Испытательный срок

До Рождества оставалось всего несколько дней, но по дому Джонатана Джостара это было совершенно незаметно — в гостиной не красовалась нарядная ёлка, двери и стены не были увешаны украшениями, на окнах не было гирлянд. Ни хвойных веточек, ни свечей, ни носков над камином — ничего, что могло бы свидетельствовать о приближении главного зимнего праздника. На дворе было двадцать второе декабря, и без рождественских украшений дом казался какой-то мрачной декорацией — пустой и безжизненной, словно здесь побывал Гринч, которому на сей раз всё-таки удалось похитить Рождество. Но никакого Гринча, разумеется, не было. Был Дио. Они с Джонатаном вроде как сошлись на том, что не будут отмечать. Дио не любил праздновать Рождество, потому что оно будило в нём неприятные воспоминания, а Джоджо считал неправильным устраивать веселье в доме, где ещё совсем недавно умер его отец. Тем не менее обоим отказ от праздника казался чем-то странным и противоестественным, но никто не решался заговорить об этом первым, а потому утром двадцать второго декабря дом Джонатана Джостара всё ещё выглядел так, словно никакого Рождества в природе не существовало в принципе. Поэтому, когда в обед к Джонатану нагрянул его давний друг, о котором он предупреждал Дио ещё в день их приезда, пришлось на ходу сочинять, что они только прибыли и украсить дом ещё не успели. Вообще приход друга Джонатана застал Брандо врасплох. Он, конечно, помнил, что кто-то должен прийти, но он ведь понятия не имел, кто именно и в какой день. Поэтому, когда в дверь неожиданно позвонили в то время, когда они с Джонатаном обедали в гостиной, Дио не особенно взволновался, хотя и почувствовал некоторое раздражение оттого, что их уединение было нарушено. Чего совсем нельзя было сказать о Джонатане — он очень обрадовался внезапному появлению гостя, и друзья тут же бросились в объятия. Они долго хлопали друг друга по спине и плечам и галдели, как дети, которые не виделись всё лето и вот теперь наконец встретились снова за школьной скамьёй. — Дио, познакомься, — радостно произнёс Джонатан, когда первое впечатление от этой долгожданной встречи улеглось, — это Роберт. — Можно просто Боб, — дружелюбно отозвался мужчина, и они с Дио пожали друг другу руки. Роберт, со странным прозвищем Спидвагон, которое приросло к нему настолько прочно, что его настоящую фамилию Дио так никогда и не узнал, был среднего роста хорошо сложенным загорелым блондином чуть старше Джонатана. Левую щёку его наискось пересекал длинный шрам. Черты его были мужественны и красивы и выдавали человека волевого и честного, то есть такого, в котором Брандо с первых же секунд должен был почувствовать угрозу. Он хорошо себя чувствовал прежде всего в компании людей, бывших ниже и слабее его, а ко всем прочим относился с некоторым подозрением до того момента, пока не становилось понятно, что из себя этот человек представляет и можно ли ему доверять. Впрочем, даже это ещё не гарантировало доброжелательного отношения, так как Дио в глубине души опасался каждого, кто был хотя бы равным ему. Так же было поначалу и с Джонатаном, но тот сумел-таки заслужить его уважение. Именно это глубокое уважение к Джостару заставляло Брандо вести себя с Робертом Спидвагоном внешне доброжелательно. Как и любая нетривиальная личность — а именно таким он по мнению Дио и являлся — он вызывал в нём настороженность и даже неприязнь. Он не знал ещё хорошенько, что именно в этом человеке его настораживает, но точно знал, что причина опасаться его есть. Особенное раздражение вызвал у Дио тот факт, что Роберт тоже был блондином, и что оттенок его волос был близок к оттенку волос Дио. Между тем оживлённая беседа продолжалась. — Пообедаешь с нами? — предложил Джонатан. — Нет, спасибо. — Может, хотя бы чаю? — Чаю можно. — Я принесу, — тут же подорвался Дио. Джоджо хотел было удержать его, аргументируя это тем, что хозяин сам должен принимать гостей, и что Дио и так уже достаточно сделал за сегодня, но Брандо был непреклонен. — Не стоит, Джонатан. Вы ведь давно не виделись, пообщайтесь лучше. Я сам… И он, мягко надавив на плечи Джонатана, усадил его обратно на диван, а сам ушёл на кухню. Его рвение услужить гостю было обусловлено нежеланием оставаться с ним наедине и, за неимением нормальных тем для разговора, отвечать на глупые вопросы друг друга. Стоя на кухне и заваривая чай, Дио явственно ощутил раздражение, вызванное присутствием здесь Спидвагона, но взял себя в руки и через несколько минут вернулся в гостиную с чашкой дымящегося напитка в руках и вежливой улыбкой. Джонатан принялся рассказывать о своём друге. Оказалось, что Роберт Свидвагон за свою пока что довольно короткую жизнь, успел отсидеть в тюрьме по пустяковому делу (по какому именно, он не распространялся), закончить наспех биологический факультет и объехать несколько стран Африки, ведя наблюдения за животными и служа проводником для туристов. В любой другой момент своей жизни Дио отнёсся бы к рассказу Спидвагона, особенно в части его криминальных похождений, довольно скептически, однако он видел, с каким восхищением смотрел на своего друга Джонатан, и ему показалось даже, что на него, Дио, Джоджо никогда не смотрел с таким же лихорадочным блеском в глазах. Поэтому, когда на вопрос Спидвагона о том, чем он занимается, Брандо ответил: «учусь на юриста», — он почувствовал себя таким жалким и ничтожным созданием, каким не ощущал уже давно. Он находился в прекрасно обставленном доме, общался с интересным собеседником, и при этом чувствовал себя здесь совершенно чужим и ненужным. Единственным, на кого Дио мог положиться в этой непростой ситуации, был Джонатан, но он был так увлечён рассказом Роберта о своих последних африканских приключениях, что совершенно не замечал бедственного положения, в котором оказался его возлюбленный, да Дио и не подавал виду, что что-то не так. Он честно выслушал все истории Спидвагона, которые, надо признаться, были довольно интересными (что ввергало Дио в ещё большую пучину отчаяния), и заверил его в том, что беседовать с ним было одно удовольствие, когда, спустя пару часов, тот сердечно прощался с Джонатаном. Когда Джостар вернулся, проведя друга до калитки, он застал Дио в самом мрачном расположении духа. Брандо, поглощённый своими мыслями, не заметил, как он вошёл, и не успел придать себе свой обычный беспечно-презрительный вид. Запоздало увидев Джонатана, Дио поспешно поднялся и принялся как ни в чём не бывало убирать со стола. Однако от Джостара не укрылось его хмурое выражение лица. — Устал? — спросил он, всё ещё улыбаясь от впечатления, произведённого встречей с другом. — Да нет, — спокойно ответил Дио, стараясь не выдать своего истинного состояния, — не устал. — Точно? — Точно, — сказал Дио твёрдо, как мог, однако голос его прозвучал чуть более подавленным, чем обычно, и Джонатан сейчас же заметил эту разницу. — Всё в порядке? Больше всего на свете Дио ненавидел, когда Джоджо задавал вопросы вроде этого, так как они ставили его в положение крайне неприятной для него дилеммы. С одной стороны, он до жути хотел высказать Джонатану всё, что лежало у него на сердце. С другой, он не хотел в очередной раз показывать свою слабость. Оказавшись снова в этом неприятном для себя положении двойственности, Дио не знал, как поступить, поэтому просто молчал. Не говоря ни слова, Джонатан приблизился к нему и прижал к себе. Дио сначала невольно напрягся в этих объятиях, но потом как-то вдруг расслабился, обмяк, словно наконец почувствовал себя в безопасности. Однако эта безопасность не могла быть полной после всех сегодняшних событий. Брандо всё ещё был подавлен и чувствовал, что только Джонатан может вновь вернуть — или не вернуть — ему былое спокойствие. — Джоджо, — начал он, чувствуя, как Джонатан зарывается носом в его макушку, — тебе ведь очень нравится Роберт, правда? Джонатан замер, словно насторожившись. — Он мой лучший друг, мы давно знакомы. Я очень горжусь им и обожаю слушать рассказы о его путешествиях. Но почему ты спрашиваешь? — Как тебе сказать, — Дио высвободился из его объятий и повернулся к нему лицом, — я просто… Я-то не планирую скакать по саванне наперегонки со львами. Выразив таким неловким образом свою мысль, Дио умолк. Он стоял к Джостару вполоборота и краем глаза старался уловить его реакцию. Джонатан, до которого смысл сказанного дошёл не сразу, а только спустя несколько секунд, вдруг начал расплываться в улыбке. — Ты что же, думаешь, что он мне нравится больше тебя? — спросил он. — Не то чтобы, но… Когда он рассказывал про саванну и львов, ты так смотрел на него, что я невольно ощутил себя ничтожеством. Какое сравнение может быть между человеком, который каждый день рискует погибнуть от лап и клыков дикого зверя, и студентом юридического факультета? Тут уже Джонатан совсем рассмеялся. Дио, однако, не оценил его весёлости и нахмурился больше прежнего. Джостар снова обнял его вопреки слабым попыткам сопротивляться. — Дио, — тихо произнёс он, глядя прямо в глаза Брандо, — я люблю только тебя. Дио невольно сглотнул и почувствовал, как по всему его телу прошла волна дрожи. Искренность чувства Джонатана, ощущавшаяся в каждом слове, пробирала до костей. — Свидвагон — мой друг, но я никогда не испытывал к нему того, что испытываю к тебе. И к тому же, как ты себе представляешь наши с ним отношения? Он бегает по саванне, а я жду несколько лет к ряду, пока он вернётся? — и он снова рассмеялся. — Ну, ты ведь умеешь ждать. Ты уже чёрт знает сколько ждёшь, пока я соизволю сдаться и признаю тебя своим парнем. — Это другое. Они замолчали. Но Дио продолжал терзаться неприятными чувствами, и вновь среди тишины огромного дома раздался его голос. — Я ведь и вполовину не такой интересный, как он. Я всего лишь будущий юрист. Возможно даже не самый успешный, — Дио был так расстроен, что окончательно потерял веру в себя; даже его обычное самолюбие изменило ему, — и вся моя жизнь пройдёт в бумагах и законах. Зачем я тебе такой скучный, а, Джоджо? — Затем, что я люблю тебя. Дио глубоко вздохнул. — Знаю. Прости. Я просто приревновал, — честно признался он, — хотя я не имею права ревновать, мы ведь даже не встречаемся. Но я всё равно… Я просто слишком привык к тебе и к тому, что ты рядом. Но это было неправильным с моей стороны, и я больше никогда себе такого не позволю. — Да нет, почему же? Ревнуй на здоровье. Мне это даже приятно. Дио взбесила эта фраза. Может, Джонатану это и было приятно, но ему совсем нет. — Это не смешно, Джоджо. — Прости. — Ладно, забыли. Ты хотел заняться сегодня кабинетом отца, верно? Идём. Отцовский кабинет был, единственным помещением в доме, куда эти двое ещё не заглядывали. Джонатан постоянно находил повод отложить этот момент, как будто пустота этого кабинета было последним доказательством того, что отец его всё-таки умер, ушёл безвозвратно. Поначалу Дио делал вид что не замечает этого нежелания Джостара даже близко подходить к кабинету. Он не видел ничего плохого в том, чтобы дать ему немного времени собраться с силами. Но время шло, находились всё новые отговорки, и в конце концов Брандо поставил вопрос ребром — завтра и точка. И вот теперь они поднимались по лестнице вверх, чтобы открыть дверь и привести в порядок последнюю комнату. Джонатан неторопливо вставил ключ в скважину и ещё более неторопливо провернул его, пока не щёлкнул замок. Он повернул ручку и распахнул дверь, но сам остался снаружи. Из груди его вырвался глубокий страдальческий вздох — видимо, ему всё-таки было тяжело. И Дио, в общем, его понимал. Что было бы с ним, если бы он сейчас оказался в своём старом доме в трущобах, где жил ребёнком, и вошел в комнату матери, увидел некогда принадлежавшие ей вещи, вспомнил её трагическую судьбу и её безграничную любовь к нему? Он бы тоже не выдержал. Кабинет долгое время стоял закрытым, и дышать здесь было тяжело — воздух был затхлый, пропитанный запахами старых бумаг, кожи и чего-то металлического. Обшитые деревом стены, строгая мебель, длинные ряды книг вдоль стен, — все это рисовало в воображении Дио образ человека представительного, очень серьёзного и постоянно занятого. Заметив, что Джонатан не спешит входить в обитель своего покойного отца, Дио взял на себя смелость сделать это первым. Паркет тихо скрипнул под его ногами, нарушая повисшую тяжелой пеленой тишину. Брандо приблизился к книжному шкафу, прошёлся пальцами по корешкам книг, затем подошёл к письменному столу — длинному и массивному, словно гроб. На столе, среди опрятно разложенных письменных принадлежностей, стояло две рамки с фотографиями. На одной был запечатлён улыбающийся мальчишка лет двенадцати — Джонатан — с растрёпанными волосами, в спортивной форме и с футбольными мячом наперевес. На другой — молодая женщина с короткими светлыми волосами и спокойным доброжелательным взглядом. — Твоя мама? — спросил Дио, показывая ему фотографию. — Да, — ответил Джонатан, наконец отмирая и входя в кабинет. — Красивая. Ты немного похож на неё. Джостар пожал плечами, засовывая руки в карманы. — Разве что самую малость. Всё-таки внешностью я пошёл в отца. — У тебя её взгляд, — уверенно и спокойно произнёс Дио, смотря Джонатану в лицо. — Разве? — Точно тебе говорю. Такой же открытый и добрый. — Я всегда думал, что у меня отцовские глаза. — Глаза — отцовские, но взгляд — её, — повторил Брандо. Джостар забрал фотографию в деревянной рамке из его рук и, тяжело вздохнув, взглянул на лицо матери. Дио затаил дыхание, боясь испортить момент. — Знаешь, я ведь тоже был в той машине, когда случилась авария. Я этого не помню — слишком был мал, но отец говорил, она защитила меня. Спасла ценой собственного жизни. Если бы не она, меня бы здесь не было. Знаешь, иногда мне начинает казаться, что она в какой-то степени погибла из-за меня. — Ты не виноват в её смерти, Джоджо. — Я знаю, — неуверенно кивнул Джонатан, — и я благодарен ей за то, что жив. — Я тоже. — Что? Глаза Джостара смотрели на Дио с недоумением. — Я тоже ей благодарен за то, что ты жив. Джостар хотел было что-то сказать, но Брандо не дал ему. — Джонатан, — сказал он вдруг очень серьёзно, — помнишь, я говорил, что терпеть не могу Рождество? Джоджо кивнул. — Я просто подумал… Может, ну его к чёрту? Давай отпразднуем, как полагается. Ты ведь хочешь? — Но Дио… Я не хочу, чтобы ты делал это просто чтобы мне угодить… — Ты действительно думаешь, что я предложил бы что-то подобное, если бы сам не хотел? — Нет, но… Зачем тогда тебе это? Дио пожал плечами. — Я и сам не знаю. Может, я просто хочу увидеть, как это бывает у нормальных людей. И я не знаю, кто бы ещё бы мог научить меня таким вещам, если не ты, Джонатан. Я просто хочу, чтобы хотя бы раз всё было нормально. Так, как это должно быть, а не как было у меня. И если уж идти на что-то подобное, — Дио взял его ладони в свои и, чувствуя некоторое смущение, посмотрел ему в глаза, — то с тобой. Лицо Джонатана в мгновение ока озарилось улыбкой — такой же широкой, как у двенадцатилетнего мальчугана на фотографии. — Боже, Дио, я так рад, — воскликнул он, крепко сжимая его ладони в своих и порывисто чмокая в висок. Он светился от счастья, словно ребёнок, и Дио позволил себе улыбнуться в ответ — совсем немного, одними уголками губ, но так, чтобы Джонатан понял, что Брандо разделяет его радость, — Господи, столько всего надо будет купить. Мы будем запекать индейку? А пудинг? Нужно достать украшения… Ох, Дио, — глаза Джостара округлились от ужаса, — у нас нет даже ёлки. — Ничего, мы что-нибудь придумаем. Но Джостар как будто его уже и не слышал — он суетливо носился по комнате, хватаясь рукам за голову и строя планы. — Так много всего нужно будет успеть сделать, — причитал он, но по его лицу было понятно, что он в восторге от предвкушения предстоящих хлопот, — нужно будет всё как следует обдумать и начинать уже сейчас, а то не ничего успеем. Идём вниз, в гостиную. — А как же кабинет отца? Мы ведь должны привести его в порядок. — Обязательно приведём. Позже, — раздался голос Джонатан из коридора. Кажется, у него совсем крыша поехала от внезапного предложения Дио. Какой же он всё-таки дурачок. Но почему-то при мысли о том, что уже послезавтра он вместе с этим дурачком будет вместе встречать Рождество, на душе у Брандо становилось тепло и волнительно одновременно. Он оглядел кабинет, и взгляд его остановился на массивном кожаном кресле, где когда-то сидел отец Джонатана. «Вы воспитали хорошего сына», — едва слышно прошептал Дио, словно Джордж Джостар мог его слышать.

***

В последующие два дня Дио прошёл к выводу, что его неприязнь к Рождеству была, возможно, не такой уж и безосновательной. Последний несколько суток они с Джонатаном провели в такой суматохе, что у Дио совершенно не оставалось сил. Зато их совместные усилия с лихвой окупились — посреди гостиной стояла ёлка, на входной двери висел рождественский венок, а на столе стояла запечённая индейка, которую удалось приготовить, сочетая рецепт из интернета с познаниями Брандо в кулинарии. В общем, все было довольно неплохо. Но когда они с Джонатаном принялись за праздничный ужин, Дио не ощутил ничего, кроме разочарования. Он не чувствовал ни радости, ни предвкушения, и его не оставляла тревога, что что-то не так. Вид рождественских украшений будил в нём какое-то нехорошее чувство. Очередная рождественская песня, игравшая с экрана телевизора под аккомпанемент звона бубенцов и открытая бутылка вина на столе, — все будило в нём давно забытые неприятные ощущения, от которых он никак не мог избавиться. Джонатан что-то ему говорил, но он не слышал и половины и невпопад отвечал и улыбался. Внутри всё клокотало и бурлило. В какой-то момент ему стало тяжело дышать, и он резким движением поднялся из-за стола и, глубоко дыша, оперся о столешницу обеими руками, пытаясь успокоиться. — Что такое? — тут же подорвался с места Джонатан. — Тебе нехорошо? — Я… Я не знаю, — пытаясь отдышаться, произнёс Дио, — я просто… просто… Просто вспомнил, как отец… Он поднёс руки к лицу, спина его округлилась. Он весь словно сжался в комок. — Чёрт, — с нотками отчаяния в голосе прошептал он, — плохая была идея отмечать Рождество. Прости меня Джонатан. Прости. Я, наверное, никогда не смогу с этим справиться. Я думал, что всё это поможет мне, но это оказалось совершенно бесполезным. Прости. Я не хотел портить тебе праздник. Джонатан приблизился к нему и мягко дотронулся до его плеча. — Эй, всё хорошо. Ты ничего не испортил. Ты мой самый любимый человек, и ты со мной здесь, в сочельник. Я и не мечтал о чём-то подобном. Дио коротко усмехнулся. — Так я тебе и поверил. Небось, спал и видел. — Ладно, раскусил, — засмеялся Джонатан, — но в любом случае я очень рад, что ты здесь со мной. И если я могу сделать что-нибудь, чтобы тебе стало легче — только скажи. — Я… Я не знаю, Джонатан. Мне просто нужно отвлечься. Вот и всё. Может, занять себя чем-нибудь, чтобы забыть обо всём этом и немного успокоиться. Его осенило. — Кабинет отца, Джонатан! Мы ведь так и не привели его в порядок. Давай пойдем туда. Если я не займусь каким-то делом, я сойду с ума. Джонатан только коротко и решительно кивнул. — Идём. Уже через минуту они были наверху. Дио, закатав рукава водолазки, стирал пыль с книжных полок, переводя взгляд с одной обложки на другую. — Ты читал эти книги? — спросил он у Джонатана, в задумчивости стоявшего у письменного стола. Джостар не сразу понял, что его о чём-то спросили, и лишь спустя пару секунд поднял взгляд на Брандо и вспомнил, в чём заключался его вопрос. — Несколько. По истории. Тут ещё много классических трудов по экономике и философии. Но я мало таким интересовался. — Прости, что притащил тебя сюда, — виновато сказал Дио, — я знаю, тебе нелегко тут находиться. — Ну, ведь рано или поздно всё равно пришлось бы прийти сюда, верно? Дио взобрался на стул, чтобы добраться до верхней перекладины шкафа и продолжил работать тряпкой. — Расскажи мне об отце, — попросил он, не отрываясь от работы. — Что именно? — Что-нибудь. Что хочешь. Джонатан в растерянности повёл плечами. Он не знал, с чего начать. — Он был умным человеком. Упорным. Поэтому и сумел заработать целое состояние. Правда, из-за этого у него часто не хватало на меня времени. Но он был честным, благородным человеком и во всех отношениях достойным. И меня всегда старался воспитать таким же. — У него получилось. Джонатан грустно усмехнулся. — Он всегда был очень строго ко мне. Боялся, что испортит меня, если будет слишком мягок. Мне часто не хватало его тепла. Он казался всегда каким-то холодным и отстранённым. Зато, когда он изредка позволял открыто проявлять свою любовь ко мне, я был самым счастливым ребёнком на свете. Помню, когда я пришёл и сказал ему, что сдал экзамен по истории на высший балл, он мне улыбнулся и крепко пожал руку, как равному себе. Я тогда был на седьмом небе. Я почувствовал, что он наконец признал меня. Дио на мгновение задумался. — А если бы ты не получил высший балл, он не пожал бы тебе руку? — Не знаю. Я не хочу думать об этом. Я и так знаю, что он любил меня. Просто изо всех сил старался сделать из меня успешного и целеустремленного человека. Хотел, чтобы я смог найти своё место в жизни. Может, он использовал для этого не самые удачные методы, но как я могу его судить? Он всего лишь человек, а люди ошибаются. На лице Джонатана царило выражение светлой грусти. Он облокотился о стол покойного отца, и в тихой задумчивости глядел куда-то в сторону. Дио слез со стула, отложил чуть влажную тряпку в сторону и неловко отёр ладони о брюки, а затем подошёл к Джонатану. Почувствовав, как к нему приблизился Брандо, Джостар машинально протянул к нему руки и приобнял за талию. Дио взглянул на него долгим пристальным взглядом, вздохнул и потрепал по волосам. — Не волнуйся, Джонатан, — тихо произнёс Брандо, поглаживая его по голове — я тебя буду любить, даже если ты не сдашь экзамены на высший балл. Повисла секундная пауза. — Будешь любить? Значит, ты уже сейчас меня любишь? Дио вздрогнул. Он не заметил, насколько неудачной была его формулировка — просто ляпнул, что первое пришло в голову, и понял, что серьёзно прокололся, только когда Джонатан задал свой вопрос. Брандо заглянул в его глаза, намереваясь в очередной раз отшутиться, но не сумел выговорить не слова. Он мог только глядеть в чистые глаза Джонатана, в которых читал какое-то безграничное доверие по отношению к себе. Доверие, которого, как ему казалось, он не заслуживал. Дио коснулся лица Джонатана, огладил его щёку и запустил пальцы в его волосы. Джостар на секунду закрыл глаза, наслаждаясь моментом, но затем открыл снова, притягивая Брандо как можно ближе. Они продолжали безотрывно глядеть в глаза друг другу. — Знаешь, — тихо сказал Дио, — когда я был маленьким, мама в канун Рождества читала мне отрывки из Библии. — Правда? — оживился Джонатан. Он, кажется, совсем не обиделся из-за того, что его вопрос оставили без ответа, и даже был рад, что затянувшиеся молчание и неловкость были нарушены. — Да. Она вообще была довольно религиозной. Но сам я этого никогда не понимал. Как я мог верить в помощь Бога, обрёкшего меня на страдания? Я всегда надеялся только на себя. Я очень любил мать, но я никогда не хотел быть такой как она — слабой, покорной, беспомощной. Я не виню её за это. Я просто не хочу быть таким. — Ты не такой. — Неправда. Я просто стараюсь быть не таким. Но я такой. Даже сейчас. Особенно сейчас. Понимаешь? Сказав это, Дио опустил голову на плечо Джонатана. Он не хотел, чтобы после всего сказанного, Джоджо видел его лицо. Он ведь ответил на его вопрос. Ответил, как мог. Брандо, почувствовал, как неизменно тёплые руки Джонатана скользят вверх по его спине, прижимают всё ближе, ещё крепче. Может, он понял, что имел Дио ввиду? Впрочем, какая разница? Но Дио всё равно хотелось, чтобы он понял. Не отрываясь от Джонатана, он повернул голову в сторону окна. Стояла ночь, но светло было как днём — многочисленные огни соседних домов освещали улицу. Свет многократно отражался от кристаллов лежащего на земле снега, и от этого становилось ещё светлее и радостнее. В повисшей тишине было слышно, как с первого этажа доносятся звуки музыки — они не выключили телевизор. — Дио? — Мм? — Потанцуем? Дио опешил. — В смысле? — спросил он, отстраняясь и глядя Джоджо в лицо. — В прямом. — Чего это на тебя вдруг нашло? — Не знаю. Просто. — Вообще-то я не умею танцевать. — Неужели? Я думал, нет ничего такого, чего бы ты не умел. — Ну, я как минимум не умею играть на пианино. В этом ты мог убедиться, ещё когда мы только приехали. — Ну, зато тебе было весело. Ну так что? Я научу тебя. — Ты дурак, Джонатан. Дио смотрел на всю эту идею скептически, как смотрел на любую сумасбродную идею Джонатана, коих в его голове возникало немало. — А как же кабинет? Я только начал. — Успеем ещё. — Мне уже даже как-то неловко перед твоим отцом, — он коротко вздохнул, — с другой стороны, что мне терять? Но учти, что я серьезно намерен оттоптать тебе обе ноги. — Договорились, — засмеялся Джонатан. Он отлип наконец от стола и встал напротив Дио в полный рост. — Ладно, начнём урок хореографии. — Может, спустимся вниз? Будет странно танцевать в кабинете твоего отца. К тому же места тут не то чтобы много. — Я думал, ты не захочешь спускаться вниз. Тебе ведь там всё напоминает о… — он не договорил. Дио сжал ладони в кулаки и взглянул на Джонатана со всей решительностью, на которую был способен. — Это была минутная слабость. Но я не могу убегать от своих страхов вечно. Я не какой-нибудь трус. И я не позволю каким-то воспоминаниям победить себя. Джонатан мягко улыбнулся в ответ на эти слова, и глаза его засверкали. — Помнишь, ты спрашивал, почему я полюбил тебя? Я, кажется, начинаю понимать, почему. Они спустились вниз. Дио оглядел гостиную. Украшения. Ёлка. Вино. Он сделал глубокий вдох и попытался расслабиться. Ему не грозит опасность. Не в этот раз. Потому что рядом Джонатан. Брандо с благодарностью взглянул на него, и в груди его что-то встрепенулось, ожило, заметалось, как сумасшедшее. Должно быть, это было его сердце, и оно колотилось, каждым ударом крича: «Как хорошо, что он здесь. Как хорошо, что я его встретил. Наконец-таки, в кои-то веки, я могу ничего не бояться. Потому что он защитит меня». Джонатан потянул его за руку, и они вышли в центр комнаты. Дио улыбался. Просто так, без причины — смотрел на Джоджо и улыбался ему какой-то странной, глуповато-счастливой улыбкой. И Джостар тотчас улыбнулся ему в ответ, отчего уголки губ Брандо поползли ещё выше. Он спрятал лицо в ладонях, и вдруг рассмеялся. Он и не помнил уже, когда улыбался в последний раз так широко. В груди всё пылало, в животе переворачивалось. — Ты чего? — спросил Джонатан. Он никогда ещё не видел его таким прежде. — Я? Ничего, — ответил Дио, изо всех сил стараясь сдержать смех, хотя у него плохо получалось, — я готов. Учи меня. — Ладно, — сказал несколько озадаченный Джонатан, становясь напротив него, — положи правую руку мне на плечо. — Ты поведёшь? — Ну, я думал, так будет проще учиться. — Хорошо. Что дальше? — Дай мне другую руку. Так. Хорошо. Дио послушно выполнял все команды и слушал объяснения. — Я начинаю движение с правой ноги, ты — с левой, — закончил Джонатан, — ты готов? — Как никогда, — совершенно серьёзно ответил Дио, и Джонатан начал счёт, делая шаг вперёд. Поначалу Брандо путался в ногах и сбивался с ритма, но, спустя какое-то время, подстроился под темп партнёра и начал попадать в счёт. — Это вальс? — спросил он Джонатана, когда им удалось относительно чисто выполнить несколько кругов. — Да. — Где ты научился? — В школе. — Что это за школа такая, где учат танцевать классические танцы? Для детей богатых родителей? — Что-то вроде того. Отец очень хотел вырастить из меня джентльмена, — Джонатан протяжно вздохнул, — но у него никак не получалось. — Я бы так не сказал. — Ооо, ты просто плохо знаешь, каким я был ребёнком. Я частенько сбегал с уроков, чтобы погонять мяч или побродить где-нибудь. Ещё и других подговаривал сбежать со мной. Дио прищурился и с недоверием хмыкнул. — Ты-то? Не верю. — Ну и зря. Я был ещё тем сорванцом. Это всё, конечно, не проходило безнаказанно. Отец потом устраивал мне воспитательные беседы, — Джонатан на секунду умолк, — прозвучит странно но, ты чем-то напоминаешь мне его. Отца. — Чем же? — Не знаю. Ты как будто такой же далёкий и недоступный, как он. И вечно ворчишь. — Видимо, не такой уж и недоступный, если танцую сейчас здесь с тобой. — Но мне пришлось хорошенько постараться, чтобы ты оказался здесь. — Точно. Они поменялись ролями. Теперь Дио пытался вести, но с непривычки снова запутался. В конце концов ему надоело. — Я устал, — прямо заявил он, — к черту этот вальс. Давай просто потанцуем. — Хорошо. Из телевизора доносились звуки очередной рождественской песни — довольно спокойной и с размеренным темпом. Дио сделал погромче, и вернулся к Джонатану, обхватывая его шею руками и покачиваясь в такт музыке. Джонатан подстроился под него и вскоре они уже двигались вместе — покачивались плавно и неторопливо, словно судно на волнах в тихую погоду. Дио прикрыл глаза и опустил голову на грудь Джостара. Джонатан положил свою голову на плечо Дио. Амплитуда движений всё уменьшалась, пока они совсем не застыли посреди комнаты в таком положении — тихие, умиротворённые, не способные надышаться друг другом. Они стали словно одним целым в этот момент, и им было так хорошо и спокойно друг с другом, что они не решались даже заговорить друг с другом — так прекрасен был этот момент, и так глупо и неуместно звучали бы сейчас любые слова. Они не имели ни малейшего понятия, сколько простояли так, но блаженное их забытье было внезапно нарушено громкими звоном часов, а зачем оглушительными звуками с улицы — где-то неподалёку запускали фейерверки. Весь этот шум застал их врасплох и они, невольно вздрогнув в объятиях друг друга, как один, не сговариваясь, посмотрели сначала на циферблат часов, на котором в одну линию вытянулись минутная и часовая стрелка, а затем в окно, через которое на небе уже видны были отдалённые разноцветные вспышки фейерверков. На экране телевизора мелькали какие-то люди с шампанским, во все стороны летели искры от бенгальских огней и падали длинные ленты серпантина откуда-то сверху. — Рождество наступило, — резюмировал Джонатан. — Уже? Дио давно уже потерял счёт времени и теперь удивился тому, как быстро пролетели последние несколько часов. В конечном счёте, все прошло гораздо менее торжественно, чем он ожидал, гораздо проще, и вместе с тем, душевнее. — Ну, как тебе Рождество? — поинтересовался Джостар. — Ничего. — Хоть мы и договорились, что не будем обмениваться подарками, но один небольшой презент у меня для тебя всё-таки есть. С этими словами, Джонатан наклонился к Дио. Их лица оказались совсем близко, они соприкоснулись носами. Следующим, что почувствовал Дио, были влажные мягкие губы Джонатана на своих губах. Касания губ Джостара были осторожными, нежными — он боялся спугнуть, боялся, что его оттолкнут, отвергнут и больше никогда не захотят видеть. Но Дио даже не думал его отталкивать, напротив, прижал к себе ещё крепче, приоткрыл рот, позволяя языку Джонатана проникнуть внутрь. Они целовались всего-то в третий раз, и это был первый поцелуй, инициатором которого был Джонатан. И, чёрт возьми, Дио это нравилось. То, как Джостар, почувствовав себя хозяином положения, уверенно и даже властно его целует, держа свою крепкую ладонь на его шее, а другую заведя за спину. Дио чувствовал себя как-то странно. Он не привык, чтобы над ним кто-то властвовал, чтобы кто-то подчинял его себе. Но чёрт возьми, Джонатану хотелось подчиниться. Хотелось расслабиться и опереться на него целиком и полностью, и ни о чём больше не думать. — Так… Это и был твой подарок? — спросил Брандо, когда они оторвались наконец друг от друга, тяжело дыша. — Ну, да. — Вот ведь чёрт… — Что такое? — У меня для тебя точно такой же, — мягко улыбаясь, произнёс Дио, накрывая губы Джонатана своими.