Стоило прожить две тысячи лет, что бы меня назвали забавным.

Когда Берлин захватывал этот город, он не ожидал, что это будет настолько просто. А ещё он не ожидал, что бывшая столица упадет к нему в ноги признаваясь в верности и почитании. Французы — лицемерны и глупы. Но в какой-то момент начинало казаться, что все кроме этого. Он был покладист, немного заторможен и в меру глуп. Где-то задержались документы? Спросите у Пьера. Кто-то опаздывает? Так и быть, мы подождем три минуты. Но потом ему придется на своей шкуре испытать жестокость немецких наказаний военного времени. Хотя что касалось наказаний, в этом он и сам был довольно хорош. Берхард не уверен, что он видел человека, который знал бы столько методов пыток и не боялся с упоением о них рассказывать. И приводить в исполнение, если требовали. Он словно возбуждался, наблюдая за тем, как по обезображенным его руками телам стекают ручьи крови. Берлин не помнит, что на него нашло и зачем он дал ту команду. Но тот флирт и рука мертвеца, с торчащими из нее кусками костей и плоти, мелодично двигающаяся по чужому члену, та кровь, в которой Пьер вымазался пробираясь к цели. Берлину было дурно. Но он не мог оторвать взгляд от того, как падшее воплощение целует некогда живого человека. Как он слизывает ещё незасохшую кровь и собственную сперму, как направляет бездыханное тело, а потом, после всего этого, сидит устало, совершенно обнаженный, в луже крови, положив голову на грудь мертвеца и лепечет что-то на французском. На сколько Берхард понимает этот язык, это были стихи. Свидание в саду. Если бы картинка не была столь жуткой, что большинство его знакомых воротило только от описания. Но сам он был в нее словно влюблен. Все эти действия. Театральная постановка для него одного. Он был готов гонять свою куклу кругами, заставляя вязнуть в этом особенном разврате. Хотя как может завязать тот, кто уже давно прошел все стадии утопления… — Посмертная эрекция также называется ангел похоти или терминальная эрекция. В литературе описывается в основном у трупов висельников, но также отмечаются и другие случаи, в том числе при отравлениях судорожными ядами и эпилепсии, — если бы в комплекте с Пьером не было бы той кладети сексуальных утех, которой он вполне мог бы похвастаться, обрекая себя на вечное презрение со стороны мирового сообщества, о которых Берлин был прекрасно осведомлен, то простой прохожий подумал бы, что это студенты медики, обсуждающие забавные случаи с практики или факты из учебников за булочкой с кофе. Хотя Париж со всеми тенями и морщинами под глазами уже давно не тянул на студента, — ещё что-то похожее наблюдается у утопленников. Но там гной и… Он помешивает кофе, пока Берлин рассматривает чужое лицо. — разве маленькие глупые фразцузы хорошо разбираются в медицине? — я прочитал это в какой-то статье, в журнале, который я купил, что бы наделать бумажных колечек и сделать из них симпатичный наряд, но он потом расклеился под дождем, это так печально, — он мило улыбается, соглашаясь на чужие правила. Даже если этой статьей была лекция в институте и он вполне мог бы при желании получить докторскую в данной сфере. Берлин хмыкает. Милый, глупый Пьер ему нравится куда больше, когда он не пестрит философией, своей образованностью и горой научных терминов. — я хочу посмотреть, как ты трахаешь свою кошку, — Берхард складывает руки на столе, не понимая почему чужое выражение лица столь негативно отзывается об этой идее, — да это противозаконно, но думаю я могу сделать так, что ничем плохим это не закончится, — он интерпретировал чужое отвращение как ярую приверженность к законам рейха. — во первых, моя кошка давно сбежала, во вторых… КАКАЯ К ЧЕРТУ ТРАХНЕШЬ КОШКУ, ТЫ ПОГАНЫЙ ИЗВРАЩЕНЕЦ. — не хочешь кошку, можно собаку, петуха, это ведь символ станы, они тебе нравятся, козу, корову, вариантом много, можешь даже сам решить. — Берхард немного опешил от чужого напора, обычно спокойный и довольно инфантильный Пьер был буквально в ярости, и отвращение на его лице с каждым моментом становилось все заметнее, скрывая за собой всю красоту его немолодого лица. — нон, это отвратительно, я не буду это делать. Это же животные, как ты вообще можешь представить себе что-то с ними, они же… Ааа. — он закрыл лицо руками, — ты грязный извращенец, Берхард. Берлин в ступоре смотрел на раскрасневшееся лицо. Его назвал извращенцем Париж. Город грехов и похоти. Чьи выходки иногда были настолько отвратительны, что одного упоминания было достаточно, чтобы даже Берлин отказывался дальше слушать. И сейчас, смотря на чужое нескрываемое отвращение, он пытался решить. Достижение это или… Что плохого было в котиках. Они милые и пушистые. Он не убивал их. Они оставались живы и здоровы… Нужно будет обдумать это действие. Желание увидеть как трепетно эти худые мозолистые пальцы будут перебирать чужую шёрстку, и посмотреть как ворсинки будут застревать в чужих потресканных губах…