Лето

…Мягкий, уютный нежный тёплый сон наш, кажется симбиотический с сердцами бьющимися рядышком, прервал резкий до испуга, звук открывания двери. Я едва успел поднять веки и зевнуть, прервать обнимашки, чтобы как обычно коснуться личика любимой, как её из моих рук, автор варварски-громких шагов, диким рывком утащил, а Леночка моя лишь взвизгнула: -Папа! Boa - Duvet (Serial Experiments Lain OST) https://youtu.be/4-PkAQcuZOw Я ринулся сквозь ряды, спотыкаясь нелепо о ноги ребят, затем хлопнула дверь, за которой скрылась любимая моя, извиваясь и сопротивляясь в хватке хмыря в красной олимпийке. С очками набекрень, заспавшийся, я чувствовал как вырвано из моей груди сердце и больно резко, от криков Ленуси и кажется ещё мгновения, будто всё это — нелепо-плюшевое, безвредное недоразумение… …но стоило мне оказаться на улице, в свежей последождевой прохладе вечера и фонарей, как внутри меня отрубило нахер всё: и разум и совесть, потому что брыкающуюся руку Леночки держал её папаша, рявкая: -НУ-КА СНИМАЙ! ДРЯНЬ! ДРЯНЬ ТАКАЯ! ЗАМУЖ СОБРАЛАСЬ! ВЗРОСЛАЯ СВОВСЕМ СТАЛА, А?! -Папа! Я люблю его! -ЗАТКНИСЬ! КАК ТЫ С ОТЦОМ СЕБЯ ВЕДЁШЬ?! НЕПУТЁВАЯ! ВСЯ В МАТЬ! СНИМАЙ КОЛЬЦО! ДРЯНЬ! ШЛЮ… -Уважаемый — произнёс я, с тишиной внутри черепа, чувствуя как перегреваюсь, пьянею и уже действую на автомате. Мужик лет сорока, подтянутый и жилистый, чисто Брюс Ли, но с рядовой внешностью соотечественника, поднял остро-злобные полные ненависти глаза и на мгновение отпустил дочь. ~Он обозвал её… Преданную как пёс, мою…~ Всхлипнула-взвизгнула резко хватанув воздух, Леночка. Я закипал и тяжело дышал. На земле, отряхиваясь от свежей грязи в лужах, лежал мужичок. Просипел: -Ссука… Бодренько мотнул головой и снова со злобой уставился на меня, но стоило мне в пару шаркающих подскоков по мокрому асфальту оказаться прямо над ним, как тот выставил руку перед лицом и поспешно отполз дальше. -Ты чё про мою жену сказал? — прогудел я Тесть, с коричневыми пятнами на олимпийке, поднялся поспешно и молча ретировался в тень, в короткий промежуток между фонарями, а на следующем пятне света, уже рядом с мачехой моей крошки, рявкнул: -Монатки можешь собирать! Понял меня, чмо очкастое? Я сделал было подскок, но ласковая цепкая нежность выпустив ноготки, взяла меня обеими ладошками за руку. Я поджал губы. Сжал трясущиеся руки. Стал переводить дыхание. Вернулись мысли. Лапки любимой отпустили мою руку. Я сглотнул слюну. Обернулся. Чуть поодаль от меня, держа ручки замком и понурив голову, всхлипывая, стояла она. -Прости Лен. И что бате твоему врезал и что опоздал, перед тем как он тебя… До этих страшных слов не успел. Извини. Любимая подняла впервые так ярко полыхающие, пульсирующие любовью, изумрудные глаза. Как-то в мгновение ахнула пронзительно и спустя секунду уже бросилась мне на шею, зарываясь в мой торс, роясь там носиком, рыдая и, в перерывах, когда удавалось умерить дыхание, повторяла: -Т-ты… Т-ты… Ты самый родной… Т-ты… Ты мне самый родной, роднее тебя, н-нет у мь-мень-ня никого… -И ты у меня, самая-самая родная, жёнушка моя… -Моя семья т-только ты, слышишь? Т-только ты моя семья… Нет у меня никого больше и не было и не будет никогда… -Взаимно, малыш… Взаимно… — произносил я и зарывался в волосы милой моей, любимой жены, вдыхая гипнотически приятный аромат их, опуская веки и тиская… ~Она была хрупким, нежным, по-детски непорочным, хрусталём… По живому, прямо по сердечку, родной казалось бы человек, роднее некого — родитель… И по-живому, вот так вот рубанул, резанул варварски, изуродовал разломал, разбил хрусталь и не представляя даже, какие только страшные слова не сказав, в чём только беспочвенно не обвинив… Подняв веки, я увидел на крылечке клубов всех наших ребят, которые и стали свидетелями этой сцены, вытаращив глаза по пять копеек. Мошкара вилась у фонарей. Пели сверчки. Леночка всё громче ревела, несправедливо даже противоположно обиженная — верная и преданная как пёс, наверно одна такая на всё человечество… Невинная и невинно осужденная, обиженная беспочвенно, будто чувствуя затылком взгляды остальных, она лишь всё яростнее зарывала ревущую мордашку в мой торс… -Пойдём домой, девочка. Уже поздно. Пора спать, милая моя… — произнёс я и, спустя пару телодвижений, взяв любимую на руки, понёс её, непристанно лобзающую мою щёку и шею, прижимающуюся личиком с горячими слёзками и подбородочком устраиваясь на моём плече, тонкими худыми хрупкими ручками стискивая намертво мою шею, захлёбываясь слезами, повторяя: -Люблю тебя… Родной мой…