Огненное сердце и ледяные руки

В тоннеле было темно, и единственным источником освещения были фары машин и грузовиков, движущихся в колонне друг за другом, но даже так Такемичи смог без труда разглядеть того, кто издал тот жуткий оглушающий рев, эхом отразившийся от сводов узкого прохода. Существо было похоже на большого крота. Крупное мохнатое тело, с темной жесткой шерстью, размером с грузовик, крепкие короткие лапы с гигантскими длинными когтями и большой розовый нос, быстро вдыхающий окружающий его аромат. Ханагаки замер на мгновение. По пещере вновь раздалось грозное рычание, после чего зверь кинулся прямо на них. И самым страшным был не размер напавшего на них животного — его скорость. Ведь каждый, кто хоть раз сталкивался с милыми зверьками в раннем детстве, знал: под землей кротам нет равных. — Все, газ на полную! — профессор выглядывает в окно и орёт во все горло, срывая голос до хрипа. Скалится и толкает рычаг вперед до тихого глухого стука, вжимая педаль в пол. Слышится скрип шин, грузовик заносит чуть влево, после чего он стремительно набирает скорость. Тоже делают и остальные машины. Однако громкий рев разъяренного зверя и топот его лап не удается перекрыть даже двигателям разогнавшихся до предела машин. Существо чертовски быстрое, и оно гонится за ними. Их машину безбожно трясёт. В какой-то момент ослабевший Чифую почти вываливается из кузова грузовика. Ханагаки лишь чудом ловит его за исхудавшую руку, тут же затягивая обратно. Собственные дрожат, а голова кружится от волнения. В себя его приводит сильный толчок под ребро. Профессор, рулящий одной рукой, пихает ему в руки дневник древнего и громко командует: — Ханагаки, следи за дорогой! Нужно быстро оторваться от этой чертовщины! Когда следующий поворот? — последние слова Такемичи расслышал с трудом: профессор вновь выглянул в окно и скомандовал остальным двигаться прямо за ними. Такемичи быстро открывает нужную страницу, судорожно ведёт пальцем по чернильному изображению и, найдя нужную часть лабиринта, поворачивает голову так сильно, что на секунду сводит мышцы. Он тихо шипит от тянущей боли и тут же, встряхивая головой, говорит профессору, стараясь перекричать гул работы надрывающихся двигателей: — Через пятьдесят метров резкий поворот направо под углом в двадцать градусов! — профессор кивает и снова обращается к колонне, высовываясь из окна: — Пятьдесят метров и направо! В ответ несколько коротких гудков: «Следуем за вами». Несколько мучительно долгих секунд, и пятьдесят метров пройдены — резкий поворот руля. Такемичи прижимает одной рукой Чифую к себе, а другой хватается за панель, зажмурив глаза, изо всех сил стараясь держаться. Их нещадно заносит: набранная скорость слишком большая для такого маневра. Повсюду маленькие мигающие белые точки от головокружения. Он вновь встряхивает головой и снова смотрит на карту в дневнике. Лингвист быстро скользит взглядом по изображению и тут же говорит напряженному профессору: — Следующий повор… Их оглушает громким хлопком, после чего в тоннеле становится поразительно светло. Ударная волна подкидывает Такемичи, почти выбрасывая его вперёд: на месте он удержался только благодаря крепкой хватке профессора. Ханагаки придвигается ближе к Мацуно, и они вдвоем выглядывают в окно. Какой ужас… Они все ещё неслись на всех парах, но Такемичи все равно успел все рассмотреть. На месте поворота были горящие обломки грузовика, замыкающего колонну. Возможно, из-за слишком большой скорости водитель не справился с управлением, и его занесло. Возможно, зверь все-таки догнал замыкающую колонну машину и толкнул машину в стену. Ханагаки не знает. Но результат… Грузовик взорвался, столкнувшись с гранитной плитой. Металл был покорёжен большой температурой, форма кузова изогнулась от удара, а водитель… Такемичи только чудом сумел удержать рвотный позыв. Он зажмурился и уткнулся лицом в макушку друга, стараясь прогнать эту ужасную картину из своей головы. Мужчина увидел лишь фрагмент руки человека, вывалявшейся из кабины перевернувшегося грузовика, но то, в каком состоянии она была… Ужасающая смерть… Неестественно вывернутая, с обгоревшей плотью и торчащей костью. Ханагаки отстранился, судорожно вздохнул и, притянув к себе такого же шокированного Мацуно под бок, втянул его обратно в кабину. Профессор смотрел вперёд, хмурясь и поджимая губы. Он тоже все понял. Лингвист сглотнул и подал голос: — Можно сбросить скорость… Из-за огня от взрыва зверь не может пройти дальше: он нас больше не преследует. — Шиба вновь выглядывает в окно и командует: — Сбавить скорость. Колонна медленно останавливается. Они отъехали достаточно далеко, но место, где только что оборвалась жизнь одного из них… Всё ещё горящим факелом мелькало в самом конце. Мужчины идут к грузовику профессора. На них нет лиц. Некоторые также, как Такемичи, едва ли способны говорить: вид обезображенного тела до сих пор стоял перед глазами. Первым голос подает Ран. Он закидывает руку на плечо брата и прижимает к своему боку несопротивляющееся тело. По его лицу не понятно, кому больше нужна была поддержка: ему, кто не в силах успокоить нервную дрожь в руках, или картографу, что даже не может поднять на присутствующих взгляд. — Я… Я даже не знаю, что должен спросить первым. Кто был в том грузовике? Сколько пострадало людей? Может, отстало ли окончательно от нас это существо? — на лице ни тени привычной игривой улыбки — только поджатые губы и нахмуренные брови. Отвечает ему на вопросы Инупи, рядом с которым стоит трясущийся Коко. Рука оценщика слегка поднята вверх в желании схватиться за пальто наемника. Между ними всего несколько сантиметров, но Хаджиме не в силах преодолеть последние. Трусость, растерянность или шок — Мацуно не знает и не хочет думать об этом. Сейчас не время. Голос Инуи четкий и поставленный: — Он был позади нас. В грузовике было двое: один из механиков и помощник-медбрат Кисаки. Вели они грузовик с медицинским оборудованием и лекарствами… За него продолжил Тетта. Его лицо было спокойным, но неестественно бледным: даже врача потрясло это ужасное происшествие: — Иными словами: мы лишились возможности лечиться. Все опустили взгляд. Ужас, сковавший тело, мешал думать. Что, если животное вскоре вернется? Если кто-то из них будет тяжело ранен? Сколько человек вообще доберется до города? — Собрались. — грозный твердый голос профессора был подобен выстрелу в тишине. — Нельзя долго оставаться на месте. Кто знает, с какой скоростью эта тварь роет тоннели… Надо убираться отсюда. — Все смиренно кивнули. Сил не было… Голос подал молчавший до этого Санзу: — Если этот зверь роет тоннели с такой же скоростью, с какой делает это садовый крот, на которого он похож, то у нас проблемы. Надо найти другой путь. — он не привычно для себя мялся и будто спешил куда-то. «К Торе» — понял Такемичи. Раз он выглядит лишь слегка нервозным, значит с механиком все относительно в порядке. Ханагаки тихо выдохнул. Неожиданное решение предложил геолог: — Может, нам отклонится от пути? Есть на карте что-то рядом с лабиринтом? — профессор, кажется, поддерживая странную идею, вопросительно смотрит на лингвиста. Чифую подает ему дневник и слегка облокачивается на тело друга: ему было тяжело стоять. Заметив это, океанолог протягивает руку и прижимает тело искусствоведа к своем боку, аккуратно приобнимая за плечи. Мацуно смотрит наверх: серьезное выражение лица и твердость. Чифую прикрывает глаза — что не говори, а старший брат из Рана хороший. Немного успокоившийся Риндо, руки которого уже не так сильно стягивают ткань рубашки старшего Хайтани, подтверждают это. Такемичи тем временем открывает нужную страницу фолианта и скользит взглядом по древней карте, задумчиво выстукивая простенький ритм на корешке книги. — Мы сейчас в самом начале лабиринта, поэтому… На самом деле есть другой путь. Вернее… Это другая часть лабиринта. Эту часть, наверное, можно назвать частью с ловушками, а вторую «Ледяным лабиринтом». В заметках сказано, что любой, чьи помыслы и сердце чисты, может прийти в столицу. Иными словами, возможно, проходящим испытание давали выбор: ловушки или холод… — Ханагаки говорил медленно и вдумчиво, словно пытаясь анализировать по ходу сказанное. Голос вновь подал Ран: — Я океанолог, а не биолог, и тем не менее могу сказать: любая тварь, какого бы вида она не была, не будет менять свою зону обитания, если в ней есть все условия для комфортного существования ее самой и ее потомства. — Хайтани временами кидал обеспокоенные взгляды на младшего брата и, заметив, что тому стало лучше, успокоился и сам, полностью погружаясь в обсуждение. — То есть, если мы решим перейти в соседнюю часть лабиринта, это животное не последует за нами. Коко, стоящий неподалеку от Такемичи, заглянул тому через плечо и быстро пробежавшись взглядом по другой части запутанных проходов, задумчиво посмотрел на профессора: — У нас есть прямой путь, указанный на карте, которой идет через эту часть лабиринта. Если я правильно помню, нам рассчитали время в пути в районе двух дней, верно? — лингвист кивнул. — Сейчас же мы пытаемся найти альтернативный путь через заледенелую землю. В таком случае, сколько нам понадобится времени, чтобы прийти в конечный пункт? Отвечает наконец полностью успокоившийся Риндо. Он поправляет немного съехавшие на переносицу очки и поднимает взгляд на мужчин. Выпрямляется, но руку брата с плеча не скидывает. Он забирает из рук республиканского ученого дневник, быстро сканирует карту взглядом и оглашает свой вердикт: — Есть возможность перейти в ледяную часть лабиринта, если мы повернем направо через несколько километров. В таком случае, нам придется двигаться по заледенелой земле около пяти дней. Это если условия идеальные. Но практика сильно отличается от теории. Льды, в отличие от твердых пород, гораздо более подвижные: исключая банальнейшую возможность заблудится из-за расхождения карты с реальным расположением ледников, есть вероятность того, что потребуется бурить лед, что может прибавить нам ещё день пути. В ледяном лабиринте, которой находится на глубине десятка километров от уровня моря будет просто невероятно холодно. Поэтому… Профессор смотрит внимательно и уточняет: — Поэтому прямо сейчас мы выбираем, от чего мы умрем — от когтей невероятно быстрой твари или от того, что кровь буквально застынет в жилах? — несколько мужчин невесело усмехаются, а кто-то прикрывает глаза в надежде успокоится. Шиба смотрит на каждого: — Где шанс выжить больше? Как не странно, отвечают ему не ученые — наемники. Почти одновременно они отвечают: — Ледяной лабиринт. Следует закономерный вопрос: — Почему? Ответить Санзу предоставляет Инупи. Мужчина переступает с ноги на ногу, опираясь носком изящных туфель на маленький выступ и говорит: — Потому что вероятность того, что мы сможем умертвить это животное не больше двадцати процентов. — на поднятую в сомнение бровь Шибы ответил уже Санзу. — Учитывая габариты напавшего, его можно убить только из ракетницы. После нападения Левиафана и эвакуации, таких у нас осталось только две. То есть, мы можем расположить их только в двух местах. Наиболее логичными местами будут начало и конец колонны. Но вероятность того, что это животное не пойдёт по уже прорытому тоннелю, а просто выроет новый для нападения, довольно высока, а значит — под ударом окажется середина колонны. Даже, если рассчитать так, что мы мгновенно среагируем на появление животного, требуется время, чтобы подготовить ракетницу для выстрела и добежать к месту нападения. Иными словами, даже самая минимальная жертва — это около десяти человек. Прибавляем к этим обстоятельствам то, что теперь мы не можем рассчитывать практически ни на какую медицинскую помощь, кроме обработки ран оставшимся спиртом. Инупи согласно кивает и продолжает: — Если же мы берем Ледяной лабиринт, то опасность кроется в низкой температуре и возможных сильных изменениях ландшафта. Однако здесь у нас гораздо больше шансов: у каждого члена экипажа подготовлен утепленный костюм для пребывания в месте с низкими температурами и высокой влажностью, и поскольку большая часть экспедиции погибла. — наемник произнес эти слова ровно, но кулаки его крепко сжались: каким бы сильным не был человек, всегда невероятно сложно и больно говорить о потере боевых товарищей. — Мы сможем расходовать заготовленную провизию в больших количествах, тем самым поддерживая постоянную высокую температуру тела. Единственной проблемой остается сам путь. Есть предложение: мы можем попробовать двигаться вдоль границы двух частей лабиринта. Это возможно? Все внимание перешло к картографу, все ещё держащему в руках древний фолиант. Хайтани задумчиво пожевал губу и медленно ответил: — Скорее да, чем нет. Однако в нескольких местах есть очень толстые стены: тут все зависит от того, справится ли наш бур… Профессор окликнул механика: — Мучо? Грузный мужчина надел гогглы и посмотрел в карту. Минуту и раздается хриплый прокуренный голос: — Без проблем. Насколько я могу судить, бурение самой толстой займет не больше часа. Кто-то облегченно выдохнул. Вновь послышался голос профессора. — Поступим так. Сейчас устанавливаем две ракетницы в начале и конце колонны. Едем несколько километров и сворачиваем в сторону ледников. Всем ясно? — он дожидается кивков, а после продолжает. — Со мной в начале поедет Ханагаки и Инупи. Санзу, ты в дальнюю машину. — наемники поочередно идут на свои места. — Выдвигаемся. Остальные следуют их примеру. Ханагаки хочет подойти к лучшему другу, но того прямо из объятий океанолога уводит оценщик: «Обмен напарниками». Такемичи взглядом спрашивает Чифую, все ли хорошо, и дождавшись устало кивка следует к грузовику профессора. Он вновь занимает свое место по середине кабины. В этот раз место справа от него занимает Сейшу. Он выше и крупнее Мацуно, а уж сейчас, когда друг так сильно исхудал от стресса, это ощущается ещё сильнее. Мужчина занимает удобное положение и устанавливает ракетницу, закрепляя её за край рамы. Становится ещё теснее, но республиканский ученый не жалуется — его задача периодически смотреть в карту и направлять остальных, а для этого места много не нужно. Он только надеялся, что Мацуно будет комфортно: все-таки он не знал, в каком грузовике поедет лучший друг. Мацуно не жаловался. Он занял место наемника в грузовике, который шел третьим с начала. Это был грузовик с матрасами для палаток и утепленной одеждой. Вел его неизвестный ему солдат: республиканский ученый видел его пару раз, и тот даже представился ему, но мужчина при всем желании не смог бы вспомнить его имя. Солдат был в кабине, а его самого Коко увел в кузов. Там они сели на сложенные в угол матрасы: оценщик прислонился к спине и притянул его тело к груди, посадив между ног. Первое время не было ничего необычного. Мужчина просто мягко поглаживал его ладони, иногда сжимал, чтобы согреть. В какой-то момент Чифую, разморенный мягкими прикосновениями и мерным стуком колес грузовика, почти провалился в дрему, однако, едва прикрыв глаза, тут же широко распахнул их, почувствовав прикосновения на своей шее. Мягкое касание и горячее дыхание: Коко целовал его. Старший подождал пару секунд и обрадованный тем, что Мацуно сразу не кинулся на него с кулаками, развернул его к себе лицом, тут же впиваясь в мягкие губы. Поцелуй не был грубым, но и нежным его не назовёшь. Коконой проходился с нажимом по талии парня, скрытой несколькими слоями одежды, тянул к себе и жадно сминал чужие губы. Он уже хотел проникнуть языком в чужой рот, но… Оценщик с шипением отстраняется и смотрит наигранно обиженно: — Котёночек, во время поцелуя зубки нужно прятать. Но не волнуйся, я не злюсь. — он вновь попытался притянуть младшего к себе, но наткнулся только на выставленную вперед ладонь и серьезный взгляд усталых изумрудных глаз. Игривого настроения как не бывало. — Хорошо-хорошо, я… — мужчина хотел пересадить младшего со своих коленей, но тот крепко сжал своими ногами бедра мужчину. Его выражение лица не оставляло сомнений — их ждёт серьезный разговор. Коко заранее знает — ему он не понравится. — Мы погорим. — как и ожидалось. — Ты расскажешь мне все. — не вопрос. Его просто поставили перед фактом. Брюнет тяжело вздыхает и нехотя соглашается: — Хорошо. Мацуно удовлетворенно кивает и чуть расслабляется. — Почему ты меня поцеловал? — Мужчина удивленно округляет глаза, а потом тихо смеется: — Потому что захотел? — вопрос на вопрос. Игривое поведение всегда было его лучшей защитной реакцией — никто не мог понять, что же скрывается в мыслях мужчины, когда на его лице была хитрая ухмылка. Никто. До этого момента. — Я спрашиваю, почему ты поцеловал меня, когда мужчина, которого ты искренне любишь, находится рядом с тобой? — Хаджиме хмурится. Вот теперь точно не до смеха. Он смотрит в глаза напротив и понимает, что ему не дадут соврать. Он сам согласился — сам виноват. Он отводит взгляд и от напряжения сжимает ладони на чужой талии сильнее. — Потому что тот, кого я люблю больше всего на свете, никогда не примет меня. Мацуно перестает хмуриться, кладет исхудавшую ладонь на щеку уставшего мужчины и мягко шепчет только для него: — Почему? Старший кладёт поверх его ладони свою и, повернув лицо чуть вбок, мягко целует худые пальцы. Не играет, дает себе немного времени для ответа — понимает Чифую, поэтому руку не отнимает: терпеливо ждет. Коко тяжело вздыхает и, притянув тело младшего к себе, обнимает изо всех сил, утыкаясь лицом в его макушку. Он начинает свой рассказ: — Родителей и сестру Инупи убили. Убили жестоко, измываясь над несчастными. А он, ещё совсем маленький и слабый, был там: спал на втором этаже, пока внизу безжалостный убийца глумился над его семьей. Я узнал об этом на следующий день. Бежал в больницу изо всех ног. Там меня встретили полицейские, органы опеки и мой лучший друг, половина лица которого была спрятана за бинтами. Я любил его и знал лучше всех, но с того дня… Это был другой человек. Отныне он жил ради мести. И как бы я не старался отговорить его, сколько бы не говорил про его родителей, про Акане, как бы сильно не умолял оставить это в прошлом, он меня не слушал. А в один день и вовсе… Этот дурак решил, что я любил его сестру, поэтому так отчаянно цеплялся за её имя в наших разговорах. А я… Я… Я просто был готов на что угодно, лишь бы он остановился. Просто позволил взять себя за руку и быть рядом… Коко в отчаянии откинул голову назад, ударяясь затылком о железную стену кузова. Голос его был надломленный — словно рык раненного животного: — А сейчас этот безжалостный придурок, который носит лакированные шпильки вместе с костюмом наемника, мечтает однажды проткнуть ими глаза убийцы, точно также, как сделал тот с его отцом. Мацуно несмело прерывает его: — У убийцы были женские туфли на ногах? Хаджиме болезненно улыбается: — Да. В тот день он, как умалишённый описывал тут пару обуви. Я… — он не договаривает: у него просто нет сил. Оценщик устало прикрывает глаза, но тут же удивленно их распахивает. Мацуно целует его. Положив вторую ладонь на острую скулу, мягко прикасается своими губами к его. Коко неверующе смотрит на закрытые глаза со светлыми ресницами и отвечает на поцелуй. Целует жадно, напористо. Но жадность эта не страстная — отчаянная. Такая грустная и нуждающаяся. Мацуно отстраняется первым: — Это не мое желание развлечься. Это мое желание согреть тебя. — глаза — глубокий изумрудный с голубыми крапинками — сейчас смотрят с нежностью и лаской. Так, что у старшего садиться голос: — Почему? Мацуно поглаживает острую скулу кончиком большого пальца: — Потому что человек, который всю жизнь оберегает возлюбленного, который все это время находится рядом с ним, не может быть плохим. Ты слишком долго копил в себе эту боль… Ты хороший человек, Коко, ты нравишься мне, как друг, поэтому я помогу. Что ты хочешь получить? — он ласково шепчет, не отворачиваясь от лица Хаджиме не на минуту. «Я здесь, я помогу». — вот, что говорят его глаза. Старший гулко сглатывает и севшим голосом, приближаясь к лицу искусствоведа, говорит: — Сострадания… Мацуно кивает, соединяя их губы. В этот раз они не спешат. Поцелуй щемяще нежный и аккуратный. Чифую мягко перебирает длинные пряди на затылке старшего и потирается кончиком носа о чужой, ловя каждый вздох мужчины. Так долго, все эти годы этот сильный мужчина смотрел, как человек, которому отдано его сердце, сходит с ума, лишает их обоих права на счастья. Он смотрел и все, что мог сделать, — просто быть рядом, не сводя взгляда с их общего ада. Трепетный поцелуй и тепло рук, любовно обнимающих лицо — всё, что мог дать Мацуно этому мужчине. Этого безбожно мало, но хотя бы так он хочет облегчить его ношу. Когда язык старшего проникает в его рот, а ладони вжимают его тело в тело оценщика, он только тихо вздыхает, изо всех сил обнимая мужчину. Он правда хочет помочь, какими бы отчаянными не были прикосновения Коконоя. Инупи же думал о другом. Несмотря на то, что с того момента, как они тронулись, было тихо, и ничего не предвещало нападение, наемник не сводил пристального взгляда с дороги, иногда смотря по сторонам, оценивая на глаз расстояние для маневра. — Через тридцать метров поворот налево. — профессор понятливо кивает и переключат передачу. Сейшу тихо выдыхает и переводит взгляд на республиканского ученого, который после сказанного сразу перевернул страницу. На только что открытой была написана легенда о Боге исчезнувшей столицы. Наёмник удивленно приподнял брови: — Перечитываешь легенду? — Ханагаки перевёл рассеянный взгляд на мужчину. Кажется, младший слишком глубоко ушёл в себя. — А? Это? Так… Просто хотел ещё раз прочитать, вот и всё. Блондин пожал плечами и вновь перевёл взгляд на дорогу, возвращая все свое внимание тоннелю. Такемичи же вновь вернулся к книге. Он не мог сказать правду — его бы просто посчитали сумасшедшим. И всё же… Он мог, даже не глядя, говорить, куда им двигаться дальше. Он знал. Чувствовал. Словно бы в том сне он и Дракон связали себя не рушимыми узами. Он чувствует его взгляд на себе, слышит тихое рычание и ощущает его присутствие. Это невозможно. Драконов не существует. Это не больше, чем легенды и мифы древних. Но… Но он все равно верит, что вперёд его ведут обсидиановые глаза древнего могущественного существа. Оставшиеся несколько сотен метров они преодолевают за пять минут. Такемичи велит им остановится и ещё раз перепроверяет данные на карте: — Здесь нужно повернуть направо. Через пятьдесят метров будет тупик, который служит перегородкой между частями лабиринта. — Шиба кивает и вылазит из кабины. Ханагаки следует за ним, а Инупи остаётся на месте. Опасность все ещё есть. В этот раз мужчины собираются гораздо быстрее, поэтому профессор не медлит, а сразу преступает к делу: — Сейчас мы проедем чуть вперед, чтобы бур смог повернуть. Ханма, Мучо, пока идите осмотритесь. Геолог манерно кланяется и закидывает руку на плечо мужчины: — Будет сделано! Механик раздраженно скидывает его руку и молча идёт вперед. Шуджи только пожимает плечами и следует за ним. Все снова возвращаются к грузовикам. Несколько проезжает вперёд, открывая путь для бура. За руль садится Риндо. Он проезжает вперед и останавливает машину, когда до стены остается десять-пятнадцать метров. Сразу за ним следуют и другие машины. Последней заезжает грузовик с несколькими солдатами и Санзу: наемник все ещё в боевой готовности. Мучо докладывает: — Дайте нам пятнадцать минут, и проход будет готов. В этот раз геолог серьезен: — Двадцать. Это очень плотная горная порода: я изучал такие. Расстояние между молекулами достаточно маленькое. Риндо вторит: — Согласен с Ханмой. Изображение на карте показывает, что эта стена плотнее обычных перегородок в самой части лабиринта с ловушками. Шиба понятливо кивает и командует: — Начинайте. Дальше громкие звуки крошащегося камня и гигантского сверла перебивают мысли Такемичи. Он решает пока проверить остальных. Сначала мужчина хотел пойти к Чифую, но вдруг вспомнил про механика, только недавно вышедшего из комы и Санзу, который, как бы не волновался за возлюбленного, не мог оставить свой пост. Ханагаки направился к грузовику, на котором перевозили Казутору. Когда он, поднявшись по маленькой лестнице, перелез через перегородку и взглянул на мужчину, с удивлением обнаружил: он не один. Рядом с ним сидел Кисаки и растирал его руки. — Тетта? Мужчина встретился с ним взглядом, поправил пенсне, которые сползи на кончик носа, и вернулся к своему занятию: поглаживал чужую ладонь, проходясь с нажимом по бледной коже. Казутору машет ему свободной рукой и быстро опускает её: совсем нет сил. — Рад тебя видеть. Ханагаки отвечает ему тем же. — Я тоже. Думал составить тебе компанию, но… Его перебивает развеселившийся Ханемия: — Удивлен застать здесь Кисаки? Хочешь, открою секрет? — он переводит взгляд на доктора, но тот остается поглощён своим занятием, и Тора переводит взгляд обратно на Такемичи. — На самом деле он очень заботливый. Как бы этот грубиян не выражался, он всегда с особой тщательностью и осторожностью самолично следит за состоянием каждого пациента, даже если это небольшая рана. На этот раз врач все же обращает на них внимание. Он опускает руку и поднимается с места: — Я всего лишь выполняю свою работу, не более того. — Такемичи думал, что он выйдет из кузова, но Тетта прошел мимо него и сел у ног механика. Отогнул край одеяла, подвернул концы штанов и принялся разминать икры мужчины. На вопросительно-любопытный взгляд лингвиста Кисаки посильнее стискивает голень мужчины и, победно улыбнувшись на недовольное шипение, поясняет: — Из-за полного отсутствия физической нагрузки со временем могут образоваться пролежни. Чтобы их ликвидировать, необходимо все время проминать мышцы. Звучит, как нечто незначительное, но это не так. Самым тяжелым осложнением пролежня является сепсис — опасное для жизни состояние, при котором бактерии с током крови распространяются по организму, что может стать причиной полиорганной недостаточности и смерти больного. Кроме того, пролежень может привести к развитию флегмоны, гнойного артрита, контактного остеомиелита подлежащей кости и раневого миаза. Иными словами, поскольку сейчас единственное, что я могу сделать за неимением лекарств и оборудования, это промывание ран, лучше свести любые даже самые минимальные риски к минимуму. — голос его был серьезным и задумчивым. Настроение сразу поползло вниз. У механика, судя по закусанной губе, тоже. — Я… Я бы отдохнул. Давай поговорим позже, Такемичи. Хорошо? — взгляд у Ханемии не уставший — задумчивый и серьезный. Ханагаки кивает: — Конечно. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Приду вместе с Чифую попозже. Механик благодарно кивает и прикрывает глаза. Когда лингвист уходит, врач остается в кузове ухаживать за больным. За этим разговором и прошли двадцать минут. Стоило Такемичи подойти поближе к стене, как наконец-то послышался громкий стук и остатки стены пали: им открылся проход. Такемичи побежал вперед одним из первых. Метров двадцать от стены была часть такого же прохода, какие были в лабиринте с ловушками, вот только дальше все менялась. Ханагаки прошёл в глубь и вздрогнул. Температура резко упала, а на глаза попались первые ледяные сталагмиты. Грудь сковал холод, стало почти больно дышать, словно мороз забрался под самую кожу, втыкая в тело тысячи маленьких ледяных игл. Это было странно. Невозможно странно. Такой резкий перепад температур, словно бы они только что перешили невидимую границу, сдерживающую этот холод. — Зараза, холодно-то как! — кажется, на своей памяти Ханагаки впервые слышит, как Ран Хайтани, растеряв весь свой жеманный говор, привередливо ворчит. Это выглядит странно, но не отталкивает. Наоборот. Ран, зябко потирающий плечи на которых покоится только тонкая фланелевая рубашка и шмыгающий стремительно краснеющим носом, выглядит мило. Даже, можно сказать, по-домашнему. За ним следуют остальные. Минуту все осматриваются. Тишину нарушает тихий чих из уст наемника. Инупи потирает нос. Как всегда, голос Шибы, грозный и ровный, даже не смотря на холод: розовеющая кожа щёк не дает обмануться — ему тоже холодно. — Даю всем полчаса на переодевание и подготовку, а после выдвигаемся. Первым выдвигаются братья Хайтани: оказалось, Риндо тоже мороз не сильно жалует. За ним следом идут и Инупи в сопровождении почему-то растерянного Коко. Оценщик выглядит… Свободным? Словно бы сбросил с плеч неподъемный груз. Ханагаки удивленно смотрит этой паре вслед, но не зацикливается на этом. Возвращаются и профессор, говорящий с геологом и механиком. Самого его утягивают руки лучшего друга, у которого от холода дрожат губы. Такемичи бросает последний взгляд на ледяные шипы и следует за Мацуно к грузовикам с одеждой. Последний рубеж.