Испытательный срок

Дио просыпается, совершенно не понимая, что происходит. Жестокая головная боль сдавливает его виски, а во рту так сухо, как будто он не пил уже целый месяц. Он издаёт едва слышный стон, но подняться не может. Всё вокруг словно в тумане, ни одной мысли, лишь обрывки случайных ничего не значащих фраз и какие-то неясные образы роятся в его измученном мозгу. Не в силах встать, Дио ворочается с одного бока на другой, со спины на живот, путаясь в тяжёлом одеяле. Густая, тягучая дрёма обволакивает его, он утопает в её мареве и в мягком матрасе, который чувствует под собой. Что происходит?.. Он понятия не имеет, сколько проходит времени, прежде чем проблески сознания наконец достигают его разума и сменяют собой зыбкие, словно песок, грёзы. С усилием он разлепляет глаза, чтобы обнаружить себя в совершенно незнакомом ему месте. Сонливость снимает как рукой. Дио в недоумении вертит головой по сторонам, несмотря на то что каждое резкое движение отдаётся невыносимой болью в висках. Перемотанные бинтами кулаки жутко саднят, будто бы он долго и тщательно кого-то бил накануне. «Твою-то мать, какого хера?» — думает Брандо, вдруг замечая оставленный рядом с собой на тумбочке полный стакан воды и таблетку аспирина. Не думая ни секунды, Дио закидывает в себя дозу и запивает водой — самое то, что нужно с похмелья. А в том, что у него похмелье, Брандо не сомневается. «Ну и куда меня, чёрт возьми, занесло по пьяни? Что вообще произошло?» — скорбно хватаясь за голову, спрашивает себя он, как вдруг слышит шаги за закрытой дверью комнаты, в которой находится. В одно мгновение все его инстинкты обостряются, мышцы наливаются напряжением — он готов к любому исходу. Дверь тихо приоткрывается, будто кто-то боится его разбудить. В тёмном дверном проёме появляется высокая фигура, и в следующую секунду Дио видит, как в комнату заходит Джонатан, мать его, Джостар. — О, ты уже проснулся, — мягко улыбается он, с нежностью глядя на него, — доброе утро. И тут к Дио возвращаются воспоминания о событиях вчерашнего вечера.

***

Очередная победа университетской команды по регби становится поводом для вечеринки. Дио и Джонатан благодаря своей блестящей игре, разумеется, оказываются на ней тоже. Всё вокруг ходит ходуном, орёт, оглушая к чертям, музыка, запах спиртного и буйные крики заполняют собой всё окружающее пространство. В общем, ничего необычного. Дио глубоко презирает подобные мероприятия и посещает их исключительно для укрепления командного духа, хотя прекрасно понимает, что распитие водки в чьём-то прокуренном доме плохо вяжется со спортивным образом жизни. Брандо старается много не пить, он знает, что алкоголь плохо на него влияет, но всё равно не может удержаться от того, чтобы заливать в себя всё новые и новые порции. Потому что рядом с ним постоянно находится Джонатан, и это просто невыносимо. Если будучи трезвым, Дио прекрасно контролирует себя и свои порывы, то подвыпивши, он едва сдерживается, чтобы не совершить какую-нибудь глупость. Реальность размывается, становится похожа на цветной сон. Джонатан совсем рядом с ним — сильный, красивый, мягкий в жизни, но решительный и непримиримый на поле. Дио видел сегодня, как он вырывал победу для их команды зубами, как он боролся, словно дикий зверь, с присущей одному ему грубой грацией. И вот сейчас этот зверь, готовый растерзать на поле любого ради выигрыша, сидит рядом с ним, ласково ему улыбается и мягко советует не перебирать с выпивкой. Он напоминает огромного грозного медведя, превратившегося в безобидного плюшевого мишку. О, этот Джонатан! Дио знает, как сильно тот любит его. Если бы он только захотел, он мог бы прижаться к нему, крепко обвить его сильное тело руками, запустить пальцы в его иссиня-чёрные волосы и глядеть ему прямо в глаза долго и неотрывно… Дио безумно этого хочется. Он давно уже прошёл стадию отрицания своей симпатии к Джонатану. Этот засранец определённо хорош, и он знает это. Но показать ему своё расположение, открыться, сдаться в их нескончаемой борьбе, означает проиграть по-крупному. Нет, ни за что. Не в этой жизни. Поэтому Дио продолжает накачивать себя алкоголем — чтобы сбежать, забыть, что совсем рядом с ним находятся Джонатан, который притягателен до невозможности, но к которому Дио ни за что не позволит себе этим вечером приблизиться. Он и так уже сдал позиции в последнее время. Нельзя. В этих жестоких попытках подавить своё позорное (как ему кажется) влечение, Брандо напивается, но алкоголь всегда плохо на него действовал. Он чувствует только, как в голове всё немного мутится, а границы дозволенного сдвигаются куда-то очень далеко. «Надо уходить», — осознаёт он. Необходимое для соблюдения всех возможных приличий время он уже отбыл. Пора делать ноги. Нужно просто уйти куда-нибудь подальше от всего этого — от прокуренных комнат, от соблазнительного алкоголя и от не менее соблазнительного Джонатана, которого Дио натурально ненавидит. Ненавидит за то, что он так сильно ему, чёрт возьми, нужен. Он поднимается, а почти что трезвый Джостар (и как ему это удаётся?) решает его проводить. Дио отмахивается от него, но у Джоджо находится железобетонный аргумент: — Не забывай, что в глазах окружающих мы пара. Будет выглядеть странно, если ты уйдёшь, а я останусь. К тому же я бы всё равно ни за что не отпустил тебя одного в таком состоянии. Дио чувствует, как Джонатан заботливо поддерживает его, когда они покидают чужое жилище. На улице холодно, почти что морозно, и Дио мгновенно ощущает, как пелена охмеления становится тоньше. Он не трезвеет, но становится чуть более собранным и пытается выбраться из хватки Джонатана. — Отвали, — огрызается он, пытаясь найти телефон в кармане пальто, — я вызову такси. — Мне кажется, тебе сейчас лучше пройтись пешком, — замечает Джонатан, — ты ведь недалеко живёшь. Минут за двадцать доберёмся. Заодно голову проветришь. Дио почему-то не сопротивляется этому предложению, хотя, даже будучи нетрезвым, догадывается, что для Джонатана это просто предлог побыть с ним подольше. А впрочем, какая разница — составлять ему компанию на улице или в такси? Телефон отказывается находиться, и Дио просто смиряется с ситуацией, тем более что ноги у него не заплетаются, а лёгкий туман в голове не мешает тому, чтобы добраться до дома пешком. К тому же рядом с ним Джоджо, а уж на этого засранца всегда можно положиться. И Дио отдаёт себя в его руки, позволяя проводить до дома. Вместе они бредут по пустынным улицам. Всё идёт хорошо, но Джонатан, затеявший всю эту прогулку, видимо, не учитывает, что не у них одних в пятницу вечером была вечеринка. В очередном тихом переулке к ним внезапно цепляется подвыпившая компания, явно ищущая конфликта. — Ну что, приплыли, педики? — А чё сразу педики-то? — возмущённо вырывается у Дио, и только в этот момент он замечает, что всё это время они с Джонатаном идут в обнимку, поддерживая друг друга, — а, ты об этом, — произносит он, замолкая, но и в следующую же секунду разражается пьяными криками на всю улицу, — да идите вы на хер, сраные гомофобы! Я могу любить кого хочу, ясно? Имею право, как будущий юрист говорю. Научитесь уважать чужие взгляды, ушлёпки! Говоря всё это, он раскачивается из стороны в сторону, повиснув на Джонатане, который всячески пытается его унять, не теряя последней надежды решить проблему тихо и мирно. — Нет, ты погоди, я это так просто не оставлю, — артачится Дио, готовясь прочитать целую лекцию по вопросам толерантности, которая никому уже, собственно, и не нужна — повод для драки найден. — Ну всё, паскуда, тебе не жить, — произносит рослый парень, видимо, лидер, этой компании, — и тебе, кстати, тоже, — кивает он в сторону Джонатана, — вам пиздец. — Позволю не согласиться, — вдруг произносит Джонатан своим обычным невозмутимым джентльменским голосом, — это вам пиздец, — и в ту же секунду он отвешивает главарю апперкот, отчего тот едва не валится на землю. — Вставай мне за спину, я прикрою, — кричит он Дио. — Ну нет, — отвечает тот — уже порядком протрезвевший, — я тоже хочу надрать этим придуркам задницы. Не сговариваясь, они встают спина к спине со сжатыми кулаками наготове. Их стремительно берут в кольцо, но они атакуют быстро и слаженно, будто дрались вместе всю свою жизнь. Отражая удары со всех сторон, они выводят противников из строя одного за другим. Дио бьёт от всей души, не жалея. Он чувствует боль от ударов по чужим лицам, ощущает, как разбиваются костяшки в кровь, но ему почему-то удивительно хорошо. Хорошо оттого, что он заезжает этим мудакам по их наглым рожам, оттого что он чувствует за собой напряжённую спину Джонатана, оттого что они борются, как одно целое, защищая друг друга. Их соперники быстро понимают, что не с теми связались, и с позором разбегаются, исчезая в темноте и разражаясь благим матом. Дио и Джонатан ещё некоторое время стоят в воцарившийся тишине спиной друг к другу. — Кажется, отбились. Надо поскорее уходить отсюда, — говорит, наконец, Джостар, оборачиваясь, — спасибо, что прикрывал меня со спины. — Взаимно, — отвечает Брандо, — только на кой, скажи мне, пожалуйста, ты полез в драку первым? — Они окружили нас и загнали в угол с твёрдым намерением надавать по роже. Что я, должен был ждать, пока кому-нибудь из нас прилетит? В такой ситуации нужно брать противника неожиданностью, навязывать ему свои правила, чтобы взять всё под контроль. Что я и сделал. Я не мог допустить, чтобы кто-нибудь из нас пострадал. Мы отделались лёгкими синяками. А вот этим ребятам, готов поспорить, повезло меньше. Дио смотрит на Джонатана с нескрываемым восхищением и восторгом. — Никогда не думал, что ты можешь быть… таким, — произносит он, словно в забытьи. — Каким? Дио не уверен, он даже не может подобрать слов. Он говорит первое, что приходит в голову: — Расчётливым. Жестоким. Лицо Джонатана становится максимально серьёзным. — Когда речь идёт о том, чтобы защитить себя и людей, которые тебе дороги… иногда приходится прибегать и к жестокости. Даже если не хочется этого делать. Он не оправдывается, просто констатирует факт. — Ты поаккуратнее с этим, — предостерегает Брандо, и в голосе его слышатся мягкость и лёгкая доля иронии, — а то в один прекрасный день попадёшь в полицейский участок. А тебе этого категорически делать нельзя. Ты не должен портить свою репутацию. — Ну, даже если со мною вдруг случится такая досадная неприятность, ты ведь меня отмажешь? — спрашивает Джонатан с такой невинной улыбочкой, что Дио даже не верит, что это он. Он думал, Джонатан может быть жёстким только на поле для регби, но нет ведь, он бывает таким и в жизни, когда сталкивается с опасностью и несправедливостью. Джонатан Джостар, этот отличник и тихоня, оказывается тихим омутом, в котором водятся те ещё черти. И Брандо это до ужаса нравится. Его глаза загораются чувственным огнём. Он видит, как часто вздымается грудь Джонатана, слышит его сбившееся дыхание, чувствует, как его накрывает волна силы и мужества, исходящего от всего его тела и точеного профиля его лица. И Дио сдаётся. Он позволяет себе отпустить на время свои страхи, ему просто становится всё равно, и он властно хватает Джонатана за воротник куртки, притягивает к себе и касается его полураскрытых алеющих губ со всей решимостью. Джонатан, как обычно, слегка заторможен, когда дело касается поцелуев, и сразу не отвечает. Хотя, может быть, дело в том, что Дио всегда целует его неожиданно, в не совсем подходящих для этого местах, и Джостар просто теряется. Впрочем, эта растерянность у него достаточно быстро проходит, и он тоже включается в игру, работая губами и языком и обвивая свои разгорячённые недавней борьбой руки вокруг тела Брандо. Дальнейшие события рисуются в голове Дио довольно смутно. Он явно помнит, что зачем-то напросился в гости к Джонатану, а потом отрубился, едва переступив порог его дома — не осталось даже воспоминаний о том, как Джоджо (потому что больше было некому) обрабатывал его раны. И вот теперь он здесь. Зачем ему сюда приспичило? Он и сам толком не знает, и не уверен, что хочет знать. Достаточно и того, что он проснулся в доме человека, в отношениях с которым из последних сил старался сохранять дистанцию, хотя с каждым днём это становилось всё сложнее и сложнее. Не говоря уже об этой идиотской драке и поцелуях. — Водички? — спрашивает Джонатан, заставляя Брандо вынырнуть из омута воспоминаний и вернуться к удручающей реальности. Парень не отвечает, и Джоджо, не дожидаясь какой-либо реакции наполняет стакан. Дио чувствует на себе взгляд Джостара и почти что сгорает от стыда. Брандо недоумевает от собственных чувств: он — и вдруг чего-то стыдится. Обычно, ему это несвойственно. Всего-то пару месяцев назад он проворачивает целый спектакль, чтобы насолить Джостару и разрушить все его надежды, и это совсем не его не трогает. Откуда сейчас это странное ощущение, съедающее его изнутри? Стыдится ли он их нового поцелуя? Или же ненавидит себя за то, что этот поцелуй был искренним?.. Пугаясь в собственных эмоциях, Дио тянется к прохладному стакану, поданному Джонатаном, и залпом выпивает его содержимое, чувствуя острый приступ отвращения к самому себе. — Господи, надеюсь, что здесь был яд, потому что, видит Бог, жить с воспоминаниями о том, что случилось вчера, я не смогу, — выдаёт он, обречённо вздыхая. — Да ладно тебе, ничего страшного не произошло. — Ничего? Мы пьяными полезли в драку, а потом я… О Господи, как же мне стыдно. Я и вдруг полез к тебе целоваться… — Уже не в первый раз, между прочим, — со шкодливой улыбочкой замечает Джонатан, и в то же мгновение первая попавшаяся под руку Дио подушка летит ему в лицо. — Завали хлеборезку! Слышится смех, и когда Джоджо отнимает подушку от лица, Брандо вдруг замечает заметную припухлость на его губе. — Это они тебя вчера так? — спрашивает он. — А, это? Да это ничего, до свадьбы заживёт. — До какой еще свадьбы? — До нашей. Вторая подушка не заставляет себя ждать. — Кончай уже травить свои шуточки! Хотя, зная тебя… Ты же это серьёзно говоришь, да? В ответ на это Джонатан только мягко улыбается, будто бы всем своим видом говоря: «Ну что с меня взять?» Дио вздыхает. — Твой прямой как шпала флирт доведёт меня до ручки. Ладно, проехали. Просто забудем об этом, будто ничего и не было, ладно? И вообще, нехорошо так беспардонно пользоваться чужим гостеприимством, так что мне пора. — Но тебе нужно сменить повязки. И я приготовил тебе завтрак. — Пожалуй, не стоит. — Но у меня есть куриный супчик… Дио на секунду замирает в раздумьях. Он колеблется. — …с сухариками. — Вот же блять, да хрен с тобой, ладно, остаюсь на завтрак. В конце концов, мне это сейчас не помешает, — добавляет он, чувствуя, как предательски сильно болит голова. — Сначала перевязка — потом еда, — тут же безапелляционно заявляет Джонатан. Дио невольно переводит взгляд на замотанные бинтами костяшки. Болит не слишком сильно. Должно быть, он просто содрал кожу. — Ладно уж. Только дай мне бинты и что-нибудь дезинфицирующее. — Бинты и йод в ванной, по коридору направо. Может, тебе помочь? — Вот ещё. Мне не три года, сам справлюсь, — поспешно отвечает Дио, вставая с дивана. В голове нещадно гудит, тело ломит, но он не обращает на это внимание, а просто несётся в ванную комнату, чтобы наконец убежать от Джостара куда подальше. С тихим шипением он обрабатывает раны и меняет бинты, и жжение в костяшках как будто напоминает ему о чём-то. Он морщит лоб, напрягает память, чтобы вытащить из глубин её что-то важное, и ему это вдруг удаётся — на него обрушиваются отсутствующие кусочки пазла — он вспоминает, как Джонатан целует его разбитые в кровь пальцы, касается нежно-нежно и долго смотрит затем в глаза. Сердце Брандо предательски ёкает, по телу пробегает внезапная волна возбуждения. «Чёрт, — думает он, поднося перевязанные ладони к лицу, словно стыдясь случившегося, — почему это так неловко? Грёбанный Джонатан…» — Ты там как? Помощь нужна? Дио вздрагивает от внезапного окрика. Как долго он здесь уже стоит? Неважно. Сейчас главное взять себя в руки и побыстрее свалить. — Уже иду. Завтрак проходит в полном молчании — Дио уплетает суп (который, надо признаться, находит весьма неплохо приготовленным, если не сказать больше), а Джонатан и вовсе не ест, а просто суетится на кухне, убирая после недавней готовки. И, честно говоря, Брандо ему за это чертовски благодарен, потому что он не вынес бы после случившегося сидеть с Джоджо за одним столом и выдерживать на себе его долгие, полные обожания взгляды. Правда, он и сейчас чувствует, как время от времени Джостар украдкой смотрит в его сторону, но Дио готов ему это простить. В конце концов, Брандо сейчас находится в его доме и ест его еду, так что можно и потерпеть немного. С супом он расправляется довольно быстро. Чувствуя приятную тяжесть в желудке и простое человеческое желание спокойно переварить съеденное, он всё же заставляет себя подняться и начать собираться домой. Ему кажется, что если он останется ещё хоть ненадолго, то потеряет последние капли самообладания, а вместе с тем и уважения к себе. Поэтому он натягивает пальто на смятую после сна одежду и собирается уходить. — Я провожу тебя до остановки, — участливо предлагает Джонатан, протягивая руку к своему пуховику. Но Дио наотрез отказывается. — Не нужно. Я доберусь сам. Мне нужно сейчас побыть наедине с собой, понимаешь? Подумать и всё такое. — Но… — Не перечь мне, — Дио берёт свой обычный властный, полный уверенности тон, — ты на испытательном сроке, и должен меня слушаться, ты это помнишь? — Ну ладно, — сдаётся Джонатан, — тогда до понедельника. — До понедельника. Но Дио почему-то мешкает, не срывается с места, как обычно, а заторможенно стоит на пороге вместо того, чтобы сразу уйти. Его неуверенный взгляд невесомо скользит по лицу Джонатана, и Брандо замечает на себе пару его блестящих, лучащихся любовью глаз. — Ну и чего ты так на меня смотришь? — спрашивает Дио. И тут Джонатан, тот самый Джонатан, который ещё вчера ночью без капли сожаления наносил удары налево и направо, смущённо улыбается и опускает взгляд, словно нашкодивший школьник. — Я просто… Я очень сильно хочу тебя поцеловать. Я легонечко. Можно? Джонатан глядит своим щенячьим взглядом почти умоляюще, и Брандо даёт понять — ответным ли взглядом, незначительным ли жестом — что можно, что он не убьёт и не возненавидит его за эту маленькую шалость. Джостар подаётся вперёд и касается губами лба Дио. «Действительно «легонечко», — невольно думает последний, едва чувствуя мягкость чужих губ. Как сильно этот поцелуй не похож на тот, что вчера сорвался с уст самого Брандо — то была настоящая буря эмоций, грубая, необузданная. Поцелуй Джонатана был совершенно другим, насквозь пропитанным нежностью и добротой, от которых что-то в груди почти что болезненно ёкало и заходилось в приятном волнении. — Тебе обязательно быть таким? — спрашивает Дио, когда Джонатан с лёгкой улыбкой отстраняется. — Каким? — Мягкосердечным идиотом. Джоджо ничего не отвечает, и Брандо собирается уходить. Он разворачивается, делает несколько шагов, но вдруг кидает через плечо, точно зная, что дверь по-прежнему открыта: — Спасибо за всё, — и уходит так быстро, как только может, будто бы всерьёз опасаясь, что Джостар погонится за ним и заставит повторить эти слова вновь. Впервые за всё время Дио искренне благодарит Джонатана. В копилку Джостара падает ещё одна маленькая победа, но Дио почему-то особенно не сожалеет об этом. «Он это заслужил, в конце концов», — решает он. Дойдя до остановки в молчаливых раздумьях о событиях вчерашнего вечера, Брандо даже позволяет себе улыбнуться. Где-то в груди в него плещется океан теплоты и не пойми откуда взявшейся нежности. «А ведь здорово повеселились», — думает он. И всё это маленькое приключение вдруг перестаёт почему-то казаться Дио таким уж постыдным. Подумаешь, пьяным полез в драку с какими-то отморозками? В компании Джостара ему отчего-то не страшно совершать подобные глупости. И к чёрту репутацию и прочую ерунду — просто к чёрту. Куда больше его беспокоит другое — он в одном шаге от того, чтобы уступить Джонатану в их борьбе. Если только от этой борьбы ещё что-то осталось кроме пустых пререканий Дио, которые ни на что уже не влияют. Он уже не тот, что был прежде. В присутствии Джонатана он становится словно оголённый провод. Он тянется к нему, он желает его. И от этого ему становится очень страшно. Страшно и волнительно. Сколько ещё он продержится?.. В памяти невольно всплывает всё та же картинка — как Джостар трепетно целует его пальцы, прежде чем обработать и наложить повязку, и Дио вдруг со странным спокойствием осознаёт, что уже проиграл.