Around the world: two steps down to hell

Но что, если там, после, ничего и нет?

— Давайте рассуждать логически. Открытая местность, много гражданских. Мы уверены, что Барнс здесь, но какого черта его сюда понесло? Голос Сэма в коммуникаторе затих, и я использовала этот короткий перерыв на размышления. Мне хотелось объяснить, почему вопрос Уилсона звучит так, что появляется желание закатить глаза, но нужные слова никак не приходили на ум. Было ли виной тому палящее даже на закате солнце или тот факт, что Баки находился где-то в радиусе двухсот метров от нас, трудно сказать, но панорама улочки из белого, желтого, голубого и даже розового цветов немного «плыла». Бутылка воды, которую я прихватила с собой из машины, была уже наполовину пуста, а два часа ожидания не давали никаких результатов. Рассредоточившись по кварталу, мы заняли три наиболее удобные для наблюдения точки. Поскольку спутниковый радар Старка не мог указать местонахождение с точностью до нескольких метров основываясь на одной биометрии, пришлось расширить зону поиска. Но Баки определенно был рядом. Понимая, что «горячего» приема с его стороны нам уже не избежать, я выбрала самое открытое место на всей площади. Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на виду. Сэм в это время отслеживал центральный вход, место с наибольшей проходимостью, а Торрес мониторил периметр заданного квадрата при помощи усовершенствованной версии Редвинга, выпуская его раз в несколько минут. — Если бы он вышел на прогулку, то не стал бы задерживаться тут так надолго, — сказал Хоакин, и я мысленно его поблагодарила. Вполне сносное объяснение. Белая точка, которая означала искомый объект, пульсировала в одной и той же области. Немного странно было смотреть на маленький экранчик и думать о том, что мигающий индикатор — это не какая-то абстрактная цель, а конкретный человек, чье появление обернется для меня очередным душевным кризисом. Трудно сказать, изменилось бы это, окажись я в подобной ситуации через год или два после нашей последней встречи? Или же наши чувства не имеют срока давности? Или лучше наконец закрыть это гребанное «окно в прошлое», пока я окончательно не потеряла бдительность. — Хорошо, — Сэм согласился, но было слышно, что, получив ответ на свой вопрос, он не стал менее напряженным. Если Торрес для меня был новым неизученным объектом, то Уилсон вполне себе знакомым и легко читаемым. Он взваливал на себя большую ответственность, когда брал в руки щит, и этот груз давил сильнее, чем Сэм ожидал. Но вместе с тем не было причин сомневаться в том, что новый Капитан не справится со своими обязанностями. И сейчас, слушая нашего негласно избранного командира я даже успокаивалась, медленно приводя свою нервную систему в состояние хрупкого, но всё же равновесия. — Какие у нас есть версии? На что будем реагировать? Толком продумать план действий мы не могли по многим причинам. Одна из них — время, которое было ограничено. Как только программа засекла совпадение биометрии, мы выдвинулись по следу. Второе — военный курьер, с которым у Уилсона была некая договоренность, запаздывал, поэтому Торрес по-прежнему оставался без крыльев и основного снаряжения. Я, также как и он, при себе ничего полезного не имела, и приходилось полагаться только на собственные знания и способности. И третья причина — Барнс, который мог выкинуть любой фокус и поломать нашу стратегию к чертовой бабушке. — Версий много, — ответила я, — начиная от неожиданно появившейся у Барнса тяги к религии и паломничеству по кубинским католическим церквям и заканчивая незаконной сделкой по обмену оружием. Уилсон негромко присвистнул. — Вау, не уверен, с каким из вариантов я предпочел бы столкнуться лично, но хотелось бы мне думать, что ты его НЕ настолько хорошо знаешь. Но мы знали Барнса одинаково хорошо, чтобы понимать, что истинная причина его нахождения здесь могла быть куда более поганой. — Твои предложения? — разминая затекшие мышцы шеи и плеч, я начала подумывать о том, что пора сменить позицию. — Он кого-то ищет. — Или ждет? — предположил Хоакин. — Или и то, и другое. Что бы там ни было, с уверенностью можно сказать, что эта встреча не для старых закадычных друзей. Вообще, насколько мне было известно, то у Барнса из его прошлой незавидной жизни в советских лабораториях и экспериментальных центрах хороших приятелей не было. Врагов можно было пересчитывать долго, а вот с положительными персонажами — жуткий дефицит. Был Стив, но даже учитывая все невероятные повороты судьбы, их воссоединение с Барнсом оказалось коротким. Расширять круг своих знакомств Баки не торопился, и был в этом, наверное, прав. Настоящие доверие и верность — два редчайших качества в современном мире. — Знаешь, Сэм, а я считаю, что это на твоей совести, — сказала я, наблюдая за тем, как пара двух великовозрастных старушек медленно пересекает улицу, — нужно было следить за ним получше. Возможно, Уилсон и сам доходил до подобных размышлений. Не буду утверждать, что он винил себя, а не меня, но тот факт, что Баки ввязался в нечто смахивающее на новый межнациональный конфликт — и наше упущение тоже. — Намекаешь, что это моя обязанность и, следовательно, моя ответственность? — шикнул Сэм в ответ. — Ну а чья? Кто у него еще есть? Это как права на воспитание ребенка после развода. — После развода оба родителя занимаются воспитанием, или один выплачивает алименты. Я от тебя ни того, ни другого не видел. Совершенно не привыкший к подобным личным разборкам в общем эфире Торрес негромко покашлял, привлекая наше внимание. — Почему бы нам просто не обойти территорию? — Потому что незваный гость — хуже татарина. Дядя Сэм не хочет раскрывать свое местоположение и еще, что у него синдром защитника. — Синдром, Меган, это твои чувства к столетнему киборгу. На моих губах появилась ленивая усмешка. — Вы что так друг друга в тонусе поддерживаете? — поинтересовался Хоакин. Удивление в его голосе было неподдельным, что только подстегивало нас продолжать. — У Капитана зависимость от публичного порицания чувств других людей. Хотя, спустя столько времени я начинаю подозревать, что это исключительно порицание чувств к Барнсу. Моих чувств, если быть еще точнее. — Если еще точнее, то действую я исключительно из лучших побуждений. — Я словно включил ток-шоу. Сижу и наблюдаю чужие разборки, — не переставал сетовать Хоакин, пока мы с Сэмом щедро обменивались своими мыслями и переживаниями, а также мнением касательно друг друга. Но по крайней мере время за этими разговорами время шло быстрее. Солнце опускалось ниже, людей на улицах становилось больше. Просыпались вечерние жители Камагуэя, на площадь стягивались туристы. Женщины в платьях и длинных юбках. Мужчины в рубашках, с эротично расстегнутыми верхними пуговицами. Хотелось бы мне вживую посмотреть на то, как танцуют настоящие кубинцы, в чьих жилах течет горячая южная кровь, но этому желанию было не суждено сбыться. Сегодня уж точно. — Сэм, — коснувшись рукой наушника, я сделала вид, что поправляю выбившуюся прядь волос, — думаю, что теперь мы не единственные, кто выделяются из толпы. Несколько секунд в коммуникаторе стояла тишина. Уилсон внимательно всматривался в ожившую площадь, пока не увидел то же, что и я. — Ну мы по крайней мере хотя бы попытались замаскироваться, а у этих только таблички с эмблемой в руках не хватает. — Еще двое движутся с запада, если вы о потенциальных «плохих парнях», — подключится к разговору Торрес. — Очень плохих, Хоакин, очень, — покачала головой я. ГИДРА, сомнений быть не могло. — И кажется, что они заняты тем же, чем и мы… — Ищут Барнса. Стало понятно, что наш вечер близится к своему логическому и не самому приятному завершению. Двое мужчин в черном, что прошли мимо меня, настолько не вписывались в здешний пейзаж, что не оборачивался в их сторону только ленивый. И пока зеваки разглядывали солдатские берцы и кожаные черные куртки, за которыми с большой вероятностью было спрятано оружие, я проследила за отсутствующим выражением их лиц. Такие выделялись сразу. Что называется, отбитые. Бесстрашные, послушные. На ближнем востоке мне доводилось встречаться с наемниками из разных стран и группировок, хорошими и плохими, но у большинства из них в глазах отражалась хотя бы толика человечности. Им было, чего бояться или за что умирать. Каждый раз они стояли перед непростым выбором, спуская курок или нажимая кнопку детонатора. Но иногда внутри образовывалась такая зияющая чернота, холодный вакуум, что люди переставали быть похожими на людей. И моральных преград для них больше не существовало. — Торрес, ангел мой, поднимись-ка повыше на пару этажей, а то здесь солнце так глаза заливает, что сил нет. Боюсь пропустить всё самое интересное, — оставив свой наблюдательный пункт, я перебралась поближе к торговым рядам. — Почти шестнадцать футов над землей, — отрапортовал парень, — люди в черном удаляются от нас. И выглядят очень целеустремленными. «Потому что их ведут», подумала я. — Через два переулка отсюда улицу замыкает здание, похоже, что оно заброшено. — Тогда давайте составим ребятам компанию, иначе я сорвусь и попрошу кого-нибудь дать мне урок пачанги. В коммуникаторах раздался звук расстегнувшейся молнии. Уилсон взял в руки щит. — Ой, — неожиданно осекся Хоакин. — На спецоперациях не говорят «ой», Торрес, — Сэм был раздражен, — и уж тем более потом не замолкают. Только если это не «ой, мне срочно нужно в туалет» или «ой, кажется я забыл выключить дома утюг». — Виноват. Но с противоположной стороны к той же точке подтягиваются еще трое человек. — Итого мы имеем семь агентов? — уточнила я. — И по-прежнему ни одного Барнса. — Мег, как правильно называется ощущение, когда ты вроде рад, а вроде и нет? — Ну не знаю, Уилсон. Может это твое чувство ответственности, а может материнский инстинкт разыгрался. Ты проверял щит на излучение каких-нибудь заряженных частиц? А участок то и правда безлюдный, — я огляделась по сторонам. — Он намеренно уводит их подальше от скопления людей, — Хоакин явно видел больше, чем мы, но, к сожалению, делу это помогало лишь косвенно. — Он? — переспросила я, пытаясь проигнорировать участившееся сердцебиение, — ты слышал, Сэм? Поторопись протереть глаза от слез, сентименты сейчас будут лишними. Трудно было спутать чувство приближающейся опасности с чем-то иным. Стараясь боковым зрением уловить силуэт Уилсона или Торреса, я натыкалась лишь на голые стены, выкрашенные в пастельные тона. И только голоса в коммуникаторе указывали на то, что мы все еще оставались командой. — Ставлю на то, что нас уже заметили, — говорю, сворачивая в глухой переулок. Звук шагов разносит эхо, благодаря которому легко можно посчитать, сколько всего человек. И если это могу сделать я, значит могут и они. — Впереди тупик, ловушка, — предупредил Хоакин, и больше не видя смысла в том, чтобы скрываться, он направил дрон вверх, придав ему ускорение. Едва уловимое жужжание стихло, и теперь я слышала только свои собственные шаги. — Мег, по моему сигналу, — отдал короткую команду Сэм. Интуиция подсказывала, что он двигался параллельно со мной через узкий проем между домами. — Поняла тебя. Спустя мгновение я увидела взмывший в воздух полосатый щит, послуживший отличным способом отвлечения внимания. Отрикошетив от угла здания, он со звуком ударился об каменную кладку на земле, высекая искры и сбив с ног одного из наемников. Едва щит вернулся обратно в руку к Сэму, как тот снова запустил его, круто развернувшись на 360 градусов. В этот раз он попал прямо цель — одного из солдат, который не без труда, но отшвырнул от себя металлический диск, лишая Уилсона возможности поймать его обратно. — Никого не смущает, что мы все еще одни? — прямо на ходу задает вопрос Сэм. Он быстро оценивает свои позиции, прикидывает расстояние до щита и первым делает выпад в сторону нападающих. — Да как-то нет времени об этом подумать, Сэм, — семеро на двоих, ну или двоих с половиной — не самый лучший расклад, — я бы даже сказала, что народу многовато. Пока Уилсон оттягивает на себя основное внимание, я понимаю, что бугай, получивший «воздушный поцелуй» в виде щита по своей кривой роже, пошатнулся, но сохранил воинственную позу. — С тобой и один справлюсь, — надменно хмыкнул он в ответ на слова, которые предназначались совсем не ему. Несмотря на свой немалый вес, двигался он слишком легко и быстро, методично пытаясь нанести удар то левой, то правой рукой. — Ну что-то как-то у нас не клеится, — увернувшись от очередного выпада, я попыталась сделать подсечку, и едва не поплатилась за это. — Может стоит сменить тактику? Некоторые женщины предпочитают доминировать. — Не со мной, — раздается его рассерженное рычание. — Ладно, я особо и не напрашивалась. «Любой мой удар он легко блокирует», — пронеслось у меня в голове, «но что, если нам немного заземлиться?». Выбрав позицию поустойчивее, я в развороте занесла ногу. Едва мой ботинок оказался на одном уровне с его лицом, как рука наёмника мертвой хваткой вцепилась в голень. Такая опора была даже надежнее, чем прыжок от земли. Оставалось лишь перенести центр тяжести, и вот уже под моим коленом находится его плечо и шея, зажатая в удушающем приеме. Еще одно усилие, чтобы окончательно расшатать равновесие, и мы оба валимся. Оказавшись сверху, я успеваю нанести три точных удара в челюсть прежде, чем мои костяшки встречаются с холодным камнем. Он уворачивается. Кулак врезается в землю и до самого плеча высоковольтным разрядом проносится острая боль. Я перекатываюсь в сторону и вскакиваю на ноги, готовясь к отражать новые атаки, но их не следует. — Я почти приревновал, — вскользь бросает мне Баки, появление которого заметить было просто невозможно. Я не успеваю ни обрадоваться, ни испугаться. Смотрю, как Барнс расправляется с одним наемником и быстро переключается на следующего. Всё-таки бионика — вещь. И против лома нет приема, потому что даже при всей немалой массе громилы, противопоставить чистому вибраниуму ему нечего. Щит Капитана кромсает все, что попадается ему на пути, будь то стены или люди. Только теперь он носится в два раза быстрее, потому что Баки владеет им не хуже, чем Уилсон. — А мне инвентарь выдадут? Чувствую себя ущербной. — Импровизируй, — запыхавшись, отвечает Уилсон. Мы делаем вид, будто всё идет по плану. И своевременное появление Барнса в том числе. Я никогда не была полевым агентом на все 100%, но за все годы научилась многому. А особо близкое общение с гордостью советских ученых и военных упрочнило во мне навыки выживания. Оставалось только не ударить в грязь лицом в присутствие своего «учителя». Который, к слову, в мою сторону даже не смотрел.