Приручение пантеры. Полный курс

      Комната выглядит и знакомо, и незнакомо одновременно. Антон любопытно оглядывается, пытаясь понять, откуда её знает. Она светлая, простая, ничем не примечательная. На одной из стен большое окно, закрытое тонкой прозрачной шторкой нежного персикового цвета, другая мебель пропадает из памяти, стоит отвести от неё взгляд. Закончив оглядывать обстановку вокруг, он опускает голову под себя и обнаруживает, что сидит на большой мягкой кровати с нежного цвета простынью. Каждый цвет выделяет особенно ярко, будто под фильтром. Сидит он не просто с краю, а в самом её центре, на коленях, уперев руки между немного разведённых бёдер, задницей подминая икры и упираясь в пятки.       Вдруг замечает чёрную змею, лоснящуюся в солнечных лучах, свет из окна как раз падает на неё. Пугается немного, но не отскакивает, а внимательнее присматривается, приближая голову, но сразу дёргает ею назад, когда та неожиданно подпрыгивает. Очень скоро он понимает, что это не какая-то там рептилия, а его собственный настоящий — спорное утверждение — хвост! И он не подпрыгивает, а гнётся в кончике то туда, то сюда, от непонимания своего хозяина.       Антону так это нравится, что он напрыгивает на собственный хвост, стараясь его поймать, и ловит! Сжимает крепко пальцы на нём, и сразу чувствует лёгкую боль вместе с шумом рвущейся ткани. С удивлением отпускает добычу, та моментально убегает, чем отвлекает на себя внимание, но всё равно куда интереснее ему посмотреть на собственные лапки, а это фактически они и есть! Не чёрные, без шерсти, но подушечки пальцев очень нежные серо-розовые, и вместо ногтей как раз-таки коготочки, покрытые небольшим шерстяным пушком характерного для пантеры цвета.       — Вот это мрмяу! — заявляет радостно Антон, дёргая ушком. Он чувствует, что может им немного повертеть, лезет проверять — и правда! Тоже кошачье. Не на самой макушке, но и не там, где человеческие уши располагаются, а где-то между, притом небольшие, вроде бы, но достаточно широкие. Они скрываются за густой шевелюрой золотистых от солнца и кудрявых всякими чудесами волос.       Не стоит думать, что сидит он голый. Нет, на нём розовая толстовка, чёрная полоска кожи на шее вместо ошейника и недлинная, всего до колена, юбка нежного голубого цвета с большим количеством складочек, нижнего белья под ней нет.       Хвост опять маячит где-то на периферии. Антон чувствует себя котёнком, потому что не может преодолеть желание наброситься на него. Он с ним и не сражается, с желанием этим, только с собственным хвостом. Валится боком на кровать, обнимает эту пушистую цель, но она извивается, не даётся никак. А он всё же ловит кончик зубами и тащит его вверх, поражённо замирая от того, что в этот же самый момент чувствует натяжение в конце позвоночника, где крестец. Возмущённо отпускает хвост, тот сразу убегает, боль прекращается, а значит можно набрасываться повторно! Это ведь явно была какая-то хвостатая уловка.       Занимаясь игрой с самим собой, Антон и не замечает, как в комнате оказывается уже не один. В дверях, опираясь плечом о косяк, стоит со сложенными на груди руками Попов, склонив умиляющуюся голову в сторону.       — Очаровательный какой котёнок, вы посмотрите, — говорит он спустя время, привлекая к себе внимание.       Антон отрывается от игры, вскакивает, точнее садится на колени, сгруппированно выставляя перед собой руки и немного пригибаясь туловищем, и подозрительно оглядывает говорившего.       — Мяу. Я сплю, да? Какой ты охеренный! — пищит он в удовольствии, горящими зелёными глазами разглядывая крепкую грудь Арсения, скрытую чёрной лёгкой рубашкой, его свободную позу, небритое лицо с умиротворением и страстью в ответном взгляде.       — Разумеется спишь, — со смешком бросает Арсений. — Как же иначе, котёнок? Зато мы с тобой можем заняться всем, чем ты захочешь.       — Тогда я не понимаю, почему всё ещё не у тебя на коленках!       Возмущение абсолютно котячее, заканчивается оно быстро, стоит желаемому исполниться. Попов садится на край кровати, разрешает себя оседлать и уверенно кладёт ему на пояс ладони.       — И что же дальше ты будешь делать?       — Кончать без смс и регистраций, — скулит Антон, набрасываясь ему на лицо своим по-кошачьи шершавым языком. Арсений подставляет лицо с разных сторон, глаза держит прикрыто, легко улыбается, словно маленькому ребёнку.       С тихим треском язык мажет по твёрдой щетине, затем, не выдерживая, Антон немного прикусывает своему любимому актёру шею аккуратными клыками. За свою шалость коротким движением руки получает по ушам и дальше клыки в ход уже не использует, хотя очень и очень хочет, буквально лапы-руки сжимает в нетерпении. Внутренний механизм, запрятанный в каждую кошку и хуже развитый у некоторых диких, запускает процесс мурчания. Удовольствие такое потрясающее, что мурлычет Антон с частотой взлетающего самолёта, за что Арсений жмёт его только ближе к себе.       — Котёнок, — шепчет актёр на ушко, — ты же… не любишь… вести.       По спине Антона проходит дрожь, он чуть отстраняется, завороженно смотрит, кивая, не в силах насмотреться на лицо своего любимого человека, в котором он, тем более во сне, не видит ни одного изъяна.       — Ты такой вкусный, — жалобно тянет он. — Не могу насытиться, так и хочется сожрать.       Арсений усмехается, ловит его запястье, прижимает к кровати. Выдернуть не получается, слишком крепкая хватка.       — Нельзя.       Звучит это скорее не как приказ, а как вызов и констатация факта одновременно. Антон изнывает от желания скорее ощутить актёра в себе и больше его касаний на себе. Он нетерпеливо мажет тазом по коленям, на которых сидит, свободной рукой слабо-призывно царапает чужое плечо и тычется носом Попову в висок вперемешку с мурчанием бормоча: «пожалуйста», толком и не понимая, что «пожалуйста», потому что для него ясно — всё. Всё, пожалуйста, сделай.       — Прирученный котёнок хочет ласки? — шепчет на другое ушко Арсений, чем вызывает очередную дрожь. Отпуская запястье, он скользит ладонями Антону по спине, прижимая ближе к себе и немного массируя, вызывая помимо мурчания откровенные стоны. — Хочет любви и страсти, — тянет, журчит насмешливо голос уже на первое ушко. — Фантазирует, как его дерут без смазки в смешении обликов, — опять второе.       — Я не… не фантазирую…       — Тебе всего лишь это снится, — очень медленно проговаривает Арсений, так же медленно поднимаясь правой ладонью с его груди до шеи. В конце он начинает сдавливать её, лишая кислорода и причиняя обыденную боль.       Антон отдаётся, подчиняется полностью — откидывает голову, выставляя кадык и всего себя, жмётся бёдрами, держится за плечи актёра, силясь сдержать лезущие когти, но всё равно несильно вонзается ему сквозь рубашку в кожу.       — Ну, пожалуйста…       — И что же котёнок хочет? Сидит здесь, — хрипит Арсений, ладонью залезая под юбку. Он сжимает ягодицу, вызывая стон, и договаривает: — в такой вульгарной одежде…       — Очень даже милой!       — Очень милой одежде, — соглашается, — розовый — твой цвет. И такие юбки тебе очень идут. Особенно, когда под ними ничего нет, — ещё раз сжимает ладонь, отводя её немного в сторону.       — Неправда, там ты. Убери это, — капризно просит Антон, коротко царапая ему штаны. — Убери.       — Котёнок, не всё всегда должно быть по-твоему, — надавливая большим пальцем ему на подбородок, говорит Арсений. — И даже за этот милый кошачий взгляд с огромными зелёными глазками люди не обязаны тебе подчиняться. А тем более я, котёнок. Но, это же сон, — он широко улыбается, щёлкает пальцами, и штаны резко оказываются висящими у него на икрах.       Антон крепче хватается Арсению за плечо, приподнимаясь, чтобы сесть обратно уже на подставленный член. Он опускается медленно, но не привыкая к большому размеру, а наслаждаясь каждым пройденным сантиметром, и потом, приподнимается, выходит практически до конца, чтобы тоже медленно сесть, растянув момент. Арсений придерживает его за бедро и талию, позволяя немного поиграться.       — Похотливый котёнок, — едва слышно шепчет он в мохнатую ушную раковину.       Антон вздрагивает и сжимается всем телом, в том числе и анусом. Ему настолько хорошо в тот момент, что дальше он делает это уже нарочно. Арсений мычит ему в щёку, как ему хорошо и тесно внутри него, как ему это нравится, крепче держит его, уже направляя и задавая темп.       — Собачка говорит «гаф», кошечка говорит «мяу», а мой котёнок говорит:.       — Хозяин, отымей меня уже по полной, а, — в стоне, откинув голову, отвечает Антон.       Арсений усмехается и валит его на кровать, резко выходя.       — Правильно, а котёнок знает, кто его хозяин и во всём его слушается, за что получает поощрение. Хороший котёнок. Умный котёнок. Тесный котёнок. Очень… сексуальный котёнок.       Буквально раз десять он толкается в него, нависнув сверху, и за это короткое время Антон успевает расцарапать ему спину, разодрать рубашку и защекотать его бедро кончиком змеёй обвившего его хвоста.       — Лапки врозь, хвостик вверх. Давай, котёнок, поднимайся в коленно-локтевую.       Антон старается выглядеть послушным и красивым, поэтому быстро встаёт на четвереньки, прогибается в пояснице, задирая хвостик вверх. Сначала он не двигается, потом кончик призывно мотает из стороны в сторону. Облизнувшись, Арсений с нажимом проводит ему по ягодицам, спускается на бёдра и сминает мягкую кожу.       — Войди в меня, не дразнись.       — Ты это хочешь, чтобы я вошёл?       — Я так и говорю!       — Не понимаю. Подетальнее, пожалуйста. Что именно ты хочешь.       — Всё ты понимаешь, — наигранно хнычет Антон подаваясь назад, но Арсений останавливает его, надавливая ладонью на спину, заставляя вжаться грудью в кровать и скулить от несправедливости в подушку. — Даже в собственном сне порулить нельзя.       — В другой вселенной, котёнок. Давай, говори, что ты хочешь.       — Хочу, чтобы ты в меня вошёл. Членом своим шикарным, здоровым, чтобы растягивал меня, натягивал до яиц своих шикарных, чтобы я стонал, как не в себя. Хочу выгибаться на твоём хую кошечкой, быть послушной, ласковой и пластичной в твоих руках. Крепких руках. Охуенных ладошках. Я хочу быть твоей пантерой и чтобы ты был моим хозяином. И брал меня каждый раз, когда захочешь, приказывал мне, удовлетворял меня и сам удовлетворялся за мой счёт. Хочу быть тебе полезным и в жизни, и в постели. Вот второе прям вообще подчеркнуть и красным выделить. Ну войди же уже в меня!       Арсений усмехается, склоняется к нему, оставляет лёгкий поцелуй на линии плеч, в шейку, в самую выделяющуюся косточку, от неё проводит языком вверх, останавливается на середине шеи, кусается её, словно берёт за шкирку, отпускает и немного отстраняется, но только для того, чтобы втиснуться в сжимающийся анус и головкой проехаться по простате. Антон вытягивает вперёд руки-лапки, мурчит-стонет в голос, выпуская когти. Звуки тяжёлого дыхания, удара яиц и о кожу и рвущегося матраса закладывают ему уши. От насаживающих на член, держащих за порозовевшие бёдра ладоней он прогибается ещё сильнее, хвостом нечаянно ударяя Арсения по щекам.       — Я сейчас котёнка за хвост укушу, — с рычащим придыханием угрожает Попов на мохнатое ушко и показательно клацает возле него зубами.       Он так близко, такой агрессивно-ласковый, такой покрывающий, горячий, тёплый, командный, так хорошо льнёт снаружи и внутри, что Антон не может просто это уже вывозить. Он стонет, мотается по всей кровати, стенками сфинктера крепко сжимая в себе чужой член так, как будто он стал его частью, и с совершенно не кошачьим воем кончает.       Просыпаясь на спине, потным, запыхавшимся и красным, в кровати с Вадимом. Он ещё долго громко дышит, игнорируя храп своего бэндика, стирает со лба влагу, закапывается пальцами в мокрые волосы, сжимая прядки в кулак, чтобы прийти в себя. Но в комнате тепло, даже душно. Совершенно не способствует трезвым мыслям. Со вздохом Антон тихо выскальзывает с постели и на носочках пробирается в ванную.       Нижнее бельё липкое от семени. В отражении всё ещё стоит румяный парнишка с лихорадящими зелёными глазами, рвано дышащий и представляющийся с крепкой ладонью на шее, чтобы большой палец ласково гладил по линии челюсти, в розовой толстовочке и голубой задранной юбчонке, а за ним, тесно прижимаясь, в воображении стоит Арсений, шепчет пошлости на ухо и собой заполняет его анус не только членом, но и собственной спермой.       Антон мычаще выдыхает, споласкивает лицо холодной водой и, ткнувшись в зеркало лбом, бормочет:       — Ёбаный Попов…       Хотя утверждение, конечно, спорное.