15
Я бы неплохо смотрелся в могиле Но я бессмертен, увы Ведь вся моя жизнь — это ультранасилие Вся моя жизнь —
это ёбаный цирк
Темнота была повсюду, окутала чужую спальню и снова навевала желание всецело раствориться в ней. Девушка распласталась на небрежно застеленной кровати и молча давилась слезами, выпуская редкие всхлипы и создавая вокруг поистине нелепую подростковую драму. Одним словом, ёбаный цирк продолжался. Пока дрожащая ладонь легла на лицо, на краю кровати сидел Лиф — лучший друг и тощий брюнет среднего роста. Он опечалено наблюдал за сея картиной, в глазах горело желание утешить близкого человека, но… Лиф понятия не имел, как поступить, с чего бы начать. Как приободрить хрупкую девушку так, чтобы состояние не ухудшилось, и она не сломалась окончательно? У него в жизни похожей боли не было, и это добавляло неудобств. Эта ситуация… чертовски тупиковая. Однако об одном было известно точно — порой помолчать вдвоем не так уж и плохо, неловко. Порой так необходимо сделать, понимаете? Лично парень уловил нечто важное ещё тогда, когда нашел её на улице, согнувшуюся пополам, и встретился с заплаканными глазами — в них отражались железно принятое решение… и доверие. Сейчас Ди сильно нуждалась в друге, как никогда раньше. — Ди?.. Что с тобой случилось, Ди?! — признаться, Лиф сначала растерялся, испугался, но взял ситуацию в руки, повёл девушку к себе, терпеливо ожидая ответа, который озвучили не сразу. — М-мать… — лишь тревогу нагнала сильнее, честное слово. «Мать?! — господи! Что же такого сотворила эта женщина, раз дочь горько плачет? Может это связано с примитивным насилием? Как страшно представлять подобное! — В голове не укладывается такое…». Вопросы роились, копошились, не давали покоя, но он знал, что сейчас не время для утешений. Чего уж говорить про жалость, которую всегда она ненавидела до боли, скрежета в зубах, красных полумесяцев на ладонях… Только когда Дина, привстав, бросилась к нему с отчаянными объятиями, Лиф, притянув ближе, позволил длинным пальцам коснуться пушистых золотых волос, пока из потрескавшихся губ срывались нужные слова. Это длилось недолго — вплоть до прихода крепкого сна.16
Утро выдалось не из тех, к которым привыкли подавно. Будильником для парня послужил не телефон, а бормотание Ди, что уже не спала и судя по всему, сидела в телефоне, что-то печатала. Заметив проснувшегося не сразу, она стыдливо опустила глаза, будто сожалея о разыгранной ночной драме — ну что тут сделаешь, когда эмоции дали сбой? Поэтому неловкость подтолкнула их к элементарной смене темы. — Выспалась? — Спасибо, — прозвучало одновременно. Недолгая пауза. Обоим стало немного смешно, но не стоило на этом заострять внимание. — Хей, не стоит благодарностей, это меньшее, что я мог сделать для тебя. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Всё нормально? — Д-да… — на секунду запнулась, кидая взгляд на экран телефона. — Сойдёт. Нам следует поторопиться в школу. Хэммер скоро придёт, и я должна прийти первой, чтобы слова из оставленной записки сбылись. — Оу. Всё продумано? Вот оно как… — оставшись без подробностей, он стал собираться и решил, что спросит о важном после школы. Уж что, а её без того переменчивое настроение портить раньше времени не хотелось.17
08:25 Школа — ещё одно место, которое будет преследовать нас в сновидениях, глубоко засев в сознании. Длинный коридор со шкафчиками, вечный ребячий гул во время переменок и многочисленные лица, чьи очертания забудутся спустя пару секунд. «М-да, картина перед глазами выглядит точь-в-точь, как в кошмарах детишек. А ведь следующей осенью моей ноги здесь больше не будет…». Оба оглядели коридор и не нашли знакомую рыжую голову. Это к лучшему. — Ну-у… Тогда я пойду к себе! До скорого, Ди, — Лиф скрылся в толпе и определенно отправился в кабинет алгебры — девушка давно знала о его расписании. — Да, до встречи, — махнула рукой Ди и села на подоконник. С минуты на минуту должна появиться Хэммер и заметить её ранее присутствие. Впрочем, так всё и произошло, ничто не предвещало внезапных поворотов — Хэммер оставалась собой. — Ты же сказала им, что я ушла пораньше, не так ли? — в своей манере бросила невозмутимо Дина. — Ну да, сказала! Так всё и было же… — ясное дело, что младшая сестра не подозревала о ночном уходе. Видимо, весьма крепко она спала… — Я вот что понять не могу! А чего это ты так рано ушла в школу? На тебя это совсем не похоже, обычно ты- — Не сейчас, Хэммер… — прошипела старшая и кое-как сдержала бессмысленную злость, отмахнувшись. Вовремя — в сию секунду не менее раздражительно прозвенел звонок на первый урок. — Кстати, после уроков не жди меня и иди домой одна. У меня… иные дела. — Э-э… А какие дела, Ди?! Стой, ты куда-а?! Вот же…! Это было последнее, о чём она заранее предупредила, оставив после себя сплошные загадки и скрывшись в кабинете истории. Не хватало тут панику раньше времени от детского любопытства словить! Она только-только отошла от паршивого настроения.18
Crawling in my skin
These wounds they will not heal
Fear is how I fall
Confusing what is real
Песня Linkin Park, играющая на полной громкости в наушниках, успешно заглушала всё вокруг и создавала такую атмосферу, что Дина чувствовала те эмоции, которые передавали во время припева, чувствовала смысл. Песня рисовала картину, в которой она борется с собой и отчаянно пытается обрести внутренний покой. И эта борьба, эта мука в словах песни настолько отвлекли от реальности, что мягкое прикосновение к плечу не на шутку испугало. В который, мать вашу, раз. — Блять! Если это ты, Хэммер, то я… — и снова мимо. Перед ней стоял Лиф, не менее удивлённый на вид — красные глаза немного расширены, но на губах появилась нервная улыбка. — Ох. Это ты, — растеряно пробормотала и вытащила наушники, вспомнив об обещанной встрече возле школы после уроков. — Извини, я сначала подумала, что это… — Сестра. Я уже понял, — без лишних обид закончил за неё парень и спрятал замерзшие руки в карманы. — Пошли? — Ага. Они вышли за пределы школы, болтая о всякой ерунде, в то время как снег продолжал безмятежно сыпать с беспросветно-свинцового неба, делая весь мир тёмно-серым. Прохожие будто спешили по своим делам, обходя стороной двух подростков. Ветер давно стих, все звуки казались приглушенными, кроме приятного скрипа под ногами. Ди замедлила шаг, внимательно глядя на заведения, мимо которых они проходили. Вопреки отсутствию ветра, она всё же замерзла и хотела было согреться, выпить что-нибудь тёплое и заодно отблагодарить своего друга за помощь, заботу. Выбор её пал на уютную кофейню, где уже развесили гирлянды, в общем, обустроили всё по-зимнему. Для привлечения внимания нынче это место не такое уж и плохое. — Ди, ты чего это? — пришла его очередь изумляться добрым поступкам, которые, казалось бы, привыкшие друг к другу друзья способны совершать изредка. Рука подруги, державшая стакан предпочитаемого напитка, терпеливо ожидала принятия, чёрные губы тронула еле заметная ухмылка. — Это меньшее, что я могу сделать для тебя, — повторила утренние слова и, забрав своё, села за стол, напротив него. Ну, подумаешь, купила напиток за свои деньги? Не ей одной довольствоваться приятным вкусом и вкушать внезапно пришедшую зимнюю атмосферу. — Ты это… повторяешь за мной, что ли, ха? — глядя на маленькое, но искреннее действие, Лиф отложил важный разговор ещё дальше, как стопку накопившихся писем, которые раз за разом обещают прочесть полностью. Рано или поздно прочитают, времени полно. Значит, и он обязательно дождется её объяснений, особенно если это случится не в самый радостный момент и в надёжном месте.19
17:30 В полутёмной спальне они вели себя непринуждённо, каждый занимался своими делами. Ди что-то делала в телефоне, в то время, как Лиф дорисовывал мрачный образ в скетчбуке, размышляя о том, чем бы заняться позднее. Можно снова сходить на прогулку, а можно устроить совместный просмотр фильма, от которого у нормальных людей мурашки по коже пойдут. Хоть чем бы заняться, лишь бы не дать Ди повода с лихвой уйти в себя… но было слишком поздно. Спустя час, когда он только было открыл рот, чтобы «случайно» предложить затеянное — Ди отложила телефон, забралась на кровать и, прижавшись спиной к стенке, одиноко обняла колени. Во взгляде читался прилив печали и боли — планы на вечер придётся отложить. — Ди?.. Что такое? — не скрыл явные нотки беспокойства Лиф, предчувствуя скорый ответ на давний вопрос. — Извини за причинённые неудобства тебе и твоей матери, я правда стараюсь найти временное жилье, — начала нести ересь она дрожащим голосом. — Вот, утром успела посмотреть не то хостел, не то дешёвый отель, всё перерыла… — Ди, ты не мешаешь, правда, — сел напротив неё и постарался мягко убедить в обратном, развидев накопившиеся слёзы. Плохо дело, совсем нехорошо. Ди молчала, продолжала сжимать колени и кусать губы, будто бы и так знала, чем кончится разговор. — Должен быть иной выход, я знаю… Может… — будто не услышала слов девушка и вся вздрогнула, выпрямилась, вспомнив нечто значимое. — Тётушка Чес! Ну конечно, как я сразу не догадалась… Она знает о многом и примет меня без лишних возражений, не выдаст им, в том числе и ей. Хотя… насчет последнего волноваться будет весьма глупо, учитывая её давнее смирение с моим побегом. Она-то всё предвидела, как обычно… — на этом моменте слезы подвели, бегло скатившись по щекам. Боги, когда она утратит способность плакать окончательно? — Что?! Ди, о ком ты? Неужели… твоя мать? — вовремя ухватился за вчерашнюю брошенную фразу на улице Лиф и ошарашено уставился на подругу. Без того мрачная атмосфера вокруг стала ещё хуже. Она безжалостно давила на мозги, издеваясь над человеческими чувствами, эмоциями. Впрочем, вполне ожидаемо. — Ди… Она била тебя? — осторожно спросил Лиф, нехотя представив себе неприятную картину. Голубые глаза напротив округлились, словно впервые слыша о таком. Выходит, промахнулся с догадками? Тем лучше. — Нет… нет, вряд ли. Конечно, у нее есть некоторые… плохие качества, но чтобы опуститься до такого? Никак нет, — поспешила заверить в обратном Дина, сводя брови к переносице, и принялась анализировать ситуацию. — Однако морально она раздавить мастерски определенно может. Даже собственную, блять, дочь… — она незамедлительно встала с кровати, спрятала руки за спину и стала ходить кругами по комнате. От неё разило напряженностью и некой злостью, обидой. — Морально? Она что, оскорбляла тебя? — Всё немного иначе. Вернее сказать, ещё осенью успела предвидеть возможную выходку и всё равно создала мне приятную иллюзию, терпеливо выполняла определенную роль чисто из-за чувства… жалости ко мне, к родному человеку, в конце-то концов! — Дина не могла остановиться, крепко сжав корни волос пальцами и из-за подступающей истерики словив дежавю. — Самое главное, на минуточку, она же знала, как я ненавижу это гадкое чувство и всё же… Зачем надо было изображать весь этот цирк, вместо того, чтобы выложить правду?! Зачем… — Ди… — в других глазах она выглядела такой потерянной, что парень почувствовал её боль на себе, не зная истины. — Скажи мне… — дрожащие руки быстро схватили того за плечи и приблизили к себе лицо. — П-прошу скажи мне честно, я выгляжу со стороны как жалкая, беззащитная дурочка, да?! — рвались наружу невысказанные слова, всхлипы, поражая до глубины души. Глаза, что когда-то сияли от счастья, превратились в бездонные омуты. — Настолько жалкая, что… — Это не совсем так, Ди, — мягко перебил Лиф, протягивая руку и убирая с её лица прядь волос. Щеки девушки заметно порозовели, было видно, что она готова внимать с замиранием сердца всему, что будет слетать с чужих губ. — Не жалкая ты, а просто… Ну… Я бы сказал, ты выглядишь больше потерянной, и это, несомненно, вызывает беспокойство, желание помочь. Понимаешь? — Я… Да, пожалуй, — тихо, несколько неверяще отозвалась она, прекратив дрожать. Хотелось, чтобы он продолжил говорить такие… правильные вещи, успокаивающие и греющие сердце. Чтобы не оставалось никаких сомнений и вопросов к себе. — Я потерялась. — Что ж, это можно исправить, — он сказал это так обнадёживающе, так уверенно — Дина прижалась к его груди и рвано выдохнула, преисполняясь многими вещами… Значимостью момента, доверием к другу и появившейся надеждой на лучшее будущее. Уж с ним-то она не пропадет, не канет в бездну, не сгинет. Стараясь не винить себя в произошедшем, она вдохнет воздух полной грудью и спрячет за семью замками сокровенную тайну. Тайну, из-за которой долгое время ощущалось некомфортным обычное, ничем не примечательное слово… — …мама? Всё в порядке?20
Давняя картина распадается на глазах, покрывается трещинами и возвращает в реальность, пока увиденное кажется страшным сном. Но это не так — об этом свидетельствуют та самая кофейня и сам город, в котором прожили свои восемнадцать. Вместо зимы на улице царит осень, во всей красе показывающая свои прелести — чудесное время, которое, казалось бы, успели глубоко закопать... «М-да, я снова здесь… — взгляд фокусируется на женской ладони, — И почему я согласилась на это? Ах да…», — всё те же голубые глаза смотрят чуть выше, на причину, вытащившую из мрачных воспоминаний. На стоявшую рядом брюнетку-металлистку, лет пятнадцати. Небесные глаза наводят на неприятные мысли, но тут же отгоняют их прочь, прочь, прочь. Отцовский характер придаёт её образу некую изюминку, а такие же пушистые волосы, веснушки, лицо, ум — хоть что-то передавшееся от невозмутимой Дины — и вовсе украшают. И имя её… — Извини, Эстер, я задумалась, — не лжет Ди, оглядывая улицу снова, и понимает, что которую минуту сидит на лавочке. Понимает, что из-за нахлынувшей ностальгии не помнит половины беседы. Придётся выкрутиться. — Видишь ли… очутившись здесь, я вспомнила день, когда мы с твоим отцом стали чуточку ближе друг другу. По крайней мере, я стала доверять ему сильнее. — О-о-о! — юное лицо расцветает, глаза сверкают интересом. — Это же замечательно, мам! Жаль, что папа с нами не смог поехать… Но это ничего, что он занят! Главное, что ты здесь со мной, хах… — нервно звучит последнее из чёрных губ, что подкидывает Ди новые подозрения. — Напомни-ка, для чего мы здесь? — деловито интересуется она, изображая крайнюю степень секундного недопонимания. — Э-эм… Тётушка Хэммер пообещала меня научить играть на гитаре! Ты что, забыла? — забавно хмурится Эстер, живо встаёт с лавочки, — В любом случае, мы почти на месте, осталось пару кварталов пройти. Пошли-пошли! — и продолжает целенаправленный путь, зная, что за ней пойдут не спеша, заложив руки за спину — последнее сильно уж напоминает Эстер бабушку. Семейные привычки, что уж там! — Гитара, Хэммер… Ясно, — в светлой голове всё становится на законные места, пока ноги несут вслед за Эстер — её единственной дочерью. Ди идёт и смотрит куда угодно, начиная с привычного внешнего вида девушки. Вопреки обилию чёрной одежды, выглядит она сносно, подстать металлисту — проколотые уши, макияж и чокер подтверждают это. Ди идёт и прокручивает недавний момент, когда дочь пришла в кабинет, чтобы сообщить о жгучем желании научиться играть на гитаре, принеся инструмент, валявшийся на чердаке. Дина не слепая, она прекрасно увидела искренность и уверенность Эстер. Тогда женщина смогла кивнуть головой, дав понять, что она услышала намерения, несмотря на ухнувшее вниз сердце и дежавю. Ну а что ещё оставалось делать? Остальные музыкальные хлопоты пусть свалятся на младшую сестру — на успешную гитаристку, что остаётся радостной, беззаботной, играет на сцене, гонит по городу на собственном байке и продолжает многолетние попытки помирить гордую Ди с матерью, до сих пор не зная всей сути. Так, процентов тридцать семь. «Порой некоторые вещи приходится держать в тайне. Чёрт возьми, опять я за своё! Думала, что позабыла об этом, а тут…», — сожаление о поездке в родной город подступает к горлу с неимоверной скоростью, душит, не даёт связать слова и, Ди раздраженно, до противного скрежета стискивает зубы. — Мы пришли! — слышится голос Эстер. Ди останавливается, поднимает голову выше и перестаёт что-либо замечать, кроме некогда родного дома. Тот же двор, та же дверь, тот же забор… Атмосфера их семьи — она ни капельки не изменилась. И воздух почти тот самый — Дина могла бы вынести такой вердикт, если бы имела возможность говорить нормально, а не стоять с нечитаемым выражением лица. Эй, тут надо заплакать или истерически засмеяться? — Слушай, мам… я давно знаю, что у тебя были некоторые проблемы с бабушкой, раз ты никогда не была здесь со мной, — начинает максимально осторожно Эстер, сложив руки в замок. — И я вижу по сей день, как тётушка Хэммер пытается всё наладить и всё равно терпит крах… «Вы все это спланировали что ли?!..», — хочется неверяще прошептать Ди и ударить себя по голове за отменную невнимательность. Она снова проебалась, снова! — Но разве тебе самой временами не кажется, что пятнадцать лет… «Больше». — …это уже слишком для гордости? — Г…гордости?! — теперь на высказанную долю правды хочется перейти на возмущенный крик. Но она не сможет, никак нет. — Я серьёзно! Есть ли смысл продолжать эту бессмыслицу, когда в твоей жизни всё наладилось? Да, может я не знаю того, что знаешь ты, не столкнулась с тем, с чем пришлось столкнуться тебе… «Надеюсь, блять, никогда не столкнешься…», — горестно думает женщина и смаргивает слёзы, чувствуя, как её берут под локоть. — Не лучше ли просто… в кои-то веки нормально поговорить, расставить все точки над «i»? — не отрывая проницательного взгляда, вопрошает Эстер и, войдя во двор, медленно ведёт её ко входной двери. — Вечно эти детские игры не могут продолжаться. — Детские… — в груди что-то оттаивает, чувства меняются. Дина больше не семнадцатилетний подросток, впустую прожигающую жизнь негативными думами. Она — взрослая женщина, имеющая хорошую работу и уютный дом, и ей давно за тридцать. Любимая куртка сменилась белым изысканным пальто, отросшие золотистые волосы стали невольно собирать в низкий хвост, как в старые времена. Она также и мать с каменным лицом, добрым сердцем, с немного другим воспитанием, но отсутствием понятия грёбаной жалости. Есть более приемлемые чувства, нежели это, не правда ли? Эстер права. Значит, есть более правильные вещи, чем вечное бегство от положительных исходов. Положительных ли?.. — Вот только… что я хочу услышать больше всего в этой ситуации? — неслышимо бормочет Дина, в то время как сердцебиение учащается, а рука дочери тянется к дверному звонку. Она, тяжело дыша, пытается заново влезть в шкуру подростка, пытается понять, понять, п о н я т ь то самое заветное, которое могло бы круто изменить хоть событий. И стоит только дверце со скрипом открыться, показывая до боли знакомый силуэт, до неё наконец-то доходит. Разглядывая перед собой виноватые улыбку и небесные глаза, Дина понимает, что больше всего она жаждала услышать лично от неё элементарные, искренние, такие нужные……извинения.