Лето

Moby — 'God Moving Over The Face Of The Waters ft. Víkingur Ólafsson (Reprise Version)' (HEAT OST) https://youtu.be/SPaaC3IBMm0 Моё ватное тело кажется совсем ничего не чувствовало, разве что слышало стук сердца в ушах. Всё естество пронизал дух ласково-нежного, по-внеземному прекрасного, полностью растаявшего и нагого сердца, болящего и вопящего в агонии один и тот же тупой вопрос:

~Я бесконечно падший грязный шелудивый пёс, но почему умирает ОНА? Я бесконечно долго плясал со смертью и точкой невозврата до полного аннигилирования, деградации и грязи, но почему умирает ОНА? Почему я, урод отмороженный до сих пор на своих двоих жив, здоров, а ОНА умирает?! ОНА! ~

Слёзы лились из моих глаз. Нежность, какую я позабыл в своём сердце, снова спустя целую жизнь, появилась в нём. Глазки Алёны. Взгляд. Голосок звонкий её. Чудаковатость, за которой прячется едва целое скорбящее рыдающее сердце. Маленькая ещё совсем в душе, непорочная пташка, которой, как сказала Лена, изменил парень, а все знали и даже он как-то странно улыбался всё время, а все подшучивали и только Алёна не понимала, пока вдруг, всё также держась за руки со своим парнем, не увидела как его поцеловала другая, а он повернулся к Алёне и просто сказал: «кстати, а помнишь тот вечер когда мы сходили в кино, а я тебе сказал, что у меня дела?» Алёнушка, которая была тихой-тихой девочкой, настолько робкой и боящейся отношений, что Лене приходилось её подталкивать и учить, но опыт отношений и первенство в любовных делах были за Алисой и младшая повторяла за той. Всё… …Сквозь искажённые время и пространство, мы всей компанией добежали до туалета, где кто-то заперся в кабинке и молчал подозрительно долго, видны были снизу лишь ножки, не двигающиеся уже также подозрительно долго. Я таранил дверь плечом. Надеялся на казус. Плакал и хотел этого казуса. ~Пусть будет какое-нибудь недоразумение… Да! Смешное… Нелепое… Просто недоразумение! Потом все посмеёмся… А Алёна придёт с прогулки… С каким-нибудь хорошим, защищающим её и заботящимся о ней, парнем…~ …Но всё оказалось по-другому. Дверь ушла в стенку, распахнувшись и чуть облокотившись о неё, лежала Алёна. На полу — шприц. Кругом ампулы. -НЕ РАЗБАВЛЯЛА… ЦЕЛИКОМ… ВСЕ! ДУРАААААААААААААААААААААА! — заревела Лена за моей спиной. Виола обернувшись к девчатам, о чём-то их инструктировала. А я смотрел и ранено было моё сердце, опалённое и разбитое. Чуть присел на колено. Убрал бережно прядь волос с личика. Тихо попросил: -Ангелочек… Не умирай… Пожалуйста… Ты ведь ничего ещё кроме горя в жизни не узнала… Ты же… Совсем счастья не знаешь… Любви… Алёнушка… Ангелочек… Не уходи от нас… Глаза девочки смотрели вверх неподвижно. Веки распахнуты. Личико искажено гримасою ужаса из приоткрытого ротика — верёвочка слюней. Кожа жёлто-бледная. И вдруг… -ОНА МОРГНУЛА! — правдиво констатировала Виола, добавив: -Так! Быстро бери её на руки! Больница недалеко! Кто-то из толпы спросила: -Может проблеваться ей? Виола отмахнулась и с остервенением сняв каблуки, побежала аж, тоже плача, только делая это более заметно — размывалась тушь… Лена удивительно как, но поспевала и я невероятно бережно нёс на руках девочку, ещё ничего в жизни не видевшую, ничего из крупиц того хорошего, что в ней есть, зато не выдержавшая горя… Мы неслись по улице, мельком нас ошарашенными взглядами встретили ребята идущие с тренировки и, внезапно появившийся (все эти дни он оставался за бумажками сидеть) дед физрук со стаканчиком лимонада. Выронив его, бледнея на глазах, он оказался рядом и, задрожал здоровенными своими накачанными ручищами. Виола крикнула: -Молодой быстрее! -Деда! — с болью позвала Лена и утонула в его объятиях, рыдая Дальше, в больницу влетели уже только мы с Виолой, под ошарашенные взгляды всей улицы, общаги и врачей с санитарами и медсёстрами…