Долина кукол

      В библиотеке Хогвартса – огромном помещении, напоминавшем многоуровневый город, с залами и несколькими этажами секций, нишами комнат для чтения – было безлюдно. Студенты давно разбрелись по своим делам, никто и не думал задерживаться допоздна над пыльными фолиантами для самостоятельного изучения – за исключением книжных червей Когтеврана, проводивших все свободное время в библиотеке.       Время ужина давно прошло, Дилан сверился с карманными часами – с серебряным корпусом, со странным охотничьим сюжетом на крышке, обрамленным узором цветов, похожих то ли на лилии, то ли на альстромерии, значения которого он не знал, – перевернул страницу очередного манускрипта.       Он потратил несколько часов на то, чтобы найти всего три книги про крестражи, и все они оказались сборником сказок и домыслов богатой авторской фантазии. Темный волшебник Герпий Злостный, живший два тысячелетия назад во времена античных философов, в период зарождения алхимии и темных искусств, был единственным, кто изобрел способ отколоть часть своей души и поместить ее в некий сосуд – для продления собственной жизни. Он создал крестраж, защитил его сильной магией, но упоминания о предмете и о самом Герпии были расплывчатыми и не внушали доверия.       «Для сотворения осколка необходимо загубить душу, убить человека, использовать его жизненную силу для поддержания целостности крестража, – гласил сборник парадоксальных магических достижений. – Действие это является наитемнейшим искусством, навлекает на волшебника сильнейшее проклятие».       То, что Джозеф Серрет повторил трюк Герпия Злостного, еще будучи молодым амбициозным волшебником, преподавателем Защиты от темных искусств в Хогвартсе, лидером тайного общества, было так же недоказуемо.       Его последователи утверждали, что ему удалось – однако это могло быть очередным трюком, для поддержания авторитета. Когда власть Темного Лорда – на тот момент неизвестного и загадочного мага – над умами волшебного сообщества возросла, даже Министерство поверило в его неуязвимость и величие. Он, как спрут, пустил щупальца во все сферы магической жизни, был невидимой тенью в каждом углу, словосочетание «Темный Лорд» произносили с благоговейным ужасом.       Даже после того, как имя его открылось, он не перестал влиять на события – и именно в этом было его наследие. Он инсценировал свою смерть – чтобы избежать наказания, – однако нашлись те, кто не поверил в гибель Серрета, лишь во временное исчезновение с радаров.       Его сын отдувался за него. Тринадцатилетний мальчишка, воспитанный в строгости и равнодушии, каким-то неведомым образом сохранивший искру внутри – вопреки всему. Дилан помнил Джозефа Серрета в школе, помнил – и ненавидел – его уроки, этот шелестящий голос, едкие фразы, этот пустой взгляд, от которого по спине бежали мурашки.       Он был грамотным кукловодом, он говорил то, что от него хотели услышать, он ловко обманывал и подсаживал на крючок, заставлял от себя зависеть – за малую услугу, за содействие, – а потом приходил взять должок.       Он вел двойную жизнь – и одновременно был собой всегда. Как окружающие могли оставаться такими слепыми, оставалось только недоумевать.       Дилан тер глаза пальцами, веки саднило от усталости и тусклого света настольной библиотечной лампы. Серрет был упрямым, как осел, он бы нашел способ создать крестраж – если бы способ, действительно, был.       Тогда и его смерть – мистификация смерти – объяснима. Ему лишь нужно было исчезнуть на время, чтобы потом возродиться, внушить еще больший ужас.       В крестраж попадает часть экземпляра души на момент создания магического артефакта – поэтому крестраж несовершенен. Такая душа не способна эволюционировать, она заперта в ограниченности, она не может любить, не способна чувствовать ничего, кроме ненасытной жажды – власти, истины, – она проклята одержимостью.       Серрет будто сам был изначально своим крестражем. Он не любил своего сына, не любил свою жену… Дилан резко захлопнул книгу, потянулся за новой, провел палочкой над раскрытыми на случайном месте листами – чтобы найти нужную страницу.       О Серрете читать было тошно, он стал читать про Маховики времени.       Устройство для обращения времени вспять, с лопастями стрелок или кольцами циферблата, с кристаллами заколдованного песка – и тонна инструкций и предупреждений, историй неуспеха, приведших к трагедии, вырезки из газет и новостных сводок о неудачных экспериментах и смертях по неосторожности. «Как с Аконитовым зельем, – невесело усмехнулся своим мыслям Дилан. – Технология, которую не под силу повторить никому, крома автора рецепта. Секрет, который стал предметом для спекуляций – почти как средство от алкоголизма…»       Маховики времени, разработку Министерства магии, назвали игрушкой вне закона лишь после того, как были замечены случаи мошенничества – внутри самого Министерства. Устройства, к счастью, не были доступны широкому кругу лиц – и потому их быстро изъяли и практически все уничтожили, а на тех, кто участвовал в их создании, наложили заклятье о неразглашении – или забвении.       Дамблдор каким-то образом раздобыл один из них – и легкомысленно отдал его в руки студентам! Он, действительно, выжил из ума – раз даже бровью не повел, когда узнал, что Серрет пробрался в школу.       Все уже произошло.       Дилан не хотел бы знать ни будущее, ни прошлое – ему было достаточно настоящего, и без того болела голова. Если бы ему предложили возвратиться на годы назад, он бы ни за что не согласился… «Прожить еще раз кошмар? – размышлял он. – Нет уж, спасибо!»       Особенно опасны были петли времени, создаваемые устройством – в котором двигался волшебник, использующий Маховик. Возвращаться следует строго туда, откуда производилось путешествие.       «Отклонение от траектории, нарушение предначертанного сценария приводит к непредвиденным последствиям, – говорилось в справочнике Отдела тайн. – Не было подтверждено ни одного безопасного применения Маховика времени на расстояние, большее пяти часов, которое бы не повлекло за собой гибель или увечье волшебника – за исключением случаев, не зафиксированных экспериментальным путем…»       Дилан перечитал фразу несколько раз. Пять часов! Серрет и Густавссон говорили о семнадцати годах!       Не исключено, что книги врут – чтобы напрочь отбить желание даже близко подходить к Маховику… Однако медальон на цепочке и без угрозы жизни для своего владельца представлял опасность – ибо изменение малейшей детали в прошлом могло уничтожить все последующее будущее.       «Особенное внимание следует уделить главному правилу: избегать встречи со своей копией во времени назначения. Временные петли имеют свойство запутываться, нить заколдованного песка магнитится сама к себе…»       Семнадцать лет назад! Дилан не мог выкинуть из головы воспоминания – о школе, о третьем курсе, о выходных накануне Хэллоуина, на которые его не отпустили в Хогсмид.       Он моментально вспомнил и остальные, яркие, странные, грустные, наполненные горечью дни, и одновременно всплывающие вспышки радости, мимолетные, почти неосязаемые.       Он радовался, когда у него получалось колдовать. Он радовался, когда избегал наказания за провинность – свою или чужую, – когда он мог улизнуть от школьных задир, когда его не заставляли на потеху всему классу неуклюже залезать на метлу и тут же падать с нее.       Он радовался, когда оставался жив после полнолуния – пусть и накануне мечтал, наконец, в беспамятстве утонуть в болоте, быть убитым невиданным зверем в Запретном лесу, свалиться с обрыва или отгрызть себе лапу – и умереть от кровопотери.       Дилан мрачно вздохнул и отодвинул стопку книг на край стола, откинулся на спинку стула, скрипнувшего в тишине библиотеки под его весом. Вот если бы можно было вернуться в прошлое и сделать так, чтобы он вовсе не родился…       Профессор Вермиллион уже покидал комнату для чтения, шел вдоль стеллажей, уходящих ввысь, под высокий потолок, скрытый в тени, когда книги, взятые им, летели в направлении к своим местам на полках. Время близилось к полуночи, в школьных кабинетах и коридорах было пусто, призраки праздно двигались туда-сюда, обсуждая последние сплетни, не стесняясь в выражениях – все равно детские уши их не слышат, – портреты готовились ко сну, расчесывали волосы и наводили вечерний туалет.       Завтра еще этот поход в Хогсмид… А Вермиллион и Снейп должны быть сопровождающими учителями для слизеринцев.       «Если мы не подеремся, можно считать, задача выполнена», – мрачно подумал Дилан.       Маховик ожил под мантией, начал издавать тихий звон, Дилан прислушался, замедляя шаг. Он и не заметил, как оказался на первом этаже северной части крепости, коридор внутреннего двора был слабо освещен, негаснущие факелы едва слышно шипели.       У кабинета Трансфигурации медальон на груди затрепетал, Дилан остановился.       – Алохомора!       МакГонагалл убьет его за это – или превратит в летучую мышь, – но Дилану в тот момент не было никакого дела до предстоящего наказания. Палочка все еще была в руке, он приоткрыл дверь, отворенную простым заклинанием, заглянул внутрь.       Учебный класс был пуст, свет патрулирующих фонарей, плавающих в воздухе в внешней стороны замка, изредка падал сквозь оконные проемы, заливал редкими лучами парты, высокие клетки – где обыкновенно сидели птицы и звери, учебные экземпляры, – хитрое оборудование и причудливой формы подсвечники с рельефом бугристого оплывшего воска.       Свечи вспыхнули от движения кистью, кабинет преобразился.       Дилан ступал вдоль рядов, лавки и столы казались меньше, чем раньше, кажется, он не был здесь тринадцать лет… Класс Трансфигурации изменился, чего-то не хватало – и дело было даже не в отсутствующем скелете за преподавательским столом или чучеле лисы на кафедре.       Вам не нужна палочка, чтобы колдовать, вам не нужны слова, чтобы произносить заклинания – вам нужно лишь желание.       Дилан достал медальон из-за пазухи, вытягивая цепочку, песок искрился и переливался перламутром, кольца беспокойно раскачивались вокруг своей оси вперед и назад.       Лиса. В тот день он оживил лису – чарами динамизации. Нет, днем ранее… В тот день его катали по полу, тренируя на нем одно из связывающих заклятий, а пол был покрыт льдом – потому что на уроке по Заклинаниям третьекурсники выучили, как вызывать воду и холод.       Дилан тогда собрал лицом все шероховатости школьного каменного пола, опять пропустил ужин, потому что отсиживался в заброшенном туалете с привидением.       Он невпопад улыбнулся от мысли, что если бы ему пришло в голову создавать крестраж, часть своей души он бы точно поместил в чучело лисы из кабинета Трансфигурации своих школьных лет. Засмеяться в голос захотелось от странного желания вновь увидеть это чучело, ощутить запах сухого пушистого меха и пыли, увидеть черный нос и усы, услышать, как коготки царапают пол и столешницу кафедры. Ну и что, что лиса не настоящая, и внутри у нее пенька и металлические прутья…       Шесть тысяч двести девять оборотов внешнего кольца, еще пять – второго по счету снаружи. Все уже произошло.       Вращение, от инструкции палочки, казалось длиною в вечность, еще необычнее было сопротивление пружин Маховика, Дилан буквально чувствовал его всем телом. Когда колба с песком начала стремительно крутиться, он словно провалился вниз, начал падать, невольно зажмурился.       Столкновения от падения не случилось. Когда он открыл глаза, вокруг были те же парты и колонны, тот же потолок и стены, солнце уже почти спряталось за горизонт, учебный класс Трансфигурации был освещен свечами и люстрами.       На преподавательском столе стояло чучело лисы, за столом сидел скелет.       Дилана распирало от ликования, прямо как в детстве, он в несвойственной ему беспечности зашагал к кафедре, на ходу пряча палочку в карман мантии, протянул руки к рыжей морде.       Из недр служебного помещения послышался грохот и шум, ругательства, которые Дилан слышал нечасто – и точно не в школе. Голос был знакомый… Он успел пригнуться, ползком добраться до кафедры, прячась за стойкой от вышедшего наружу преподавателя Трансфигурации.       Профессор де Блан катила тележку с огромными рулонами, торчащими оттуда вертикально, часть из них опрокидывалась набок, падала ей на плечо, она нервно поправляла свитки, сдувала челку со лба резким выдохом.       – Волшебные карты! – в негодовании ворчала она. – Во всю стену! А хранить их как?       – Сказала бы, что выбросишь его хлам, если не заберет до вечера! – отозвалась лиса, шевеля ушами.       Дилан видел кончики ушей лисы из укрытия, но не видел де Блан, он затаил дыхание, судорожно соображая. Почему она не на ужине? В это время у всех ужин, он специально отправился в определенное время – чтобы никто ему не помешал!       – Он неспроста привидение, у него нет памяти. Если бы и сказала, он бы все равно забыл.       – Ты потащишь это ему в кабинет?       – Конечно нет, делать мне больше нечего.       Он – это преподаватель Истории магии, профессор Бинс, забывчивое привидение, по рассеянности даже не заметивший, как умер, все равно явившись на урок. Занятия были истинной скукой, никакие бы карты – большие или маленькие – не помогли. Дилану было и смешно, и грустно, паника отступала, он будто вернулся в юношество, во времена, когда пробирался тайком в кабинет Трансфигурации и подглядывал за де Блан, слушал диалоги с лисой и скелетом.       Иногда еще в разговор вступал манекен, облаченный в черное одеяние, на манекене обычно была надета красная маска демона, с клыками и зубастой открывающейся пастью. На первых курсах Дилану нравилось воображать, что это маска дракона.       – И правда, пошло оно все к черту, – заявила лиса, спрыгивая со стола.       Профессор де Блан шуршала чем-то в тележке, Дилан осторожно выглянул из-за кафедры, чуть вылез за угол, увидел каштановый затылок, прическу из двух пучков на макушке, стройный силуэт в черной мантии. Профиль вполоборота, длинные ресницы, заостренный нос – как у Аллекса Серрета…       Дилан не сразу сообразил, что на него в упор таращится лиса, вышедшая из-за стола, янтарные глаза смотрели, не мигая.       За мгновение, как вспышка заклинания угодила в сидящего на корточках мужчину, скрывавшегося за кафедрой, сердце чуть не выскочило из груди.       – Экспеллиармус!       – Протего!       Со стола слетели бумаги и книги, лиса отскочила в сторону, Дилан поднялся на ноги, выпрямился во весь рост.       Он был выше нее – на последних курсах аж на полголовы. Профессор де Блан таращилась на незнакомца с возмущенным удивлением, но без страха. Между ними расстояние в три ярда.       Палочка была выставлена вперед, темные глаза прищурились.       – Кто вы и что вы делаете в моем кабинете?       Дилан смотрел ей в глаза, медленно отвел свое оружие в сторону, держа в открытой ладони на уровне плеч, вторую руку тоже поднял в примирительном жесте.       Если она зарядит в него еще одним Экспеллиармусом – прямо в грудь – она будет права.       – Я не могу вам назвать свое имя, но причина на то есть. Я здесь по секретному делу и я не причиню вам вреда.       Звучало как полный бред. Дилан сглотнул, кровь шумела в ушах, но на лице смятение никак не отразилось.       Профессор де Блан несколько секунд изучала его облик, широкоплечую фигуру, черную преподавательскую мантию, руки с ободранными кутикулами и когтями.       – Прекрасно, – иронично бросила она и убрала палочку в карман. – Всегда мечтала превратить таинственного незнакомца в чучело.       Дилан не знал, что ответить, он продолжал глядеть на женщину напротив, он не хотел уходить – хотя следовало поступить именно так.       – Прошу вас, никому не говорите, что я здесь.       Он тоже спрятал палочку и сделал осторожный шаг навстречу. Де Блан не шелохнулась.       – Здесь для вас нет ничего интересного.       – Да.       Дилан солгал. А она подозрительно легко согласилась не поднимать тревогу, не превратила его в горстку пепла и не порвала в лоскуты.       – Тогда будьте добры, помогите мне вытащить в коридор эти гребаные карты, я уже замучилась с тележкой.       Он моргнул, ощущая себя в причудливом сне, кивнул спустя пару мгновений.       Дилан уже было занес ногу для еще одного шага, уже в сторону тележки, но в дверь постучали.       – Профессор де Блан! Простите, я…       У того, кто решил ворваться в кабинет Трансфигурации, явно не было чувства такта – потому что дверь почти тотчас отворилась, на пороге появился ученик.       – …наверное позже зайду.       Дилан в ужасе отвернулся. Он буквально кожей ощущал на себе взгляд серых глаз, царапающий затылок, плечи, спину. Руки невольно сжались в кулаки в рукавах мантии.       Парень уже пятился обратно к двери, осознав, что помешал разговору, во всей сутулой фигуре выражалось сожаление и дискомфорт, былая прыть в миг улетучилась. Дилан не мог смотреть на него, ему было жутко, ему было больно, физически больно, он вдруг захотел выбежать вон из класса первее несчастного ученика.       Серые глаза уже смотрели в пол, губы поджаты, искривлены, из-за расщелины, плечи перекошены, левое выше правого…       – Мистер Вермиллион, подождите! – остановила его де Блан, прервав повисшую неловкую тишину. – Я помню, помню, сейчас! Акцио!       Не успели они оба опомниться, как в ее руках оказалась стопка книг, перевязанная джутовой нитью, притянутая с полки, она стремительно подошла к мальчишке, замершему у дверей.       – Я думала, вы зайдете завтра, перед Хогсмидом.       – Простите.       – Что у вас с носом?       Она будто невзначай шагала на него, он отступал к створке, глядя себе под нос, на зажатые в ладонях книги. Профессор де Блан ни разу не обернулась на широкоплечего мужчину в черной мантии, стоявшего у кафедры – и третьекурсник Дилан Вермиллион был готов поклясться, этот человек ему незнаком, и он не из преподавателей Хогвартса.       – Ничего.       – Как это, ничего? – строго спросила де Блан. – Он разбит, распух, кровь идет.       – Все в порядке. Это… я случайно.       – Идите к мадам Помфри, прямо сейчас идите. Иначе я вас сама туда силой отведу.       Дилан был бы не прочь, чтобы она осуществила свою угрозу, но он лишь мотал головой и невнятно заверял, что все не так страшно.       Когда он уперся спиной в вертикальную поверхность, ладони вспотели.       – Хорошо, – проблеял он. – Спасибо.       Он толкнул створку и вылетел вон, громкие шаги доносились из коридора еще пару мгновений, пока Камилла де Блан не закрыла дверь.       – Вы не уйдете отсюда, пока не скажете, зачем вы здесь, – произнесла она.       Мужчина обернулся. Лицо его было непроницаемо, серые глаза смотрели прямо, тонкие губы сложились в горизонтальную полоску, на верхней губе – вертикальный шрам, уже почти незаметный. На вид ему не больше тридцати, даже по очертаниям фигуры под мантией можно судить, что он хорошо сложен и при желании закинет профессора де Блан на плечо одним движением.       На такой случай в мире худых хрупких волшебниц есть магия.       – Я ищу кое-что.       – Кое-что? Вы не первый незнакомец в Хогвартсе за последние три дня. Говорите конкретнее.       Серые глаза чуть расширились.       – Вы видели их?       – Кого – их?       – Детей. Два мальчика, третьекурсника, один… – Дилан прочистил горло. – Один с темными волосами, другой светловолосый.       Камилла де Блан склонила голову набок, глаза ее улыбались, губы оставались неподвижны.       – Они мои ученики. Я их преподаватель. Они сбежали.       Дилан бы посмотрел на нее умоляюще, но эмоций на лице человека-айсберга было не различить.       – Помогите мне их найти – и я уйду. Профессор де Блан.       Способ, которым чужак проник в Хогвартс, ему больше не доступен.       Дети не могут быть в прошлом – потому что Маховика у них больше нет. Она видела их – что она знает? Может, они ей все рассказали – как выложили, в итоге, ему, после долгой и изматывающей беседы?       Можно ли ей доверять – ведь она будущая жена Темного Лорда?       Дилан тянулся к ней, был готов довериться, всем сердцем… Странно. Глупое, детское чувство – основанное лишь на том, что преподаватель Трансфигурации отнеслась к нему по-доброму.       Он вспомнил вдруг, как обожгли кожу случайные соприкосновения пальцев – ее, ледяных, когда она подавала ему книги, и его, горячих, потому что у оборотней всегда горячие руки.       Бабушка запрещала касаться себя – даже когда он был ребенком и невольно тянул руки, чтобы о чем-нибудь попросить и привлечь ее внимание.       Голос Камиллы вырвал Дилана из омута мыслей.       – Они были на занятии днем, больше я их сегодня не видела. Они могли быть на ужине – потому что вчера они были на ужине, – или в гостиной Слизерина, потому что они были одеты в слизеринскую форму.       Дилан рассеянно кивнул. Он хотел уйти – убежать без оглядки, как его тринадцатилетняя версия, – но выход по-прежнему загораживала профессор де Блан.       – Тележка, мистер таинственный незнакомец. Не откажите мне в просьбе.       Это было до абсурда забавно – выталкивать набитый рулонами карт ящик на колесах из центра учебного класса через распахнутую дверь в коридор. Дилан оглянулся по сторонам, вышел вслед за тут же взмахнувшей палочкой Камиллой – чтобы запереть класс, – даже не отличил бы обстановку от обстановки на семнадцать лет вперед: те же редкие студенты, уже обленившиеся после ужина, те же с облегчением предвкушающие отдых учителя.       – Первый курс, Гриффиндор, Пуффендуй! – крикнула де Блан, несколько затылков обернулись. – По десять очков каждому, если поможете отвезти тележку в кабинету Истории магии. Рождество еще не скоро – но играем в оленью упряжку!       Дилан улыбнулся. Профессор де Блан взглянула на него, стоявшего рядом, дождалась, пока первокурсники добегут до них и схватятся за наколдованные лямки из веревки, зафиксировавшие торчащие в разные стороны рулоны.       На высокого широкоплечего мужчину в мантии дети не обратили никакого внимания.       – Детский труд, – шепнула она, чуть наклоняясь к нему. – Можете пожаловаться директору.       Незнакомец покачал головой.       Камилла де Блан ловко вскочила на подножку тележки, одной рукой держась за ручку, вторую задрала вверх, совершая спиральное движение палочкой.       – Хо-хо-хо! – воскликнула она, изображая низкий голос. – Вперед, олени!       Она заставила тележку двигаться при помощи магии, дети бежали впереди, наивно полагая, что тянут тяжелый вес… Громкая процессия исчезла за поворотом коридора внутреннего дворика, Дилан глядел им вслед и продолжал улыбаться.       Она такая же сумасшедшая, какой он ее помнит. На душе была светлая грусть.