8
Порой тьма гораздо лучше света. Она ускользает в самые темные закоулки души и там поджидает заблудившегося. Вдалеке слышно шум от машин, смех ребят. На данный момент несчастную девушку, бегающую по неровной дороге, ничего не страшило. Ни пустая улица, ни прошедшая мимо компания — ничто не пугало так сильно, как поступок, который она совершила буквально пару минут назад, стоя рядом объектом обожания и отчаянно накрыв губы своими. Это гадко, это плохо, но… так было необходимо. Как воздух, которым можно насмерть задохнуться. Пробежав пару метров, Ди остановилась и позволила себе отдышаться. За ней не бегут, кругом тишина да спокойствие. Вот только спокойствия внутри в помине нет, как и хорошего исхода. Судорожно пробежавшись пальцами по волосам, она постаралась успокоиться, параллельно продолжая путь. Ноги сами повели к знакомому месту, где всегда были рады. Где-то на задворках сознания девушка догадывалась, что за ней могут прийти и утром. Ага. Придут и будут делать вид, что ничего постыдного не произошло. Правду, пожалуй, следует принять, какой бы болезненной она ни являлась. Как сейчас, сидя в помещении, на потрёпанном диване с подушками, стоически храня молчание и держа кружку зелёного чая. Волосы распущены, лицо бледновато. Напротив сидела Чес в своей красной клетчатой рубашке, добродушно разглядывающая несчастного подростка. Прошло немало минут молчания, причина визита всё ещё не ясна. — Ну-с, чувиха, рассказывай. Что стряслось-то? — хрипло нарушила тишину она, увидев, что от неожиданного вопроса аж вздрогнули. Ди колебалась между правдой и ложью. Даже если скажет правду, то что ей сделают? Осудят? Разочаруются? Это явно не в духе Чес. — Я… я совершила жуткую ошибку и поэтому не хочу возвращаться домой, — найдя оставшиеся силы, покосилась на ту и уловила нечто интересное. Будто бы тёплые карие глаза прочитали абсолютно всё и не требовали продолжения. — Ошибка, значит? Знакомое слово, хе-хе, — в конце концов, Чес всегда есть, что ответить. Женщина в своей манере кратко пояснила, мол, каждому свойственно совершать ошибки. То, что Ди тоже человек, а не идеальный робот. Что прошло, то и прошло, об этом не надо жалеть, заниматься самобичеванием — до плачевного состояния Ди осталось не так уж далеко. — В этом… что-то есть, — отчего-то девушке стало легче в разы. Всё же, смелый шаг того стоил. — Эм… спасибо за гостеприимство? — Та не за что, чувих! Мы не чужие люди друг другу, — ободряюще подмигнули и забрали полупустую чашку чая. Ди достаточно согрелась и судя по расслабленному виду — готова была уснуть прямо сейчас. Глаза слипались, Дина легла на диван, не сразу почувствовала, как её укрыли одеялом, как провалилась в сон, так и не построив план на завтра и не подозревая о том, что случится завтра.9
Ближе к девяти осенний ветерок играл с занавесками, отчего в помещении стало весьма прохладно. Отгоняя сонное оцепенение, Дина приоткрыла глаза, нутром ощущая чьё-то присутствие — кто-то стоял рядом и всё наблюдал за пробуждением. Она без сомнений подумала о том, что это Чес со своими странностями и с очередной кружкой чая в руках, но… Взгляд сфокусировался, нависшая фигура приобрела ясные очертания. В них разглядели Глэм — совершенно спокойную, по-своему улыбающуюся. «Дерьмо!», — признаться, давненько Ди так не шарахалась. Аж с дивана грохнулась, сама толком не понимая, как такое случилось. Нервно избавляясь от одеяла, которое и было причиной падения, девушка не могла сдвинуться с места. Дыхание сбилось, сердце заколотилось, глаза судорожно заметались. Что сделают с ней теперь? В воображении появилось множество вариантов с нехорошим смыслом, в то время как в реальности женщина протянула ей руку. Только спустя десять секунд, Ди поняла, что до сих пор сидела на полу, и поэтому приняла маленькую помощь, мелко задрожав, конечно же, не от холода. Ей больше негде спрятаться от предстоящего тяжёлого разговора и всего, что ожидало впереди. Они бы могли дальше продолжить немые гляделки, но были прерваны пришедшей Чес, любезно предложившей приятную беседу за чашечкой чая или, быть может, кофе. Давняя подруга вежливо отказалась, сославшись на неотложное дело. На том все и решили. Кто-то остался в скромной обители, закурив сигару, а кто-то вышел из помещения, машинально спрятав руки в карманы, последовал за молчаливой матерью и не знал, что пути назад никогда не будет. Холодной войны между ними не будет, а лишь перемены в мировоззрении.10
Путь до дома показался быстрым, но Ди успела придумать дальнейшие действия и теперь заметно осмелела. Послышался звук открывающейся двери, и она почти мгновенно рванула на второй этаж — в место, где можно забыть обо всех тревогах, надёжно закрывшись на замок. «А ведь вчера я со страху подумала, что больше не окажусь здесь… — она приметила то, что её не окликнули, не попытались применить строгость и завести разговор прямо с порога. Ди внимательно прислушалась. Никаких шагов, скрипа лестницы. В коридоре абсолютно тихо. — Это хороший знак, но расслабляться сильно не стоит. Надо быть начеку, сейчас прошла только половина дня». Несмотря на веский повод для спокойствия, она оставалась настороженной, но не пялилась в одну точку, как сумасшедшая параноичка. На самом деле было сделано немало привычных вещей — она пообщалась с другом в интернете, дочитала научную книжку, почти незаметно спустилась на кухню, чтобы как-то перекусить и успела понаблюдать за закатом. После всего перечисленного можно было лечь на кровать, надеть наушники и включить музыку на полную громкость. Нет ничего лучше любимого рока, способного на время затмить звучанием переживания и внутренний голос. Закончив слушать любимый альбом Skillet, следующей песней стала I Believe In You — Twisted Sister. Девушка не помнила того, почему добавила песню в плейлист, и чем она зацепила за душу. Вроде бы группа не в её вкусе, но… был в припеве своеобразный смысл, заставлявший прислушаться. Была и красивая мелодия, которую хотелось слушать, погрузиться в звучание и унестись за пределы реальности, перестав замечать происходящее так не вовремя… Она слушала песню с закрытыми глазами и не увидела фигуру, проникшую в комнату и усевшуюся на край кровати. Видать, поняла, что на неё не обращают внимания, увлёкшись музыкой. Пришлось призвать к вниманию иначе, наклонившись, услышав знакомую песню, что звучала из наушников, и коснуться ладонью плеча. Надо же. Столь привычный жест снова испугал Дину, резко выдернувшую наушники. Потребовалось пару секунд, чтобы понять, что перед ней снова мать. — А ведь я сразу узнала эту песню. Не думала, что ты слушаешь… такое, — начала Глэм после надоевшего молчания. — Я не помню, как она оказалась у меня, но вообще-то… Она даже ничего так. Сойдёт, — привстав с кровати, принялась оправдываться Ди, на что ей ответили улыбкой и легли рядом, вздохнув. В чужом настроении уловили усталость, и девушке стало вдруг… жалко Глэм. Сколько проблем успела принести выходками, криками… чувствами? А теперь она не знала, плакать ей или смеяться. — Извини. — За что? — повернули голову и всмотрелись в виноватое лицо, возможно, и так зная ответ. — Да так… — для неё это было скорее как: «Прости за то, что поступила так опрометчиво и сбежала из дому пару раз», или даже: «Прости за тот поцелуй и нахлынувшие чувства. Сама знаю, что больная на голову». — Держи, — чтобы не лежать без дела, протянула другой наушник и включила плейлист, сделав громкость не слишком большой, но и не слишком тихой. Такой, подходящей для разговорах о… музыке? Давних концертах? Что ж, данная тема действительно подходила. Всё что угодно, но только не разговоры о любви, на которых девушка определённо растеряла бы каменное спокойствие. Хотя, кто сказал, что, находясь совсем близко к объекту обожания, она спокойна, как удав? Когда женщина, в какой-то момент, привстав с кровати и покончив с рассказами, наблюдала за тем, как Ди повторила это действие и не знала толком о чём говорить дальше. Слова иссякли. Сама того не замечая, больше она не хотела видеть нынешние эмоции Глэм, которая на самом деле выглядела спокойной, расслабленной и отчего-то чуточку грустной. Выглядела так, будто была не против безумия, которое одержало Ди. Будто бы недавно ей удалось принять неприятные последствия в будущем. А глупая Дина наконец-то рискнула, плотно прижимаясь губами к другим, и ощутила неспешный ответ. Сходя с ума от опьяняющего действия, она надела розовые очки и падала в омут безрассудства не одна. Вместе с ней — близкий человек, её забота и доброта, которые приносили сокровенный смысл. Она растворялась в недолгом счастье и понятия не имела, что поцелуй, дальнейшие отношения — самая ужасная ошибка, которую только могли совершить в жизни. Но пока это осознание не имело всякого значения, потому что сегодняшнее событие было даровано ей, как наркоману вещества для насыщения адовой ломки…11
Некоторое время спустя. Это было поистине счастливое время для Ди. Она никогда не забудет его, какими бы болезненными ни были последствия, сколько бы лет ни прошло, насколько глубокими бы ни были раны. Будет сложно забыть вечера, что скрашивали то беззаботные встречи с Лиф, то ежедневный поход в школу и болтовню Хэммер. — Ди, смотри, я сделала осенний букетик, хы-хы! — воскликнула как всегда радостная Хэммер, после того, как заметила кучу из опавших оранжевых листьев. — И куда ты это потом денешь? — закатив глаза, вопросила Ди и спрятала замёрзшие руки в карманы, выдыхая облачко пара, пока младшая, найдя ответ, не кинула листья вверх и засмеялась. Будет сложно забыть и семейные посиделки, которые посещала даже тётушка Чес. Каждый раз на её лице появлялась странная улыбка, стоило только Ди спуститься в гостиную и сесть за стол. Был хитрый, понимающий взгляд, говорящий, что ей известно о многом, и она рада за малую вопреки всему. Пока есть возможность быть счастливой, пусть даже ненадолго, совсем капельку — плыви по течению, совершай ошибки, учись и бери от жизни всё! Ди не забудет те ощущения, подаренные ночью, на семнадцатилетие. Момент, когда сюжет из дивного сна воплотился в реальность. Когда горячее дыхание касалось шеи, руки не спеша избавляли от одежды, поцелуи, которых было так много, что тело отзывалось истомой и ласки рук, уверенно скользнувшие к чувствительной точке. Тогда музыкальные пальцы без тени смущения заставили позабыть обо всём на свете, вызвав невиданное наслаждение. Это было именно то, чего она отчаянно желала, вглядываясь в лучистые глаза, в самую кромешную душу. Это, без всякого сомнения, была та единственная цель, ради которой стоило терпеть холод и прыгнуть в бездну. Кто же знал, что вскоре этого будет недостаточно! Слишком мало. Звери без конца станут требовать повтора, в низу живота будет неспокойно от зудящего желания. «Будто невыносимо сладкая пытка настигла меня, — раздражение становилось сильнее, остатки рассудка будто возродились и заговорили не то о неправильности поступков и совершённых грехах, не то о плачевном конце в недетской сказке, который был ближе, чем она могла себе вообразить. — Вот уж не думала, что смогу понять таких людей…», — Ди сама заварила эту кашу — ей её и расхлёбывать, неподвижно сидя у окна, решая, как быть дальше. И она решила.12
Ди старалась не быть чрезвычайно наглой по отношению к той, кого любила. Не следовало ни слишком давить, ни демонстрировать запретные чувства при остальных, за которые пришлось бы слишком дорого заплатить. Только наедине, н а е д и н е. Она царапала ноготками её джинсы во время долгожданных поцелуев, как бы невзначай. Совсем ненароком подавая прозрачные, как хрупкое стёклышко, намёки, смотря взглядом преданной собачонки и получая желаемое через раз. И так без конца. Она сдерживала бы частую неудовлетворенность из последних сил, если бы только они однажды не остались одни дольше обычного. Тогда разум, убедившись в отсутствии рыжих средь выходного дня, наполнился такой жгучей самоуверенностью и нетерпеливостью, что Ди вошла в кабинет без стука, но тихо. Тогда мать была не слишком занята, что весьма порадовало. Её спокойный вид, очки, слегка съехавшие с носа — это только разожгло огонь внутри. Стоило только оказаться непозволительно близко к губам и поймать странную ухмылку — желание стало как-то непредсказуемо расти, заполняя неуправляемой волной жара. Вкушая иллюзию любви, девушка утратила осторожность, забыла про суровую последовательность, выбранную рассудком, отдалась похоти целиком. Внезапная, яркая, бесстыдная вспышка удовольствия. Хотелось ещё, но это было бы слишком просто в здешней истории. Когда всё закончилось и Ди могла дышать нормально — раздался хлопок двери, а затем не слишком довольный мужской голос и девичий смех. «Вернулись?!», — да уж, угораздило Дине так проебаться в своих блестящих просчетах. Голоса утихли, за ними послышались чьи-то торопливые, в то же время тихие шаги — должно быть это Хэммер, собиравшаяся осторожно отворить дверцу кабинета, дабы проверить местонахождение. О, думаю кому-то следовало бы поторопиться и принять меры, пока изумрудные глаза значительно не округлились, завидев растрёпанную и полуголую сестру, непристойно восседающей на коленях родительницы. Вот дерьмо. Сердце ушло в пятки, когда голос позвал мать, а в дверь, на удивление, постучали. Не помня себя от страха, она успела спрятаться под рабочий стол, попутно застёгивая пуговицы рубашки и поправляя низ. Один писк — и она погибнет. Разговор оказался коротким, дверь снова закрыли. Однако, стыдливо подняв глаза выше, Ди увидела, как лицо Глэм стало на доли секунды… серьёзным. М-да, не к добру это. Обострённая интуиция отныне подсказывала что-то неладное… что-то печальное и неизбежное в ближайшем будущем. Возможно ли это столкновение с горькой правдой, после которой её отношение переменится навсегда, пока сломанное, кровоточащее сердце продолжит долбить изнутри тонкую оболочку? Впрочем, к такому развитию событий зависимая бедняжка была явно не готова осознанно.13
Какой бы горькой правда ни была — она лучше неопределённости. Это сбылось в начале декабря. На улице было давно пасмурно, холодно, мрачно. Оставшиеся редкие оранжевые листья с лёгким шуршанием чуть подёрнуло ледком — всё стало намекать о первом снеге, что должен вот-вот выпасть, принести истинную зиму. Зима зимой, а нудная школа по расписанию. Не надейтесь, никуда это не делось. Для Дины посещение отнюдь не являлось затруднительным, у нее тут другие заботы… и проблемы. Всё бы ничего, но её все-таки что-то тревожило, хоть она и пыталась убедить себя, будто ничего страшного нет. Ей невольно, всем сердцем казалось, что после того рискованного случая Глэм как-то… отдалилась от неё? Нет, безусловно, это можно было списать не то на паранойю, не то на самовнушение… если бы не ряд противоречивых фактов. К примеру, на однотипные вопросы: «Всё ли в порядке?» после кратких поцелуев, которые отчаянно урывали от нехватки, ей отвечали положительно, но не искренне. Будто фальшиво. Женщина значительно меньше проводила с ней время, больше предпочитая кабинет и прикрываясь «занятостью» даже в выходные. И не подозревая, что глупым бегством, заученными словами мучала сильнее, сеяла подозрения глубже. Ни грамма проницательности, лишь промозглый, пробирающий до костей, как и нынешняя погода, холод. В роковой день, когда ближе к пяти солнце почти скрылось, Ди не выдержала немого давления и недосказанности. Крепко стиснув зубы от подступающей агрессии, она нашла мать хлопочущую на кухне, что находилась в одиночестве, и параллельно шла навстречу к глобальным переменам. Она, не страшась прямолинейности, спросила о них, об отношениях. Она в подробно и жалостливо расписывала о тягостных размышлениях и непонимание того, почему её избегают, удерживая дрожь в голосе. Ответа — ноль, реакции — тоже ноль. Или… быть может, реакция-то есть, её попросту не видно, поскольку к девушке стояли спиной и только-только перестали нарезать овощи для ужина. Это особый знак. — Господи, да посмотри на меня! Ответь мне! — не получив желаемого, терпение иссякло, в ход пошли напористость, грубость, накопленные боль и слёзы. Отчаяние перевалило через край и скатилось ко дну. Голова принялась искать настоящую причину начала этого кошмара. — Хах… Это всё из-за того случая в кабинете, да?! Я же сказала, что впредь буду… — Дело не только в этом, — обрушился далеко не привычный голос. Тон был низким, разящим недобрыми намерениями. Ди отшатнулась от ответа, как от удара. — О, да неужели? Значит я тут виновница торжества? — ядовито хмыкнула та, с кричащим нутром ощущая предверие конца и продолжая говорить, что в голову приходило. — Тогда зачем надо было всё это начинать? Я давно не маленькая, могла бы и пережить отказ, не выглядя со стороны, как жалкая дура, — после резкого высказывание девушку словно током прошибло. — Стоп… — она ухватилась за последнюю ниточку, и всё начало прояснятся с горьким правдоподобием, от которого можно было бы залиться истерическим смехом… после подтверждения. — Нет… Только не говори, что я так и выглядела! — дрожащие кулаки рефлекторно сжались после тяжелого вздоха. Устав от удушающего молчания, она поддалась вперёд, развернула к себе, рискнув взглянуть на затаившуюся правду в небесных глазах. Лучше бы она этого не делала — всё равно на такое почти не было ответа в виде вывернутых наизнанку слов. Лишь опущенный в пол взгляд, продержавшийся так недолго. Раз от неё хотят истины… да будет так. Вот таким образом Дина и получила ответ — в элементарном взгляде, что был до краёв переполненным отвратительной, губительной жалостью, ебучей ж а л о с т ь ю. Жалостью, что мощно ударила под дых, разъедая лёгкие. Жалостью, до тошноты знакомой, от которой воображение рисовало брошенную на пустой, дождливой улице зверушку, которую взяли к себе из-за этого чувства. Именно такой себя видели сейчас, стараясь переварить увиденное, мысленно утопая в удушливых агонии, разочарования… ненависти. Некогда тёплые чувства, ласкавшие душу, были теперь так непереносимо мучительны и ненавистны. При мысли о них было больно, как при ожоге. Послышался сдавленный всхлип — Ди не сразу осознала, что находится в спальне, в одиночестве и в темноте, такой родной ныне темноте, с которой хотелось слиться в одно целое и перестать быть видимой для всех, особенно для чужих глаз. «Нет-нет, я не смогу больше находится здесь… я не выдержу этого взгляда, навсегда отпечатавшегося в памяти. Даже дурацкий месяц не выдержу и вечное заточение в комнате, чего уж говорить про своё нескорое восемнадцатилетие!», — уставившись стеклянными глазами в окно, девушка быстро нашла решение. Да, пускай и глупое для семнадцатилетнего, до глубины души разочаровавшегося подростка, но зато быстро найденное. Ещё никогда уход из дома не казался настолько правильным, нужным, как свежий воздух, которого не будет в этом месте. Вот только… придётся сделать это осторожно, без излишнего драматизма и ближе к позднему вечеру. «Сначала его предупредить обязательно надо, — вовремя вспомнила о друге Дина, уже набирая сообщение и уточняя о возможности ночёвки. — Отлично, я в нём не сомневалась, — слабая ухмылка тронула искусанные губы. Значит можно потихоньку собирать вещи. Не все пока что, только нужные. — Остальные можно будет забрать в другое время с маленькой помощью сестры. Уж что, а с ней мне не следует рушить связь. В одну школу ходим всё-таки…», — последовали размышления о временном переселении, а там уж, если с работой повезет, в квартиру или даже дом… Так, далековато она забрела. С таким раскладом будущего ещё миллион раз можно успеть построить более крупные планы.14
22:50 Небо заволокло тучами — пора. Не удосужившись взять тёплую куртку, Ди выбралась на улицу по старинке, то есть через окно. И какая удача подвернулась — с неба посыпались крупные снежинки. Первый снег? Не помеха. Она, закатив глаза, успешно перелезла через забор и обратила внимание на дом издалека. От одного его вида она преисполнилась упрямой гордостью, двинулась в путь. Место встречи находилось недалеко от кладбища, было хорошо знакомо. Снег падал, снежинки летели и летели, изредка попадая на тёплое веснушчатое лицо. Пришлось терпеть. Добравшись до нужного места и осмотревшись, она бегло написала новое сообщение и стала ожидать прибытия, прокручивая оставленные мелкие детали. Например, небольшое послание на рваном клочке бумажки для спящей Хэммер, к которой успели нанести визит. В тот момент, когда бумага оказалась рядом с телефоном, Ди порывалась выплеснуть правду поступка хотя бы одной-единственной живой душе, но… нет и нет, ещё не время. К сожалению, глупая рыжая головушка не поймёт. «Да и он тоже…», — на этом Дина обняла себя, чувствуя в груди давящий ком печали. Она не придумала ничего лучше, как начать буравить взглядом потрескавшийся асфальт, освещаемый тусклым фонарём, на который плавно опустился грязно-оранжевый лист. Лист, что впитал в себя, как моющая желтая губка воду, осень — краткое время, когда она была счастлива. И не сняла розовые очки, когда это было необходимо в первую очередь. Хаотичные воспоминания стали финальным толчком для горячих слёз, хотелось кричать и кричать, что есть мочи. Но нет. Она ограничилась скулежом, стараясь не заплакать слишком громко, всхлипами, согнувшимся пополам телом и потёкшей тушью, принимая жесткий от жизни урок. Всё как в дешёвой драме, гляди, даже снежинки медленно кружились в танце. Было абсолютно плевать, охрипнет ли голос, простудятся ли — на некоторое мгновение мир прекратил существование вместе с формулой прощания, и не чувствовалась на плече рука надёжного друга, прибывшего издалека.