шестёрке червей, полагаясь на благосклонность судьбы? «Хэйтаро и Хиго поженились, а через некоторое время у них родился ребенок, которого они назвали Тиёдо. Они жили бедно, но были самой счастливой парой во всей Японии. Дни шли за днями, супруги жили душа в душу, пока однажды в деревню не пришли важные вести из столицы. Все жители взволнованно обсуждали удивительную новость, которая вскоре достигла ушей Хэйтаро. Император решил построить в Киото храм, посвященный своей богине, а потому разослал повсюду гонцов в поисках древесины. Односельчане утверждали, что они тоже должны внести вклад в постройку священного храма и срубить для императорского гонца их старую иву. Сколько ни убеждал их Хэйтаро, сколько ни предлагал выбрать какое-нибудь другое из принадлежавших ему деревьев, все было напрасно: ни одно дерево не могло сравниться сравниться по красоте и величию с могучей ивой» Дыхание сбилось, вырываясь напоследок облачком пара во внезапно похолодевшем зале — куклы раскрыли свои пустые глаза, оборачиваясь в мою сторону как одна. Шейные позвонки нескольких из них хрустнули, будто кто-то наступил на засохшую ветку и прямо в ухо дыхнул один из мертвецов, обдавая смрадом земли и свинца. Другие же припадочно дёргались, изворачивались под невообразимыми углами и пощёлкивали челюстями, с просвечивающими в них зубами и языками. Я замерла, моля Вселенную о внезапном сошествии ангелов, Ками, да хоть самого Дьявола — только бы любая сверхъестественная тварь из этого списка прервала развернувшийся передо мной полотном макабр. И то ли молитвы сработали, то ли трупы всё же не могли покинуть закреплённые за ними позиции, но следующей театральной декорацией меня не сделали. Потревоженные тени вороньими перьями осели и температура пришла в норму. Видение рассеялось, оставляя после себя липкий пот на спине и покалывающее пальцы ощущение скорой смерти. За спиной у меня сидела последняя марионетка со снятой головой. Та самая, принадлежащая Амэе. — Кира? Ты в порядке? — разорвал вату в ушах визг напарницы. Истерично бьющиеся друг о друга колокольчики отрезвляли, напоминали о существовании мира по ту сторону изгороди, возвращая из настоящего чистилища, скрытого в убогом двухэтажном здании. — Да! Только лучше не заходи сюда, здесь… — Поздно, я уже тут! — и рыжие искры фейерверком просочились сквозь прорезь в ткани. Я рванула было в сторону, чтобы прикрыть ребёнку глаза и спасти от пробирающего до мурашек зрелища, но следующая её фраза ошеломила настолько, что я замерла в ступоре. — Так это и правда всего-то деревяшки? Даже грустно, что из-за них реальные люди были убиты. Моргнув разок и протерев опухшие глаза рукавом олимпийки, я обернулась. Вокруг, как и раньше, в диковинном узоре лежали кишки, желудки, печень и прочая требуха. Неужели она не видела того же, что я? Или её психика автоматически заменяла картинку, запуская защитный механизм? Нет, второй вариант просто невозможен. — Вернись лучше на платформу. Я сейчас поправлю твою куклу, хорошо? — подбадривая мелкую призрачной улыбкой на губах, держала я маску воодушевления до последнего, позволив плечам устало опуститься лишь после ухода ребёнка. Черепушка щёлкнула, становясь на законное место и зелень, уже окончательно, поглотила всех нас. «Хэйтаро пришел домой и рассказал обо всем своей жене. Та выслушала его со скорбным видом, поджимая лишь губы при виде сдавшегося возлюбленного. И той же ночью Хэйтаро разбудил ужасный крик. То была его жена. Хиго кричала, слезами заливалась и молилась богам. Ведь её благословение было её же проклятием — вечная связь человеческого тела с деревом, подарившем ей жизнь. Когда снаружи раздался оглушительный треск Хэйтаро подбежал к окну: старая ива, зеленея, лежала на земле с растрепанными ветками. Мужчина с отчаянием огляделся в поисках той, которую он любил больше всего на свете. Но его жена-ива исчезла» Что же, несмотря на события пятиминутной давности, сегодняшний вечер не прошёл зря. Теперь у нас на руках была новая червовая карта.***
От района Асакуса до Пляжа добираться было несколько часов пешим ходом, так что предложение проехаться на казённой машине, поступившее от оставшейся в живых напарницы по команде, я отклонила, желая проветриться слегка после духоты театра. В покосившемся домике, который стал выглядеть ещё жутче после окончания игры, смешались воедино десятки ароматов, далеко не все из которых воспринимались рецепторами в пределах нормы. От парафина с формалином всё ещё мутило, а угроза отравления формальдегидом не добавляла радости. Увязавшаяся хвостиком Амэя брела под боком, с затаённой печалью оглядывая пейзажи покорённого природой Токио. Как бы пристально я не вглядывалась, на юном лице не отражалось ни капли осуждения. Будто бы и не я отрубила голову невинному человеку! — Слушай, а ты не заметила как звали того парня? — вырвалось неконтролируемо изо рта, но вернуть слова назад я уже не могла, с замиранием дожидаясь ответа. Поняла ли она, о ком я спрашивала? — Тиммей? Мей-Мей? Что-то такое, не удалось разглядеть получше, — сочувственно отозвалась девочка. Она успела забраться на бордюр и теперь вышагивала величественно, переставляя ноги ровнёхонько по прямой. Подав ей ладонь, за которую Амэя могла бы схватиться в случае падения, я обратилась к воспоминаниям. Откуда же я могла знать этого юношу? На задворках памяти мелькали тюремные камеры, печенье и, по каким-то необъяснимым причинам, моя милая Уруми. Неконтролируемый вал сюжетных деталей, с каждым днём стирающихся всё сильнее, я бы не выдержала, запихивая силком ассоциации обратно в глубины разума. Лёгкая нереалистичность происходящего ветерком пронеслась мимо, ускользая в ближайший водосток, забитый листьями. — Мелкая, а не хочешь за пивом сходить? Здесь рядом штаб-квартира пивоварни и, скажу тебе, алкоголь у них восхитительный. Каждый обязан попробовать перед смертью! — Так вот, чем ты занимаешься? Малолеток спаиваешь? — захохотала Амэя под перезвон украшений на платье, до сих пор болтающемся на её фигурке. — Ну конечно! Ты связалась с настоящей преступницей! Впрочем, то было неважно. Меня ждало кое-что повеселее, нежели расследование личности неизвестного мальца.