***
Этот автомеханик действительно пользовался каким-то статусом всем известного и обожаемого друга, потому что сумел протащить их без очереди ко входу в клуб и не вызвать у охранника подёргивание ни правого ни левого века. Огромные красные буквы в дребезжании светодиодов кричали «БЕЗДНА», что было названием клуба. А повернув голову влево и подняв подбородок, можно было встретиться с неоновой вывеской: сияющая фиолетовая линия изгибалась в форме безликой голой женщины, что замерла в танце у таких же неоновых, но уже прямых и синих линий. (Очень вероятно, что так изображался пилон). — Кстати, меня Юта зовут! — крикнул автомеханик, а последние звуки последнего слова растворились в красочном шуме клуба, как только он распахнул дверь. По лицу ударил поток затхлого воздуха, как глубокий вдох перед нырком в болото. Мегуми взглянул на Юджи через плечо, сомнение, сквозь падающие на него оттенки красного и фиолетового, выразительно блестело в его глазах, но он вздохнул и рванул вперёд. Мегуми каждый день и каждую ночь боролся с ангелом и демоном: ему хотелось казнить себя бессонницей и шепчущей в ухо виной и в то же время он мечтал отвлечься, иначе говоря — дать себе передышку, чего он считал себя недостойным. Юджи мало в эти дни отличался от Мегуми, но вот они, засунувшие свою гордость себе в задницы, шли притворяться нормальными людьми, обычными студентами, парнями с очевидной судьбой, легкомысленным поведением и горящим в штанах членом. С первым шагом внутрь давящая духота залезла в рот; запах пота, секса, блевоты, плесени и алкоголя начали впитываться в кожу. Но Юджи знал, что к этому можно привыкнуть, это можно полюбить. Юта расталкивал толпу и двигался сквозь неё так, будто был бегущим в лабиринте, и найденный спустя дни страданий и бегства выход вот-вот исчезнет. Мегуми старался поспевать за ним. Для Юджи было невозможным из-за ревущей отовсюду музыки и криков услышать или разобрать хоть слово, но что-то ему подсказывало, что Юта не разбрасывался обещаниями и действительно вёл их к бару за напитками. Цветные лазеры, точно как люди на танцполе, танцевали под потолком. Юджи случайно кто-то толкнул и сбил его с пути, оставив в сантиметре от потери Мегуми из виду. В темноте, вслепую, он нащупал и поймал уголок куртки Мегуми. Ребристый край вельветовой куртки, бархатная ткань под подушечками пальцев принесли ему тихое утешение в давящей толпе. Отхватив от угла участок побольше, дабы держаться крепче, он ощутил мягкость меха на изнанке, волоски которого забрались ему под ногти. Мегуми никак на это не ответил, не дёрнулся, не возразил. А потом они выбрались из толпы. Зрачки сузились от яркости бара, который светился алым, как маяк посреди безжалостного моря. Только перед ним встали препятствия: диваны, на которых восседали пузатые старики, и две высокие сцены, где крутились на блестящих серебряных шестах полуголые девушки и притягивали к себе грязные мысли, взгляды и деньги. Их кожа тёрлась и сгорала о пилоны, ноги широко раздвигались, демонстрируя растяжку, сильные руки удерживали их тела на высоте. Волнами были пьяные туши, попеременно выходящие за пределы танцпола, падающие на те самые диваны и извергающие из себя галиматью, нарушая греховное созерцание пузатых ребят. Смотрителем маяка оказалась девушка. Юджи догадывался, что она и есть Маки. По её волосам, собранным в хвост, растекалось сияние розовой вывески, что за её спиной крепилась на стену из рыжего кирпича и гласила: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ГРЕШНИКИ!» Руки Маки жили сами по себе и опытно переливали что-то из одной ёмкости в другую, выбирали стаканы, стучали ими по столу, подкидывали шейкер, создающий различимый даже под музыку звук перекатывания какого-то шарика, снимали полотенце с левого плеча и вешали на правое; пока глаза не отрывались от клиентки в слишком элегантном, но идеально облегающем, для такого места атласном платье с глубоким вырезом на спине. Маки протянула клиентке стакан, наполненный до краёв разноцветным напитком, наклонилась, сунула туда соломинку и щёлкнула по ней указательным пальцем. Нос соломинки закрутился, но клиентка поймала его зубами, втянула в себя глоток коктейля, беззаботно рассмеялась и вручила барменше щедрых чаевых. К тому времени, когда дама испарилась в танцующей толпе, Юта уже был у стойки. Юджи отпустил угол куртки Мегуми. — Кого привёл на этот раз? — развернувшись к ним спиной, спросила криком Маки и вытерла руки о юбку-фартук. Мужик, скучающий на самом дальнем от них стуле помахал ей, — Да, сэр, про вас и ваше пиво я не забыла, не забыла! — Просто два… — Надеюсь, они не устроят драку и не распугают бедных девочек, как в прошлый. Я два дня успокаивала Миву. Вытирать кому-то сопли не лучшее занятие, а я не мамка. Отвратный бизнес. И ведь за изнасилование проститутки тому гаду ничего не было да и не будет. — Она заполнила высокий стакан пивом. Пенка раскачивалась, но не выбиралась за пределы, пока стакан не приземлился на деревянную столешницу перед носом мужика. — Изнасилование проститутки! Даже смешно звучит! — загоготал он и влил в себя внушительную порцию пива, — Эти девки сами задницы свои продают и ещё удивляются, что их услугами пользуются как надо! Зарабатывают, я слышал, тоже нешуточные деньжища. — Мужик улыбнулся, и улыбка эта наполовину состояла из золотых зубов, сверкающих, как монеты, которые ты в детстве с жадностью находишь лежащими на асфальте и по пути домой уже представляешь, как бросишь их в копилку и на йену приблизишься к мечте о новых роликовых коньках. Только вот всезнающий брат их у тебя отнимет, повесит на уши килограмм лапшы, слепленной не из муки, а какой-то там приметы, и пропадёт в своей комнате до того момента, когда ему станет скучно. — Потанцевали, тут пососали, там позволили присунуть, если повезло, если член попался хороший, ещё и кайфанули. Заработали баблишка, наразвлекались и пошли спать. Вот у тебя попка неплохая и грудь прям притягивает взгляд, хоть и прикрытая, — если бы он не орал и не двигал в воздухе указательным пальцем, речь его разобрать было бы затруднительно не только из-за музыки, но и из-за заплетающегося языка и вялых губ. Он продолжил, обращаясь к Маки, которая, видимо, чтобы занять чешущиеся ладони, принялась мыть использованные чьими-то ртами бокалы, — на пилоне ты бы лучше смотрелась, чем за стойкой, что тысячу раз отмывали от рвоты. И я бы с огромным удовольствием запихнул тебе сначала купюру между сочных грудей, а потом, — он рыгнул, но рыгнул так сильно, что ему пришлось схватиться за собственную шею, — а потом… — Кто-то хочет стать тысяча первой рвотой? — вмешался Юта, и Маки быстро вытерла руки о полотенце, забросила его на плечо и подняла голову, вспомнив о новых гостях. — Или ты больше предпочёл бы оказаться у пилона. Улыбка исчезла с щёк мужика, он замолчал и опрокинул в себя ещё пива. Юджи было интересно, чувствовал ли тот себя проигравшим, или же ему просто напросто вдруг было лень гнуть эту палку. Что-то подсказывало, что тот лишь решил сделать перерыв, осмотреться, найти добычу полегче. Всё-таки это ночной клуб. Если у тебя есть деньги — у тебя есть «любовь» на одну ночь. А, возможно, и больше, чем на одну. Может, что-то интереснее «любви». — От тебя, кстати, несёт. Ты и есть тысяча первая рвота, герой. Юта облокотился на стойку и показал большим пальцем за спину, — Мои клиенты. Я обещал их угостить за доверие. Удиви их, ладно? Я позже всё отдам. Она присела, чтобы достать что-то снизу, — Все-таки в бизнесе ты остаёшься чудаком… Да и в жизни, уж прости, тоже. Он оттолкнулся от бортика стойки, сделал пальцами два пистолета, издал звук стрельбы (пуф, пуф!), выдвинул для себя высокий стул и забрался на него, — Спасибо. И мне колы. Как обычно. Маки самодовольно хмыкнула, кинув в грудь Юты банку холодной газировки. После она наконец посмотрела на Юджи, изучила его, словно под микроскопом, не меняя выражения лица. Юджи смутился, внезапно ему стало очень душно, слои одежды начали сужаться и прилипать к коже, а мозг забыл, что он собирался заказать. Потом она дерзко улыбнулась и подмигнула, посмотрела на Мегуми, приподняла бровь. — Что за настрой? Что у вас с лицами? Помер кто? Юджи и Мегуми переглянулись. — Погоди-ка… — И тут лицо Маки окрасила непонятная эмоция, чем-то похожая на удивление, смешанное с осознанием и детским восторгом, — Фушигуро Мегуми, это ты? Юджи на себе ощутил напряжение, которое прошло через тело Мегуми. Его кадык подскочил, опустился, но в глазах читалось недоумение. — Это я, Маки, ты должен помнить меня. — Настаивала та, показывая на себя. Юта с любопытством от происходящей перед ним сцены попивал из металлической банки колу. Мегуми сузил глаза и сжал губы, сунул руки в карманы и неловко терялся под чужим взором. Маки простонала, взяла очки с фиолетовой оправой, висевшие на воротнике рубашки, и надела их. — Маки Зенин! Твоя, блять, сестра троюродная! Мегуми, казалось, начал вспоминать. Для завершения пазла в его разуме не хватало одного кусочка, находящегося в следующем факте: — Мы в последний раз встречались на юбилее Наобито. Мы мелкие тогда были, но я тебя запомнила, потому что ты весь праздник провёл в углу, прятался там в тенях, как отшельник, — она покрутила пальцем рядом с головой, показывая на волосы, — У тебя причёска даже не изменилась. А! Я ещё, помню, с сестрой твоей болтала. Цумики, кажется. Как она, кстати? Он долго не двигался, будто превратился в изваяние. Молчание приносило сильнейший дискомфорт. Юджи понимал, что люди бывают разные, и Мегуми не из числа открытых и дружелюбных, которые с искренностью поддержат беседу и спасут самый неудобный разговор. Но причина его странного поведения пряталась не в характере и не в убийстве, — что-то ещё было не так. «Я изначально бежал.» Мегуми прокашлялся, шея его блестела от пота, поэтому он снял куртку, бросил её на высокий стул, — Всё супер. Работает, ходит по пятницам на тусовки. Что ты здесь делаешь, Маки? — Принимаю гостей, предлагаю напитки, а потом отвожу их на игры, где решаю их судьбу. Или ты о том, почему я здесь, а не в Токио? О, малыш, это длинная история, — перед ними, на стойке, со звучным ударом появился широкий стакан. Юджи вздрогнул. Маки чуть развернулась боком и достала с подсвеченной красными огнями полки бутылку водки и вылила её, пропустив через мерный стаканчик. «Следи за руками»: предупредила она его так тихо и так быстро, что Юджи первые секунды верил, что ему почудилось. Сомнения развеялись, как сигаретный дым на ветру, когда она потянулась за собой, чтобы вернуть бутылку водки на место и взять чёрную бутылку напитка, имя которого Юджи по этикетке не успел прочитать, и второй раз за этот вечер подмигнула ему. — Моя мать — деспот. Никто из нашей тухлой семейки этому не поверит, но это так. Может, она была когда-то хорошей женщиной, которая просто сломалась, потому что не хотела детей, но залетела, и в семье верующей ей не позволили выбрать для спасения себя. И Боженька, он же дьявол, подарил ей сразу двоих. Как насмешка. Грёбанная истеричка. Она била нас с сестрой за любой промах и унижала за любую удачу. Тут, как понимаешь, возможности ей угодить не существовало, а отец сам её боялся. Поэтому терпели все, и терпела я, ждала, когда мне исполнится восемнадцать, чтобы свалить. Но ждать почти не пришлось. Она уже смешала содержимое чёрной бутылки с содержимым стакана и вылила туда же вишнёвый ликёр. Натирая тёркой лимонную кожуру, Маки словно колдовала волшебную пыльцу, цедру, осыпающуюся в будущий напиток, — Мне было шестнадцать, когда отец застукал меня с девчонкой, и, как настоящую грешницу, меня выпороли и вышвырнули за дверь, — Слава Великому Господу! — хотя бы с вещами. — несколько кубиков льда приземлились на дно стакана, повторяя взлеты и падения неровного смеха Маки, — И с сестрой попрощаться не дали… — Я встретил её ночью в комбини, в котором подрабатывал тогда. — продолжил за неё Юта. Он допил последние капли газировки и завис на том, как Маки крутила ложкой лёд. Лёд таял, и ужасные запахи человечества порвал приятный аромат сладости. — Ну, Маки, не её сестру. Её сестра позже сама нас нашла. Целеустремлённая женщина. — Она безумно любит меня. — похвасталась Маки, присела, достала из морозилки замерзший, более изящный и худой стакан, насыпала туда свежих кубиков льда. — В общем, это была ночь, круглосуточный магазин. Маки подходит к кассе расплатиться за онигири, достаёт кошелёк, — Юта задержал дыхание, поднял руки, в таком жесте, будто сдавался перед Юджи и Мегуми, и улыбаясь, как рассказчик, отдающийся своему делу сполна, договорил: — и тут я слышу, как что-то шлёпается на пол. Тогда я понял, что мы подружимся. Мегуми попытался вставить вопрос, — Я запутался, как всё-таки… — Когда я сбежала… Когда меня выгнали, я переехала на какое-то время к своей девушке. С работой было туго, не помню, почему. В общем, я быстро привыкла воровать. А Юта на одной из дурацких подростковых тусовок познакомился с Тоге, — она пропустила практически готовый напиток через какие-то ситечки в новый стакан, алкоголь облизал мерцающие кубики льда, — Тоге — это наш диджей. — У него крутые татуировки на щеках, — добавил Юта с заразительным восхищением. — Вы увидите его, если пойдёте танцевать, — коктейль завершили цитрус и газированная вода. Её пузырики взлетали и исчезали, разбивались о круглый кусочек лимона. — Короче, всё завертелось, закрутилось, Тоге рассказал про новый, модный клуб в Сендае, которому нужны молодые лица. Я закончила школу, рассталась с девушкой и оказалась здесь. Пыталась сначала денег на учёбу заработать, но вскоре позабыла об этой цели. Юта раскрутил и оторвал алюминиевое кольцо от банки, — Та же фигня. Я первое время работал уборщиком здесь, так как к алкоголю и музыке душа не лежала, и навязчиво лез к прохожим с самодельными визитными карточками, предлагал некий любительский автосервис за низкую оплату, пока не нашёл настоящую автомастерскую. Юджи не сдержал интерес и невзначай спросил: — Откуда ты… Кто научил тебя разбираться в машинах? Ты же действительно хороший специалист, но нигде не учился, да? Уголок губ его дёрнулся, а сразу после, словно распустился кривой шов, засияла искренняя улыбка благодарности. — О, спасибо за комплимент! Меня редко так хвалят. Эм… Я все годы, что себя знаю, в свободные часы проводил время с отцом в нашем гараже. У меня довольно счастливая семья, но навязчивая… — Что это? — Мегуми случайно оборвал чужой разговор, когда Маки подвинула к нему коктейль, из которого вызывающе торчала трубочка. — «Анархистс Поп Шоп». Юта попросил вас удивить, а я люблю новым клиентам подгонять напитки, что, считаю, подходят им. Этот коктейль нежный, но с заметной горчинкой, — линзы её очков опасно отразили свет, что сполз по фиолетовой оправе чёткими линиями и бесследно исчез, как секундное ощущение паники и адреналина, выбросившегося в кровь Юджи. Это было красиво. Маки была красива, но не в том смысле, который обычно трактуют мужчины, когда говорят, что девушка красивая. Благодаря уму и неповторимой харизме, она располагала к себе, она источала жизнь и этим формировала вокруг магнетизирующую ауру, но к ней не хотелось прикасаться. Ведь такая аура могла, прямо как ток, сжечь Юджи до костей и оставить лишь прах. Юджи было интересно стоять рядом, слушая всё, о чём она может им поведать, но не приближаться к историям, не обжигаться о них, видеть только поверхность и жёлтый знак: «ОСТОРОЖНО! ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ! УБЬЁТ!» Мегуми взял в руки стакан, кубики льда еле слышно стукались друг о друга под мелодию шипения напитка, задержал взгляд на Юджи и приблизился, чтобы прошептать: — Хочешь попробовать? Юджи старался утихомирить дрожь, что, как искрящиеся пузырьки в коктейле, прошла под его кожей, когда горячее дыхание Мегуми опалило его шею и стекло под толстовку. Эта рождённая близость, безопасная, тихая, уже привычная, пугала его до чёртиков и призывала дотронуться до неё, разрешить себе сгореть. Он слабо улыбнулся в ответ нахмуренным бровям Мегуми, — Хочешь проверить на мне, отравлен ли он? Чужие губы обхватили трубочку в явном знаке протеста. С попаданием алкоголя в организм какие-то морщинки и мышцы на лице Мегуми дрогнули, но тот пытался героически это скрыть. Зелёные радужки сверкнули весельем. — Неплохо. — обратился Мегуми к Маки. — Анархисты говорят, что не боятся суда, — пожала плечами она и снова потянулась за спину, к полке, где стояла красная бутылка. Что бы это ни значило… — Я знаю, что напиток получился сладким. Дай сюда стакан, мне кажется, больше горечи улучшит вкус. Мегуми не проявил ни грамма сопротивления. В коктейль упали густые алые капли. Кровь. Даже под неоном, всплесками разных цветов, которыми было богато освещение этого места, красный цвет узнавался. Капли в форме раскрывающихся бутонов роз растворились в напитке, что полностью окрасился в алый. Мегуми попробовал, кивнул, промычал. — Твоя очередь. — Я буду колу, — предупредил Юджи. — Серьёзно? — воскликнул Юта так осуждающе, будто недавно не выпил пол-литра газировки той же марки. Юджи пожал плечами, — Я сегодня за рулём. — Блин, нам надо было по-хорошему об этом договориться, прежде чем я… — к концу предложения Мегуми затих, но было понятно, о чём он, к удивлению и смущению Юджи. Маки странно на них взглянула. С ехидством на губах. Такую реакцию он приметил раньше, но решил игнорировать. — Всё нормально. Меня алкоголь не берёт, ноль эффекта, — признался Юджи, направив признание больше на Юту и Маки, чем на Мегуми, — после одного стакана просто засыпаю. Какой-то отстой, а не веселье. Все сочувственно посмотрели на него, и Юджи вдруг захотелось рассмеяться, но он этого смутился и разом проглотил весь смех. Кончикам пальцев ног стало щекотно, а грудь собиралась лопнуть, раскинув по всему клубу кости, лёгкие, сердце. Но чувство показалось ему прекрасным, оно даже чем-то походило на счастье. Было ли это счастье? Он впервые за долгие годы почувствовал себя частью чего-то доброго: его вовлекли в разговор, его слушали и брали во внимание его комфорт. Удивительно. До головокружения приятно. Потягивая через трубочку единственный существующий в меню этого клуба безалкогольный коктейль, Юджи ждёт, когда Сукуна положит руку ему на колено, залезет указательным пальцем в неровно вырезанный круг на дырявых джинсах и нарисует ногтём на коже знак «Х». Тогда Юджи достанет пакетик травки и молча, как безликий и бездушный робот-помощник, передаст его Сукуне. Пока он ждёт, он отрезан от мира, он смотрит на танцовщицу, одетую в красивое чёрное бельё, обутую в каблуки с высокой шпилькой. Она извивается у серебряного шеста, высоко поднимает ноги, танцует под музыку, которую Тодо с румянцем на щеках назвал бы «музыкой для секса», а ленивые лучи света лапают её и тычут в синяки под глазами. Думы Юджи упираются в грудь и задницу танцовщицы, потому что Тодо бы они понравились. Дешёвый диван с осыпающейся кожаной обивкой дрожит под давлением чужого смеха, когда он понимает, что скучает по другу, которого видит всё реже и реже. Внезапно под кожей словно не осталось ничего, кроме воздуха, что, если бы Юджи себе не лгал, назвал бы одиночеством. Но в его жизненной ситуации иногда одиночество, (а оно бывает разным) — удовольствие. Время замедляется, уши теряют возможность слышать; он утопает в диване, поворачивает голову влево, к толпе из душ, историй, будущих призраков, и размышляет о том, как бы позволил им всем растоптать его. Тупая ухмылка цветёт на лице, он всё забывает, у него ничего не болит. Маки дала ему банку холодной колы, но не без вопросов, — Так что вы здесь делаете? Медовый месяц? Мегуми подавился, Юджи заметил салфетницу, потянулся за ней через Юту, а тот остановил его, достал пару штук и сунул их под нос, чтобы затем Юджи в спешке сунул их под подбородок Мегуми, который промямлил: «Спасибо». — Ой, не надо так реагировать, я не та, от кого стоит такое скрывать. Юта тем более. — Юджи плавно терял нить разговора. Мегуми глядел на Маки исподлобья и с нажимом вытирал рот, будто намереваясь стереть кожу и губы салфеткой, — Так тоже на меня не смотри. У тебя очень приятное выражение лица было каждый раз, когда ты на этого розоволосого милашку поглядывал. — Его Юджи Итадори зовут. — прохрипел Мегуми и вернулся к распитию коктейля. — Я сам мог представиться, — Юджи аккуратно толкнул Мегуми плечом, тот пристыженно извинился. — Так что это? Работа? Учёба? — Переезд. — указав на залепленные гротескными пластырями скулы, которые сложно не заметить и не вздохнуть от их вида с сожалением, Юджи щелчком открыл банку газировки, — Я знатно поругался со своим… — следующее слово далось ему с трудом, — парнем… и понял, что с меня хватит. Решил вернуться сюда — дом дедушки остался совсем без присмотра. А Мегуми мне просто помогает. За компанию типа. Всю жизнь Юджи твердили, что он не умеет врать; он в это верил, ведь любые, даже ложные, суждения о человеке не появляются из ниоткуда, а потом на собственном опыте убеждался. Поэтому только что завершившийся момент фальшивой исповеди был чудом и ошибкой в системе. История про ссору с бывшим — не заготовка и не тщательно продуманная замена правде, входящая в какой-то план, а чистая импровизация. Юджи боялся, что использовал весь жизненный запас своей крохотной удачи и весь умственный потенциал. Блестяще. Может быть, кто-нибудь им гордился. Мегуми вспотел сильнее, но выглядел облегчённо, словно после того, как вовремя повернул руль и предотвратил аварию, не закинув в могилу кроме своей туши сразу несколько. Теперь Юта явственно изучал заклеенные пластырями щёки Юджи, — Ну и мудак же он… Уши Юджи нагревались, заживающие раны покалывали и чесались. Он хлебнул глоток ледяной газировки, осознал, насколько его мучила жажда, запрокинул голову и выпил половину. — Ага… Таких проучит лишь кастрация или смерть. — произнесённая самым жутким тоном и устами Маки неприятная истина, что подавали под соусом совпадения. Юджи не хотел, чтобы его стошнило и барную стойку пришлось отмывать в тысяча второй раз. Появилось спасение в том, в ком найти его никто бы не ожидал. Увлечённый беседой Юджи, должно быть, пропустил миг, в который тот мужик с полным ртом золотых зубов пропал с радаров, потому что он объявился вновь, стоял на ногах уже близко к Юте вместе с парочкой ребят, которых он где-то выхватил. Были также и другие, отдельные от компании «пивных пузиков» молодые парни с прилипшими ко лбу чёлками. Маки вспомнила о работе и с натянутой гримасой приветливости пошла тех обслуживать. Юта сказал, что ночь молода, и у него тоже есть работа. Иными словами, Юджи и Мегуми оказались предоставлены сами себе. Или друг другу. Музыка никуда всё это время не пропадала, но Юджи обратил на неё внимание только сейчас, когда разговоры оборвались. Ранее общение так его увлекало, что мозг трансформировал мелодии в посторонний шум. А музыка была ему по душе. Отсюда она не ревела, звуковые волны не били по сердцу и голове; мелодия впитывалась в его вены, как пролился бы в них алкоголь, если бы Юджи захотел. Он скользнул локтём по барной стойке и подвинулся ближе к Мегуми, чей коктейль через пару глотков должен будет закончиться. Мегуми поменял положение тела: полностью развернулся, прижался спиной к стойке, грудь открыл клубу и сценам с танцовщицами, а заинтересованных глаз не сводил с Юджи. Ждал, что его о чём-то спросят или ему что-то расскажут, пока купался в сиянии красных и розовых оттенков, которые попеременно брызгали на него слева и справа. — У тебя, оказывается, классная родня. — У Юджи не было причин для того, чтобы глупо хихикнуть, но именно это он и сделал. Затем бессчетно умолял себя не улыбаться, как дурак, но именно это он и сделал. Влияние пытливого взгляда Мегуми. — Маки — просто исключение. — А твоя сестра? Кстати, она разве не будет волноваться о тебе? Или ты её предупреждал, что уедешь? Внезапно из пытливого его взгляд превратился в пустой и туманный. Мегуми будто заглядывал внутрь себя и долго выискивал там что-то, пока трубочкой высасывал последние капли коктейля. Стакан отправился обратно на стойку, когда на его дне остались лишь нерастаявшие кубики льда и одинокий кусочек лимона. Юджи знал, что облажался, правда не понимал, в чём; и уголки губ сами опустились. Мегуми мотнул головой по сторонам, наклонился к Юджи и попросил: — Можно, я обниму тебя? Юджи растерялся. Он ожидал всё, что угодно, но не это. Ладони вспотели. Он быстро вытер их о джинсы и кивнул, совсем не соображая, что происходит. Осторожно, так, словно от прикосновения они оба могли рассыпаться, Мегуми обвил его плечи одной рукой, а другой, положив на талию, помог прижать к себе. Подошва кед Юджи помешала ему аккуратно упасть в объятия, вместо этого он неуклюже грохнулся, руки рефлекторно взлетели, чтобы защититься, и оказались зажаты между его грудью и грудью Мегуми. Банка газировки помялась. Над ухом рассыпался красивый смех, что резко притупился. Сердце Юджи стучало по барабанным перепонкам намного громче, чем этот смех, намного громче, чем музыка и шум клуба, а жар начал одолевать такой, будто сердце было разгоняющимся реактором, что вот-вот взорвётся. — Моя сестра умерла. Как тяжёлый удар по затылку, что выбивает из тебя жизнь, из Юджи выбила чувства и ощущения эта фраза. Он хотел вырваться и увидеть глаза Мегуми, проверить, что написано у него на лице, но чужие руки и их теплота не позволяли. Мегуми надавил своей щекой на висок Юджи, губы почти касались раковины уха. — Где-то за сутки до того, как я приехал в тот мотель, я стоял на её похоронах, — слова излучали тоску, боль и бессилие. Знакомая интонация. — Несчастный случай. Она пошла на вечеринку с коллегами, обратно поехала в машине, которую вёл один из друзей. Все поголовно были пьяны. Машина разбилась. Никто не выжил. — Почему ты… — Я забыл, представляешь? Я постоянно забываю, что её больше нет. Мне кажется, я в любой момент могу ей позвонить, а она ответит. Когда Маки спросила о ней, мысль о её смерти пыталась сбить меня с ног, но я упорно представлял, что всё хорошо. И ведь я верю тому, что представляю. Жутко, да? Юджи пришлось приложить усилие, прежде чем дотянуться до уха Мегуми и уверенно ответить, — Совсем нет. Такое бывает. Мне жаль… Их защитный пузырь лопнул, и они быстро оторвались друг от друга, когда подошла Маки и крикнула, нужна ли Мегуми вторая порция коктейля. Он пару секунд сомневался, потом сказал, что нужна. Хотел полезть в карман за бумажником, но Маки прервала его, пояснив, что теперь её очередь угощать. За встречу, за воссоединение семьи и далее по списку. Юджи в это время молча допивал остатки газировки, и думал, сколько этот клуб и Юта зашибают, если все продолжают кичиться своей щедростью. А также он переживал за Мегуми. Он и раньше не переставал беспокоиться за него, но, отбросив нынешние обстоятельства, ему всё равно что-то не давало покоя. — Эм… В общем… Всё ли… — Юджи, не нужно утешать меня, всё нормально, — Мегуми насупился, размешивая трубочкой коктейль. — Как скажешь, — Юджи поставил пустую банку на барную стойку, снял куртку, кинул её на тот же стул, где лежала куртка Мегуми, закатал рукава толстовки и с облегчением вздохнул. Ему пришлось пялиться на танцовщиц у пилонов просто потому, что расстояние до сцен, по которым ступали их каблуки, равнялось примерно трём метрам, потому, что танцовщиц выделяли из общего сумрака розовые прямые лучи софитов. И пялиться на них никакого желания не было, но их вид, танец, плавно перемещающийся от тучных парней к более привлекательным и менее богатым, а точнее — Мегуми, (если бы он захотел, ему бы не составило труда уйти в ночь в паре с любой девушкой, находящейся в клубе) и лестница на фоне за двумя круглыми сценами, ведущая на второй этаж, подкинули ему одну мысль. Мысль была неприятная; неизвестная эмоция, как желчь, забурлила внутри, но он подавил её. — Знаешь, — начал он, снова сократив расстояние между ним и Мегуми, не отводя глаз от танцовщиц, — тебе не обязательно всю ночь торчать со мной. Если мы пришли развеяться, если тебе нужно забыться… Короче, ты знаешь… Можешь пойти, снять девчонку… — Ты думаешь, что мне это интересно? — Не знаю, ну, обычно от такого никто не отказывается. — А ты? Юджи встрепенулся так, будто стряхивал с себя грязь и пыль противных образов. (…липкая кожа, хриплые стоны, сперма, шершавые пальцы, синяки, слюни, насилие, отрицание, мольба отпустить, «нет, не трогай, нет, я не хочу, нет, я не вру, это ошибка, всё глупая ошибка, ошибка, не смотри»…) От одной мысли о сексе его одолевала лихорадка, — А я откажусь. — хмыкнул он и прикусил язык, указательный палец теребил заусенец на большом. Мегуми раскусывал людей, но если с другими он поступал быстро и болезненно, Юджи он заводил в угол и ждал, когда тот сам себя выдаст. Никаких злых умыслов в таком акте не было, всё происходило своим чередом, потому что так действовала его оборона. Тишина встала между ними, пока в клубе гремела музыка. У бара сменялись клиенты, обсуждали порочность жизни, кто-то рыдал, проклиная любовь, а кто-то довольный уносился с напитками прочь. Вдалеке, на танцполе, не прекращался ураган посреди океана, бушевали тёмно-синие волны из людей, в которых попадали фиолетовые, белые, голубые молнии, стреляющие из прожекторов. — Хочешь потанцевать? Язык работал быстрее мозга, хотя рассудок не тревожил алкоголь, и Юджи не сразу осознал, что предложение вырвалось из него, а не кого-то ещё. — Танцевать? — Ты любишь танцевать? — Я ненавижу танцевать. Юджи повернул голову к нему, ожидая, что ему дадут отлуп. Вокруг заусенца на большом пальце набухало воспаление, что пульсировало и ныло особенно сильно в этот момент. Но потом, когда ненависть его не встретила, а встретили только внимательные глаза; что-то подтолкнуло его говорить. — И что, мы будем типа как те самые плохие парни из сериалов? — В смысле? — Ну, стоять в сторонке, сохранять холодный вид. Ой! Или ты не любишь танцевать, потому что пережил плохой опыт из отказов от девчонок на школьной дискотеке? Если ты скажешь, что это — правда, моё доверие к тебе рухнет. Мегуми отпил глоток красной, как кровь, жидкости, широко улыбнулся (может быть, комплимент попал по адресу), — Нет… Я просто ненавижу танцевать. Я не знаю, как надо шевелиться. Боюсь, окружающие пострадают, потому что я растопчу им пальцы ног. — Ясно. Так… — Юджи театрально схватился за подбородок и поднял его вверх, — Но ты любишь музыку, и ты точно хоть раз в жизни танцевал перед зеркалом и представлял себя кем-нибудь. Типа… Великим гитаристом. — И что? — Мегуми пожал плечами. — То есть это правда! Этим ведь занимаются все подростки, независимо от их степени крутости, да? Это как с дрочкой… Наверное. Что? Перестань делать такое лицо! — Какое? — Будто я несу бред. — Ну… Не то чтобы это не бред… Они рассмеялись, покосившись в стороны друг от друга, словно тощие, второе десятилетие неработающие электрические столбы. — Короче, я просто пытаюсь как-то поднять нам настроение. — У тебя хорошо получается. — Спасибо. Опять минута безмолвия. Юджи почесал затылок, огляделся вокруг и вновь завёл свою шарманку: — Мы с братом постоянно ходили в клубы, но я никогда не веселился и никогда не танцевал, потому что он мне запрещал. И думаю, поступал правильно, потому что формально мы были на работе. Но дело в том, что мы в принципе никогда не веселились, — ему вдруг стало неловко, — В общем, я говорю это не для того, чтобы заслужить жалость или что-то такое… — Юджи, если ты хочешь прямо сейчас пойти на танцпол, так и скажи. — Мегуми бросил стакан с недопитым напитком на стойке. Трезвость паковала чемоданы. — Я не откажусь.***
По мере приближения к толпе громкость музыки возрастала, пока вовсе не начала оглушать. Красные оттенки перетекли в синие. Юджи позволил Мегуми зацепиться пальцем за шлёвку на его джинсах, потому что держаться за руки было бы чересчур странно, а потерять друг друга — чересчур плохо. Юджи шёл впереди, вёл за собой Мегуми и пытался повторить за Ютой, шагая в такт музыке, снова заползающей под его кожу, уверенно проносясь мимо парочек, что тёрлись друг о друга, купаясь в тьме толкотни и вдыхая шлейф перегара, который будто исходил от каждого. Аккурат перед тем как Юджи планировал остановиться, Мегуми навалился на него, почти сбив с ног. — Бля! Мой нос! — крикнул он, ударившись носом о затылок Юджи. Тот сразу повернулся, вспышки света пролились на сморщенное в негодовании лицо Мегуми, половина которого была скрыта за ладонью. — Извини! Очень больно? — руки Юджи взлетели на помощь к Мегуми, но мгновенно замерли, неуверенные в том, к чему прикасаться и как помочь. — Всё в порядке! — вяло заверил Мегуми, кинул взгляд за плечи, потом вздохнул, выпустив из себя струю раздражения, — Меня случайно толкнули, вот и всё! — он опустил руку с лица, немного пошатнулся, но никого собой не задел. Палец его другой руки до сих пор держался за шлёвку на боку джинс Юджи и не собирался отпускать. — Это хорошо! — крикнул Юджи и завис. Песня подошла к концу, последние ноты потухли и загорелись новые. Знакомые, такие знакомые. Звуки, напоминающие скрип пластинки, запустили в теле ток, ожививший его. Он широко открыл рот, выпучил глаза, сжал от радости кулаки и запрыгал на месте как ребёнок. Посетители клуба подняли вверх бокалы и бутылки, одобрительно завизжали; несколько капель алкоголя точно пролилось на чьи-то макушки. Тогда Юджи заметил, что они с Мегуми расположились недалеко от диджея, достаточно близко к сцене, чтобы его рассмотреть, но недостаточно близко для того, чтобы оглохнуть от мощи звуковых колонок. Софиты кружились под потолком в ансамбле с лазерами и удивительно подстраивали своё выступление под ритм песни. Лишь одна лампа была солистом, что не двигался с места, выделяя белым рассеянным лучом рабочий стол диджея и его круглые татуировки на щеках возле рта, которые приносили ему образ героя киберпанка. «Держи меня за руку, сейчас я нуждаюсь в тебе. Останови меня, самому мне не справиться.» Мегуми оценивающе покачивал голову. Было понятно, что ему песня тоже нравилась; из-за этого Юджи мог взорваться от счастья. Увидев, как парни и девушки расчехлили свои давно позабытые навыки танца и кружились рядом с ним, плясали, обнажали шеи под дождём из синего блеска, подбадривали друг друга, совершенно не стесняясь; собственное смущение захлебнулось в океане музыки и наслаждения, что это место приносило; пока Юджи держался на плаву и в нём купался: он пытался убить скованность, перешагивая с ноги на ногу и постепенно начиная двигаться так, как годами мечтал. «Ты проживаешь чувства? Состояние кайфа — стоит ли к нему стремиться?» Тревога наконец-то, хотя бы на короткий отрезок времени, оставила его, превратившись в призрака. Юджи проживал каждую строчку, плывя там, посреди океана, разрешая волнам окутывать его и направлять. Мелодия брызгала из звуковых колонок, бежала по стенам, полу и потолку и била по нему. Незабываемые ощущения, которые он преследовал целую вечность. Это лучше кайфа, что даёт травка. Это лучше боли, что даёт лезвие или кулак. Это близится к недостижимой свободе. Мегуми единственный в толпе не танцевал, а лишь стоял в расслабленной позе, по-дурацки ухмыляясь. Его бледная кожа сияла. Он выглядел сонным и задумчивым, застрявшим во времени и пространстве. Как мираж. Как сон. Как что-то неосязаемое и неуловимое. Если бы происходящее оказалось сюжетом фильма из девяностых, в этот миг Юджи бы открылась тайна и он осознал, что никакого Мегуми никогда не существовало, потому что одинокий Юджи его выдумал, отделил от себя, создав вторую личность, что гуляла у него под боком, словно видение. «Кто из них пил?» — хочется спросить. Юджи без спроса схватил Мегуми за запястье и убедился, что он живой, настоящий. «Действительно ли ты живёшь, или ты ищешь любовь?» Мегуми прыснул со смеху, хотя ничего смешного не произошло. Или же… — Ты надо мной смеёшься! — возмутился Юджи, отпустил запястье и щадяще ткнул Мегуми в живот. Мегуми поднял обе ладони в жесте «сдаюсь», будто к его животу приставили не палец, а пушку, — Вовсе нет! Ты великолепен! — обычно голос его ровный и мягкий, сейчас он ломкий и странный. Кое-кто уже обратился в пьяного. — Продолжай! Не обращай на меня внимания! О нет, Юджи не планировал оставлять Мегуми вот так. Он подумал о том, что никогда не пробовал фразу «Живём один раз» на вкус. Скорость стука его сердца могла составить конкуренцию машинам в гонке, не буквально, лишь фигурально, и Юджи решил рискнуть и испытать новую форму стыда: стыд, который растёт, когда ты делаешь перед огромной толпой вещи, которые ломают твой образ и раздевают душу. В общем, он хотел развлечь Мегуми, рассмешить ещё раз, надеть шкуру нормального юноши, не знающего о тёмной стороне мира и любви. Он смотрел прямо в глаза Мегуми, те самые глаза, которые поразили его в ночь расправы и не переставали притягивать к себе, словно магнит; и представил, что держал в руках гитару. Пальцы левой руки скользили по воздуху, там, где на невидимом грифе должны находиться невидимые струны. Указательный и большой пальцы правой руки сомкнулись и заставляли кисть дёргаться, имитируя бряцание по струнам. Юджи шевелил плечами, делал вид, будто мастерски играет на гитаре; в нужный момент он сгибал колени, замедлял движения рук, чтобы подстроиться под песню и изобразить, что он играет особенно красивую, тягучую и сложную партию. Мегуми засунул руки в карманы джинс и продолжал кивать головой. Улыбка не убегала с его красных то ли от духоты то ли от испанского стыда щёк, которые были различимы через призму постоянной смены цветов освещения на танцполе: от белого до фиолетового. Юджи приблизился, наклонил корпус назад, а «гитару» выставил вперёд, надул губы, нахмурил брови, ещё несколько раз скользнул пальцами по «струнам» и завершил представление поклоном. (Конечно же приложив одну ладонь к груди и вытянув в сторону один кулак, ведь там он держал гитару и отдавал таким жестом дань уважения инструменту). Издав смешок, (добрый, чистый и несущийся через сильную, громкую музыку к слуху Юджи, как оглушительное эхо, стремящееся на дно колодца) Мегуми громко похлопал. — Не нужно аплодисментов! — с напыщенностью прокричал Юджи, смахнул чёлку со лба и слабо шлёпнул Мегуми по плечу. «Миллионы разбитых кусочков, миллионы нерассказанных секретов…» — Смотри ещё! — он, пританцовывая, пошёл спиной вперёд и, как и следовало ожидать, врезался в кого-то. Затем потратил ровно секунду на то, чтобы извиниться перед широкой спиной, что выросла над ним горой, и после… Сначала был резкий рывок, сменившийся прикосновением. Юджи застыл, вместо кожи его мышцы и органы будто покрылись льдом. Многовековым льдом, что зажал его а тиски и чуть окончательно не раздавил. Время приняло форму желе, и всё, казалось, происходило до ужаса медленно, но в действительности — до ужаса быстро. Прикосновение приземлилось на его бедро. То была ладонь. Большая, тяжёлая, грубая. Далее неизвестный схватил его за грудь и притянула к толстому, сильному телу. Мозг подавал неутешные сигналы бить и бежать, но Юджи словно не слышал их. Он не слышал вообще ничего, помещённый страхом в вакуум, лишённый органов чувств. Где-то в глубинах разума успела промчаться мысль, что за его спиной стоял Он. Повернись, и ты увидишь брата. Ты скучал по этим татуировкам? Ты скучал по аромату его сигарет? Ты скучал по клетке? Повернись, чтобы успеть выдавить его глазные яблоки. …Повернись, Повернись, Повернись…. — Ну и милашка. Джинсики, такие облегающие джинсики. Ты же трансик, да? — чужая ладонь легла на ширинку и елозила там, пытаясь что-то нащупать. Нюх Юджи отравляла вонь, подобная запаху гниения, что летела к нему из чужого рта. Неизвестный тёрся о него, пытался покачиваниями бёдер заставить с ним танцевать, — Зачем соблазнил меня? — ЭЙ, ЕБЛАН! — Теперь тебе придётся мне отсосать. Я заплачу, я богат, тебе нравятся такие, трансик? Дымка шока развеялась, когда Мегуми толкнул мужика, впечатав того в парней, стоящих рядом, и буквально вырвал Юджи из чужой хватки. Тот ощутил, как задняя часть толстовки липла к спине, пропитанная холодным потом. (Или же потом неизвестного) — Какого хуя? У тебя всё с башкой в порядке? — Он заорал так громко, что у Юджи зазвенело в ушах. Капелька слюны попала на его щёку. В этих словах сквозила сильная злоба и обида, а с губ Мегуми бесследно исчезли былые расслабленность и веселье. Ответа они не получили, — Мегуми, давай просто уйдём. — Юджи попытался оторвать предплечье Мегуми от своей талии, но безрезультатно. Мегуми даже не смотрел на него, но прислушался к просьбе и поспешил поскорее увести их оттуда. Когда они ускорили шаги, Юджи немного отпрянул от Мегуми, чтобы оглянуться и проверить, кем являлся неизвестный. То был мужчина, который ранее сидел за стойкой и попивал пиво, вещая на весь бар о проститутках. Музыка ускорялась, а лазеры с софитами заменили резкие поочерёдные вспышки. Запустили стробоскоп, и все люди теперь двигались, будто роботы. Дыхание Юджи участилось, когда он увидел, как мужик преследовал их, улыбался, расталкивал людей; в золотых зубах отразился блеск. — Сам себе экай, педик! С кем, — ик! — с кем ты разговариваешь! Сцены свои дома будете устраивать! — из-за шумового барьера танцпола никто из парней не разобрал это послание. Мужик шёл и на каждом отрезанном вспышками шагу покачивался. Эффект добавлял происходящему жуть и сюрреалистичность, словно мир застрял в комиксе. Мегуми крепко держал Юджи рядом с собой и не останавливался, но выбраться из толпы получалось непросто. »…Грязные игры…» Мужик кричал им что-то вслед. И крик этот становился возможно и громче, но вряд ли разборчивее. Хотя, Юджи отлично запомнил словосочетание «трахнуть трансика», потому что он услышал его перед тем, как мужик догнал их, дёрнул Мегуми за воротник лонгслива, развернул его и вдарил по носу. Сумасшедшее мигание стробоскопа прекратилось, вернулись плавные переливы фиолетовых и синих оттенков. Столб синего света упал на Мегуми и показал Юджи кровь, что текла из его ноздрей. Беспомощность окатила Юджи, когда молодые парни, разодетые девушки оборачивались на развёрную перед ними драку; кто-то достал из карманов телефоны и вдруг вокруг замельтешили фотовспышки. Мегуми вытер кровь рукавом и уже потянулся к зелёной бутылке пива, которую держал смеющийся в стороне парень, но Юджи успел перехватить запястье Мегуми и утащить его в толпу. Подальше от всех, подальше от очередной ошибки.