Ведь даже сам Валерий Сюткин пел про нас, а ты мне всё ещё не веришь

«Господи, как срать-то хочется!» — почти орёт в своих мыслях Антон, уповая на бога, будучи атеистом, и пожёвывает листик горькой и противной рукколы, из которой, судя по всему, состоит весь салат, хотя в меню заявлено, что в блюдо также входит телятина, помидорки черри и даже анчоусы. Телятина, видимо, пробегала мимо и то, когда была ещё живая, а вот анчоусов и не видать вовсе. Но всё это вторичное. Это ещё можно вытерпеть. А вот позывы из глубины души, точнее, в глубинах очага, или, если выражаться ещё точнее, в шоколадном жерле, а если и вовсе без описаний и красочных сравнений, потому что сейчас совсем не до них, то в где-то в районе от толстой кишки и до жопы чувствуется нехилое такое шевеление. И нет, это не глисты. С глистами у Антона ещё в детстве произошло не самое приятное, но крайне запоминающееся знакомство, когда он в детском садике во время прогулки нажрался песка из песочницы на площадке. Наверное, не стоит говорить, что дворовые кошки очень любят использовать песочницы как туалет?... Посещение комнаты с белым троном не было бы проблемой, если бы Антон сейчас не находился на свидании. На самом настоящем, как недавно выразился Арсений, чем поверг бедного Шастуна в шок, трушном свидании. По мнению Антона, человек, который постоянно использует в своей речи слова как минимум из девятнадцатого века, не может знать что-то более или менее современное. Это как однополярные магниты, где один от другого непременно оттолкнётся и никогда не притянется. Или как параллельные прямые, которые в нормальной, человеческой и общеизвестной геометрии, то есть в евклидовой геометрии, не пересекаются. А тут с Арсением, видимо, случилась геометрия Лобачевского: он и новомодный молодёжный сленг пересеклись. Вот почему уже в ноябре все улицы завалены снегом. Каждый раз, как Арсений выпуливает какое-то современное слово, которое конкретно от него звучит странно, Антон впадает в лютый ступор. Ему в такие моменты кажется, что произошёл сбой в матрице и у энписи «Арсений Попов» программист внезапно изменил код и игровые реплики. Нет, Антон, конечно, понимает, что Попов — человек не древний как мир, ему от силы лет двадцать семь, ну максимум двадцать семь с половиной, наверняка он сидит в тиктоке или же смотрит какие-нибудь видосы на ютубе, но согласитесь, что предложение «Мне надлежит увидеть пруфы» звучит из ряда вон? Хотя, может быть, это Антон слишком придирчивый? Нет, всё же слова «надлежит» и «пруфы» в одном предложении — это как розы и говно. И в который раз всё возвращается к говну... Антон уже несколько раз за вечер покрыл себя с ног до головы матами. Этих матов бы хватило, чтобы смастерить крышу, например. Не из шифера, а из матов. А то старая прохудилась и течёт. Ой как течёт, аж страшно делается. Фляга свистит, крыша течёт, отель — триваго! Матное покрытие стелется по шастуновскому телу, как свеженький асфальт, только по одной причине: Антон долбоёб. Это его самооценка, состояние по жизни, девиз, в общем, как хотите называйте, всё равно не промахнётесь. А почему Антон долбоёб, спросите вы. Причина крайне проста: нельзя покупать приготовленные салаты в супермаркетах, так как неизвестно, мыл кто-нибудь овощи или нет. Вдруг они вообще воду не видели? Но дуракам всё нипочём, поэтому Шастун, руководствуясь этой фразой, в обеденный перерыв пулей сгонял до ближайшего магазина и купил пластмассовый контейнер греческого салата. Оливковое масло с сыром фетой, это, конечно, вкусно, но зато теперь как весело: хочется быстро бегать и часто приседать. А ещё лучше добраться до комнаты «по коридору и налево», но это невежливо. С другой стороны, спутница Антона, кажется, ещё не допёрла, что тот слушает её вполуха, а если честно, то не слушает совсем. Сегодня днём в тиндере она показалась ему умной, разносторонней девушкой с отличным чувством юмора. Ну, это по переписке. В реальности же она уже битый час рассказывала о своей страничке в инстаграме: как она создаёт контент, как сложно набирать аудиторию, какие же люди токсичные и всё в таком духе. Антону стоило задать только один вопрос — «Чем ты занимаешься?» — и портал в ад был открыт. Она не затыкалась ни на секунду, при этом за несколько часов их совместного времяпрепровождения даже не удосужилась узнать, кем работает Антон. Она вообще не спрашивала ничего про него и вдохновенно рассказывала только о себе любимой. От высокотембрной трескотни уже начала побаливать голова. Антон рассматривал классический план побега: сказать, что идёшь курить, но на деле сесть в такси, а можно и на своих двоих до метро и домой. Арсений бы сейчас наверняка язвительно фыркнул и этим фырком выразил бы всё своё отношение к таким поступкам. Если в книге Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» словарный запас Эллочки-людоедки составлял всего тридцать слов, то Арсений Попов мог виртуозно выражать своё отношение к чему-либо, фыркнув. Антон таким мастерством не обладает, поэтому уложится только классическим способом — предложением: «Это не по-джентельменски и отвратно некультурно» — и выглядит этот способ из всей честной компании самым нормальным. А не как фырканье, кряхтёж и пердёж. А вот пердёж — это тема. Когда зловонные газы выходят, не без громкого сопровождения естественно, жизнь становится намного легче и прекраснее и даже начинает сиять всеми цветами радуги. Однако есть большой и жирный минус. Скорее уж не жирный, а жидкий, и не минус, а... Ну, вы поняли. В общем, жопу в ресторане мыть негде. Ресторан, кстати, приличный. Более, чем приличный. Антон наугад выбрал место, которое было самым близким к Владимирскому проспекту, чтоб топать недалеко. На улице Рубинштейна, конечно, бывают сомнительные заведения, но для первого свидания они совершенно не подходят. Антон сейчас тоже не подходит для первого свидания. На нём толстовка с богом смерти из «Наруто» и широченные брюки карго с множеством карманов на штанинах, в то время, как его спутница пришла расфуфыренная с ног до головы: и платье по фигуре, и украшения, и шикарная укладка, а про реснички-бровки-ноготочки и говорить нечего. Словосочетание «щебетальник намалевала» — это явно не отсюда. Здесь скорее «накрасила губки» и хлоп-хлоп глазками. В общем, боевая готовность номер один. Со стороны они вдвоём выглядят, как молодая мама и сын-подросток на семейном обеде. Антон бы приоделся, если бы планировал эту встречу, но всё произошло абсолютно сумбурно. В двенадцать дня работа была полностью завершена, поэтому Шастун сползал до курилки, потом набодяжил в огромную, похожую на пивную кружку растворимый кофе и засел в телефон. Тикток быстро надоел, в инстаграме тоже ничего нового, а вот в тиндере и смешное иногда, и красивое. Тиндер — это вообще симбиоз кринжа и порнхаба, но копать в эту сторону не стоит, так как некоторый процент людей всё же находит там вторую половинку. Антон, конечно, не жопа — ему половинка не нужна, но чисто ради интереса можно ведь зарегаться? В половину первого он наткнулся на мадмуазель с приятной внешностью и схожими интересами, а также без метки «Астрология» в графе «Хобби», во время обеда они списались и после короткого диалога договорились встретиться в семь часов вечера. Ближе к концу рабочего дня живот не по-детски стало крутить, но Антон махнул рукой, как и всегда, руководствуясь лозунгом: «А, пох, пройдёт». И, по классике, самое интересное началось именно тогда, когда они встретились и уже заказали блюда: и отменить ничего нельзя, но и сидеть нет возможности. Да и стоять тоже. Какое положение в пространстве ни прими — всё не то. А вот на белом коне... Антон напряжён, как струна. Нельзя давать себе слабину. Иначе всё очень плачевно кончится. Интернет и так кишит видосами, как кто-то смачно обсирается, и абсолютно не хочется, чтобы появился ещё один, поэтому Шастун пытается направить всё внимание не на свою проблему, а на рассказ: — ...вот, ну я и говорю, типа, почему ты воруешь у меня контент, ты знаешь вообще, что это типа, ну, плагиат типа? А она мне такая типа, — лирическая пауза для глотка вина, — нет, это ты у меня идею взяла, но меня не отметила и... — и Антон понимает, что ничего он не пропустил. Однако даже от двадцатисекундного «включения в эфир» уши в трубочку от таких речей сворачиваются будьте-нате и тут прослеживается влияние Арсения, только вот непонятно, хорошее или плохое. С одной стороны, Антон душнит и занудствует, ведь не все могут хорошо изъясняться без слов-паразитов. В современном мире гаджетов и чатов это явление часто встречается и пора бы привыкнуть. Другая сторона положительная: Антон развивает свой словарный запас, поэтому чужие затыки начинают раздражать. Про прошлонедельное «етит твою через растудысь» стоит умолчать в таком случае. — ...а я ему такая говорю: «Рот будешь открывать у стоматолога», — и смеётся над шуткой, прямиком из паблика вк и две тысячи семнадцатого года, будто бы это анекдот про Штирлица. Антон уже готов мастерить шапочку из фольги, лишь бы больше не ловить эту волну. Есть там по радио хоть что-то адекватное? Инопланетяне, например? Он, естественно, иногда кивает (а попадает или не попадает — это абсолютно неважно), иногда хмыкает, мол, задумался, иногда угукает — соглашается, но делает всё это интуитивно. Кажется, если бы «душевные порывы» не были бы так сильны и не захватывали бы всё внимание, Антон всё равно не смог бы ничего вразумительного сказать. Или же долго терпеть эту особу. Нет, девушки, без сомнения, замечательные. Они красивые, умные, обладают чувством юмора, с ними интересно, их можно любить, над ними шутить, заботиться о них, дарить подарки и проводить вместе время. Но не все такие — иногда случаются казусы. Шастун скачал тиндер по приколу, как и многие люди, которые сидят там. Пару раз ходил на свидания, но сегодняшний вечер переплюнул вообще всё — будет что внукам рассказать. Антон и рад бы встречаться с кем-то из своего окружения, но таких людей не так уж и много. Например, недавно выяснилось, что Лиза, та, которая сидит на другом конце офиса и которая даже была симпатична Антону, замужем. Эта информация отбила у него всяческий интерес к её персоне. Да и не всегда ведь нужны отношения, чтобы быть счастливым? Встречаться с кем-то — это как приятный бонус в приключенческой игре. Нет, Антон абсолютно не против отношений, но если эти отношения будут только в одни ворота, где ты — всё, а тебе ничего, то на кой хуй оно такое надо? В таком случае, ему и одному неплохо живётся. Он сам себе всё. И Дырсику. Вот где настоящие отношения, а не эта ваша дрисня поносная. «Пожить-жить-жить» — проносится в голове мемной строчкой из тиктока, когда Антон опять вспоминает о больной теме. Даже «Казус», видимо, заметила, что совместное времяпрепровождение исчерпало себя, поэтому не шибко-то и завуалированно дала понять, что место дислокации неплохо бы поменять. Антон ссылается на срочные дела, которые появились вот только что и их всенепременно следует разрулить, поэтому просит счёт, и четыре тысячи улетают с его банковской карты в никуда. Он решил побыть джентльменом до конца: подал пальто, придержал дверь и даже вызвал такси за свой счёт, получив на прощание весьма удивительную реплику: «Ты очень интересный собеседник, мне понравилось, надеюсь, ну, мы встретимся ещё?» Судя по всему, за этим должен был последовать поцелуй, но Шастун даже и не думал об этом. Мало того, что у неё губы все в липком блеске с блёстками, так он и знает её всего ничего. Поэтому благополучно сажает девушку в такси и по-детски машет ей на прощание, видя удаляющуюся жёлтую машину. Как только она скрылась за поворотом, Антон достал телефон и удалил тиндер. Не всегда стоит следовать заветам Сергея Борисовича Матвиенко, а он ещё тот ловелас, и идти на свидание с первой встречной, а то вдруг она контент-мейкер в инстаграме с большой аудиторией. Антон такое второй раз уж точно не вывезет. Хотя, за этот вечер он многое вытерпел, так что нервы уже стальные. Как и яйца. Кажется, это одно и то же... Шастун со свистом добирается до дома и ещё быстрее до комнаты, на ходу расстегивая всё, что только можно расстегнуть. Помнится, даже в студенческое время, когда он подрабатывал курьером, чтобы не сидеть на шее у матери, дорога занимала много времени, и Антон никак не мог приспособиться. Вот, оказывается, чего ему не хватало — реактивного ускорения в жопе в виде возможности прилюдно обосраться! Звучит как какой-то рекламный слоган для центра новаторских идей: «Возможность прилюдно обосраться — и ваша жизнь больше не будет прежней!» Антон с трудом вытаскивает ноги из крепко зашнурованных кроссовок, впрыгивает в тапки и на всех парах несётся в комнату только ради одного — переодеться. Не срать же в хороших вещах, в самом-то деле! В комнате полная темень и ужасная духота, а ещё пахнет чем-то до ужаса сладким, даже приторным, как будто кто-то долгое время курил электронку со вкусом карамельки и не открыл форточку. Антон не сразу обнаруживает Арсения: тот завернулся в одеяло с головой и не сидит по обыкновению на своём диване, а как-то слишком смирно лежит на кровати. — Всем гусеницам привет! — Антон машет рукой, хоть и знает, что Арсений, скорее всего, его не видит. А может быть даже и не слышит. Попов бормочет что-то невнятное в ответ, и это что-то слишком продолжительное для его обыкновенного приветствия. — Что-что? — переспрашивает Антон в надежде хоть что-то расслышать. Может, Попов заболел и ему настолько плохо, что он даже не может ничего нормально сказать? Арсений опять повторяет, но снова непонятно. «Как не надо, так пожалуйста, как надо, так хуй выспросишь», — в мыслях говнится Антон, но вслух не бухтит. Шастун быстро сдёргивает носки, за ними брюки и когда дело доходит до худи, в тишине он улавливает размеренную, еле слышимую вибрацию, которая, судя по всему, доносится как раз из угла Арсения. Антон по-мультяшному трясёт головой. Может, показалось? Но вибрация никуда не исчезает и всё ещё ощущается. — Арс, ты не слышишь что ли? У тебя телефон звонит, сними трубку! — в ответ прилетает какой-то невнятный полувсхлип-полумычание и Антон уже намерен подойти, распаковать Арсения и разобраться, что вообще здесь происходит, но новый мощный спазм сковывает живот до звёздочек в глазах и до опасного свербления в очке, поэтому Шастун хватает телефон и уносится в туалет с мысленными мольбами о том, чтобы в «комнате заседаний» было свободно. Антон искренне надеется, что мимо туалета сейчас никто не проходит, потому что звуки процесса похожи на прорыв канализационной трубы, а аромат пробивает на слезу, даже аэрозоль с запахом Альпийских лугов не смог улучшить ситуацию. Зато Шастун чувствует себя если не самым, то одним из самых счастливых людей на планете: столько терпеть и не обдристаться в штаны — это уже геройство. После такого даже над несмешными видосами в тиктоке хочется смеяться. Антон по красным отметинам на ляжках, которые служат самым точным индикатором в туалетных делах, понимает, что пора вставать. Он шарит по стене рукой в поисках туалетной бумаги, но натыкается только на жёсткую втулку. Нет, ну бывают, конечно, дни, когда абсолютно всё идёт не по плану, но таких дней в жизни Шастуна стало как-то чересчур много. Нет баланса между чёрной и белой полосой. Антон без зазрения совести открывает телеграм и пишет краткое сообщение Арсению: «Притаракань бумагу, тут кончилась». Через пять минут, когда уже от сидения заболела жопа, в дверь постучали три раза, и прежде, чем открыть, Антон дождался, пока быстрые шаги, похожие на бег, кончатся где-то в районе их комнаты, а то не дай бог Арсений узнает, что люди какают. Антону кажется, что тот в принципе не в курсе о существовании всех жизненно важных процессов и до сих пор думает, что все какают радугой с запахом фиалок, а младенцев находят в капусте. За дверью стоит одинокий рулон туалетной бумаги и выглядит прямо как второе пришествие Христа. Антон никогда так сильно не радовался, распыляя сладкий аэрозоль в закрытом помещении. Как говорится, счастья полные штаны, но в данном случае всё счастье уехало в канализационную трубу и хорошо, что оно не в штанах. В комнате открыты оба окна и ветер буквально сдувает, однако это, кажется, абсолютно не смущает Арсения. Он сидит по-турецки на своём диване раскрасневшийся, лохматый и разморённый и переключает каналы телевизора. — Спасибо за помощь, — шуточно салютует Антон, — телефон-то, кстати, выключил? Кто звонил? Арсений, кажется, краснеет ещё сильнее и Шастун надеется, что это у него не давление прихватило. А то ему ещё не хватало после такого длинного и трудного дня кого-то откачивать. — Нет, никто, — сдавленно и смущённо лепечет тот, — да неважно, — краснота дошла до шеи и остановилась на ключицах, выглядывающих из-за растянутого ворота домашней футболки с контурами членов. Антон решил больше не касаться этой темы, чтобы не довести Арсения до полного шока — ещё немного и тот совсем перестанет разговаривать, встанет в угол лицом, как нашкодивший котёнок и не выйдет оттуда никогда. Именно поэтому вектор беседы стоит срочно сменить. — Что смотришь? — находится Антон. Арсений пожимает плечами, продолжая тыцкать кнопку пульта: — Да ничего конкретного. Пытаюсь хоть какой-то фильм найти, чтобы расслабиться. — Ой, да телик — гиблое дело, там то политика одна, то какие-то дурацкие русские сериалы, — Антон соображает мгновенно, и предлагает, по его мнению, сумасшедшую идею: вдруг Арсений не согласится? Нет, не так. Скорее всего, Арсений не согласится. — А хочешь, с ноута что-нибудь посмотрим? У меня подписка на Яндекс, любой фильм можем включить. Тот мнётся некоторое время, и Антон уже собирался сказать: «Ладно, забей», как Арсений утвердительно кивает головой и выключает телевизор. — Окей, только фильм выбираю я. — Идёт, ноут на столе лежит на зарядке, а я сейчас вернусь — руки сгоняю помыть, — Антону кажется, что он сейчас сияет как начищенный медный чайник. Арсений первый раз пошёл с ним на контакт и не стал язвить! Нет, общение с ним — это, конечно, не обязательный пункт в правилах проживания в одной комнате, но когда вы постоянно грызётесь и выясняете отношения, тоже несладко. По возвращении в комнату он застаёт Арсения, всё так же сидящего в странной, скрюченной позе, но уже перед монитором открытого и включённого ноутбука. Попов, заметив Антона, пугается и ведёт себя, как пойманный зверёк: начинает суетиться, отодвигает от себя ноутбук и даже оправдывается: — Я ничего не смотрел, честно. Только что его включил и никуда не заходил, можешь историю поиска посмотреть, — и звучит это абсолютно правдиво, Антон ему верит. Уже не в первый раз. Он плюхается рядом с перепуганным Арсением и улыбается во все тридцать два: — Да не парься ты так, всё в ажуре! Там всё равно только рабочие документы, так что ничего страшного. Лучше фильм выбери, чем на себя накручивать. Арсений долго роется на кинопоиске в жанрах: сначала зашёл в «Комедии», затем в «Триллеры», а после логическая цепочка привела его к «Ужасам». Антон приготовился жмуриться и порадовался, что сгонял до туалета заранее. Дело вот в чём: Антон до ужаса боится ужасов. В подростковый период он взахлёб смотрел разные ужастики, даже будучи один в квартире без света, но ближе к двадцати годам из ниоткуда появился страх, да такой, что Антон не мог моргнуть в душе, пока моет голову — вдруг монстры нападут на него именно в этот момент? Рассказывать об этом Арсению не хотелось по двум причинам: он же мужик, а мужики не могут ничего бояться, тем более, такой чухни. Это раз. И два — они забились, что фильм выбирает Попов. В таком случае, отступать нельзя, даже если бы он выбрал какую-то сопливую романтику или, например, «Пятьдесят оттенков серого». Но тогда бы Антон точно не стал налаживать с ним контакт... Белые титры ползут по экрану, в качестве первой локации показывают старый, разваливающийся особняк где-то на отшибе за дохуилион километров от скопления людей, и как всегда начинается всё с переезда семьи с детьми в этот дом. Классика. — А ты чего такое съел, жареные гвозди что ли? — вот уж что неожиданно слышать от Арсения, так это вопросы про говно. Причём это не Антон завёл разговор, тот первый начал, но аккуратно обошёл вопрос «в лоб». — Да во время обеда купил в «Спаре» греческий салат, собственно, вот, —опешивший Антон даже не находит, что сказать. — Ну ты даёшь, конечно. Нельзя ведь в таких местах ничего брать. У них только наггетсы, картошка фри и вок нормальные, всё остальное под большим вопросом, — не отрываясь от экрана и сосредоточенно поучает Арсений. — Откуда знаешь? — Сам как-то напоролся на эти грабли, потом бегал пятый угол искал. Антон подавляет смешок и следит за происходящим на экране: дети стали замечать какие-то странные образы и силуэты по ночам, а родители их убеждать в обратном. Да, точно ничего нового. Шастун проводит в напряжении двадцать минут — до первого скримера — и на этом моменте позволяет себе издать слишком громкий звук, точнее, очередь матов, под недовольный взгляд Арсения из-под стёкол очков. Больше они не разговаривают, но в какой-то момент тот задаёт странный вопрос, как умеет только он: — Чего ты боишься? — Арс, ты вот щас серьёзно? — Антон от удивления выпучивает глаза, а его брови устремляются вверх. — Мы уже двадцать с лишним минут смотрим ебаный фильм ужасов, и я визжу как девка на каждом скримаке! «Чего ты боишься?», — передразнивает его, как маленький ребёнок, — действительно, блять. — А собственно, почему мы тогда смотрим именно фильм ужасов? Ничего не понимаю... Сказал бы, что не хочешь. Я ж не изверг какой-нибудь. Кстати, не девка, а девушка, — Арсений поправляет очки и оборачивается к Антону торсом. Он сейчас очень похож на сову из мультика про Винни-Пуха, которая «е» в слове «желаю» проверяет через слова «жилá» и «жи́ла», только Попову розового чепчика на голове недостаёт для полного образа, а так косплей на восемь из десяти. Антон всё ещё непонимающе пялится и охуевает. — Чо? — наконец, выдаёт он. Как в лужу пëрнул, честно. Не, ну правда, а чо он? — Хуй через плечо блять! — взрывается Арс и чуть ли не подпрыгивает на диване. — Правильно говорить не девка, не тëлка, а девушка. В мозгу у Антона сейчас обезьянка, которая бьёт в тарелки и делает сальтуху. Арсений матерится. Арсений. Попов. Матерится. То ли мир настолько очистился, то ли это пагубное влияние фильма ужасов и жизни в коммуналке, но Антон ещё ни разу не слышал от него красного словца. А двухэтажного и подавно. — А, так ты из этих, как его, — антоново лицо, после всего услышанного, отображает мыслительный процесс, да причём такой, как будто он решил винду на макбук установить без помощи специльно обученных дяденек. Или как будто сейчас перданет от натуги. Вдруг он внезапно хлопает в ладоши и следом щëлкает пальцами — дошло! Из задницы в голову, но дошло же! — Вспомнил! Ты профеминист! Вот ты кто! — Арсению эта сцена почему-то напоминает обвинение подсудимого во время судебного процесса. — Нет, не могу назвать себя таковым, потому что считаю, что мужчинам не место в феминизме. Женщины сами могут решить, как им обходиться с их жизнями, например, рожать или нет, а мужчины могут только прислушиваться и менять своё отношение к этому. Было видно, что Антон о чём-то всё ещё думает, глубоко и тяжело. — А зачем тогда поправил меня? Я, если что, не пытаюсь как-то задеть женский пол или самоутвердиться с помощью подобной формы обращения, но мне правда непонятно, чего в ней такого, — Шастун чувствует себя неловко, потому что понимает, что что-то он не догоняет, а Арсению опять придётся ему сейчас это объяснять. Как и всегда. Арс усмехается и уже не так серьёзно отвечает: — Я бы тебя поправил, если бы ты сказал, например, не «мужчина», а «мужлан» или что-то в этом роде. Дело не в конкретном поле, Шаст, а в неуважении. Антон открывает рот, чтобы что-то вклинить, но в этот момент на экране ноутбука вновь внезапно появляется какая-то страшная рожа в кровоподтëках и жутко орёт на зрителя. Шастун даже не успевает испугаться и всё ещё сидит с открытым ртом, а Арсений сгибается пополам от смеха и прячет лицо в ладонях. — Ты бы... — сквозь смех пытается тот озвучить свою мысль, — видел... Сейчас своë, – Арс выпрямляется и вытирает выступившие слëзы, но перед глазами у него, видимо, вновь встаёт смешной момент, и он заходится в новом приступе звонкого смеха. — Мда, очень смешно, — квасит лицо Антон, как будто съел лимон целиком. Вместе с кожурой и без коньяка. Арсения отпускает и тот только иногда покудахтывает, но больше не смеётся. Вновь на его лице застывает эта каменная маска из железобетона, и Антону даже немного жаль, что Арс редко радуется и ещё реже смеётся. Его смех кажется Антону очень искренним и душевным. Он обволакивает каким-то домашним теплом что ли. В их комнате единственным источником света служит только экран ноутбука — Арсений старательно избегает лампочек по неизвестной причине. Хотя и от него толку маловато — действие фильма происходит в каком-то заброшенном тëмном особняке (фильмы ужасов не отличаются оригинальностью), соответственно, светлых локаций, от которых ноут вспыхивает, очень мало. — Так ты так и не ответил, — Попов опять заводит свою шарманку. Тоже мне, Басков нашёлся. — Арс, ты вот вроде такой умный дядька, а задаёшь такие несуразные вопросы. Ну, фильмов ужасов я боюсь, причём так, что ссу кипятком. — Штаны сухие принести? — подкалывает его Арсений, взглядом указывая на шастуновские треники с лампасами. — Нет, мам, пока не надо, — в той же манере бросает ему Шастун и продолжает, – насекомых всяких неприятных боюсь, тараканов там, червей, опарышей, ну, всей вот этой поеботы ползучей. А так, в принципе, всё. Арсений хмыкает в ответ и ничего больше не говорит. Антон боковым зрением наблюдает за ним, но тот не делает ничего противозаконного и даже не пытается его убить, а просто подтягивает ноги к себе и обнимает их. Из-за коленок выглядывают только стëкла очков, которые бликуют и передают картинку из ноутбука так, что рассмотреть прячущиеся глаза Арсения не получается. Из коридора слышится хлопок двери и тяжёлые звуки шагов — скорее всего, Паша пришёл с работы. Ну, или Ляйсан купила себе обувь с тридцатисантиметровой платформой  из чугуна. Звуки вжикающей молнии и шелестящего пуховика стихают и перевоплощаются в мягкие тапочные передвижения по коридору налево. Точно Паша пришёл. Антон не особо следит за происходящим в фильме, его больше интересует один вопрос, задать который он и хочет, и не решается. Но любопытство подогревается незнанием, и в итоге выходит нечто среднее, как аль денте при варке макарон между переваренными и сырыми спиральками. — А чего боишься ты? И как в том стихотворении Высоцкого: а в ответ – тишина. Арсений всё также продолжает смотреть низкосортный ужастик и даже ухом не шевелит. И глазом не ведëт. Вообще не реагирует. Антон начинает сомневаться, что произносил что-то вслух. Вдруг это его буйная фантазия? Или слуховые галлюцинации? А может он просто громко думает? Вот говорила мама, нельзя пить энергетики. И курить. И дрочить много. Про это мама, конечно, не говорила, да и вообще, у тех, кто много дрочит, ладони волосатые, так что это не в эту степь его понесло... Но Антон всё же смотрит на свои ладони. Кисти как кисти. Ничего особенного. Правда, немного влажные и холодные. «От волос, наверно, был бы обогрев». Он уже даже хотел было похихикать, но его прервал голос Арсения: — Я боюсь влюбиться. И боюсь того, что в меня влюбятся. — Почему? — у Антона почему-то пересыхает в горле мгновенно, и голос в конце срывается. Арсений теребит перстень на пальце, впиваясь в него взглядом. Он неторопливо, как будто с опаской выталкивает из себя объяснение: — Любовь не так уж и замечательна. Её глубоко переоценивают в книгах, фильмах, музыке и, в целом, в жизни. Люди склонны романтизировать, ведь так легче жить. Когда ты влюбляешься — это как лотерея с двумя возможными исходами: либо взаимно, либо нет. И первый всё равно кончится нехорошо: кто-то кого-то предаст. Антон искренне надеялся на конкретный ответ без увиливаний и хоть и красивых, но достаточно общих и размытых фраз, но Арсений в очередной раз уходит от прямоты. Как и всегда, в общем-то. «Не вру, а недоговариваю». И ведь прав, чёрт бы его побрал. Поэтому Шастун молча мотает головой в ответ и, спустя некоторое время продолжает, ибо есть, что сказать, и отчего-то хочется поделиться именно этим: — Я думаю, ты не прав. Вот у меня была девушка, мы с ней чуть больше месяца назад расстались после пяти лет отношений, но я не чувствую себя пюре. — Почему пюре? — Потому что пюре — это что? Правильно, подавленная картошка, — Арсений кривит губы в ухмылке, но она всё равно получается какой-то горькой. Может, стоило провести параллель с редькой, чтобы соответствовало ситуации? — Мне кажется, или здесь сейчас промчалась каламбуря? Антон в ответ только легко смеётся и добавляет: — Ага, прямиком в Каламбурятию. Вновь повисает в воздухе тишина. Она не давит и не бьёт током, как электрошокер, от неё ничего не ждёшь, она просто уютно и спокойно висит на люстре и молчит. Как самоубийца. Тьфу ты, блин. Но Антону почему-то хочется добить эту тему. Кажется, будто Арсений ещё не скоро будет с ним так откровенен, как сейчас. — А почему не хочешь, чтобы в тебя влюблялись? — Шастун уже, возможно, знает ответ на свой вопрос. Арсений сверлит белую стену глазами, пожимая плечами: — Не хочу быть причиной чьих-то страданий. Извини, мне нужно отойти, — поднимается, надевает шлëпки и выходит за дверь. Полоска жёлтого света из коридора медленно крадётся в комнату — боится, что сейчас Антон захлопнет дверь и придушит её. Но Антон ничего не предпринимает и всё ещё обмозговывает слова Арсения, которые почему-то наглухо засели в голове. Такое раньше случалось только с цитатами волка, и Шастун до сих пор их помнит: «Волк не тот, кто волк, а тот, кто волк» или «Волки не плачут — они ссут глазами», ну или  «Удар в бок, волк в печень, пуля в нож — никто не вечен», а фаворитом всё ещё остаётся «Каждый может кинуть камень в волка, но не каждый может кинуть волка в камень». Но если эти великие строки вызывают смех в неудачный день, то слова Попова ощущаются как стекольная крошка вперемешку с размокшими звёздочками Космостарса — грустно и невкусно. Арс возвращается спустя пять минут, причём появляется весьма экстравагантным способом — толкает дверь попой и заходит в комнату спиной. А всё потому, что руки заняты двумя бокалами и бутылкой вина. — Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Ты это в толчке что ли нашёл? Или там какая-то разовая акция была? «Нассы литр мочи, ни капли больше и ни капли меньше, и получи бутылку белого в подарок!»? Арсений кривится и ставит стеклянную посуду на журнальный столик перед диваном: — Фу, Шаст, господи. Ты можешь быть чуть более тактичным? Выпьем? Ну вот, он даже не оценил гениальность шутки с интеграцией в русские сказки. Обидно.