Сборник в рамках челленджа "Пятнашки"

Пат поднимается на знакомую крышу с раздраем в душе, сжимая в руке пистолет и накручивая на него глушитель. Когда-то именно здесь Пат и Пран – дети двух противоборствующих мафиозных домов –впервые поцеловались. Полюбив друг друга, они могли встречаться только тайно, как воры, украдкой умыкая у своих семей время друг на друга. Он ни за что бы не вернулся сюда снова. Не после того, что произошло с Праном. Но Корн не оставил ему выбора, сославшись на приказ отца. Пат хмыкает. Отец даже и не представлял, что отправлял его в бывшее любовное гнёздышко двоих сыновей заклятых врагов. Пат открывает дверь выхода на крышу и застывает, видя знакомую фигуру. Он пытается сморгнуть галлюцинацию, но та не исчезает. Не призрак, а вполне живой человек стоит, оперевшись одной рукой о поручень, в другой сжимая пистолет. Со слов Корна отец отправил Пата, как обычного работника, убрать ненужного человека. В качестве наказания за разрушения и беспорядки, которые Пат в агонии устраивал на протяжении трёх недель. Да и как обычно, чтобы показать свою власть над сыном. Поставить на место «непослушного юнца». Пата накрывает бурей чувств. Злость, непонимание, обида, горечь, надежда. Он не знает, какому из чувств дать выход. С детства его приучали не доверять никому. И первый человек, которому Пат смог открыться всей душой и телом, был Пран. Пран, который, как думал Пат, был безвозвратно потерян для него. Пран, который готов был подставить свою спину под пули, чтобы спасти Пата, или свои кулаки, чтобы спиной к спине отразить атаки нападающих. Этому Прану он доверял беззаветно. Но Прану, внезапно появившемуся в его жизни спустя три недели после собственных похорон и стоявшему с пистолетом в руках, доверия не было никакого. Пат неосознанно тянется в карман за заветной красной коробочкой, прикосновения к которой спасали и успокаивали его последние недели. Достаёт её и сжимает в кулаке, начиная бесшумно двигаться в направлении «призрака» с предусмотрительно направленным на него пистолетом. Кто знает, что можно ожидать от человека, так просто оставившего Пата после года отношений. За два шага до Прана под ступнёй Пата хрустит стекло, и Пран мгновенно оборачивается, наставляя на него пистолет. Их глаза встречаются. В глазах Прана столько любви и безграничной грусти. Будто в начале их отношений. Только Пата этим не убедишь. Он видит зажатый в опущенной руке парня букет коротких алых роз. Он что, на свидание сюда пришёл?! – Почему ты живой? Я видел твои похороны. Видел заснятое видео взрыва, – он контролирует свой голос, чтобы тот оставался бесстрастным. Но от одних воспоминаний об этих событиях ему снова хочется упасть на колени и рыдать, пытаясь разодрать криком свои лёгкие. А затем пытаться выбить признание из всех, кто мог хоть как-то оказаться причастным к тому, что его жизнь разделилась на «до» и «после». Всех, кто посмел забрать его счастье. Сейчас ему надо быть сосредоченным. Ему надо понять, как любимый человек, который, он был уверен, ушёл из жизни, остался жив, но никак не дал знать об этом. Он сильнее сжимает в кулаке красную коробочку, которую не успел подарить в тот злосчастный день. Не успел задать самый важный вопрос и пообещать, что будет с Праном навсегда. Коробочку, которая всё это время служила единственным якорем, чтобы не сойти с ума и не пустить себе пулю в лоб. Потому что они сразу договорились, если одного не станет, другой не последует за ним. Он скребёт по красному бархату ногтями и пытается контролировать свои чувства. Смаргивая так некстати застилающую взгляд слезу. – Пат, твой отец узнал о нас, – тихо говорит Пран, не отвечая на поставленный вопрос, но многое объясняя. – Отец?! – в голове Пата всплывает образ отца, строгого безэмоционального человека, который за эти недели бесчинств сына не сказал ему и слова, не спросив ни о чём, будто закрывая глаза и давая выпустить пар. Пран продолжает держать пистолет в вытянутой руке, видимо понимая, что его словам может не быть веры. – Да, меня Па предупредила, – Пат округляет глаза от невозможности осознания, что сестра знала, но ничего ему не сказала, лишь тихими объятиями поддерживая брата. – Она слышала, как твоя мама отговаривала отца от поспешных решений. Пат трясёт головой. Не может быть, чтобы вся семья была в курсе. Какой же он тогда незрелый, непонимающий мальчишка, что не увидел того, что было у него под носом. – И Корн, которому твой отец поручил устроить взрыв, по договоренности с Па помог подстроить его так, чтобы я успел выбраться и скрыться незамеченным, – добивает его Пран, смотря в глаза. – А сегодня он помог нам с тобой встретиться. – Я не верю… – Пат из-за комка в горле еле выдавливает из себя слова. – Я не верю, что все мои близкие знали и ничего не сказали, видя, как я внутренне умирал день за днём. Как с ума сходил и крушил всё вокруг, – предательские слёзы катятся из глаз, но он не может отвести дуло от Прана. Всё, что тот говорит – неправильно. Этого не может быть. Ведь тогда у Пата нет ни одного человека, на которого он может положиться в своей жизни. – Почему Па не сказала мне? Почему ТЫ не сказал мне? – задаёт он самый важный вопрос. – Почему не пришёл до? Почему не пришёл после?! – он кричит, не замечая этого. Плотину из чувств прорывает. – Пат, – слёзы катятся и по щекам Прана. – Ты сам знаешь ответ на свой вопрос. Приказы твоего отца должны выполняться беспрекословно. Если бы я рассказал тебе до, с твоей горячностью ты бы пошёл к отцу выяснять отношения. И Корн поплатился бы своей жизнью, – он шмыгает носом, но не отводит глаза, лишь опускает пистолет, давая понять, что открыт и беззащитен. И продолжает повинную речь: – А после не пришёл потому, что тогда твой отец понял бы, что я жив. Ты бы не смог сыграть мою смерть, как прожил её, – Пран умоляюще смотрит в глаза, пытаясь голосом и интонацией донести свои мысли. – Прости меня, Пат. Прости меня, что я сделал всё сам. Прости, что заставил пережить это. Но только так можно было доказать ему, что я для тебя потерян. Навсегда. Чтобы он не предпринимал повторных попыток. Пат… – он собирается с мыслями. – Пат, теперь мы можем уехать. Вдвоём. Па меня поняла и не стала говорить тебе ради нашего будущего. Я уговорил её. Она страдала, видя тебя таким. Но поняла. А ты понимаешь? – Ты так легко это говоришь, – еле слышно шепчет Пат, опуская свой пистолет и смотря с тоской на Прана, – И даже не представляешь, что я прожил за эти дни… Абсолютное одиночество и безысходность. Я не хотел без тебя жить… – Я знаю, Пат. Я всё это время прокручивал в голове ситуацию, если бы так же потерял тебя. И умирал от одной мысли, что тебя может не быть рядом. Но Пат, теперь мы можем уехать, – повторяет он. – Ты ещё хочешь быть со мной? – осторожно спрашивает он, и в его глазах Пат видит столько надежды, любви и одновременно с ними вины и готовности принять любое его решение. Пат качает головой, и у Прана вырывается разочарованный вздох. Он часто моргает, пытаясь прекратить поток льющихся слёз. – Что значит «хочешь»? Да я не представляю жизни без тебя, придурок! Он убирает пистолет за пояс и притягивает Прана за шею для поцелуя. Солёный поцелуй выходит отчаянным, надрывным, с шумным дыханием и дорожками слёз. Они сминают губы и носы друг друга, пытаясь прижаться и слиться всем своим существом друг с другом, пытаясь восполнить время отсутствия близости. Потерянное счастье кажется теперь грандиозным и собирает мелкие осколки сердца Пата в единое целое. Они отрываются, утыкаясь лбами, и не могут насмотреться друг на друга, озаряясь улыбками. Пран подносит букет к лицу Пата. – Это тебе, – улыбается нежно он. – Какой же ты идиот, – тихо смеётся Пат, забирая букет. – Зато твой идиот, – целует его коротко Пран, и Пат становится на крупицу счастливее. Они уедут на другой край земли. Когда Пат внезапно «погибнет» в похожем взрыве. Но это уже совершенно другая история.