Сocoa dust (горячий шоколад)

Нил был в ярости. Что-то было по-другому, хотя и не совсем ново для него. Он помнил гнев, как горячее пятно потного дня, стекающее по его спине, или парализующую тяжесть ногтей, впившихся в ладонь, или тяжелый стук ботинок по тротуару. Поэтому он отправился на пробежку. Он остановился, положив руки на бедра, всего на мгновение, закрыл глаза, втянул воздух в легкие и снова двинулся вперед. Это было больно. И иногда он забывал, как это приятно. На этой неделе он бегал быстрее, дальше и дольше, и ноги болели на протяжении всей дистанции, а спина пульсировала, когда он беспокойно ворочался ночью в постели. Это было приятно. Было приятно иметь что-то, что принадлежало ему. Что-то, что заставляло его чувствовать себя настоящим, живым. Поскольку он явно больше не мог использовать Эндрю для этого. А потом было воскресенье, и он уставился в потолок, и проклинал свой будильник, и, черт возьми, пошел на пробежку, и принял горячий душ, и пришел на работу слишком поздно, чтобы помочь с приготовлениями к открытию, войдя в дверь когда гребаная Мелисса или Марисса, или кто там еще, блядь, был переворачивала табличку «открыто/закрыто». Она нахмурилась, глядя на него. — Эй, мне было интересно, где ты был… Все в порядке? — Ага, — сказал Нил, стиснув зубы, бросая свою сумку за прилавок и пиная ее на пустую полку, завязывая фартук вокруг себя. Он втянул в себя воздух и сказал своим рукам: — Я просто опоздал. Извини. — На самом деле было совсем не жаль, но он знал, что Марисса постоянно давала ему слабину как дежурный менеджер, и он чувствовал, что сегодня, возможно, придется немного воспользоваться этим преимуществом. Он чувствовал, как ногти впиваются в ладонь. Марисса поджала губы, глядя на него, затем просто кивнула: — Хорошо. Это не проблема. Где ты хочешь быть сегодня? Нил устроился за кофеваркой, стараясь не скрещивать руки на груди, засунул руки в карманы и стал ждать первого посетителя. Он был так поглощен запуском кофемашины, отключился от тихих булькающих звуков, блуждая глазами по металлу и ни на чем особо не сосредотачиваясь, что даже не заметил, кто был их первым клиентом, пока не услышал знакомый голос, произнесший: — Горячий шоколад. Нил поднял глаза. И почувствовал на себе взгляд Мариссы. И был встречен мягкими светлыми волосами. И открыл рот. И закрыл. Он посмотрел на часы на стене. Эндрю постучал пальцем по стойке. — Что я могу сказать. Я непредсказуем. Нил посмотрел на него. Действительно. Он засмотрелся его мягкими волосами, непроницаемым выражением лица, его пальцами на стойке. И выдал. — Сейчас семь часов гребанного утра. — И что? — И то, ты не можешь взять горячий шоколад. — Марисса сделала не очень деликатный шаг в сторону от стойки. — Никто не пьет горячий шоколад так рано. — Эй, — Эндрю щелкал пальцами в направлении Мариссы, не отрывая глаз от Нила. — Что там с клиентом, он всегда прав? — О, разве я не сказал, — сказал Нил, двигаясь вперед и чувствуя, как его руки сжимаются в кулаки, — Отвали. Эндрю оценивающе посмотрел на него, выражение его лица ни на йоту не изменилось, не то чтобы Нил ожидал этого, не для кого-то столь несущественного, как он, поскольку он, по-видимому, был никем, черт возьми. — Ну? — сказал Нил. Эндрю действительно посмотрел на Мариссу, в его глазах было что-то презрительное, и сказал с едва скрываемым презрением: — Нил немного устал. Ты должна дать ему перерыв. — Нет, — сказал Нил. Почему его никто не слушал? Марисса посмотрела на него. И прочистила горло. — Нил, если ты хочешь… — Нет, я, блядь, не хочу. — Он снова впился взглядом в Эндрю. — Я сказал тебе отвалить, я не уверен, насколько яснее ты хочешь, чтобы это прозвучало. — Пять минут. — Эндрю сказал это быстро, почти как втягивая воздух, как будто выдавая что-то болезненное, и это заставило кулаки Нила сжаться, воздух в легких сжаться, все вокруг заболело. Эндрю едва разорвал зрительный контакт за ту короткую минуту, что он был там. Нил стиснул челюсти. — Неважно, — сказал он, сам разрывая зрительный контакт, чтобы бросить быстрый взгляд на Мариссу. — Я ненадолго, — пробормотал он, протискиваясь через заднюю дверь и предполагая, что Эндрю может пойти длинным обходным путем. Он чувствовал себя глупо, стоя там в своем фиолетовом фартуке, скрестив руки на груди и прислонившись к задней стене кофейни, едва проснувшийся, разъяренный и не уверенный, почему он уступает этому мудаку, и за минуту, которая потребовалась Эндрю, чтобы завернуть за угол, он почувствовал, как его гнев вылетел из него в маленькое, глупое, никчемное чувство, поселившееся внизу живота и вызывающее тошноту. Поэтому, когда он сказал: — Чего ты хочешь, Эндрю? — это прозвучало менее уверенно, чем он хотел. Он позволил ногтям впиться в ладони. Он не поднимал глаз, когда Эндрю сказал: — Я подумал, нам следует поговорить, — поэтому он не мог проанализировать выражение лица Эндрю, хотя слова звучали так же безразлично, как и всегда, и на самом деле он подумал, что так было проще, поэтому он позволил своему взгляду остановиться на дальней стене. — Да, ты ясно дал это понять. — Он просто хотел покончить с этим, что бы это ни было. Эндрю не пытался подойти ближе, просто стоял в нескольких футах, даже не достал сигарету, хотя Нил подумал, что, возможно, это было больше из-за раннего часа, чем из-за самого момента. — Ты расстроен. — Из-за тебя? — Нил попытался усмехнуться, но это вышло как кашель, как звук боли, и он сильнее прижался к стене, желая раствориться в ней. — На прошлой неделе. Аарон. — Эндрю не стал вдаваться в подробности. Нилу это было не нужно. Он пошаркал ногами. Он не был уверен, что сказать. Поэтому он использовал слова повторно. — Чего ты хочешь? Он не слышал, как Эндрю подошел ближе, но внезапно в поле его периферийного зрения появилась рука, крепко держащаяся за что-то. Что-то вроде бумаги. Билет? Нил нахмурился, отодвинулся от стены. Посмотрел на руку Эндрю. — Что это? — спросил он. Голос Эндрю был низким и хриплым, когда он сказал: — У нас домашняя игра в пятницу вечером. Это билет. На игру. Тогда Нилу пришлось посмотреть на него. Он должен был. Потому что, — Что? Эндрю недовольно посмотрел на него, просто продолжая держать билет, поэтому Нил протянул руку и забрал его у него. В ту же секунду, как он это сделал, Эндрю засунул руки в карманы, кивнул и сказал: — Хорошо. Потому что ты идешь. — Нил просто продолжал хмуриться, пока Эндрю не махнул рукой на билет, все еще безвольно лежащий в руке Нила. — На игру. В пятницу. Ты придешь. Нил посмотрел на билет. Затем снова посмотрел на Эндрю. — Эм… Хорошо, — почему-то сказал он. — Хорошо, — сказал Эндрю, снова кивая. Он посмотрел на Нила в последний раз, что-то сложное было в выражении его лица, что-то почти неразборчивое, но потом он просто покачал головой, сказал: — Красивые волосы, — и ушел. Нил дотянулся рукой, которая не держала его билет на гребаную игру Эндрю в Экси, до макушки и наткнулся на копну очень взъерошенных, все еще влажных волос. Когда он, наконец, вернулся внутрь, засунув билет в задний карман, он зашел в туалет для персонала, взглянул на свое отражение и провел рукой по волосам, пытаясь немного пригладить их, прежде чем вернуться на свой пост за стойкой. Марисса обслуживала клиента, но когда она закончила, то снова посмотрела на Нила, обеспокоенная и любопытная. — Все в порядке? Нил почувствовал себя напряженным. И неуверенным. И направил свои слова на кофеварку. — Ага. — Эм, хорошо. — Да, это так. — Верно. Ты можешь приготовить мне капучино? Час спустя Нил снова разозлился. Кем, черт возьми, этот парень себя возомнил? Появлялся все время, составлял ему компанию. Предлагал делать то, чего Нил не хотел. Не то чтобы не хотел, но. Не хотел. Не то чтобы была какая-то разница. Он не хотел этого сейчас. Может быть, он думал, что это так. Но нет, не с каким-то придурком, который явно не хотел разговаривать с ним в присутствии его друзей, который отвернулся от него, не подумав ни секунды в угоду брату. В перерыве Нил поджарил бутерброд и поел на улице, сидя на бетоне, позволяя чему-то прохладному, исходящему от земли и воздуха, сосредоточиться, сделал глубокий вдох. Закрыл глаза. Пару часов спустя Марисса и Ребекка разговаривали приглушенными голосами у стойки, поглядывая на Нила, пока он убирал со столов. Когда он вернулся к стойке, Ребекка улыбнулась ему и сказала: — Итак. Я слышала, Эндрю пришел сегодня рано. Чего он хотел? Нил со стуком поставил свой поднос на стол. И впился в нее взглядом. — Позвать меня на его следующую игру Экси. — Он указал на прилавок. — Мне даже не нравится Экси. Последовала пауза. А потом Ребекка рассмеялась в ладонь и отвернулась, чтобы прочистить горло, а Нил поднял глаза, и Марисса с терпеливой улыбкой на лице сказала: — Я не думаю, что Эндрю надеется переубедить тебя в этом. — Да? — сказал Нил, загружая посудомоечную машину с особой силой. — Забавно, я не помню, чтобы спрашивал. — Он схватил свою тряпку и снова пошел мыть столы. Они заканчивали и готовились к закрытию, когда он заметил машину. Он снял фартук, повесил его, схватил свою сумку и выскочил на улицу. Он собирался постучать в окно, но Эндрю вышел при его приближении, закрыл дверь, прислонился к своей машине, так чертовски небрежно. Нил почувствовал, как его кулаки сжались сами собой. На мгновение воцарилась тишина, во время которой они просто смотрели друг на друга, Эндрю со скрещенными лодыжками ног и скрещенными на груди руками, кисти согнуты в локтях, мускулы его широких плеч видны под обтягивающей черной футболкой с длинными рукавами, его темная фигура сливается с изяществом черной машины. Его мягкие, светлые волосы, чуть вьющиеся у ушей. Вокруг единственной черной серьги с шипами. А потом Нил сделал глубокий, медленный, напряженный вдох и сказал: — Пошел ты. Я ничто? И что потом, ты просто приглашаешь меня на свою игру? Что это вообще такое? Ты думаешь, меня можно купить? Ты думаешь, на меня так легко произвести впечатление? Ты хоть помнишь, как я говорил тебе, что ненавижу Экси? А спортсмены? И тебя, если уж на то пошло? Ты придурок. Я, по-видимому, никто, и это чертовски хорошо, я не уверен, чего ты от меня ожидаешь. Ты тот, кто беспокоит меня все время, ты тот, у кого… я имею в виду, почему ты вообще со мной разговариваешь. Я сказал «нет». Ну, я не совсем так, но я… я имею в виду, это все равно «нет». Я не тот парень, Эндрю. Я просто не такой. Я просто парень, который подает тебе горячий шоколад. Это все. И я никогда не просил… ни о чем большем. А ты просто бесхребетный мудак, который боится того, что о нем подумает его семья. Так что ты вообще здесь делаешь? — Он глубоко вздохнул, отвел взгляд, скрестил руки на груди и пробормотал, — Я чертовски ненавижу эту работу. И Эндрю издал звук похожий на смех. Нил резко оглянулся. Намек на улыбку задержался на лице Эндрю, но смех был тихим, не намного больше, чем смешок веселья, завиток звука, который прошел через Нила. Эндрю вздохнул, все еще улыбаясь, и посмотрел на землю, отходя от машины. — Хорошо. Ты закончил? Нил подумал об этом. И сделал шаг вперед. — Может быть. — Хорошо. — Эндрю разжал руки, засунул их в карманы, и сделал шаг вперед. Теперь их разделяла всего пара футов, и Нил старался не смотреть прямо на Эндрю, но ничего не мог с собой поделать. Улыбка исчезла, веселое выражение сменилось той небрежной серьезностью, которую Нил привык считать притупленной незаинтересованностью. — Я не боюсь Аарона. Нил нахмурился. — В самом деле? Это здесь самое важное? — Да, — сказал Эндрю, не отрывая взгляда ни на секунду. — Мне все равно, что кто-то думает обо мне. Заботиться о том, что другие люди думают о тебе, бессмысленно. — Итак, тогда… — Я не мог побеспокоиться о том, чтобы иметь с ним дело на прошлой неделе. Он заноза в заднице. — Хорошо… — Ты же знаешь, что он будет на игре. — Я знаю. — И Кевин. Вся команда. Они все будут там. И ты тоже будешь там. Нил поджал губы. — Может быть. — Хорошо, — сказал Эндрю, невозмутимо кивая. — Я просто объясняю. Если бы мне было все равно, я бы не дал тебе этот билет. — О. — Нилу не хотелось этого делать, но он сунул руку в карман, просто чтобы проверить. Он все еще был там. Он засунул руки в задние карманы. — Правильно. Эндрю снова выглядел задумчивым. Скользнув взглядом по Нилу и остановившись на его глазах, прежде чем заговорить своим медленным, тихим, низким протяжным голосом. — Я не думаю, что тебя можно купить. Ты довольно ясно выражаешь свое мнение. Я не покупаю твою любовь к Экси. Ты слишком много говоришь об этом, черт возьми, для того, кто это ненавидит. Ты знаешь мою позицию в команде, ты знаешь о ней достаточно, чтобы разглагольствовать о решениях Кевина. Я знаю, что ненавижу эту гребаную штуку, а ты ее не ненавидишь. — Он отвернулся, вынимая одну руку из кармана и вертя в руке ключи от машины. — Ты сказал «нет». Ты должен был заметить, что я больше не спрашивал. Некоторые из нас совсем забыли об этом и продолжали жить своей жизнью. — Он оглянулся назад и сказал: — Ты забавный. У тебя проблемы с гневом. Ты занижаешь цену за дополнительные сиропы. Я ненавижу в тебе все. Твои волосы, твои… — Он провел рукой вверх и вниз по телу Нила, глаза мерцали вместе с ним, — Все это. — Он сделал еще один шаг вперед, прямо в пространство Нила, ключи все еще были в его пальцах, поднял другую руку, чтобы дотянуться до волос Нила, медленно, чтобы Нил мог отойти, если захочет. Он этого не сделал. Пальцы Эндрю скользнули по его волосам, и глаза Нила непроизвольно закрылись, и ничего не существовало, кроме руки Эндрю, откидывающей назад выбившуюся прядь волос, и пальцев, нежно поглаживающих его кожу головы. Нежно. И поскольку его глаза были закрыты, он скорее почувствовал дыхание Эндрю на своей щеке, чем услышал прошептанные слова: — Ты не ничто. — А потом рука исчезла, и дыхание, и близость, и Нил услышал, как закрывается дверца машины, рев двигателя, скрип колес по асфальту. А Нил остался там, где был. И, все еще не открывая глаз, испустил глубокий, прерывистый вздох.