Испытательный срок

Дио стоял на пороге своего дома уже минут десять, морально и физический готовый к тому, что в дверь могут постучать в любую минуту. Когда стук наконец-то раздался, он выждал положенные пятнадцать секунд, вытянулся в струну, поправил на себе зимнее пальто и наконец лениво, будто нехотя, открыл дверь. Несмотря на ударивший в глаза поток ослепительного света, ему удалось сохранить каменное выражение лица. Он оперся предплечьем о дверной косяк, картинно качнул головой и бросил взгляд на часы. — Ты опоздал, — как можно более холодно произнёс он. — Я тоже рад тебя видеть! — воскликнул Джонатан. Его улыбка стала ещё шире. Дио поморщился — Джостар светился от радости так сильно, что глаза Брандо всё же не выдержали. — Извини, что задержался, нужно было забежать в супермаркет купить кое-что в дорогу. — Мы такими темпами опоздаем на поезд. И тогда уехать нам светит ещё не скоро — все билеты перед праздниками раскуплены. — Я приехал позже, чем обещал, но всё равно с запасом. Не нервничай и залазь в такси. Это, наверное, был первый раз, когда Джонатан указывал Дио, что делать, а не наоборот, и Брандо даже замолчал в недоумении, не зная, как реагировать — к такому он не привык. Он так изумился, что даже не заметил, как его вещи оказались в багажнике автомобиля. Вещей у Дио было немного — небольшая дорожная сумка, отдельно ноутбук, пара тетрадей и письменные принадлежности. — Собираешься потратить свободное время на подготовку к экзаменам? — спросил Джонатан. — Точно. Каникулы каникулами, но сессия не за горами. Я должен сдать экзамены безупречно, как и всегда. Тебя это, кстати, тоже касается. — Будем готовиться вместе? — пуще прежнего засиял Джонатан. По мнению Дио, кожа на его лице должна была уже пойти трещинами от улыбки, но нет, с ней всё было в полном порядке. — Если только ты действительно будешь заниматься, а не донимать меня своей любовной чепухой, нагло пользуясь тем, что я нахожусь в твоём доме. — Оу, — вздохнул Джонатан, кидая на него игривый взгляд, — вы так строги, профессор Брандо. Дио почувствовал, как у него дёрнулся глаз. «Чего? Он меня профессором назвал? Это что ещё, к хренам, за ролевые игры?» Решив, что в подобной ситуации самым лучшим вариантом будет притвориться глухим, ничего не понимающим имбецилом, Брандо проигнорировал его слова. — Строгость тут не при чём. Я просто хочу стать хорошим специалистом в своей области. — Зная тебя, ты хочешь стать не просто хорошим, а лучшим. — Брось, Джоджо. Я же не тупой и прекрасно понимаю, что желать быть в чëм-то лучшим — глупо и по-детски, потому что критерии оценки субъективны. Но в целом ты прав — я хочу превзойти если не всех, то, по крайней мере, многих. — Не сомневаюсь в том, что у тебя получится. Дио лишь надменно хмыкнул в ответ на эти слова. Разумеется, у него получится, он ведь всё для этого делает. — Кстати, раз уж за это зашёл разговор, ты никогда не рассказывал о своих планах на будущее. Я уже говорил, что планирую податься в адвокаты. Что насчёт тебя? — О, я собирался идти дальше в науку. И, возможно, в преподавание. Преподавание… Дио тут же представились тупые лица некоторых его однокурсников, их бессвязные и порой глупые ответы на семинарах и бесконечное шушуканье на лекциях. От этих воспоминаний Брандо аж передёрнуло. Он посмотрел на Джонатана с уважением. Вот уж действительно, только у такого человека, как он — с безграничным запасом терпения и милосердием Иисуса — могло бы хватить выдержки на то, чтобы выносить тупость и разгильдяйство большинства студентов. Хотя Дио казалось, что Джонатан больше бы подошёл на роль учителя младших классов. Он невольно представил его в окружении льнущих к нему улыбающийся малышей, и на душе у него сразу стало легче, настолько милой ему показалась эта картина. — Почему ты улыбаешься? Дио вздрогнул. Он и не заметил, как расплылся в улыбке при мысли о возящемся с детишками Джонатане. — Я не улыбаюсь, просто челюсть свело, — съязвил он, и тут же добавил уже куда более серьёзно, — задумался кое о чём. Джонатан не стал донимать его дальнейшими расспросами, и Дио был ему за это очень благодарен. Ему нужно было как-то переварить мысль о том, что Джонатан был бы хорошим отцом. И не столько саму эту мысль, сколько факт того, что она в принципе возникла в его голове. Дорога до железнодорожного вокзала прошла довольно спокойно. Джонатан был мил, как обычно, а Дио исчерпал свой запас сарказма на ближайшие несколько часов и на редкие замечания Джостара отвечал спокойно. Они прибыли вовремя — как и говорил Джонатан, времени было достаточно. В поезде между ними возобновился оборванный ранее разговор. — Ты никогда не думал стать профессиональным игроком в регби? — поинтересовался Дио. — А ты? — Нет. Мне нравится играть, но я не готов посвятить этому всю свою жизнь. — Я тоже. Почему ты спросил? — Не знаю, — пожал плечами Брандо, — мне нравится, как ты играешь. Это не было новостью — то, что Дио нравится игра Джонатана, знали все, включая самого Джонатана, однако в ответ на слова парня он улыбнулся так, словно ждал этой похвалы полгода, и вот наконец-то её удостоился. — Вот только не надо так лыбиться, — возмутился Брандо, — я не пытаюсь сделать тебе комплимент, просто констатирую факт. — Очень приятный для меня факт, знаешь ли. — Ну, ещё бы, — ответил Дио, отворачиваясь к окну. Он прикрыл глаза, надеясь скоротать ближайшие несколько часов во сне, но заснуть ему всё не удавалось. Лишь изредка он впадал в дрёму, рождавшую в его воображении какие-то чудаковатые образы, рассеивавшиеся сразу же после пробуждения. Дио до конца поездки гонялся за этими образами в своём мозгу, но так и не сумел догнать ни один. Вернее, он уже почти поймал один из них, но в тот самый момент, когда он был так близко к тому, чтобы протянуть руку и схватить его, его разбудил Джонатан, объявляя, что через десять минут они будут на месте.

***

Сойдя с поезда, они первым делом заметили, что погода за время поездки испортилась. Небо было обложено тучами, сверху время от времени сыпалась морось, мелкие острые капельки которой впивались в лицо, словно иголки. Джонатан предложил вызвать такси, но Дио стоически отказался, узнав, что пешком идти всего полчаса. Остаток пути они проделали в молчании, волоча за собой свой скудный багаж. Джоджо был спокоен, как обычно, а вот на душе у Брандо было почему-то мрачно. Семейное гнездо Джостаров он узнал ещё издалека, хотя никогда его, разумеется, прежде не видел. Он был почти по-детски уверен, что самый большой и высокий дом окажется тем самым, что они ищут, и, как ни странно, оказался прав. Это было прекрасное двухэтажное строение, окружённое небольшим садом, совершенно голым в это время года. Дио почувствовал, как в груди что-то противно и болезненно кольнуло. Чем ближе они подходили, тем более возрастала его тревога, природы которой он пока не понимал. — Пришли, — произнёс Джонатан, и Дио услышал, как звякнули ключи и скрипнула калитка чёрной металлической ограды, приглашая гостей внутрь. Вернее, гостем здесь был только Дио, и он почему-то не чувствовал, что здесь ему рады. Они вместе с Джонатаном прошли сквозь сад и поднялись по ступенькам. Снова звякнули ключи, и Джонатан любезно распахнул перед ним дверь, пропуская вперёд. — Добро пожаловать, — улыбнулся он, и Дио переступил порог его дома. Если снаружи жилище Джостаров выглядело ещё более или менее скромным, то внутреннее его убранство совершенно поражало широтой размаха. Просторная прихожая с потолком настолько высоким, что Дио приходилось задирать голову, вела в богато оставленную гостиную, не менее роскошную столовую и кухню. Отсюда же наверх уходила лестница — там, по словам Джонатана, располагались кабинет отца и спальни. Первым делом они направились в гостиную и распахнули тяжёлые дорогие портьеры, впуская в комнату бледные лучи. Но даже в тусклом зимнем свете гостиная казалось верхом красоты и изящества. Мягкие диваны и кресла, кофейный столик, ковры, картины, лампы, камин, огромный рояль и даже многочисленные безделушки, встречавшиеся то там, то тут, — всë говорило о том, что прежний владелец дома обладал вкусом и, главное, деньгами. Дио никогда прежде не был в местах, обставленных так красиво, разве что видел в кино, и что-то внутри него затрепетало при мысли, что вот так тоже можно жить. На душе у него стало вдруг радостно до невозможности, по-детски радостно, словно тот несчастный ребёнок, которым он рос в городских трущобах, внезапно перенёсся в другой мир, о котором не мог и мечтать, но в который всё-таки очень хотел попасть. Брандо вертел головой, словно пытаясь впитать каждой клеткой своего тела окружавшее его великолепие. В это мгновение Джонатан зажёг свет, и огромная сверкающая люстра осветила окружающее пространство мягким и тёплым золотистым сиянием. Многочисленные стеклянные и металлические безделушки, многократно отразив этот свет, засверкали, бросая блики на всё вокруг так, что Дио показалось, будто он оказался внутри калейдоскопа. Он только и успевал вертеть головой по сторонам, даже не пытаясь скрыть свои восхищение и любопытство. Ему было одновременно радостно и грустно. Он улыбался, но ему хотелось плакать. Эта прекрасная атмосфера роскоши и изобилия обволакивала его, сдавливала ему грудь, не давала дышать, и вместе с тем поражала и манила своей красотой и богатством. — Тут… — с усилием выдавил он, чувствуя ком в горле, — тут просто потрясающе. Джонатан улыбнулся. — Ты и правда так думаешь? Брандо кивнул, чувствуя, как душевное волнение, его охватившее, становится всё сильнее. Джонатан пригласил Дио наверх, чтобы показать его комнату, и они поднялись по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж. Здесь, помимо отцовского кабинета, располагались три спальни. Две из них, как нетрудно было догадаться, принадлежали отцу и сыну, в третьей же, предназначенной, по-видимому, для нечастых гостей, давно уже никого не было. Именно в этой комнате должен был ночевать Дио. — Здесь немного пыльно, но это ничего, — сказал Джостар, отпирая дверь, — я помогу тебе навести порядок и устроиться. Стены спальни были оклеены светлыми обоями с тёмным узором, в центре стояла двуспальная кровать, у стены — зеркало, комод и платяной шкаф. От этой комнаты веяло чем-то допотопным, старым и даже немного мрачным, и выглядела она довольно строго, но опрятно. Джонатан попросил Брандо устраиваться поудобнее, а сам вышел куда-то. Растерявшийся Дио поставил на пол сумку с вещами и, чтобы начать привыкать к новой для него обстановке присел на краешек огромной кровати, а затем повалился на спину, чувствуя, как матрас приятно пружинит под весом его тела. Впрочем, он тут же поспешно поднялся со своего ложа, словно опасаясь, что в любой момент может зайти Джонатан и посмеяться над тем, как он разлёгся, едва оказавшись в гостях. Но Джонатана всё не было. Брандо услышал из-за двери звуки его голоса. «Говорит по телефону, наверное», — подумал Дио, и он подошёл к окну, обрамлённому тёмно-коричневыми шторами и лёгким светлым тюлем. В коридоре послышались приближающиеся шаги. — Извини, — сказал Джостар, возвращаясь в комнату, — приятель позвонил. Ты ведь не будешь против, если он заглянет сюда на днях? Мы давненько не виделись. — С чего бы мне быть против? — скептически вскинув бровь, спросил Дио. — Это всё-таки твой дом, и ты здесь хозяин. — Мне всё же немного неловко… — Глупости, — отрезал Дио, будто бы хотел одной фразой покончить с этим разговором раз и навсегда, но тут же заговорил снова, — это, должно быть, важный для тебя человек? — Друг детства, — с теплотой в голосе ответил Джонатана, — хотя, скорее, юношества. Мы росли вместе. — Вот оно как… — отозвался Дио, вопреки спокойному тону ощущавший всё-таки некоторое раздражение. — Хочешь взглянуть на мою комнату? Ну, разумеется, Дио хотел, хотя ни за что на свете не признался бы в этом по доброй воле. Любопытство было совсем ему не чуждо, особенно в отношении такого человека, как Джонатан Джостар. Комната Джоджо, видимо, служила чем-то вроде его личного музея и не переделывалась с тех пор, как он был ещё подростком. Она была вся сплошь обвешана полочками, на которых хранились самые разные вещи, стены все сплошь были заклеены постерами знаменитых спортсменов, в одном углу валялся какой-то спортивный инвентарь, включая мяч для регби, в другом — нечто, очень похожее на лежанку для какого-то домашнего животного. — У тебя были питомцы? — спросил Дио. — Да, собака. Его звали Дэнни. Брандо, никогда особенно не стремившийся глубоко вникать в чувства других людей без особой надобности, в этот момент почему-то всем нутром почувствовал трагедию за этими совершенно невинными словами. — Он был хороший пёс. Умер вскоре после того, как я поступил в универ и съехал из дома. Лицо Джонатана омрачилось. — Отец убеждал меня, что он просто был уже очень стар, и я понимаю, что так оно и было. Но я всё равно постоянно винил себя. Мне казалось тогда, что он умер из-за моего отъезда. — Ты ведь понимаешь, что тут нет твоей вины? — Да, конечно. Но мне всё равно тяжело от мысли о том, что я не сумел проводить его в последний путь. Я даже этот лежак так и не сумел заставить себя выкинуть. Хотя его вид только растравляет грустные воспоминания. Дио не был любителем собак, и никогда не сталкивался с потерей домашних питомцев, которых у него никогда не было. Однако чувство потери близкого человека было ему всё же знакомо, и, хотя он никак не мог поставить собаку и человека в один ряд, он всё-таки мог представить, что чувствовал Джонатан. И больше всего на свете ему сейчас захотелось его от этих чувств избавить. Он аккуратно дотронулся до запястья Джоджо. — Я понимаю, что этот пёс многое для тебя значил, но… Мы ведь здесь для того, чтобы избавиться от ненужных вещей, верно? — тихо спросил он. — Может, с этого и начнём? Джонатан поднял взгляд и посмотрел ему в лицо. Дио даже испугался. Ему стало страшно при мысли, что он задел чужие чувства, и теперь на него сорвутся и выгонят за то, что он покусился на святую святых этого дома. — Если не хочешь… — начал он, давая заднюю, но был тут же перебит Джонатаном. — Нет, нет, ты прав. В конце концов, у меня есть другая память о Дэнни, — с этими словами он указал на одну из многочисленных полок, где стояла фотография белого в чёрных пятнах пса и пара изгрызенных собачьих игрушек, — а от этого уж точно нужно избавиться. Спасибо, — искренне поблагодарил Джонатан, — без тебя, я бы, наверное, не справился с этим. — Ерунда, — отмахнулся Дио, — не стал же бы ты хранить эту штуку вечно? Ты бы разобрался с ней и без моей помощи. — Не знаю, — улыбнулся Джостар, — в любом случае, я рад, что ты был здесь, когда это наконец случилось. — Ты меня явно переоцениваешь. — Вовсе нет. Но Дио, зная, что Джонатана переубеждать бесполезно, только презрительно хмыкнул и отвёл глаза. Зря, как выяснилось, потому что не успел он понять, что происходит, как услышал, как Джонатан приблизился к нему, без всякой задней мысли обхватил его своими сильными руками и оторвал от пола. — Ну чего ты такой угрюмый? — спросил он, приближая его лицо к своему и улыбаясь. Дио возмутился от такой наглости. — Джонатан Джостар, — вопил он, упираясь ладонями в его плечи, чтобы не дать сократить расстояние между ними ещё больше, — немедленно поставь меня на место! — А то что? — с задором спросил Джонатан. Дио застыл в его хватке. Действительно, что он мог сделать против этого детины-переростка в его собственном доме? Попробовать вырваться? Допустим, но это будет довольно энергозатратно. Надавать ему по роже? Вполне осуществимо, но как-то уж слишком жестоко. Да к тому же Брандо понимал, что всё это несерьёзно, что это просто шутка, и Джостар ничего плохого ему сделать не хочет и не сделает. Но позволять ему так просто хватать себя Дио тоже не улыбалось. Он сделал глубокий вдох и решил применить бескровную тактику по высвобождению из этой незапланированной хватки. — Джоджо, — принимая максимально серьёзный вид, произнёс он голосом, каким обычно разговаривают с непослушными детьми, — сейчас же прекрати хулиганить и поставь меня, где взял. Джонатан скорчил недовольную гримасу, но Дио опустил, аккуратно придерживая его за талию. Оказывается, иногда он умел быть послушным. Впрочем, это касалось только мелочей, иначе бы на просьбу отвалить и никогда больше не смотреть в его сторону без особой надобности, которую Дио высказал ему ещё почти в самом начале знакомства, Джонатан реально бы свалил. Но он этого не сделал. Ни после первой такой просьбы, ни после многочисленных последующих. — Молодец, — удовлетворённо сказал Дио, когда его оставили в покое, — а теперь давай приниматься за дело, тебе, кажется, нужна была моя помощь с уборкой. Джостар не стал возражать против такого развития событий. Он притащил откуда-то несколько пустых картонных коробок, и они взялись за работу. Выбрасывать в комнате Джонатана было практически нечего, так как всё здесь напоминало ему о школьной юности, и он почему-то никак не хотел терять эти воспоминания. Зато вот с его старой одеждой, которую решено было отдать на благотворительность, пришлось разбираться довольно долго. Почти вся она была на несколько размеров меньше и не налезла бы на Джоджо даже если бы он приложил к этому все мыслимые усилия. — Как ты, однако, вымахал с тех пор, — вслух рассуждал Брандо, — поверить не могу, что ты когда-то носил это. Какой же ты всё-таки здоровый кабан. — Это комплимент? В ответ на это Дио бросил Джоджо уничтожающий взгляд, а затем и скомканную в тугой комок рубашку, что на его языке означало: «Да, мне нравится твоё огромное тело, грëбанный придурок, но я слишком горд, чтобы открыто признаться тебе в этом, поэтому заткнись и не задавай больше этих скользких вопросов». Неизвестно, понял ли Джонатан это невербальное послание, но вопросов больше не задавал. Дио разбирал вещи как заправская домохозяйка. — Так, это постирать, это тоже, это постирать и зашить, а это — ты меня прости Джоджо, я не знаю, как ты это носил, что довëл до такого состояния — это можно сразу выкинуть. Джонатан только по-доброму улыбался, наблюдая за парнем, но старался не показывать своей улыбки, чтобы не задеть самолюбивого Брандо. Они провозились почти до самого ужина, но зато дело было сделано — одежда рассортирована, стирка того, что необходимо было постирать, запущена, а все ненужные вещи сложены в коробку. Сам Дио, уже немного освоившийся и почувствовавший, видимо, себя хозяином, сооружал на кухне перекус из заранее купленных Джонатаном продуктов. В это время сам Джонатан по наущению Дио пытался найти в доме нитки и иголку, чтобы тот мог зашить некоторые вещи. — Тебя мама научила шить? — спросил он, когда искомое было найдено. — Почему ты так решил? — Ну, вы с ней, вроде, были довольно близки, вот я и подумал… Извини, если напомнил тебе о детстве. Я знаю, что тебе было несладко. — Ничего, всë нормально, — ответил Дио, нарезая овощи, — да, ты прав, меня научила мама. Он почему-то чувствовал себя неловко, говоря о своей матери при Джонатане, который никогда не знал женщины, подарившей ему жизнь. — Ты меня научишь? — Чему? — Шить. — А ты разве не умеешь? — Умею, но не слишком хорошо. Дио что-то невнятно пробурчал. — Можешь посмотреть, как я буду зашивать одежду. Ему безумно хотелось увести разговор в какое-нибудь другое русло, и тут он вспомнил о музыкальном инструменте, величественно и грузно стоявшем посреди джостаровской гостиной. — Ты играешь на рояле? — спросил он. — Скорее нет, чем да, — засмеялся Джонатан. — Это как? — Меня учили в детстве. Отец всё время хотел воспитать из меня аристократа. Но я никогда не питал особо интереса к занятиям музыкой. В общем, я не оправдал его ожиданий, и занятия прекратились. А я с тех пор почти всё забыл, и едва ли смогу сыграть хоть что-то. — А мне всегда нравились клавишные инструменты, — внезапно признался Дио после небольшой паузы. — Правда? — Да. У нас в средней школе было пианино, и учитель нам играл на уроке музыки, а мы, кажется, что-то пели. Я уже плохо помню. Но помню, что мне всегда хотелось тоже сесть за пианино и что-нибудь сыграть. Или хотя бы просто понажимать клавиши. Аж руки чесались, — Дио почувствовал, что улыбается. — И как? Удалось? — Что? — Ну…понажимать? — Ах, это… Нет, не удалось. Я не хотел привлекать к себе внимания. Тем более таким глупым способом. — Почему же глупым? Ты ведь был ребёнком. — А я не хотел, чтоб обо мне думали, как о ребёнке. Я закончил. Джонатан взглянул на столешницу, где стояло пару тарелок с сэндвичами и яичницей. — Сейчас заварю чай, и будем есть. — В столовой? Дио поморщился. Есть в столовой, за огромный обеденным столом, куда могло поместиться человек десять, если не больше, казалось ему почему-то неправильным. — Может, лучше в гостиной? — предложил он, хотя и в гостиной было ненамного уютнее. И вообще весь этот дом казался ему слишком красивым, чтобы осквернять его физиологическим актом приёма пищи, не говоря уже об остальном. Тем не менее, выбор всё-таки пал на гостиную, где они и расположились на одном из диванов и водрузили на кофейный столик тарелки и чай. Оба порядком устали, поэтому сразу же принялись за свой довольно скромный перекус. Когда первый голод был утолён, и еда на тарелке перестала полностью владеть всеми мыслями Дио, он невольно вспомнил о том, что сидит в шикарной гостиной шикарного дома рядом с неприлично богатым в сравнении с ним Джонатаном. Вообще об этом трудно было не вспоминать, когда всё, за что ни возьмись, было таким красивым и явно дорогим. Интерьер гостиной был составлен так, чтобы восприниматься цельно и гармонично, но Дио в глаза бросался то одни, то другой предмет, словно вещи вокруг разглядывали его, а не он их. Он снова почувствовал то душащее чувство, которое охватило его вперемешку с восторгом, когда он только вошёл в дом. Даже беря пищу с тарелки, он невольно задумывался о том, были ли это просто обычные тарелки или же какой-нибудь коллекционный сервиз, продажей которого можно было бы покрыть всё его обучение в университете. Вообще его с некоторых пор серьёзно волновал тот факт, что у Джонатана осталось от отца немаленькое состояние, и с тех пор, как он оказался в этом доме, это волнение только усиливалось. Причём, принимая предложение Джостара провести Рождество в его доме, он прекрасно понимал, что так оно и будет. Но всё равно поехал. Было что-то важнее его беспокойств, что заставило его оказаться здесь. Когда трапеза была окончена, они сидели в молчании, каждый, видимо, думая о своём, и не спеша нарушать повисшую между ними тишину. Как-то так вышло, что им было хорошо и без того, чтобы разговаривать. Однако Дио всё же решил расставить точки над i в волнующем его вопросе. Он только не знал пока, как это сделать, и к чему вообще может привести этот разговор, но понимал, что поговорить точно надо. — Слушай, Джонатан… — начал он, ощущая некоторую неловкость. Чтобы успокоиться, он принялся убирать со стола. — Мм? — Я хотел тебя спросить… — Да? — Зачем ты привёз меня сюда? — Я, кажется, уже не раз говорил об этом. Чтобы… — …помочь тебе с уборкой и всё в этом роде? Я не об этом. Это то, что лежит на поверхности. — Что же такое ты имеешь в виду? Дио понёс посуду на кухню, словно давая себе небольшую передышку. Джонатан последовал за ним. — Обычно я не люблю долгих предисловий, но, раз уж мы говорим по душам, придётся к нему прибегнуть, — задумчиво сказал Дио, ставя тарелки и чашки рядом с раковиной и включая воду; он осознавал, что мыть посуду во время серьёзного разговора — не лучшая идея, но это помогало ему взять себя в руки, — понимаешь, всю свою жизнь я мечтал о том, чтобы выбиться в люди и жить в достатке. Я учился, как проклятый в школе, чтобы поступить в университет. Я всерьёз собирался положить всё своё существование на то, чтобы добиться денег и положения. Это было для меня чем-то недостижимым, чем-то очень далёким. Но то, что для меня было смыслом жизни, у тебя было всегда. И не потому, что ты этого добился, а просто потому, что тебе повезло. И это делает то, к чему я стремлюсь таким… Незначительным. Но я сейчас даже не об этом, — он понял, что начал совсем не с того, с чего собирался, и теперь, чтобы не запутаться окончательно, резко перешёл сразу к интересующему его вопросу, — вообще-то я хотел спросить… на что ты рассчитывал, демонстрируя всю эту роскошь, в которой жил с самого детства? — Ни на что, — ни секунды не думая, ответил Джонатан, который пока ещё не понимал, к чему клонит возлюбленный, но уже начинал отдалённо догадываться. — И ты не боялся? — Чего? — Ну, ты же знал, что я из бедной семьи. Ты не боялся, что я, увидев всё это, — он обвёл влажными от воды руками окружающее пространство, — я стал бы встречаться с тобой из-за твоих денег? Или, может, ты именно на это и рассчитывал? — Ни на что такое я не рассчитывал, — помотал, головой Джонатан, да Дио и сам понимал, что он действительно не способен на что-то подобное, — я как-то вообще об этом не задумывался. Для тебя такая обстановка, конечно, в новинку, но я вырос в ней. Она ровным счётом ничего для меня не значит. Так что смысла скрывать её я тоже не видел. И к тому же… Ты бы никогда не стал встречаться со мной из-за денег. — Откуда такая уверенность? — не скрывая своего удивления спросил Брандо. — Я ведь буквально только что тебе сказал, что сделал деньги смыслом своей жизни. По крайней мере, какой-то его частью. Джонатан внимательно взглянул на него, и Дио почему-то пробрало от этого взгляда. — Это ниже твоего достоинства — пресмыкаться перед кем-то ради денег, — с непоколебимой уверенностью произнёс он, — гордость бы тебе не позволила. — Допустим. Но если бы это всё-таки, случилось? Что, если бы я действительно стал встречаться с тобой из-за денег? Чисто гипотетически. Джонатан на секунду задумался. — Если бы такое и вправду случилось, я бы, наверное, даже не заметил. А даже если бы заметил, не стал бы тебе ничего говорить. — Что? — вырвалось у Дио. Он так удивился, что так и застыл, крепко сжимая чуть влажное полотенце в руке и широко открытыми глазами глядя на Джонатана. — Зная, как жестоко с тобой обошлась жизнь, я не стал бы тебя осуждать. Думаю, я бы продолжил любить тебя так же сильно, просто старался бы, чтобы со временем ты тоже полюбил меня за что-нибудь кроме денег. Дио даже близко не ожидал услышать ничего подобного. Его широко распахнутые глаза распахнулись ещё шире. — Джоджо… — собираясь с силами, прошептал он. — Что? — Ты непроходимый идиот, вот что! — заорал Дио, лупя его полотенцем. — Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? Нельзя же позволять так пользоваться собой! Сколько раз я говорил тебе не быть такой бесхребетной тряпкой! Господи, да как ты вообще дожил до своего возраста с такой наивностью? Ладно я, а если бы ты втрескался в какого-нибудь совсем отбитого и беспринципного ублюдка? Дио продолжал на чём свет ругать Джонатана, изливая на него всё своё негодование. Он долго кричал на него, получая в ответ лишь слабую виноватую улыбку и распаляясь от такой реакции на свои нравоучения ещё больше. Наконец, когда силы его иссякли, он шумно выдохнул, переводя дыхание и бормоча что-то из разряда: «И откуда ты такой взялся на мою голову?» Джостар продолжал виновато улыбаться. — Придурок, — подытожил Брандо свою речь, — нельзя же так. Вот как тебя после такого можно одного оставить? Тебя ж с потрохами сожрут и не подавятся. — Не сожрут, — уверенно улыбаясь возразил Джонатан, — я умею драться. Отобьюсь. Дио исподлобья посмотрел на него. — Дурак ты. Драться он умеет, гляньте на него. Сам ведь знаешь, что кулаками ничего не решить. Кроме того случая, когда мы побили кучку тех отморозков на улице, но это исключение. Он ворчал, как заботливая, но разозлённая своим чадом мамочка, но Джоджо только умилялся этому. Он знал, что Брандо так показывает свою привязанность, а заодно и выплёскивает накопившиеся за этот насыщенный день эмоции. Джостар смотрел, как он энергично вытирает чайные чашки, и Дио ощущал на себе этот взгляд, полный нежности. — Чего тебе? — спросил он, начиная раздражаться из-за этого безотрывного взгляда. — Ничего, — покачал головой Джонатан, — знаешь, Дио, ты удивительный. Кого-нибудь другого на твоём месте спугнуло, если бы я был беден, а у тебя наоборот. Тебе неприятна даже мысль о том, что ты будешь пользоваться чужим состоянием. Ты куда благороднее, чем думаешь. — Никакое это не благородство, просто гордыня. Ты, как всегда, выдумываешь чёрт знает что. Сколько ещё ты планируешь не замечать мои недостатки? — Я не то чтобы их не замечаю, я просто предпочитаю обращать внимание на то хорошее, что есть в тебе. — Да что во мне вообще может быть хорошего? — Много чего. Ты очень усердно трудишься — и в учёбе, и в спорте. Чётко знаешь, чего хочешь, и способен добиваться этого. Можешь постоять за себя, и никому не позволишь навязывать тебе свои правила. Это не так уж и мало. Дио удручённо вздохнул. — Может, всё это и так, но в остальном я дрянной человек. Я с самого начала вёл себя с тобой, так, чтобы отвратить от себя. А ты вместо этого терпел. Знал бы ты, как я из-за этого бесился. Надеялся, что ты уйдёшь, если увидишь, какой я отвратительный человек. Но ты оказался куда более упёртым, чем я думал. — Это, конечно, не моё дело, но почему ты хотел, чтобы я ушёл? Я тебе не нравился? — Не в этом дело, — выпалил Дио и тут же испугался того, с какой поспешностью эти слова сорвались с его губ, — в смысле… Я вообще не привык, чтобы ко мне относились таким образом. Не привык, чтобы меня, ну… любили. Поэтому… я испугался. Он замолчал, понимая, что с тех пор, как он встретил Джонатана он начал привыкать, к тому, что его любят, хотя это давалось ему нелегко. — Джонатан, почему ты влюбился меня? Джонатан молча приблизился к нему со спины, и в следующее мгновение Дио почувствовал, как его крепко прижимают к себе сильные руки. — Не знаю. Просто. — Да ну тебя, — отмахнулся Брандо, высвобождаясь из объятий, — так не бывает. — Ну, если так тебе будет легче понять, то… я люблю тебя за то, что ты — это ты. — То есть ты любишь меня за то, что веду себя, как кусок дерьма? — Ты далеко не всегда ведёшь себя так, но да, и за это тоже. Дио расставил вымытую посуду по местам, убрал полотенце на место и подошёл к окну. На улице было темно, в кухне тоже — свет они почему-то не включали. — Хоть ты и стараешься замечать во мне только хорошее, но и плохого во мне тоже немало. Если ты и впрямь так хочешь быть со мной, тебе придётся иметь дело и с плохим тоже. И это будет тяжело. И для тебя, и для меня. Ты уверен, что хочешь этого? — Я-то хочу. С самого начала вопрос был лишь в том, хочешь ли этого ты. Дио почувствовал, как сердце его заколотилось от страха. Он мог сейчас всего одним словом разрешить то положение неопределённости, в котором они довольно давно уже находились, но он этого не сделал. — Я пока не могу дать тебе ответ, Джонатан, — честно сказал он, стараясь казаться спокойным, несмотря на волнение. — И не нужно, — спокойно ответил Джостар, — подожду ещё. — Ты так будешь ждать меня до старости. Брандо увидел отражение Джонатана в оконном стекле — тот только пожал плечами, будто бы говоря этим жестом: «Ну, что уж тут поделаешь?» — Кстати говоря, если тебя так сильно волнует моё состояние, то я не так уж богат, как ты думаешь. — Да неужели? — с сарказмом спросил Дио, поворачиваясь наконец к нему лицом. — Да. Большую часть своего состояния отец завещал благотворительным организациям. К тому же мне пришлось заплатить налог на наследство и потратиться на похороны. — Даже если так, уверен, что денег у тебя сейчас всё равно в десять раз больше, чем у меня было за всю мою жизнь. — Почему тебя это так волнует? — Потому что… Я боюсь, что, мы слишком разные, чтобы… Дио хотел сказать «чтобы быть вместе», но не осмелился произнести этого вслух. Тактичный Джонатан не просил его закончить фразу, но кажется, понял всё без слов. — Понимаешь, Джонатан, мы с тобой словно люди из разных миров. Голодному никогда не понять сытого и наоборот. — Но ты уже давно не живёшь в бедности. — Верно, но я в ней вырос. Она воспитала меня, словно вторая мать, и в соответствии с тем, чему она меня научила, я строю свою жизнь и принимаю решения. Тебе никогда не понять этого. Точно так же, как мне никогда не понять твои привычки и мысли, и то, что ты с рождения имел всё, о чём я только мечтать мог. — Не спорю, что разница, в воспитании и имущественном положении может создавать противоречия между двумя людьми. Но ты действительно думаешь, что она может стать непреодолимой преградой? — Возможно, — это было даже не «да», просто «возможно», но Дио почувствовал себя виноватым за это слово перед Джонатаном. — А если эти двое любят друг друга? Брандо пожал плечами. — Откуда мне знать? Я только знаю, что когда люди не равны, и у одного есть то, чего нет у другого, то этот другой чувствует себя неполноценным рядом с тем, у которого это есть. А тот, у которого есть, чувствует себя виноватым за то, что он этим обладает. И не важно, о чём именно идёт речь — о деньгах, успехе, красоте или ещё о чём-нибудь другом, что ценится у людей. И всегда кто-то из них начинает перетягивать на себя одеяло. Повисла тишина. Разговор их ушёл в совсем уж мрачное русло, и продолжать его уже не было смысла. Обоим стало тоскливо и грустно, словно на чьих-то похоронах. Возможно, потому что этот разговор хоронил их возможное совместное будущее, о котором один из них мечтал, а другой старался не мечтать, но у него это плохо получалось. Джонатан, однако, стремясь разогнать туман беспросветной печали, окутавший их плотным облаком, позвал Дио. Тот поднял на него усталый тусклый взгляд. Джонатан отвечал едва заметной улыбкой. — Я не знаю пока, как мы решим эту проблему, но мы обязательно вернёмся к этому разговору позже. А сейчас… Думаю, я знаю, что поможет тебе отвлечься от этих мрачных мыслей. — И что же? — скептически прищурившись спросил Брандо. Джонатан ничего не ответил, только взял его за руку и потащил за собой в гостиную. — Вот, — торжественно произнёс он, поднимая клап рояля, и указывая на длинный ряд клавиш, — ты же хотел понажимать, когда был ребёнком. Нажимай. Дио, ожидавший любой глупости, совсем не рассчитывал на то, что Джонатан предложит ему осуществить его детскую мечту. Он глядел то на него, то на рояль, и ему становилось смешно от этой комичной картины. Он не удержался и засмеялся. — Боже, Джоджо, ты такой дурак, — почти что с любовью произнёс он, утыкаясь лбом в его широкую грудь и сотрясаясь от смеха, — знаешь, твой отец совсем бы не обрадовался, если бы узнал, как ты пользуешься этим инструментом. — Ничего, я думаю, он бы простил нас. Дио снова беззвучно рассмеялся, плотнее прижимаясь к Джонатану и чувствуя, как тот обнимает его в ответ. Ему невольно вспомнилось, как ещё утром он старался вести себя с Джостаром как можно более холодно, а теперь, вечером того же дня, смеётся с ним и льнёт к нему всем телом. Но Дио не был бы собой, если бы не разбавил эту идиллию какой-нибудь неожиданной каверзой. — Эй, Джоджо, — полушутливо-полусерьёзно сказал он, — знаешь, я кое-что решил. Я стану твоим парнем. Брандо почувствовал, как застыл обнимавший его Джонатан после этих слов. — Ты это… серьёзно? — Да. Но так как меня беспокоит разрыв наших финансовых возможностей, и я хочу, чтобы мы были на равных, я сначала заработаю столько, сколько есть у тебя, а потом уже вступлю с тобой в отношения. — Ты… серьёзно? — снова спросил Джонатан, но уже с совсем с другой интонацией. Выражение его лица надо было видеть. Брандо снова затрясся от смеха. — Абсолютно. — Но Дио, — робко возразил Джостар, — ведь на это понадобится очень много времени. — Зато у меня будет отличная мотивация. — Но Дио… — А как ты хотел? Такова жизнь. Заметив, что Джонатан, никак не ожидавший такого удара после того, как ему дали надежду, готов расплакаться, Брандо позволил себе рассмеялся. — Дурак, я пошутил. — Пошутил? — вновь расцветая, спросил Джонатан. — То есть, мне не придётся ждать, пока ты разбогатеешь? — Нет, пошутил, что согласен стать твоим парнем. — В смысле? — В прямом. Всё снова по-прежнему. Ты всё ещё на испытательном сроке, а я всё ещё не знаю, что мне с тобой делать, понятно? Джонатан страдальчески улыбнулся и вздохнул. — Ты просто невыносим. — Ну наконец-то ты признал это. — Признал, но… Джостар крепче обнял его и уткнулся носом в его шею. — Но я всё равно люблю тебя. — Да-да, а теперь дай мне уже потыкать по клавишам, — сказал Дио, хотя ему очень хотелось ответить: «Я тебя тоже».