Ведь даже сам Валерий Сюткин пел про нас, а ты мне всё ещё не веришь

Земфира поёт о воронах-москвичках, а Антон просыпается из-за отвратительных воплей чаек санкт-петербурженок. Эти современные птеродактили парят в лазурно-голубом, на удивление ясном небе и рассаживаются на чёрные нити проводов, становясь похожими на ноты. Обычно они ещё и очень метко срут, пизже советских снайперов, и пачкают одежду своими выстрелами, как будто так и надо. Очень сомнительные соседи. — Надо закрывать форточку на ночь, Арс, — сипит Антон севшим терминаторским голосом и жмурится от солнечных лучей, которым ничего не препятствует на пути в комнату. Он также вспоминает из-за этого забавный диалог, который случился несколько дней назад. Началось всё с Арсения, а именно с того, что он, наконец, закончил разбирать все свои вещи и в последней коробке его ждали шторы, с коими он и пришёл к Антону. — Надо прикрепить багету и повесить портьеры, — с донельзя серьёзным видом доносит он. Кажется, в прошлой жизни Арсений был чопорным дворецким. Или Осипом из гончаровского «Обломова», который постоянно брюзжит на своего барина. Антон продолжает охуевать от подобных речевых оборотов. Этому парню явно стоит поменять век, в котором он живёт, так как слова «давеча», «засим», «вестимо» и «загодя» ещё можно понять, но вот встреча портьеры с багетой в одном предложении — это уже перебор. Хотя, «кринж», «рофл», «зашквар», «симпл-димпл» и «попыт» тоже не комильфо. — А по-русски? — Антон мысленно ухмыляется и, не отрываясь от ноутбука, язвит — всё равно знает, что ему ничего за это не будет. Арсений тяжело вздыхает, мол, какой же ты остолоп, но на нормально-человеческий переводит, правда, без особого энтузиазма: — Карниз повесь и шторы, — с этими словами тяжелая стопка из плотной ткани прилетает на раскладушку и слегка отпружинивает от неё. Антон думал, что без шуток про рост и «тебе даже стремянка не понадобится» не обойдётся, но нудный собеседник скрылся за книжным стеллажом, не говоря ни слова больше. «Странно, даже анекдот про тётеньку и воробушка не вспомнил… У него вообще советское детство было?» Карниз Антон так и не повесил и каждый день кормил Арсения завтраками: то устал, поэтому завтра, то стремянку из кладовки надо тащить, она греметь будет, как отбойный молоток, а уже поздно, поэтому завтра, то шторы надо постирать, поэтому завтра. В общем, сам на это и напоролся: солнце сейчас было в зените и слепило невообразимо сильно. Антон чувствует жар между ног и замечает свернувшегося в клубок Дырсика, который уютно устроился на бёдрах хозяина и даже не проснулся. В последнее время кот часто спит с ним в одной постели, видимо, скучает. Шастун осторожно потягивается, высвобождаясь из приятной тяжести толстого и тёплого одеяла. Каждая косточка будто встаёт на своё место, но при этом не ноет, как обычно, а услужливо и сговорчиво молчит. Такого давно не было. Да и вообще, утро слишком хорошее: солнечное, бодрое, с котом и без храпа Арсения. Жизнь, можно сказать, прекрасна. Антон шарит рукой по табуретке, которая служит прикроватная столиком, в поисках телефона. Вчера опять забыл поставить его на зарядку, надо будет сейчас хоть немного подзарядить перед работой. — Кстати, о работе, — разговаривает сам с собой и видит на дисплее телефона непозволительно позднее время — пятнадцать минут первого. — Твою мать! — резко подскакивает на постели, забывая про мирно спящего кота в ногах, и тот улетает с постели, прямо как ракета КНДР, но вовремя реагирует и приземляется на лапы. Антоновы тапки сегодня точно будут мокрыми. Антон в прямом смысле впрыгивает в штаны, запутавшись в штанинах и чуть не наебнувшись. Встреча лицом к лицу с полом не состоялась, и этому можно порадоваться: Антон ещё помнит, каково это — падать с высоты собственного роста. Один раз он наебнулся по-жёсткому, когда в восемнадцать лет решил повисеть на турнике вниз головой, но не смог. Как итог: две сливы тёмно-фиолетового, почти чёрного цвета под глазами и вагон удивления на тему того, как он не сломал себе нос и не расшиб голову. Мама в тот вечер поседела на полбашки, когда её распрекрасный сын вернулся в таком состоянии домой. Второй раз Антон помнит хуже, потому что это был голодный обморок. Он решил встретиться с Позовым с утра, и чёрт его дёрнул не поесть перед выходом. В итоге Антон сложился на кухне у друга, заняв всё пространство своей длинной глистообразной тушей, пока тот кипятил чайник. А очнулся тогда, когда перепуганный Дима сидел на нём верхом и хлестал по лицу ладонями наотмашь. Позов позже объяснил, что испугался не потерявшего сознание друга, а того, что Антон вполне себе мог обоссаться или обосраться, так как при обмороке мышцы расслабляются. В общем, в тот день Антон понял, что обмороки — полное дерьмо. Как в прямом, так и в переносном смысле. — Арсений, ты меня разбудить что ли не мог?! Сам не работаешь и другим не даёшь! В ответ почему-то ничего нет. Может, Попов потерял голос? На вражеской территории в результате разведывательной операции следов соперника не обнаружено. Как и вовсе никого не обнаружено: кровать не заправлена, но домашняя одежда валяется комком на диване, а все вилки электроприборов не втыкнуты в розетки — верный признак того, что Арсения дома нет. Вот только куда он мог пойти? Впрочем, на данный момент Антона это заботило намного меньше, нежели собственное опоздание. Он роется в шкафу в поисках чистой футболки, но все найденные за километр воняют собаками, особенно в зоне подмышек. Прям вешаться хочется. А если такую футболку надеть вместе с несвежими носками, то это верная примета, что к тебе в офисе сегодня никто и на пушечный выстрел не приблизится. Антон проверял ещё на старой работе. Но сегодня не хочется заставлять страдать ни в чём неповинных людей. Тем более, что на другом конце офиса работает симпатичная Лиза, к которой можно как-нибудь попытаться подкатить яйца. Нет, Антон не трахает всё, что движется, так как отношения сами по себе — тема сложная, но попыться можно. Если с первого раза попытка не увенчается успехом, то дальше и не стоит пробовать. Телефонный звонок громом поражает пространство вокруг, заставляя его чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Антон с бешено бьющимся сердцем снимает трубку, видя на экране незнакомый номер, и робко произносит: «Слушаю». — Антон Андреевич, добрый день. Это Елизавета, мы с вами работаем вместе. Начальство интересуется, почему вас нет на месте? «Вспомни солнце — вот и лучик», — естественно, если бы это был кто-то знакомый и достаточно близкий, а не вышеупомянутая Лиза, формулировка была бы немного другой. Антон трёт лоб, на котором образовалась глубокая, как Байкал, морщина. Как пелось в песне одного мультика: «Что-то срочно надо выдумать такое». И действительно — давно пора бы прокачать скилл пиздежа, а то даже как-то неудобно перед самим собой. — Алло-алло, — и опять бы Антон сделал бы вставочку, если бы они были друзьями, — вы меня слышите? — Да-да, — Антон понимает, что уже проебался, так как ответил своим обычным голосом, а по задумке надо терминаторским, и в мгновении ока устраняет неполадку, — я приболел и чувствую себя не очень хорошо. Могу я взять день за свой счёт и сегодня выполнить оставшуюся часть работы дома? Обещаю — завтра буду как штык на рабочем месте, — очень хочется перевести всё в шутку, но девушка на том конце провода слишком серьёзна. Она сухо угукает, затем обещает, что вышлет необходимые документы на почту и отключается. — Что ж вы все такие зануды-то, а? — спрашивает он у Дырсика, но кот занят солнечными зайчиками, задорно прыгающими по белой стене. Антон находит в телефонной книжке контакт, записанный на удивление слишком уж официально по сравнению со всеми остальными: мама как «мама», Позов как «Поз», Ира как «Ира», хотя, Антон подумывал её удалить, если уж по чесноку, и даже новый начальник Сергей Сергеевич записан как «СС». Антону показалась эта аббревиатура смешной, потому что её можно расшифровать абсолютно любым способом — «сиськи стоят», «стояк средний» ну или «срать скоропостижно». А ещё «ссал сосредоточенно свистя», но фамилия у Сергея Сергеевича, к сожалению, не на «С». Чем бы дитя ни тешилось, как говорится. Нужный контакт записан высокопарно и так и прёт насыщенностью — «Арсений Попов». Антону почему-то кажется, что все знакомые этого персонажа называют его за глаза не иначе, как полным именем. Не Арс, не Сеня, а именно Арсений Попов. Поэтому он с детской вредностью переименовывает его в «Арса», а затем открывает Телеграм и строчит короткое: «А.П., вы полная ж!» На душе чуть-чуть полегчало, ведь ответственность вроде как легла на того самого А.П. за то, что он не разбудил Антона с утра. Не стоит упоминать, что после ночного чаепития Шастун завалился в кровать и решил, что прикорнуть часок до будильника — это не самая плохая идея, так что если уж и пенять на кого-то, то только на себя. Но когда в твоих проблемах виноват кто-то другой, жить становится намного проще. А.П. сообщение не читает и даже в сеть не выходит, но Антон забивает на него сразу же, как отправляет символическую строчку злобы. Арсений всё ещё скрытный. Он ничего не рассказывает о себе, никуда не ходит и постоянно молчит, хотя это молчание уже не кажется настолько враждебным и холодным, как некоторое время назад. — Постой-постой, Дырсик, — лицо Антона озаряется хитрющей улыбкой, — если Арс никуда не ходит, а тут он ушёл… Естественно, Антон не собирается лазить по всем его вещам, вплоть до корзины с грязным бельём. Он просто посмотрит, что вообще есть. А копаться — это низко. Шастун ведь не вчера с пальмы слез, чтобы рыться в чужих трусах. Тем более, в грязных трусах. Примерный, прилежный, занудный Арсений с графскими замашками, оказывается, ещё тот грязнуля. Проходя по его половине комнаты мельком, Антон не замечал, что тот может жить с непропылесошенным ковром и пылью на мебели. Шастун сам-то не в восторге от уборки, но это уже выученная привычка — убираться в квартире до блеска по выходным. В подростковом возрасте, когда в его комнату вообще нельзя было зайти, а только въехать на танке, мама пилила мозги и тем самым пыталась приучить его к чистоте. Удалось. Потом уже они съехались с Ирой и ебать мозги по поводу мытья пола стала она, а не мама. Вот так Антон научился различать все пятьдесят оттенков серого на мебели в виде пыли и мыть полы без швабры за двадцать минут, корячась кверху задом с тряпкой. Зато Арсений следит за цветами: растительность колосится как не в себя, если бы могла цвести и пахнуть, то, Антон уверен на сто процентов, цвела и пахла бы. А ещё у Арсения много всякой разной одежды, которая в принципе выглядит странно, но шили её как будто специально для него. Его эта одежда украшает, а не уродует. Например, в разряд таких вещей Антон может отнести узкие джинсы, у которых напрочь порваны колени. Или какую-то непонятную то ли рубашку, то ли тунику, то ли вовсе лонгслив, в общем, вещь очень похожая на робу священника. А Арсению подходит, вот хоть ты тресни. Антон уверен, что отхватил бы нехилых таких пиздюлей, если бы носил всё это он, а не Арсений. А в Воронеже и подавно легко бы не отделался. А ещё у Арсения очень много книг. Причём книги не только приключенческие или детективы. Здесь и словари, и техническая литература, и что-то про моду, и астрология, и исторические романы, в общем, пчёлы, мёд, говно и гвозди. Все увиденные вещи ни на сантиметр не приблизили Антона к пониманию того, какой же человек этот Арсений Попов. Кажется, что в нём живут двести пятьдесят три личности, каждая из них отвечает за что-то своё, поэтому собрать всех вместе и слепить из них какого-то одного определённого человека невозможно. По крайней мере, Антон ещё не нашёл способа это сделать. Антон ищет у себя в шкафу уже не свежую футболку, а чистые боксеры и спешит в душ. Потное после ночного сна тело ощутимо пованивает, поэтому хочется смыть с себя все ароматы Франции и неприятную, словно плёнка, липкость. Он долго настраивает температуру воды — все ведь любят вариться в кипятке? — и мылит голову шампунем, взбивая пену до образования белого сугроба на голове. Сквозь шум воды кажется, будто в дверь кто-то настойчиво звонит, но Антон отбрасывает эти мысли и мурлычет какую-то ненавязчивую мелодию из рекламы. Трели звонка не прекращаются. — Да кто там блять?! — рявкает Шастун, заглатывая порцию горькой мыльной воды и так не вовремя открывая глаза. Вот почему шампунь «без слёз» выпускают только для детей? Обычный шампунь что ли делают для того, чтобы ипотека, инфляция и цена за страховку взрослым казались раем? Типо, шампуня в глаз ёбнул, зарыдал и понял, что в большинстве своём жизнь не такое уж и дерьмо, так что ли? Похоже, что так, ведь эта шампуневая жижа с запахом ёлок, волков и вселенского тестостерона, в общем, аромат в лучших традициях мужских шампуней, не вымывается из глаза и ужасно щиплет, в то время, как за дверью кто-то очень сильно жаждет внимания Антона. Шастун наскоро оборачивает вокруг пояса банное полотенце, отжимает с волос лишнюю влагу и несётся в прихожую, даже не нацепив тапки. Очень не к месту вспоминаются сцены из разных ужастиков, когда главный герой открывает дверь, а к нему в квартиру вламывается убийца. Антон постоянно борется с этим страхом, но однажды произошёл верх этой ситуации: как-то Ира уехала в Воронеж на несколько дней, а Антон находился один в квартире. Несколько суток он не спал и на фоне недосыпа все чувства до ужаса обострились, поэтому после того, как он приходил с работы, он зажигал по всей квартире свет и со страхом, пересиливая себя, чтобы удостовериться в своей безопасности, заглядывал под всю мебель с фонариком, молясь не обнаружить там человека, который мог бы, по его версии, забраться в квартиру, в то время, пока Антон был на работе. Шастун сам себя ругал за эту слабость, ведь он взрослый двухметровый мужик, а чуть ли не разрыдался, когда вернулась Ира и его постоянный напряг спал. Так и сейчас: Антон на цыпочках подходит к двери, чтобы, если что, сделать вид, что никого дома нет, если за дверью кто-то подозрительный, но в отверстии глазка видит знакомую фигуру и без тени сомнения распахивает дверь. — Ты ёбу дал так трезвонить?! — басит он на Арсения, подпирающего косяк. — Вау, меня ещё никто так никогда не встречал, — Арсений игриво улыбается скользит взглядом по худому торсу Антона, следя за капельками воды, стекающими с волос. Подобная реакция Арсения вводит в ступор Антона, и он даже представить не может, как на это реагировать: то ли на хуй послать, то ли проигнорировать, то ли в репу ему зарядить, чтоб жизнь мёдом не казалась. Антон незаметно пытается прикрыться, складывая руки на груди, а Арсений беззлобно хихикает и отмахивается, сбрасывая маску флирта и игривости: — Ой, да перестань ты, я же пошутил. Блин, ты меня задерживаешь! — вдруг опять становится серьёзным и раздражительным, быстро скидывает ботинки и топает до комнаты, не снимая куртки. Антон недоумённо наблюдает за его передвижениями и сменами настроения, и это вызывает немало вопросов. Как много эмоций за короткий промежуток времени способен испытать этот человек? Ничего не понятно, но очень интересно. Тем временем Попов возвращается в прихожую и шнурует ботинки, заметно психуя. Антон решается задать вопрос, хоть и понимает, что лезть сейчас опасно: — Ты чего приходил-то? — Да сумку забыл ёк-макарёк, — бубнит откуда-то снизу недовольный торопыга Попов. — Как можно забыть сумку? — искренне удивляется Шастун и задаёт этот вопрос больше самому себе, нежели Арсению. Тот выпрямляется и поправляет перед зеркалом шапку. Во времена Антона все называли такие шапки пидорками. А сейчас это шапки бини. — Да с утра разговорились с Алевтиной Алексеевной, вышли вместе, она дверь закрыла. Так и ушёл. Сейчас почти до работы доехал и понял, что давно мне никто ничего не писал. По карманам поискал телефон — нет нигде. Ну и понял, что дома оставил, а вместе с ним ключи, поэтому так трезвонил, — спокойно раскладывает всё по полочкам, но тут вдруг срывается, тараторит «Я опаздываю» и уносится из квартиры, как торнадо. Антон чувствует себя швейцаром: то открыть дверь, то закрыть. Зато теперь понятно, почему А.П. до сих пор не знает, что он полная ж.

***

Попов заявляется домой только вечером и ведёт себя, по мнению Антона, донельзя странно: свет не зажигает, не разговаривает, еду не идёт готовить, не читает и даже в телефоне не сидит. В общем, ничего не делает, просто лежит в уличной одежде и пялит в потолок, как наркоман, словивший приход. Это сравнение наталкивает Антона на ужасающую мысль и он гуглит симптомы и повадки, которые характерны для наркоманов. Верить в это, естественно, не хочется, но если такова реальность, то что можно поделать? Может быть, именно поэтому Арсений такой странный? Или поэтому он не доверяет Антону? Вопросов, как и всегда, больше, чем ответов. Антон зачитывается статьёй и чуть ли не врезается в коридоре в Алевтину Алексеевну, которая в руках несёт горяченный чайник. — Да что вы, Тошенька?! Страшное это дело, нет-нет-нет, Арсений Сергеевич уж точно не тот, за кого вы его принимаете! — пытается переубедить она его после того, как Антон рассказал ей свои догадки. «Всё же стоит с ним поговорить», — проносится у него в голове мрачным звоночком, однако воплощать этот разговор в реальность нет никакого желания, даже самого минимального. Антон предпринимает вылазку на чужую территорию и осторожными шагами продвигается к Арсению. Только что прочитанная информация переваривается в мозгу медленно и тяжко. Непросто осознавать, что кто-то мог оказаться в такой сложной ситуации из-за собственной слабовольности и малодушия. Арсений распластался и раскинул конечности, насколько это позволяет диван, и слушает музыку в больших наушниках-чебурашках, прикрыв глаза. Композиция из разряда «унц-унц-унц» или, проще говоря, под такое оглохнуть можно, слышна даже через плотно прилегающие амбушюры. Антон осторожно, чтобы не напугать, еле ощутимо касается его плеча, и жестами просит снять гарнитуру. Тот закатывает глаза, но всё же уделяет своё драгоценное внимание незваному гостю. Так сказать, с барского плеча. Шастун прочищает горло, прежде чем начать говорить, и понимает, что ему абсолютно нечего сказать. Он даже не подготовился перед тем, как вот так вот взять и заявиться к нему с настолько щепетильной темой. Это сродни первому разговору про секс между родителями и подростками. Только здесь дело намного серьёзнее и страшнее. — Я слушаю, — Арсений нетерпеливо тарабанит пальцами по грудной клетке, а на Антона не смотрит и подавно, глазами всё ещё что-то выискивая на потолке. Антон пялится в бледнокожее лицо, а именно в глаза, и всё так же видит чёрные бездонные зрачки, размером с чайные блюдца, которые никак не сужаются. Нет, всё же стоит поговорить. — Арс, я знаю, у людей бывают разные жизненные ситуации и обстоятельства, а также причины, по которым они начинают, ну, ты понял, но это ведь не выход… — Антон взволнованно теребит мокрыми от пота пальцами манжету клетчатой фланелевой рубашки. — Жизнь, она, конечно сложная штука, но гробить своё здоровье не стоит, кто знает, что там есть после смерти, — он опасливо подсаживается на край дивана так, что левая ягодица парит в воздухе, и если единственная точка опоры пропадёт, то точно случится ай белив ай кен флай. Но флай у Антона будет совсем недолгим — до пола меньше, чем пятьдесят сантиметров. Он сегодня с утра уже потренировался — опыт в падениях имеет. Арсений недовольно и раздражённо цыкает, складывает руки на груди и вновь, как и всегда, перебивает: — Какой же ты мямля, давай короче. Антон бы и рад короче, но как подступиться он знать не знает. Поэтому опять мягко закидывает удочку: — Я понимаю тебя, сам бывал и нахожусь в похожей ситуации. Конечно, у меня дело обстоит намного легче и, — Антон в знак поддержки перехватывает чужую холодную ладонь и крепко сжимает, — в общем, если тебе нужна моральная поддержка, то я могу помочь. Всегда готов. Арсений с прищуром смотрит на него в ответ и молчит. Он осторожно, даже чересчур брезгливо высвобождает свою ладонь, потирая её, будто бы очищая от чужого прикосновения, и принимает сидячее положение, удобно устраиваясь в углу. — Итак, у меня несколько вопросов, — произносит он так же медленно, как и Антон, выверяя каждое слово. — Первый — о чём вообще ты говоришь? И второй — какого чёрта ты разговариваешь со мной, как с имбецилом?! — Что ты употребляешь? — выпаливает Антон как из пулемёта, ибо больше нет надобности тянуть кота за яйца. Арсений уже затрахал своими фокусами. — Ну как и все: кисломолочные продукты, мясо, крупы, фрукты и овощи, пью воду, иногда алкоголь, но не люблю рыбу. А что? — Да ты не понял… Блин, как же это… — О Всемогущий, ты скажешь, наконец, чего ты хочешь от меня? — наигранно возносит Арсений руки к воображаемому небу. — Ты торчишь? — Тебя волнует, должен ли я кому-нибудь денег? С чего бы это тебя должно интересовать? — Да блять, Арс, ты совсем долбонос тупорылый?! — Антон от негодования хлопает себя по бёдрам и тут же жалеет: забитые ноги отзываются тупой болью. — Я спросил, употребляешь ли ты наркотики? Если уж совсем по-простому, то что юзаешь? Герыч? Меф? Фен? Кокс? Экстази? Может, куришь травку? Хотя это, наверное, из всего вышеперечисленного, самое безобидное. — Антон, если кто из нас двоих, как ты выразился, юзает, то это явно не я, — с намёком крутит он пальцем у виска. — Это просто уму непостижимо, что ты думаешь, будто я наркоман. — Ещё скажи, что это совсем не так и мне показалось, — чеканит Антон со скепсисом. Арсений прыскает и звонко, даже как-то по-девчачьи высоко смеётся. «Вот и резкая смена настроения», — Шастун собирает признаки, как покемонов. Попов через минуту успокаивается, утирает выступившие слёзы с уголков глаз, и его лицо приобретает повседневную, обычную насупленность. — Такие выводы не могут быть беспочвенными, с чего вдруг ты решил меня окрестить подобным образом? Антон чешет затылок и мнётся, не знает, стоит ли рассказывать о своих наблюдениях. Арсений может оказаться наркоманом в пропорции пятьдесят на пятьдесят, а они очень хорошие психологи, и впоследствии он сможет просто подстраиваться под ситуацию, чтобы не попадаться и чтобы Антон думал, что всё в шоколаде. Однако всё не в шоколаде, но цвета такого же. И воняет жутко. Хотя с другой стороны, Антону ведь нет до этого никакого дела. Арсений ему ни друг, ни брат, ни, боже упаси, парень, так с чего бы ему беспокоиться о нём? Вывести его на чистую воду уже кажется чем-то сродни спортивному интересу. А Антон человек азартный. — Есть ряд признаков, и ты очень подходишь, — легко пожимает он плечами и ждёт, что Арсений попросит его продолжить. — Интересно-интересно… Ну, давай, новообращённый нарколог, я весь внимание. — Итак, первое и самое очевидное — бледность кожных покровов, а ещё… — Антон не успевает закончить, потому что Арсений опять перебивает. — Не думал, что у меня просто анемия? Или, например, нордический тип кожи? — Чё? Это ещё чё такое? — Антон таращится озадаченно. Арсений подпирает рукой щёку, на которой образуются забавные складочки кожи, что идёт вразрез его скуластому в обыкновении лицу, и нехотя начинает объяснять, рассматривая ногти на правой руке: — Анемия — это болезнь, при которой количество эритроцитов и гемоглобина в крови ниже нормы. — Да блять, это я знаю, я не совсем уж дебил, — отмахивается Шастун и хмурится. Арсений прям Америку открыл в кавычках — с видом великого мудреца объясняет такую простоту. — У меня друг врач. Что такое нордический тип кожи? — Ты тональный крем когда-нибудь покупал? — заходит Арсений издалека. — Нет, а нахуя мне? Я ж не женщина, чтобы всеми этими штуками пользоваться, — кислится лицо Антона за мгновение. Неужели похоже, что он пользуется подобным? — Так, ладно, зайдём с другой стороны, — трёт Арсений слезящиеся глаза. — Есть несколько фототипов кожи, один из них — нордический. В данном случае человек почти никогда не загорает, а если будет долго находиться на солнце, то может обгореть. Так понятно? Антон кивает в ответ. — Вот только причём тут тональник? — То есть ты думаешь, что один тональный крем подходит всем оттенкам кожи? А тебя не смущает, что есть, например, афроамериканцы? — Да нет, я не в этом смысле. Я чё-то от Иры слышал, что подобрать нужный оттенок пиздец как трудно да и сам проникся, когда узнал, сколько денег с карты списалось в Золотом яблоке, а потом она дома концерт с истерикой устроила, что тональник, который сегодня купила, не подходит. Я вот о чём: зачем нужно было объяснять про нордический тип кожи, заходя через тональный крем? Что за жопная петля? Напрямки никак что ли? — Да забудь, — отмахивается, как от мухи, Арсений. — Что там следующее в твоём списке? — Эээ… — теряется Шастун и в ускоренном темпе пытается вспомнить, что прочитал в статье. Нужная мысль чуть ли не лампочкой зажигается в черепной коробке. — Сбитый режим сна! Арсений складывает губы писей и скучающим взглядом окидывает комнату. Зевает он тоже элегантно, как-то аристократично и слишком изящно прикрывая рот ладонью, а не распахивая хлеборезку до того состояния, когда аппендицит видно. — Тогда и ты наркоман. Ты марафоны со сном устраиваешь похлеще моих. — Тоже верно, как пить дать, — Антон скребёт пальцами щёки, где зарождается щетина, и продолжает гнуть свою линию. — У тебя резкие смены настроения. Например, сегодня с утра то шутки, то бегаешь по квартире раздражённый, будто тебе скипидару в зад плеснули, причём сделал это именно я. — Ну уж нет, — морщится Арсений, — тебя я к своему заду не подпущу и на пушечный выстрел, — и сразу же почему-то начинает нервничать и суетиться, а затем меняет тему, — человек я такой, для меня перемены настроения — это норма. Звучит убедительно, хотя Антон обычно не верит на слово. Но раз Арсений процитировал Елену Малышеву, то верить можно. В качестве исключения и во имя старых мемов. — Что у тебя там ещё? Соображай быстрее, — торопит Арсений, но сам вроде как никуда не торопится: он вальяжно растёкся по дивану, удобно облокотившись на спинку и подогнув под себя одну ногу. Только кальяна ему и не хватает. Антон понимает, что больше и не за что зацепиться. Все наблюдения пошли коту под хвост. — Плохо, Ватсон, очень плохо, — театрально качает головой из стороны в сторону, судя по всему, новоиспечённый Шерлок в лице Арсения Попова, и уже собирается встать, как на Антона снизосходит озарение. Парень от радости чуть не запищал сигнализацией, но сдержал порывы, идущие от души, и отделался хлопком в ладоши. — У тебя зрачки пиздец какие расширенные щас, прям как чёрная дыра! — и горделиво задирает нос, мол, выкуси. Но Попов, будто ждал этого всю жизнь, с ловкостью фокусника, абсолютно не напрягаясь и очень легко, что в сидячем положении выглядит как нечто сверхъестественное, достаёт из кармана джинс какую-то сложенную бумажку и протягивает Антону. — Что это? Рецепт на фенибут что ли? — шепчет недовольно тот, разворачивая неизвестную писанину. Вверху крупными буквами красуется название какого-то офтальмологического центра, а также сегодняшняя дата. Антон опускает взгляд ниже и лицезреет непонятные врачебные каракули и условные обозначения, в которые пытается вчитаться, что даётся очень непросто: такое ощущение, будто это на коленке писал китайский врач-левша во время землетрясения магнитудой восемь баллов. — В самый низ смотри, — направляет Арсений. Антон в графе «Заключение» видит: «Пациенту был закапан ирифрин, диагноз — близорукость, назначение — очки для постоянного ношения с диоптриями -2,5». — Урыл, — сдувается Антон, протягивая рецепт обратно Арсению. — Урыл, — довольно подтверждает тот, — сверни, а то мне ещё три дня нельзя ни читать, ни писать, ни телевизор смотреть. Антон старательно и аккуратно складывает бумажку в первоначальный вид. — Ну чего грустный-то такой? Неужели так хотелось жить в одной комнате с наркоманом? Чтоб уж наверняка собрать все прелести питерской жизни, да? Раз уж в коммуналке, то обязательно с наркоманом, который читает наизусть стихи Маяковского? — Арсений хитро, но ни капельки не злобно улыбается, щурясь от света лампы. — Да нет, просто… — Антон и не знает, что сказать в ответ. Действительно, странное желание. Может, он просто не знает, к чему прикопаться? — Ну Шаст, какой из меня наркоман? Одни вон аирподс макс сколько стоят, и это не кич, точно тебе говорю, — интонация почему-то успокаивает и кажется поддерживающей. Странно всё это. Арсений на Антона действует, как удав на кролика. — А я тоже стихи Маяковского знаю, — с хитринкой признаётся Шастун, готовый продемонстрировать свои навыки ораторского мастерства. — Стихотворение про розы и про то, что лирический герой на них срал, не считается, — Попов сразу же отправляет в нокаут. Причём уже второй раз за вечер. — Да етит твою через растудысь! Значит, следопыт из Антона всё-таки никудышный. Зато очков нет. И очко в безопасности. Но стихи Маяковского стоит подучить.