Время выбирать

— С-с-с! — раздалось шипение. Мегуми уклонился от холодного компресса, что соорудила для него Маки: полотенце, обёрнутое вокруг кусочков льда из морозилки. За отсутствие аптечки в ночном клубе, известном драками, кто-нибудь мог заслужить штраф. Но Юджи и Мегуми — терпеливые, немного зашуганные юноши, готовые принять любые унижения. (Перед тем как включить сочувствие и войти в роль хорошей старшей сестры, Маки вдоволь наругала сначала одного, потом другого; швырнула в них куртки, забытые на барном стуле; распугала всех присутствующих в туалете и позвонила менеджеру, чтобы рассказать о происшествии.) — Извини, — промямлил Юджи, убрал от носа Мегуми окровавленную салфетку и попробовал более нежно приложить компресс. Лёд таял, полотенце намокало, — Кровь больше не идёт. И нос вроде бы ровный. Ты легко отделался. Мегуми забрал салфетку, сложил её и вытер остатки крови чистым уголком, щурясь от крохотной боли и яркого зелёного света. — Он бил очень слабо. Я бы ударил его сильнее. — Прекрати, Мегуми. Вот блин. С виду кажется, что ты человек, который решает всё словами. Почему я постоянно забываю, что это не так. — Я решаю всё на словах с людьми, которые готовы их слушать. Он слушать никого не собирался. Да и не смог бы. — он говорил это медленно, растягивая каждое слово, будто оно было жвачкой, прилипшей к подошве. Изо рта слегка попахивало спиртом, но Мегуми держался хорошо. Буквально. Держался за края раковины, дабы не упасть в приступе головокружения, а пятками упирался в пол, — Ты злишься на меня? — Не знаю. Наверное. Да. — Юджи лукавил. Он точно не злился на Мегуми и точно злился на себя. Гнев и злобу он верил, что похоронил рядом с братом, но вышло так, что эти эмоции ушли глубже не под воду, а в него самого. И принялись жрать, жрать, жрать… — Просто ну кто тебя просил это делать? Рыцарь в сияющих доспехах. — Я же не мог просто стоять и смотреть. — Ну, никто бы тебя за это не винил. Да и я бы справился сам. Там громко играла музыка, в толпе ничего не видно, поэтому плохо соображалось. Мне нужно было только быстрее сориентироваться. — Юджи согнул руку в локте, похвастался бицепсом, скрытым слоями одежды. — Силёнок-то у меня много. — Хорошо. Прости меня, Юджи, за то, что я опять спас тебя от мерзкого извращенца и не дал ему залезть в твои трусы. Ему бы не пришлось, будь Юджи внимательнее и смелее. Если бы он не ослабил бдительность и отреагировал на те тяжёлые прикосновения, Мегуми бы не унижался перед огромной толпой. Если бы Юджи использовал рефлексы, которые выработались после долгой жизни под одной крышей с монстром, то Мегуми бы не получил этот кривой удар и не сморкался кровью. Если бы не ошибки Юджи и его глупая беспомощность, Мегуми вообще не шатался бы здесь. Он ненавидел себя за то, что заставлял всех вокруг страдать и вынуждал их защищать его. Жалость. Юджи уверен, Мегуми испытывал к нему лишь жалость и давился виной за содеянное с Рёменом, поэтому так смотрел на него, поэтому так красиво улыбался. И согласился танцевать он тоже после того, как Юджи поведал свою грустную историю. Вежливость и алкоголь тогда вели Мегуми на танцпол, а не какие-либо чувства или просьба Юджи. Да. И от этого Юджи вдруг засмеялся. Какая нелепость! Бедный Мегуми успел поймать полотенце со льдом, прежде чем ему грозило упасть на грязный пол вонючей уборной. Юджи согнулся пополам от смеха, что сводил мышцы живота. Его трясло, слёзы поджидали выхода, а лёгкие готовились выпрыгнуть из горла. Остановиться не представлялось возможным; он даже не соображал до конца почему смеялся и с чего истерика началась. Кто-то, шатаясь, зашёл в туалет, хотел отлить. Юджи встретился с этим «кем-то» глазами, увидел скорченное в замешательстве лицо и под сопровождение звуков мочи, льющейся в писсуар, заржал пуще прежнего. — Юджи, — Мегуми положил руку на плечо Юджи, но тот её оттолкнул, — Юджи, — он хмыкнул, не знающий, подыграть несуществующей шутке или нет, — что такого я сказал? Всё размазывалось перед глазами. Юджи рвало истерикой, как рвало утренним рисом в том туалете на заправке. Хотелось, чтобы Мегуми его ударил. Перестал терпеть это представление, замахнулся и хорошенько вмазал, отыгрался на нём за то, во что Юджи впутал его. Дышать совсем стало трудно, Юджи упёрся предплечьем о разрисованную маркерами стену, потому что не был в состоянии полностью стоять на ногах. И последние крохотные смешки выбежали из груди, словно первые в жизни комки сигаретного дыма, застревающие в молодых, девственных лёгких, — с обжигающим свистом и давлением. Приглушённая музыка доносилась до них через щели вокруг хлипкой двери. — Фу, прости. Извини. — Юджи растёр капли слёз по ресницам и векам. — Становится смешно, когда ради кого-то типа меня вот так рискуют. Зачем? Ты перед кем-то решил покрасоваться, а? — он пихнул кулаком Мегуми в плечо, довольно переборщив с силой. Тот задел спиной помутневшее от грязи зеркало. — Или это всё алкоголь? Какой же я дурак, что повёл тебя туда. Ты же даже не хотел. Юджи вздрогнул, когда полотенце с чётким шлепком упало и распустилось, позволив льду разлететься по углам раковины. С непоколебимой решимостью и обидой Мегуми уставился на него, наперекор жгучему зелёному свету, — Хватит этого. Я не сделал ничего плохого. Точнее — плохо, что ничего не успел сделать! Домогались бы до меня, ты бы поступил точно так же! — спокойно, почти утешительно он добавил: — И даже не пытайся притвориться, будто не боялся. Твой брат пытался ощупать меня однажды, помню, как чуть в штаны не наложил. А у тебя руки после всего дрожат… — Постой, постой! Ему послышалось? — Мой брат… что? Пытался ощупать тебя? Когда? Когда он успел? — внутри закипала ярость, но её гасило отчаяние. — Забудь. Не надо было это вспоминать… Какая уже разница? — Для меня — огромная. Большая разница, Мегуми. Говори. — смысла так злиться на покойника не было, только если ненависть не поможет изгнать его из памяти… Сглотнув будто от боязни, Мегуми облизал нижнюю губу и рассказал: — Была какая-то проблема с ключом, я в номер попасть не мог. А он в это же время вышел в коридор и предложил помочь. Я отказался. Но он проигнорировал отказ, как-то обхватил меня за задницу, я уже не помню… Напрягая воспоминания о той кошмарной недели в мотеле, Юджи задался вопросом — «А не из-за этого ли Сукуна опоздал?» А потом вернулся слишком рано, сорвал побег Юджи и устроил избиение с добавкой изнасилования. Затем роковая ночь, очередное возвращение Сукуны, а не Рёмена, безостановочные речи о том, кому Юджи принадлежит. «Состроил уже глазки соседу?» И что означала эта фраза? Он запомнил её хорошо, потому что она смутила своей, казалось бы, беспочвенностью. Но если собрать всё вместе, получается незавершённый пазл, но с рисунком уже понятным: Сукуна ревновал. И эта ревность погубила его. Иначе быть не могло, ведь он не делал ничего без выгоды. Интересно. Значит, тогда он пытался отпугнуть Мегуми, и тому ничего страшного точно не грозило. — Юджи, — он вновь сконцентрировался на Мегуми, — только не терзай себя, ладно? — Забыли. Всё в прошлом. — твёрдо решил Юджи и попробовал ласково погладить Мегуми по плечу. — Я к тому, что… Не знаю, что там с тобой творили раньше, но прекрати отнекиваться от помощи — это моё условие. Ты не заслуживаешь всего того, что происходит, и я хочу защитить тебя, хотя буду честен, получается очень хуёво. — Лбом Мегуми приземлился на грудь Юджи, лишив того воздуха, и, точно молился на другом языке, что-то промямлил. Юджи похлопал его по спине, — Что ты сказал? Теперь острый подбородок Мегуми вонзился в середину груди, а пальцы нашли свой дом в шлёвках джинсов, как будто это остановит Юджи от побега, — Мне понравилось. Проводить время с тобой приятно. И мне нравится мысль, что, если всё будет нормально, мы проведём ещё уйму времени вместе. Я хочу узнать тебя получше. Хочу послушать, что не даёт тебе свободно дышать… — Всё, Мегуми, перестань. Чего тебя так с двух коктейлей разнесло? — От этих пьяных признаний росло желание плакать. Ему никогда не говорили ничего подобного. Глаза Мегуми держал закрытыми, но Юджи всё равно отвернулся, устремил взор на переполненную использованной туалетной бумагой и прочим мусорку, потом принялся разглядывать нанесённые на постаревшую плитку разноцветными маркерами надписи, строчки песен, выцветающие номера телефонов, и распылённые из баллончиков с краской рисунки и ругательства. — Меня не разнесло. Я трезвый. У меня отец алкоголик, я поэтому не пил почти раньше, вот и всё. — Трезвые люди никогда не говорят, что они трезвые. А тебя будто подменили. Атмосфера остывала. Треволнения широкими шагами уходили на второй план. В трубах жужжала вода. Через вытяжку из женской уборной вылетали хохот и беззаботные беседы. Мегуми, видно, в край подустал: непринуждённо обнял Юджи за талию, используя его как опору. В какой момент крепости, годами возводимые вокруг них, вот так просто разрушились? Почему Юджи остерегался всех, но только не Мегуми? Юджи смахнул чёлку, спадающую на ушибленный нос парня, и не лишал себя возможности полюбоваться тем, как забавно они дышали в унисон одним прелым воздухом: его грудь вздымалась вместе с обессиленным лицом Мегуми. И губы их находились в опасной близости. Расстояние между ними (либо ему чудилось, либо всё было взаправду) со следующими выдохами уменьшалось. — Ты что, засыпаешь? — вопрос прозвучал не громче воды, что образовалась на брошенном полотенце от подтаявших кусочков льда и утекала из раковины в сифон. — Угу. На секунду Юджи поверил в то, что они с большой вероятностью вот-вот поцелуются. Поцелуются? Ни тело, ни мысли не выказывали сопротивления, и это одновременно пугало и будоражило. Он осторожно провёл подушечкой пальца от виска Мегуми к изгибу челюсти, и молниеносно отдёрнул руку, как при ожоге, когда под ней расплылась тусклая улыбка. Глаза с поволокой выглядывали из-за длинных, пушистых ресниц, и человек, который за короткий период времени подобрался невозможно близко к душе Юджи, промолвил: — Говорил ли я, что тебе очень идёт розовый? Чтобы поцеловать его, Юджи хватило бы немного наклониться. Не очень-то романтичное место для такого — перепачканная самыми отвратительными человеческими отходами мужская уборная, да ещё и в клубе под названием «БЕЗДНА», но… И тут… Кровь! Алый ручеёк понёсся из правой ноздри прямиком ко рту. Юджи ахнул, оторвался от Мегуми и всучил тому мокрое полотенце. Несколько капель воды намочили обоим парням одежду. Стало быть, жить без ежеминутного Армагеддона они не способны, ведь стены затряслись и к ним ворвалась запыхавшаяся по какой-то причине Маки. — Вы ещё не умчались! Отлично! — она захлопнула дверь, — Сколько вам ехать до места назначения? — Э… Где-то около двух часов. — Юджи мысленно перепроверил: да, верно. Около двух часов. В разуме уже царила безумная путаница. — Не хотите остаться переночевать? Я работаю до утра, моя квартира сверху всё это время свободна. Вы могли бы отоспаться, чтобы утром добраться на свежую голову. И днём бар пустует — это отличная возможность отдохнуть. Нельзя садиться за руль после шока, а мне до сих пор так совестно из-за того, что с вами это произошло, хотя я знаю, что моей вины в этом нет, и вашей тоже! — Маки знатно потрепала эта ночь, как и остальных. Очки с фиолетовой оправой болтались на мятом воротнике рубашки, а причёска и лёгкий макияж, так сказать «вышли из берегов». — Ну? Отвести вас? Предложение Юджи расценил как странное и не думал соглашаться. Посадить Мегуми в тачку и доехать до дома не должно составить труда, но Маки так не считала. Так не считал и Мегуми. — Я согласен. — пробубнил он в полотенце, аккурат перед тем как Юджи хотел сообщить противоположное. — Люблю пользоваться привилегиями большой семьи Зенинов по полной. — Я давно уже не Зенин. — Да? А бейджик тебе не поверит. Юджи только после этих слов обратил внимание на белый прямоугольник, прицепленный к нагрудному карману такой же белой рубашки. В уборную зашёл какой-то мужчина, припудренный градусами. Он недоумённо врезался в Маки, которая, смахнув несуществующую грязь с плеча, сказала Юджи и Мегуми быстрее поднимать задницы и следовать за ней. Она вывела их через чёрный ход, располагающийся за углом островка с баром, на улицу, провела мимо мусорок к другой двери. (По пути Юджи споткнулся о мёртвую крысу. Благо сзади следовал Мегуми, который даже под лёгкой дымкой опьянения среагировал и поймал его за капюшон, и никто не пострадал.) Отперев тяжёлую железную дверь ключом, Маки вывалила на асфальт сноп надоедливого зелёного света. — Там большая кровать. Не смущайтесь, чувствуйте себя как дома. За постельное бельё тоже не волнуйтесь, я только сегодня утром его сменила, как знала… — пояснила она, пока они преодолевали винтовую лестницу. Маки работала с людьми. Возможно, она и создавала вид бестактного человека, но других ей отлично удавалось читать. Ну, по скудному впечатлению Юджи, — Юджи, если тебе не захочется спать, помни, я жду тебя внизу с бесплатным мороженым. Она ввела код на электронном замке и впустила их в квартиру. Из того, что позволяло им увидеть ночное сияние Сендая, попадающее внутрь через высокие окна, почти не спрятанные за шторами, Юджи различил не привычную в понимании среднестатистического японца квартиру-студию, а большое пространство, пол которого покрывал дорогой ковёр. Ни гэнкана тебе, ничего. Будто какая-то художественная студия, переделанная в место жительства. Вдалеке, прямо под окнами, вырезались очертания дивана и журнального столика, а по правую руку, у стены, как и обещала Маки — просторная кровать. Это всё, что Юджи успел разглядеть, и всё, что им требовалось. Вот так врываться в чужой дом, даже с разрешения, ему приходилось не по нраву. Маки шуточно пожелала им спокойной ночи и скрылась за закрытой дверью. Мегуми повалился на кровать, та проскрипела, выпустив в мир дух старья, и Юджи лишь тогда вспомнил про кровь и полотенце, которое, видимо, тот бросил в уборной. — Только не включай свет, — простонал Мегуми, — он меня раздражает. — Я и не собирался. — Юджи сел на краю кровати, окинул взглядом поглощённую темнотой фигуру Мегуми, — Будешь так спать? Мегуми задвигался, вкладывая в движения все свои оставшиеся силы. Начал раздеваться, — Нет, я буду спать нагишом. — нагло швырнул кеды и куртку на пол. Под черепной коробкой Юджи заскрипели шестерёнки. Ему пора привыкнуть к блестящему сарказму Мегуми, ведь то — дурацкая шутка, которая на него не сработает, потому что Юджи видел, что тот ни разу не спал голышом. Шутка же? — Шучу. — с серьёзностью отрезал он и забрался под одеяло прямо так, в уличной одежде. Зрение начало адаптироваться к темноте. Когда Мегуми замолчал, комната вдруг будто расширилась, а шум города за окном возросся. Пылинки кружились на ладонях Луны. Что-то в этом месте смущало Юджи; потом то ли выгоняло то ли наоборот — завлекало. Вдруг проснулась потребность курить. Он проверил карманы куртки, обернулся, — Мегуми отдыхал. Покой и одиночество ему не помешают. — Ты куда? — обеспокоенно прошептал Мегуми и, словно утопающий хватается за соломинку, поймал запястье Юджи. — Мне что-то совсем спать не хочется. И делить одну кровать неловко. Я пойду, поем мороженое, поболтаю с Маки, — несмотря на сказанное, Юджи не принял ни малейшей попытки встать с кровати или вырваться из хватки, точно не желал этого делать и ожидал, когда его отговорят. Курить тут же перехотелось. — А ты — поспи. После небольшой паузы хриплым голосом Мегуми произнёс: — Можешь хотя бы посидеть здесь недолго? Пока я не усну. Не хочу оставаться наедине с кошмарами. — И, чтобы окончательно сломить волю Юджи, он легонько, почти неощутимо погладил большим пальцем внутреннюю сторону запястья, как бы извиняясь за что-то. Ещё чуть-чуть и он бы нашёл пульс. Как Мегуми вмещал в себе столько нежности? Юджи не умел отказывать. — Да, конечно. Ладно. Простыни зашелестели. Мегуми распахнул одеяло и устроился у самой стены, открывая половину, на которой другой мог бы устроиться. Потёмки, окутавшие комнату, выступали отличными союзниками для Юджи, потому что, к его стыду, уши и щёки полыхали так сильно, что обязательно окрасились в бордовый. Как у маленькой девчонки при виде своего предмета воздыхания. Отвратительно. Мегуми лицезреть этого явно не стоило. Сбросив кеды и куртку, Юджи залез на кровать и уселся у её изголовья, вторую имеющуюся на кровати подушку положил под поясницу. А затем уставился в никуда, вообще не соображая, как вынести чувство комфорта и уюта, которое накрывало его с головой, смыв предыдущие ощущения. Удивительно — он утверждал, что делить постель будет неловко, но как только он оказался под одеялом, эта неловкость куда-то исчезла. Будто сидеть здесь и утешать Мегуми было естественным занятием. Таким же естественным, как недавняя попытка его поцеловать. — Может, рассказать тебе сказку? — Юджи хихикнул, подобрал колени к груди и сцепил на них руки в замок. — Или спеть колыбельную? — И как это? Приятно? — Что? — невинно поинтересовался Юджи. — Издеваться надо мной, — по игривой сонной интонации всякий бы понял, что Мегуми тоже шутил. — Думаешь, я несерьёзно? — Кто тебя знает. — Баю-баюшки-баю… Не остановишь меня? Мегуми весело хмыкнул. Юджи так нравилось вызывать у него смех, что от удовольствия сгибались пальцы на ногах. Какой стыд. — Меня всё устраивает, — зевнул Мегуми. Юджи прокашлялся, — Баю-баюшки-баю… Не знаю слов я у-лю-лю. — Ты настоящий поэт. — Дедушка никогда не пел мне колыбельных. Так что я ни одну не знаю. Простыни снова зашелестели, когда Мегуми зарылся носом в подушку поудобнее, готовясь ко сну. Силы разговаривать у него уже явно отсутствовали, но он выдавил: — Интересно. Юджи тоже уселся поудобнее, немного съехал вниз вдоль изголовья кровати, натянул одеяло повыше, только усердно и почти вслепую следя, чтобы одеяло не помешало Мегуми, ведь добыть в такой период покой — настоящее достижение, а тревожить его — настоящее преступление. Конечно, не такое страшное преступление, как случайное убийство. — Ага. Он сказки мне читал. Не помню, правда, о чём. Но книги эти, наверное, до сих пор где-то в доме хранятся. Купаясь в тишине и наслаждаясь обнадёживающей мелодией чужого дыхания, Юджи не мог отделаться от чувства, что в этой комнате находился кто-то ещё. Кто-то исполинских размеров; какой-то монстр, загоняющий человека в пропасть экзистенциального ужаса; невообразимое существо, демон из тьмы. И вот Юджи опять в шкуре ребёнка. Он снова закрывается в ванной, встаёт перед зеркалом и выключает свет. И смотрит, смотрит, смотрит через тьму на отражение светящихся глазных яблок. Грудь вздымается от скорости, с которой он жадно глотает кислород. –Ты уже спишь? Мегуми издал горлом звуки, означающие отрицательный ответ. Юджи принял это за знак продолжать поток речи. — Я, кстати, боялся темноты в детстве. Очень сильно. Так сильно, что засыпал, сжимая костлявую руку дедушки и не отводя взгляда от неё. Мой мозг умел придумывать разное: посмотрю в тёмный угол — различаю силуэт человека, на стул с вещами — так там точно развалился демон, на приоткрытую дверцу шкафа — оттуда скоро кто-то выпрыгнет. Иногда из-за этого у меня не получалось уснуть чуть ли не до самого утра. Ночники не помогали, они наоборот порождали тени, которые извивались в новые формы и фигуры; помогло только присутствие дедушки. — Он покосился на комнату. Её самую дальнюю часть, куда не попадала ни частичка освещения, в полумраке просто невозможно было разглядеть, как ни старайся. — Порой он засыпал, сидя на стуле или в кровати рядом со мной. А утром вставал и отправлялся на смену, ведь чтобы содержать двух детей пенсии не хватало. Короче, мне было невообразимо стыдно. Ещё и пожарным хотел быть! Это же трагедия была осознать, что без избавления от страхов мечты я не достигну. Я рассказал о своей проблеме однокласснику, он предложил гениальную идею — столкнуться со своим страхом лицом к лицу. И вскоре действительно ужас перед тьмой постепенно рассеялся. Дедушке больше не приходилось укладывать меня спать, и он начал высыпаться. Юджи поймал себя на том, что разгорячился от монолога о прошлом, снизил громкость своего голоса и перешёл на шёпот. Если Мегуми не шевелился и не пытался комментировать, значит, он уже засыпал, и настало время для откровений, которые Юджи раньше некому было вывалить. Спящий или мёртвый человек — лучший слушатель для тех, кто перед честностью раним. — Я… Столько лет прошло, а я безумно по нему скучаю. Невыносимо даже. Часто думаю о нём, о его словах. Дедушка не отличался нежностью, обнимал и целовал меня в особых случаях. Наверно, хотел воспитать настоящего мужчину или готовил к тому, что скоро уйдёт. Однако, он — единственный человек, который, я уверен, любил меня. Свет из окна задерживался на спине Юджи и отбрасывал тень, рисующую тёмный силуэт на кровати, где дремал Мегуми, лёжа на животе и подперев руками подушку. «Нужно будет зашторить окна, ведь иначе, когда я уйду, сияние Луны и города разбудят тебя.» — заметил Юджи и продолжил: — Твоя сестра для тебя, наверное, играет ту же роль. Ты сказал, что веришь, что если позвонишь ей, она ответит. Со мной происходило то же самое. После смерти дедушки я точно несколько раз окликал его в пустом доме, он не отзывался, тогда я шёл в его спальню, чтобы проверить, почему этот наглый старик так со мной играет. Приходил, а там — никого и лишь сквозняк. Юджи прижался ухом к своему плечу, и долго сторожил покой Мегуми, параллельно размышляя о всём, с чем они столкнулись за эти дни. Пугающе резко Мегуми вздрогнул, его рука забегала по одеялу, зрачки под веками бросались из стороны в сторону, будто кого-то искали, лоб прорезали морщины. Юджи с трудом разлепил веки, вскрикнул, когда рука сжала его за бедро, но не сумела ухватиться и полезла к колену. Он спрыгнул с кровати, взял подушку, которую подкладывал себе под спину, и сунул её Мегуми в лицо. Неловко. Ужасно неловко. Мегуми обнял подушку обеими руками, свернулся калачиком под одеялом и тихо извергал из себя галиматью. Что за сны его пытали? Юджи опустился коленями на холодный пол, грудью опёрся о матрас и, в абсолютной растерянности, осторожно погладил Мегуми по голове. Погладил один раз, второй, третий. С каждым разом он забирал от него по горсточки кошмара. Удивительно, каким беспомощным и маленьким может показаться взрослый парень, убивший амбала только благодаря огромной моральной и физической силе, под воздействием страшных сновидений. Теперь Юджи имел хотя бы небольшое представление о том, как именно Мегуми мучился. «Тебе снились сегодня кошмары?» «Да, но я проснулся раньше, чем захотелось кричать.» Как он успокоит Мегуми, если тот закричит от страха или боли? Всё личное и требующее бескрайней нежности взращивало в Юджи тревогу. В этом мире так много вещей, которым ему предстоит научиться… Вопрос, который тоже тревожил Юджи: Сколько времени прошло с того момента, как он закрыл глаза? Доверяя самоощущению, проспал он явно не десять минут. Он встал, надел и зашнуровал кеды, завесил массивными, дорогими шторами высокие окна, и добрался до выхода, полагаясь на ярко-зелёные линии, висящие по периметру двери. Ни намёка на рассвет за окном не было — хорошо это или плохо. Его зрение подверглось нападению агрессивных зелёных лучей, когда он вышел в коридор. Оглянувшись за плечо, Юджи метался между мыслями о том, чтобы не оставлять Мегуми одного и том, чтобы спуститься вниз и съесть вместе с мороженым своё бешено колотящееся в груди сердце. Да и где ему там спать, если Мегуми разлёгся посередине? Юджи захлопнул дверь. Пути назад нет. Он поднёс плечо к носу и поморщился от запаха пота, который пропитал его толстовку. Потом понял, что забыл внутри куртку, а вместе с ней и сигареты с зажигалкой. Код от двери он не запомнил. Простонав, он нехотя спустился вниз по ступеням винтовой лестницы.

***

— Сначала разбуди своего бойфренда и спроси, чего хочет он. Юджи закатил глаза, стараясь скинуть раздражение с плеч. Он оставил затею с выключателем и двинулся вперёд, чтобы распахнуть шторы. День обещал быть солнечным. Мегуми сразу закряхтел, как только Солнце пробралось внутрь и золотыми щупальцами ударило по лицу. — Ух, я смотрю, ночка была жаркой. — кинула Маки. Юджи не понял, почему она это произнесла, пока не увидел, что Мегуми лежал полураздетый. Торс ничем не прикрывался, лонгслив валялся на полу рядом с другими вещами. Юджи мысленно предположил, что ночью кошмары Мегуми навлекли на того невыносимый жар или лихорадку. Причёска была вишенкой на торте: на одном боку головы вырос колтун, на другом локоны торчали пиками, а волосы с макушки ниспадали на лоб. Юджи и Мегуми уже, естественно, свидетельствовали по утрам забавные ранения друг друга вроде ужасных причёсок и опухших век, которые дарил им сон, но это что-то новое. — Похмелья нет? — Нет, — с нескрываемым раздражением отрезал Мегуми, принимая сидячее положение. — Так вы останетесь или как? Юта сказал, что Маки обычно совсем не разговорчивая и не открытая, но Юджи она заболтала до чёртиков. Не то, чтобы он был против. Вовсе нет. Наверное, он ей понравился, и время они провели хорошо. Лучше, чем когда-либо за последнюю половину жизни. Он съел минимум килограмм мороженого, слушая её рассказы и сплетни посетителей, пытаясь сквозь поток этого шума добавить пару предложений от себя; не меньше пяти раз пересказывал историю пластырей на скулах и столько же отказывал девушкам в танце; в завершении наблюдал за медленным отливом людей из клуба. И всё, чего он желал после этой ночи — вернуться домой. — Хочу домой, — твёрдо произнёс Мегуми и посмотрел на Юджи так умоляюще, будто он мог отказать. — Ла-а-дно. Как соберётесь, жду вас внизу, чтобы попрощаться. — Ты в порядке? — удостоверился Юджи, когда Маки ушла. Самый худший вопрос, который он мог задать. — Сойдёт. Юджи сел рядом с ним. Доски скрипнули. Кровь в голове пульсировала. Ему нужно было кое в чем признаться. Вот он уже открыл рот, но Мегуми заговорил раньше. — Я вчера неоднократно поставил тебя в неловкое положение, извини. Ещё и бутылкой на того хрена замахнуться хотел… Ты всё-таки правильно поступил, что остановил меня. Мне вообще запрещено пить. С самого детства мой главный враг — алкоголь. Нельзя об этом забывать, — последнее предложение он сказал тише, скорее как напоминание для самого себя. — И ещё я трогал тебя, не спросив разрешения. За это тоже прости. И наговорил много лишнего. Я не хотел, знаешь, ну… Просто забудь об этом. — Спасибо. — Мегуми уставился на него, в глазах отразилось полное непонимание. — В смысле, это я должен извиняться, не ты! Я вёл себя как мудак, а ты не сделал ничего плохого! Ты же помог мне в очередной раз, а я только разозлился и устроил истерику, даже не поблагодарив. Но злился я не на тебя, а на всю ситуацию и мою реакцию на неё. Мне очень стыдно. Без тебя всё могло закончиться очень плохо. Спасибо и прошу прощения. Ты правда, можно сказать, во второй раз спас меня, рыцарь. — Юджи ободряюще толкнул другого локтём. Они замолкли на долгую минуту. — Раны не болят? — Мегуми показал пальцем на свою щеку. — Нет. Вроде нет. — отмахнулся Юджи. — А как поживает твой нос? Мегуми потрогал нос, — Вроде на месте. Юджи улыбнулся так широко, что ранки под пластырями дали о себе знать. — Каждая ночь интереснее другой.