Meaningless Efforts

… mY tHOUGHTS bREAK mE …

С высоченного кессонного потолка свисали подвесные многоярусные люстры, которые даже при свете дня запросто могли бы заставить любого оцепенеть от исключительной и абсурдной красоты. В еле покачивающиеся вопреки отсутствию всякого сквозняка конструкции явно на скорую руку были вбиты внушительных размеров рога и когти животных. Вероятно, в попытке отпугнуть всяких скитающихся по этажу посетителей отеля в прежние времена. Место на первый взгляд выглядело не так плохо, как те немногие оставленные позади. И тем не менее гробовая тишина этого места, окутанного вечным потусторонним сумраком, не позволяла расслабить спутанные мысли или изнывающие мышцы ни на секунду. И эта навязчивая желтизна из каждого угла и с потолка, поглядывающая прямо в спины, уже не досаждала, а доводила до белого каления… Пока кто-то из них не втянул в разговор остальных. Их было трое. И вновь количество обрело смысл. Для двоих из них. — Сора… Выслушай нас очень, очень внимательно сейчас. Договорились? - К нему медленно приблизилась высокая девушка ангельской красоты с пушистой косой, достающей ей до поясницы, на которой смешно перекосилась лента лёгкого потрёпанного во всём этом хаосе платья. — Я… д-да, — мальчик точно прилежный ученик затих, а затем покорно понурил голову, смахивая солёную влагу с ресниц и подбирая под себя колени. Позволив своей новой нежной и ласковой знакомой, напоминавшей ему каждым жестом даже не фею, а лёгкое как пёрышко лукошко свежих полевых цветов, проявить защиту и заботу, которые были бы присущи скорее любящей старшей сестре, нежели незнакомке, естественно орудующей шипастым копьём с грозным наконечником. Её тоненькие розоватые пальчики пригладили карамельные волосы на макушке, задев чуть вспотевшую кожу на лбу юноши, ещё не решившего, куда бы себя деть, а то и вовсе приготовившегося закрыть глаза и провалиться под землю… Дыра, зиявшая в его груди, уже была размером с прорубь. Из неё прямо в ухо просачивались дивные звуки, время от времени похожие на шум волн, журчание водопада или свист ветра во время стремительного падания с головокружительной высоты. Сора не был лунатиком, но всё же со стороны его вялые движения, бусинки пота на болезненной мраморной коже и лихорадочный блеск глаз говорили об обратном. Особенно недавно напавший нервный тик. Только тронь, того и гляди свалиться без чувств. Он внимал то звукам, то голосам, не разбирая их значений или слов. Они были слаще древней музыки, самой прекрасной колыбелью. Успокаивающей внутренние переживания и ласкавшей уши, которые чуть ли не кровоточили от здешней трескучей по швам темноте, обвивающей мальчика кольцами точно толстобрюхая гадюка. От чего-то он уверовал, что не так давно лишь чудом не задохнулся в самом сердце тьмы. Тягучесть хитросплетённых тембров и колебаний отравляла и очаровывала его. Хотя когда с ним заговаривали эти двое, она казалась немощной песчинкой в сухом урагане, бесцельно бродящем над бесплодными землями. И вот когда беседа не требовала его внимания, некая сила вновь толкала Сору в безмятежную тень, хитро вплетающую в его сознание бредовые грёзы о фатализме своими щупальцами. Подобно распустившимся великим корням в прохладной почве, они ненасытно вдыхали свежесть молодых плодородистых пород, нашёптывающих им все секреты самых близких и самых далёких миров, до которых не мог дотянуться сумрак, выживший со времён дьявольских голодов и безнаказанной дикости. Со стороны долетело шипение. Точь-в-точь треск электричества… — Эй, парень. Язык проглотил? — У слабого огня качнулась тень, каждый угол которой смахивал на заточенное лезвие, от чего спина мальчика незамедлительно покрылась цыпками. — Всё хорошо, Леон. — Пробормотал у самого уха успокаивающий шёпот. Затем одна рука накрыла другую, и с уст юноши сорвался жалобный протяжный вздох. Мальчик всё никак не мог сглотнуть вставшую поперёк горло кость или отделаться от ощущения, что его пальцы накрыла исхудалая костлявая рука. Айрис, которой тот час же передалась его дрожь, не позволила мальчику уйти в себя, мягко приголубив его голову у себя на плече. — Ну-ну, это пройдёт. Теперь мы с тобой. Ты ведь выслушаешь нас, да? Мы обязательно придумаем… как прорваться. Сора? Сора? — М-м… Ах, да… — выдавил из себя мальчик, отгородившись от внешнего кошмара как за ставнями, различая перед собой лишь грязно-бурую массу и лёгкую дрожь чужого голоса. — Конечно… Весь внимание. Пожалуйста, не волнуйся за меня… — Хм… Вот так. — Даже сквозь закрытые веки Сора знал, что на лице девушки расцвела грустная, улыбка. Айрис продолжила, но без укора, а решительно, точно идя в бой. Их пальцы переплелись. — Я думаю, природой в каждом человеке заложена доброта. Но знаешь, когда настаёт момент пересечь черту, за которой лежат злые… скорее дурные, порочные умыслы, человек вынужден приложить все усилия, дабы остаться на правильной стороне. — И я абсолютно согласен. — Наконец лёд в грубоватом голосе начал отстаивать, а тень, что пригрелась у огня, прошествовала бесшумной дымкой к единственному окну со внушительной трещиной с виде устрашающей паутины. В комнату бесстыдно заглядывали сотни крошечных золотистых бусин, а парень уставился на них в ответ, отчего-то передумав добавлять что-то от себя. — Что за… — Подросток содрогнулся всем телом от нахлынувших на него тошнотворных образов и мгновенно оказался на ногах, взирая на своих новых знакомых в полном недоумении. — Вы же не думаете, что кому-то придётся… — Эй, Сора… — Голос самого старшего среди них резанул по слуху взъерошенного мальчишки как мясницкий нож по податливой плоти, по хрупким костям. — М-м? — Стушевался подросток, но щёку всё же закусил: мол, как скажешь. Айрис лишь всучила ему тарелку с кусочками высушенного бекона, прежде чем у него в животе бы заурчало. Вместо того, чтобы отчитать ребёнка, коим Сора был в глазах молодых людей, Леон позволил себе шумно выдохнуть и зло зыркнуть себе за плечо, надеясь, что мальчик смотрит прямо в его глаза, еженощно напоминающие раскалённые угли в жаркой-прежаркой топке. — Невозможно выжить, сложив вот так руки и ожидая, что кто-то нам поможет. Ты оказался здесь не просто так. Ты же знаешь. Тебе было… больно. Когда ты проснулся, так? Светлые, через чур добрые голубые глаза, похожие сейчас на подтаявшие стеклянные камешки, с вызовом уставились на широкоплечего и сурового Леона, будто бы он стал первопричиной землетрясения или цунами. Их взгляды перекрестились словно клинки. Айрис такой расклад явно не польстил. Она изогнула бровь и звонко хлопнула в ладоши, с немым укором вонзая свой покровительственный, но в меру ожесточившийся взгляд то в одну сторону, то в другую. — Ладно. Молчи на здоровье. Орудовать холодным оружием умеешь? Битой? Чем-то тяжёлым вообще? Метать ножи? Самооборону знаешь? А как ориентируешься в пространстве? На незнакомой местности? — Что? — С жаром произнёс голубоглазый юноша, облизнув потрескавшиеся губы. Он не ослышался, ведь так? — Как на счёт головоломок? — Подключилась воодушевлённая, благоухающая точно цветок Айрис, пристроившись в худо-бедно уцелевшем кресле-качалке. — Или переносимости к ядом? У тебя нет астмы? — Что?! — Последний кусочек бекона встал поперёк горла, и ребята милосердно притихли, пока их новый товарищ положит конец своим страданиям. Вскоре тарелка опустела и со звоном опустилась на стол. А после категорично заявил подросток, сетуя на предательскую дрожь в голосе: — Я не подниму руку, если это причинит вред кому-либо. Две пары глаз испытующе уставились на его мраморное исхудавшее лицо, на котором плясало точно такое же слабое пламя, выводя причудливые тени всякий раз, когда мальчик открывал рот, подёргивал плечами или его чёлка маячила перед глазами. Выглядело откровенно говоря если не мрачно, то как минимум готично. Леон и Айрис не сомневались, что в глазах своего нового приятеля выглядели сейчас точно также. Однако же после сказанного на лице подростка как на мягкой глине невидимая рука вырезала глубокую горечь, какая бывает свойственна людям, пережившим утрату. Лишь теперь, находясь в полутёмном и полуразграбленном холле, где тишине аккомпанировал только слабый треск старомодного камина, Сора ясно как день осознал, что всё это время находился среди совершенно незнакомых ему людей. Незнакомцев до мозга костей… От которых можно было ожидать что угодно… Вот сейчас ему стало по-настоящему страшно. И никакие стрёмные звуки или же заброшенные мёртвые здания не могли сравниться с чувством, когда волей-неволей приходиться иметь дело с человеком, которого видишь в первый раз и который так открыто заявляет, что… хах, как же они сказали… …настаёт момент пересечь черту, за которой лежат злые… скорее дурные, порочные умыслы?! Их-то двое, он же — один. Так припирают к стенке тех, кто остался в меньшинстве, чтобы затем… Они… больны… Леон первый раскусил ту болезненную атмосферу, сгустившуюся под самым носом. И без всяких резких движений механически отчеканил, найдя те самые слова, которые попали в яблочко: — И будешь прав. Но не сегодня. Поверь, так будет лучше. Мальчик поизучал лица напротив, даже задержав взгляд дольше, чем того требовали обстоятельства, и наконец твёрдо кивнул, обронив тихо полуобвинительным тоном: — Для кого же? Он встретил этих двоих совсем недавно: они помогли ему вынырнуть из очередного полубреда, когда он свалился без сил или желания двигаться дальше, позаботились о травмах, лёгком голоде и жажде. И правда всем сердцем хотел им довериться. Раньше он бы так и сделал, не раздумывая. Даже пусть он был не прав или даже хуже того… Он сам себя не узнавал… Что с ним стало? Что стало с его безмятежностью и проворностью? Что стало с его прежней жизнью? — Эм, Леон? — Паренёк бессознательно сжал побелевшими пальцами спинку какого-то стула, как-то по особенному всматриваясь в глаза молодого человека, который ещё ни разу не дал слабину или же выказал усталость за время их союза. Собеседник стойко выдержал взгляд такого до чёртиков проницательного мальчишки, что после просто не смог сдержать усталый вздох, утомлённо, но довольно безапелляционно отчеканив два слова: — Для всех. А затем он обронил, прежде чем Сора нашёлся с ответом: — Я не шучу. И только найдя поддержку в искрящихся решимостью изумрудных глазах Айрис, в конце концов Леон добавил куда более тревожную, опасную фразу к своему разъяснению: — Самое время доказать это.