Утоли мои печали

Допрос продолжался до тех пор, пока в него не вмешался достаточно писклявый голос, принадлежавший человеку средних лет, одетому в синий костюм- форму служителей тюрьмы. Осмотрев его, лекарь, а, по всей видимости, это он и был, заявил, что узник слишком измучен и надо сделать перерыв. Дознаватель скривился, но возражать не решился. Так он оказался в камере. И вот теперь он пытался понять, что же все-таки случилось. Олларию он покинул полтора месяца назад и мог поклясться всеми кошками Леворукого, что никто, включая его самого, не мог знать, что ему придется это сделать. В тот вечер он вернулся из Багерлее далеко не в лучшем настроении и, приказав подать в кабинет бутылку вина, велел его не беспокоить. Сложившуюся ситуацию следовало обдумать и решить, как воздействовать на этого упертого идиота. Но долго побыть в одиночестве не удалось: раздался решительный стук в дверь, и на пороге возник Хорхе Мартинес, брат его молочной сестры. Этого известия он ждал и буквально выхватил письмо из рук гонца, не обратив внимания на его застывшее лицо. Но, пробежав первые строки глазами, буквально рухнул в кресло, коротко бросив посланнику: -Рассказывай! Как поведал Хорхе, беды не ждал никто. Это было не первая беременность герцогини, две предыдущие протекали достаточно легко, да и чувствовала себя соберана прекрасно. Но, накануне летнего карнавала в честь покровительницы рыбаков, девы моря, ей стало плохо: озноб, тошнота, обмороки. Все списали на последние недели беременности, лекарь уложил ее в кровать, поил отварами, но становилось только хуже. На рассвете начались преждевременные роды. Ребенок родился мертвым. А сама соберана слегла с лихорадкой. — Маркиза Салина, — закончил Хорхе, — просит немедленно приехать. Несколько минут он сидел, застыв в кресле, как изваяние, а потом кликнул Хуана, чтобы тот срочно занялся подготовкой к отъезду. Даже сейчас, в момент такого горя, он не мог уехать просто так, не отдав нужных распоряжений. Один за другим посыльные выбегали из кабинета с письмами в руках, подгоняемые его резким «скорее!» Лишь через пару часов, разослав все депеши и приказав домоправителю ответы посылать ему вслед, он вскочил в седло. Только теперь, когда яростный ветер бил в лицо, словно стараясь сбросить с коня, он смог думать о том, что случилось в его семье. Габриэль мечтала о дочери, и он прекрасно ее понимал. Через несколько лет мальчики покинут детскую, перейдут под опеку мужчин, их ждут менторы, потом Лаик, служба, ведь дети растут так быстро.! Сыновья соберано принадлежат отцу и мать будет видеть их все реже и реже. К тому же, по обычаю, которого придерживались столетия, герцогиня Алва редко покидала Кэналлоа. А учитывая отношения, сложившиеся с королевой-матерью, Габриэль практически не пересекала границ Талига. И не удивительно, что ей хотелось ребенка, которого у нее не отнимут так быстро, как мальчиков. Дочь… Но мечте не суждено было сбыться. Мчась прочь от Олларии, и всего, что было связано с ней, Рокэ Алва впервые за эти годы мучился угрызениями совести. Габи была чудесной женой и настоящей герцогиней Алва. В Кэналлоа ее боготворили и обожали все. Все, кроме него. Нет, он ценил ее, понимал, что повезло, именно такая жена нужна ему и такая соберана — его родине. А любить? Увы… Эмильенна Карси раз и навсегда выжгла это чувство у него из сердца. Получалось, что Габи платила по чужим счетам, не ведая того. А он все думал, что успеет к ней приглядеться, привязаться по-настоящему, полюбить быть может. вот только разберется с Гаунау, потом Дриксен, потом наладит, обеспечит, устроит…. Как только появится время, он, без сомнения. посвятит его ей. А времени, как оказалось, почти и не осталось. _ Дождись меня, дождись, — шептал он в темноту пересохшими губами.- Мы все исправим….Мы сможем…. Алвасете встретил его траурными флагами на башнях и испуганными, ничего не понимающими взглядами Рубена и Лоренцо. Так что с покаяниями он опоздал, как впрочем, и всегда. Все свободное время он посвящал сыновьям, словно пытался наверстать то время, когда ему было не до них. Но горевать долго регент не может. Через неделю, когда тяжелая плита опустилась на могилу Габи, навсегда отделяя ее от мира живых, он засобирался в дорогу. Помимо того, что, как всегда, ждали неотложные дела, его тревожило и то, что он до сих пор не получил ответа на ряд своих распоряжений, отданных перед отъездом. И в первую очередь об отсрочке казни. Большой Совет давно уже прошел. С детьми он решил более не расставаться и приказал готовить мальчиков к отъезду. Но тут возмутилась Бланка, все это время разделявшая с ним горе и тягостные хлопоты. Диего был в Багряных землях, за ним послали, но ожидать скорого возвращения не приходилось: в своем последнем послании он сообщал, что отправляется с нар-шадом на охоту на черных львов, а это мероприятие отнимало месяц — полтора, и вряд ли можно было отыскать охотников в бескрайней пустыне, пока они не вернутся к стоянке. Но под конец маркиза перестала бушевать и объявила, что привезет детей сама, через пару тройку недель, а не отпустит их с отцом бешеным галопом мчаться в столицу Талига. На том и порешили, и он отправился в путь. А едва переступив порог особняка на улице Мимоз, был арестован по приказу короля Карла И вот теперь герцог, соберано и регент, хотя судя по всему, уже бывший регент, лежит на жалкой лежанке в Багерлее, и ждет неизвестно чего. «Послушайте меня, прошу вас! Уезжайте! И никогда, слышите, никогда не привозите сюда своих близких!» Рокэ Алва уронил голову на лежак и глухо застонал.